Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года
7
23234
|
Официальные извинения
968
97708
|
Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности
236
79071
ВЫЙТИ ЗА ПРЕДЕЛЫ «ДЕНЕЖНОЙ КАРТЫ» Читая Грамши сегодня. Разрозненные заметки об интеллектуалах и организации культуры 0
6114
Удовольствие, которое испытываешь и сегодня, читая Антонио Грамши[1], связано с теми не названными им открыто ценностями, которые он воплощал в своих работах и в своей жизни. В основе его рассуждений лежит идея прогресса как прогресса «человеческого», как постоянного совершенствования человека, возрастания его способности «понимать» общество, в котором он живёт, и в то же время совершенствовать его. Во всех своих трудах он идёт по надёжным, методологически безупречным путям, основанным на наблюдении и анализе явлений, фактов, отношений между людьми и социальными группами. Рассуждает, чтобы действовать. Одним словом, он описывает и комментирует факты, имея определённый замысел. Общество разделено на классы (по тактическим причинам и потому, что был вынужден опасаться своих тюремщиков, Грамши почти не употребляет этого слова, но очевидно, что он имеет в виду). Классы борются друг с другом за гегемонию и возможность управлять. И – здесь исток моего первого замечания – по мнению Грамши, классы находятся в равных начальных условиях. Между ними существует «соответствие». Они борются, зная, что каждый может победить и что только история решит, кто и на какое время займёт господствующие позиции. Конечно, мы знаем, что в разные моменты истории XIX и ХХ вв. буржуазия и пролетариат использовали в своей борьбе различные инструменты и что соотношение сил постоянно менялось то в одну, то в другую сторону. Материальная сила господствующих классов была превосходящей, т.к. у них имелось оружие, лучшая организация, они брали в свои руки инициативу быстрее и лучше, чем их противники. Появление революционной теории (марксизма) сильно повлияло на соотношение сил - оно изменило его в пользу пролетариата. Возникновение рабочих партий стало другим таким же решительным изменением: пролетариат начал самоорганизовываться. Это, в свою очередь также меняло соотношение сил. Очевидно, что в то время, когда жил Грамши, капиталистическая буржуазия была гораздо сильнее. Сам он писал свои работы в тюрьме, а в Италии тогда господствовал фашизм. Но в России, например, рабочий класс и крестьяне взяли власть во время Октябрьской революции. При жизни Грамши другая коммунистическая партия – и это было такое же исключение из правил, как и большевистская революция, – в течение примерно пятнадцати лет готовилась взять в свои руки власть в Китае. * * * Поле битвы повсюду было одно и то же, общее для обоих классов. И два основных класса, участвовавшие в этом противостоянии, поначалу находились в равных условиях, их силы были сравнимы. Моё первое замечание заключается в том, что впоследствии эта картина резко изменилась: борьба стала неравной. Обе борющиеся друг с другом силы, буржуазия и пролетариат, ставили перед собой задачу захватить власть (или удержать её), используя все доступные инструменты, прежде всего насилие (первенство в этом отношении принадлежало буржуазии). Но первенство принадлежало ей и в умении добиться консенсуса в обществе, то есть навязать свою гегемонию. Грамши с величайшим вниманием изучает, как буржуазия в собственных интересах создаёт вокруг себя согласие той части населения, которая «имеет вес», то есть интеллектуалов в широком смысле этого слова. И размышляет о том, возможна ли «гегемония» рабочего класса, альтернативная гегемонии буржуазии. Он пишет: «Одна из самых важных характеристик каждой группы, которые помогают достижению господства, - это борьба за привлечение на свою сторону и <идеологическое> завоевание традиционных интеллектуалов, привлечение на свою сторону и завоевание, которые тем быстрее и успешнее, чем больше данная группа одновременно создаёт своих собственных органических интеллектуалов» [3. P. 7].
Грамши говорит об интеллектуалах как о «приказчиках», которые «служат интересам господствующей группы, исполняют подчинённые функции, обслуживают социальную гегемонию и политическое руководство». То есть как об орудиях. Но, изучая английскую систему образования, он обнаружил, что оно «имеет своей целью не столько развивать ум или обогащать его широкими знаниями, сколько развить характер, создать аристократический класс, моральное превосходство которого инстинктивно чувствовалось и признавалось бы низшими классами» [3. P. 73]. Те, кто прошел такое обучение, были предназначены стать лидерами и в основном (кроме отдельных исключений) принадлежали к господствующим классам. Это был именно аристократический класс. Когда Грамши говорил об «органических» интеллектуалах, он размышлял о создании «рабочей интеллектуальной аристократии» как об условии захвата власти в том обществе, которое заключило его в тюрьму и впоследствии довело до смерти. Второе замечание: буржуазии, какой она была во времена Грамши, на протяжении ХХ в., больше нет. Заменивший ее гибрид не имеет больше замыслов воспитывать «интеллектуальный класс», который бы создавал «общественный консенсус» вокруг себя. В то же время рабочий класс, представлявший собой силу, способную выдвинуть альтернативу, был разрушен и уничтожен как сознательный класс. Все остальные классы – только фантазии и проекты. К этой теме я вернусь чуть позже. История Итальянской коммунистической партии (ИКП) очень точно отражена в приведенных выше рассуждениях и во всей фундаментальной работе Грамши «Тюремные тетради». ИКП следовала именно этим путем: она завоёвывала всё более широкие круги «традиционных» интеллектуалов, то есть интеллектуалов, являвшихся творением прежней Италии, создавая в то же время «собственных» интеллектуалов, которых Грамши называет «органическими», то есть происходящими из их собственного класса, к которому они принадлежат. Этим объясняется феномен самой большой коммунистической партии Запада, каковой ИКП была в период с конца Второй мировой войны до 1984 г. – года смерти Энрико Берлингуэра[2] (в некотором смысле можно сказать, что путь ИКП был прерван в 1978-м, когда похитили и убили Альдо Моро[3]). Хотел бы указать ещё на один чрезвычайно важный пункт. Грамши в зашифрованной форме обращается к собственному классу, но признаёт, что у тогдашнего соперничающего с ним класса (или классов) могло быть намерение «углубить и обогатить интеллект каждого индивидуума». То есть признаёт у врага те же «гуманистические» намерения, какими руководствуется он сам. Грамши сумел найти в своих рассуждениях такую высокую точку, что мог беспристрастно посмотреть на обоих противников и обнаружить общий для обоих пункт, общее намерение, потому что они, хотя и боролись, но действовали в одной и той же атмосфере «человеческого прогресса». Сегодняшняя ситуация очень далека от той картины. Условия борьбы «классов» изменились радикально, сразу и во многих отношениях. Важно задать самим себе вопрос, кто, почему, где и как добивался того, чтобы произошла эта радикальная перемена, в результате которой мы оказались в положении, когда сейчас, по прошествии около 90 лет, тогдашние заметки Грамши почти непонятны читателю. Так же важно понять, почему итальянская интеллигенция и лидеры рабочего класса (и социалисты, и католики) были лишены возможности оказать сопротивление и даже осознать, что происходит. После окончания Второй мировой войны и до конца 1970-х гг. существовали определенные правила борьбы, и они в основном соблюдались. В Италии шла жесточайшая классовая борьба, но она велась в рамках условий, сформированных Конституцией, принятой под воздействием антифашистского Сопротивления. Разумеется, соблюдение правил было лишь относительным. Предпринимались постоянные и систематические попытки обойти демократические законы: все принадлежащие к господствующим классам силы предпринимали эти попытки всякий раз, когда их власть оказывалась в опасности. Столкновения и компромиссы между борющимися сторонами сменяли друг друга. Было пролито много крови, и всегда она лилась в лагере рабочих. Происходило и внешнее вмешательство, которым руководили из-за океана. Оно началось сразу после того, как была принята демократическая Конституция, и привело к устранению членов ИКП из правительства, совпавшему с началом «холодной войны». Италия находилась в сфере влияния США. В Ялте решающей подписью Сталина были установлены границы этих сфер. Выйти за них было невозможно, и это сознавали сами лидеры Коммунистической партии, начиная с её бесспорного лидера Пальмиро Тольятти, автора «салернского поворота»[4] и «итальянского пути». Урок Грамши, однако, не был забыт. Вооружённое восстание исключалось из числа возможностей прихода к власти (думаю, для признания этого потребовалось незаурядное чувство реальности). Колоссальные усилия были направлены на другое – завоевание гегемонии мирными, конституционными средствами. Эти усилия стали возможны благодаря созданию массовой партии. И успех этого дела не только создавал консенсус во всё более широких массах рабочих, но и оказывал воздействие на широкие слои интеллектуалов. В течение тридцати с лишним лет, несмотря на Ялту, невозможно было исключить из жизни страны Коммунистическую партию и сотрудничавшие с ней организации. Удавалось поддерживать равновесие, хотя оно и было шатким. Существовало convention adex cludendum – «соглашение об исключении», направленное на то, чтобы не допускать коммунистов в правительство. Тем не менее, ИКП руководила тремя итальянскими областями постоянно, а остальными - попеременно с другими партиями. И оказывала влияние на принятие внутренних и международных политических решений разнообразными правительствами христианско-демократического большинства, сменявшими друг друга у власти на протяжении многих лет. В этих условиях одной из главных причин успеха коммунистов было именно то, что они завоевали гегемонию над широкими областями интеллектуальной жизни в Италии. Достаточно вспомнить роль, которую играли крупные издательские дома, например, «Эйнауди», «Бомпьяни», «Латерца». И влияние, которое марксистская и коммунистическая культура оказала на искусство кино (неореализм, итальянская комедия), итальянскую литературу, университетское образование, на научные исследования и школу. Влияние, которое распространялось, невзирая на постоянное сопротивление католической церкви, и это – в стране в значительной степени католической. * * * Сегодня от всего этого не осталось и следа. Картина изменилась до неузнаваемости. И тем действующим лицом, которое радикально изменило правила, снова оказалась Америка, уже превратившаяся в Империю со всеми вытекающими отсюда последствиями. ИКП, используя инструменты, предоставляемые либеральной демократией, гарантированные Конституцией, границы которой – благодаря тому, что компартия участвовала в её принятии, – были гораздо шире, чем границы либеральной демократии, стала слишком влиятельной и слишком приблизилась к власти и даже могла (и намеревалась) взять власть и управлять сама. По другую сторону океана и в Лондоне западные победители во Второй мировой войне уже начали наступление против коммунизма, в первую очередь – против Москвы, продолжавшееся весь период «холодной войны» вплоть до развала Советского Союза. Терпеть мирное наступление итальянских коммунистов они не желали. Это был бы опасный пример, а капитал никогда не проявляет никакой терпимости к опасным примерам. Стратегия напряжённости[5], начало которой положил теракт на пьяцца Фонтана[6] в декабре 1969 г., ознаменовал выход из границ «нормальной» политики и вступление на опасную почву терроризма. Эту смену «поля битвы» устроили американские спецслужбы. Терроризм, который был справедливо назван «государственным», потому что в нём наряду с ЦРУ участвовали итальянские спецслужбы, уже замешанные в операции «Гладио»[7], стал надёжным способом отдалить Итальянскую компартию от власти. Это продолжалось вплоть до похищения Альдо Моро и убийства пяти его охранников и последующего убийства самого лидера Христианско-демократической партии, что стало началом окончательного поражения. Было совершенно очевидно, что ИКП не имела никакого отношения к терроризму. Поэтому в Италии начался этап “false flags” («фальшивых флагов») - использования знамён противника, тщательно подделанных организаторами террора для маскировки собственных преступлений, выдаваемых за действия врага. Набирала обороты операция, которая в Италии получила название «Красные бригады». Очень немногие поняли тогда значение происходящего. Не поняла его и огромная по численности организация ИКП. Остаётся только задним числом констатировать могущество господствующих взглядов на события и способа широкого их распространения. Эти взгляды продолжают преобладать до сих пор и мешают даже интеллигентной и образованной части общества осознать, что и как на самом деле происходило в те дни. Последствия оказались разрушительными. Даже в самых многочисленных рядах демократов, в том числе и католических, наметились глубокие трещины и начался раскол. «Красная» версия стратегии напряжённости глубоко проникла в итальянское общественное мнение, даже в ряды левых сил (которых застали врасплох и которые, в конце концов, стали «чувствовать свою вину» под давлением СМИ, обвинявших их в том, что они не смогли застраховать себя от всякого рода неожиданностей). На самый широкий и сплочённый лагерь интеллектуалов-«прогрессистов» события подействовали точно так же. Началась быстрая и бурная «смена времени года», и самая предусмотрительная часть интеллигенции переметнулась от одного класса к другому. Это явилось следствием структурной слабости итальянских интеллектуальных кругов, которую так хорошо исследовал и раскрыл Грамши. Но также и следствием в полном смысле этого слова оккупации противником всех областей умственной деятельности, начиная с телевидения, газет, университетского образования. Грамшианская гегемония над «интеллектуальным пространством» страны после этого была сметена очень быстро. Не только ИКП, но и вообще никто из левых не понимал, что производится стратегический эксперимент, имеющий целью полное разрушение существующего порядка, сложившегося соотношения сил в интересах господствующих классов. В «Трёхсторонней комиссии», созданной Дэвидом Рокфеллером[8] в июле 1973 г., был изложен и обнародован откровенный проект снижения уровня демократии западных обществ, в главных чертах предсказывавший будущую необходимость совсем отказаться от канонов политического либерализма. Её «Доклад об управляемости демократий»[9] не был теоретическим размышлением, это была настоящая политическая программа, которую вознамерились воплотить в жизнь повсюду на Западе. Начиналось разрушение не только организаций рабочего класса, но и вообще всего того, что объединяет гражданское общество, и всей системы его демократической защиты. Объектами пристального «внимания» стали партии, профсоюзы, школы, университеты, телевизионные сети, газеты. Картина, которую мы видим сегодня, - результат этого проекта, достигнутый практически без сопротивления. Законы о мажоритарной выборной системе (подражающие англосаксонским) всё сильнее искажают саму суть народного представительства. Выборные органы подчинены организациям, которые всё меньше представляют общество и всё меньше выражают народную волю. Последовавшее затем разрушение Советского Союза нанесло смертельный удар мечте об альтернативе капитализму. СССР не был единственным возможным воплощением идей коммунизма. Но, несмотря на это, сотни миллионов людей на нашей планете видели и считали его таковым. Итальянский коммунизм очень отличался от советского, но разочарование и чувство бессилия распространилось среди тех, кто боролся за эти идеи по всей Европе. И очень скоро в центральные и периферийные руководящие круги проникла идея, что нужно урезать защиту интересов угнетенных классов, чтобы она ограничивалась рамками существующей реальности. Хотя это почти никогда не высказывалось вслух, сама эта невысказанная идея, предопределив поражение левых и отдав гегемонию в руки противника, повела к общему отступлению, вскоре завершившемуся окончательным поражением. * * * То, о чём я пишу, уже принадлежит истории. Мне лишь хотелось бы выявить подлинную причину понесенного поражения, очистить публичное пространство от болтовни на этот счет. В ней принимают участие и молодые люди, которые смирились со случившимся, не понимая (поскольку правдивая история этих событий никогда ещё не была обнародована) того, что многие из старших даже не заметили происходившего в то время. Значительная часть их с той поры продолжают голосовать за партии, плохо представляющие их интересы. Постепенный переход миллионов коммунистических избирателей от левых партий к правым, вплоть до нынешней Демократической партии, стал возможен именно из-за этого коллективного непонимания того, что происходило. Имело место и предательство руководителей, действовавших по правилу, о котором говорит старая китайская пословица, - что лучше подкупить полководца, чем посылать свою армию сражаться с его войском. Но то, что случилось, гораздо важнее и значительнее, чем жалкое предательство. Даже если бы предательства не было, поражение всё равно становилось неизбежным. Дело в том, что существовал целый идейный аппарат, который противник обрушил на левые силы, вынуждая их сдавать позиции перед лицом «технологических» изменений. Левые партии остались сражаться на том поле, на котором они родились и возмужали, не понимая, что поле битвы уже перенесено в другое место. Используя выражение Джованни Сартори, можно сказать, что все левые, включая Советскую Россию и «органических интеллектуалов», остались на территории “homo legens” - человека читающего, тогда как те, кто уже стали «хозяевами мира», переместились и перенесли своё оружие и снаряжение на территорию “homo videns” - человека, который смотрит. И подчинили себе всё это поле. Такой сдвиг произошёл не на какой-то одной географической территории. Это была общемировая культурная революция, которая полностью изменила даже значение привычных слов; изменила способ мыслить, потреблять, жить. Она сломала человеческое время и подчинила его времени машин, ставших нам необходимыми технических «костылей». Изменила сознание человека и создала виртуальную реальность, ставшую более могущественной, чем реальность «реальная». Это было изменение на антропологическом уровне, открывшее двери совершенно новому миру, в котором мы живём сейчас, будучи не в состоянии ни понять навязанных нам правил, ни оценить сокрушительные последствия появления этого мира. Не можем ни измерить всё увеличивающуюся скорость происходящих с ним перемен, ни изменить направления его развития, не предполагающие никакого вмешательства с нашей стороны - ни индивидуального, ни коллективного, и даже отторгающие его. Мы не знаем, как выйти из этого мира, уже ставшего для нас тюрьмой. У нас нет напильника, чтобы проделать себе ход к свободе. У нас нет никакого Грамши, способного анализировать существующую реальность. Я думаю, что один человек в любом случае не мог бы этого сделать. Нужно, чтобы возник новый «коллективный интеллектуал». Но, чтобы это стало возможно, нужна теория, которой ещё нет. Данные размышления – скромная и – отдаю себе в этом отчёт – отчаянная попытка заложить основы для никем ещё не предпринятых поисков решения этой проблемы. * * * Достойная восхищения интеллектуальная конструкция Грамши вся целиком принадлежала пространству «человека читающего», то есть человека рассуждающего, сознающего, способного контролировать своё знание. Пристальное внимание, с которым Грамши обрисовывал будущую реформу школы, - свидетельство того, какое важное значение он придавал образовательному процессу в деле воспитания свободного человека «как личности, способной думать, учиться, действовать и контролировать свои действия». Можно сказать, что противник изучил эти правила, чтобы вывернуть их наизнанку, и преуспел в этом намерении. «Образовательный принцип», о котором рассуждал Грамши, воспитание человека, способного участвовать в жизни государства, который готовится исполнять обязанности, связанные с управлением, опирался на рациональные идеи, предполагавшие воспитание индивидуума, способного «приспосабливаться к законам природы (…), чтобы управлять ею» и считать «общественные и государственные законы (…) плодами человеческой деятельности, которые установлены человеком и могут быть изменены человеком ради целей его коллективного развития» [3. P. 106]. Суровый взгляд светского мыслителя, идея «законного порядка, регулирующего правила человеческого общежития, порядка, который должен быть уважаем по добровольному согласию, а не только по указанию извне, по необходимости признанного и предлагаемого самим себе как свободный выбор, а не по чьему-то сверхъестественному принуждению». Молодых людей нужно «учить усваивать определённые привычки прилежности, аккуратности, физической собранности, психологической способности сосредоточиваться на определённых предметах, которые невозможно усвоить без механического повторения - дисциплинированного и методичного – определённых действий» [3. P.109]. При этом нужно помнить, что сознание человека, желающего стать образованным, - это «отражение той части гражданского общества, к которой принадлежит ребёнок или юноша, общественных отношений, которые завязываются в его семье, в его окружении, в его селении» [3. P.107]. Перед нами почти дословная цитата из Маркса, определявшего человека как «точку пересечения его общественных отношений». Но это недостаточное определение – правильное, но очень неполное. Человек – как доказывает всё наше рассуждение – несравнимо сложнее. На свете гораздо больше истинного, чем доказуемого. В силу того, что человек связан со всей экосистемой, часть которой он составляет, он не только «точка пересечения общественных отношений». И, значит, проблема, которую он собой представляет, - не только общественная и даже не только рациональная, но требует очень глубокого и разнопланового исследования, причём во многих отношениях в нем нельзя усмотреть ничего рационального. И образование человека не может оставлять в стороне всего этого. Исторический материализм сыграл жестокую шутку не только со своим изобретателем, но и с его последователями. Вытянув из мотка одну нить, они кончили тем, что стали полагать, будто в мотке имеется только одна нить, тогда как их там бесконечное множество. Если догматически и некритично подчинять «надстройку» «базису», это мешает проникнуть в «душу», где эта схема неприменима. Потому что человек есть нечто большее, чем «точка пересечения». Дорогу бессознательному открыл Зигмунд Фрейд. И не случайно, что в понимании этих проблем продвинулись значительно дальше не марксисты и не материалисты. Эти исследования восходят к 1928 году – году публикации в Соединённых Штатах книги «Пропаганда» Эдварда Бёрниса, племянника Фрейда. «С тех пор, - пишет Роберто Квалья в своей замечательной работе «Голливудизм», - прошло девяносто лет, во время которых эта наука[10], как и другие науки, развивалась с растущей быстротой, пока не достигла высот, недостижимых для непосвящённых, то есть для всех нас. Но они недостижимы также и для целых народов, чьи университеты её не изучают. Достаточно вспомнить, что вышеназванная книга Бёрниса, краеугольный камень современной науки о public relations и о манипуляции человеческими умами, была опубликована в Италии только через 80 лет – в 2008-м» [8. P.163]. Из этих исследований вытекает, что надстройка может приобрести такое значение, что способна менять базис. То есть базис, конечно, останется таким же, но он может быть стёрт из сознания человека настолько, что станет для этого человека невидимым. Эффект от таких манипуляций постепенно накапливается и приводит к явлениям массового «когнитивного диссонанса». То есть к состоянию, когда человеку не удаётся разобраться в противоречащих друг другу абсурдных интерпретациях событий, отрицающих то же самое, что они утверждают, и предлагающих, более или менее откровенно, объяснения, более или менее противоречащие реальности, которую мы каждодневно видим. Это происходит на наших глазах и отлично объясняет, почему становится всё больше форм коллективного расстройства сознания, граничащего с утратой способности к адаптации, – самого настоящего сумасшествия, охватывающего целые сообщества, неспособные понять настоящее после того, как их лишили прошлого. Те, кто хочет господствовать и порабощать целые народы, используют это для достижения своей цели. То, что уже произошло, продолжает происходить и поныне. «Американская империя более или менее в состоянии держаться на плаву только благодаря силе «голливудизма», каждый день промывающего мозги миллиардов людей потрясающим потоком впечатлений при помощи аудиовизуальной коммуникации, - потоком, который определяет и укрепляет стандарт, разделяемый всем обществом. На нем основывается и само общество» [8. P. 34]. В этом обществе люди привыкли не реагировать на драмы, происходящие в реальном мире и буквально сотрясающие его, потому что заранее приучены видеть на своих экранах точно такие же драмы, но только выдуманные. И они больше не способны отделить первые от вторых. Таков очевидный пример полного исчезновения «базиса» из сознания «одиноких масс». И это, в свою очередь, объясняет, «почему в западном мире в течение всего двух десятилетий население столь явно потеряло всякую способность реагировать на серьёзные проблемы и угрозы, создаваемые направленной против него политикой» [8. P.55]. Конечно, эти приёмы не подействовали бы или подействовали слабее, если бы народные массы перед этим не были лишены всех организаций, с помощью которых они могли себя защищать. Всё здесь взаимосвязано. Как я уже замечал выше, имелись и те, кто понимал и предупреждал, какое воздействие на людей произведёт «цивилизация разрушения», но это были люди, не имеющие отношения к историческому и диалектическому материализму или слабо с ними связанные. Ограничусь тем, что назову несколько авторов, мыслителей разного уровня и разной глубины, ещё и для того, чтобы очертить круг чтения, касающийся этих вопросов. Кроме уже упоминавшегося Джованни Сартори [9], можно вспомнить Пьера Паоло Пазолини[11] [5], Грегори Бейтсона [1], Карла Поппера [6], Нила Постмана [7], Ги Дебора [2] и почти все работы Ноама Хомски. * * * В приведенных цитатах из Грамши чувствуется некоторая доля отчуждения и странности. Хотя его мысли вполне здравые и разумные, они не принадлежат нашему миру. О Грамши можно сказать точно то же самое, что сам Грамши писал об Эмиле Золя: «Он знал тот народ, который сегодня больше не существует, или, по крайней мере, не имеет прежнего значения. Сейчас развитой капитализм; рабочий по Тейлору[12] заменил старый народ, ещё не очень отличавший себя от мелкой буржуазии [3]. Что же тогда сказать о современном мире? Мире, в котором «рабочего по Тейлору» больше не существует и само понимание, что такое рабочий, почти исчезло даже из голов тех людей, которые на самом деле всё ещё являются рабочими, но не сознают, что они таковыми являются. Этого понимания лишено множество рабочих, атомизированное, не имеющее ни малейшего представления, кем себя считать и какое место занимают они в современном обществе. С помощью средств коммуникации им навязываются образцы поведения, одновременно ультраиндивидуалистические и крайне обезличенные, питаемые «нравственным безразличием, патологическим вырождением, психическим и физическим», «нездоровыми формами мистицизма и чувственности». Какая «часть гражданского общества» отражается в сознании сегодняшнего молодого итальянца? Такая же, как и в сознании его ровесника, живущего где-нибудь возле Асуанской плотины и смотрящего в своём селении, в своём окружении на экран точно такого же телефона, телевизора или монитора компьютера и видящего там вещи, которых он может (и даже обязан) любить и желать без всякого осознания их смысла, точно так же, как его американский и любой другой ровесник. Все они «изучают» то, что им навязывается, но без всякого чтения. Они даже быстро разучиваются читать. Образы, и особенно образы, движущиеся на экране, им легко впитывать в себя без всяких усилий и размышлений. Образ – это нечто, не поддающееся анализу по определению. Он безоговорочен и категоричен. Он окончателен. В смене образов, в последовательности кадров нет ничего логического. Одна история на экране может быть рассказана наряду с другими, которые не воспринимаются сознанием, потому что спрятаны по краям или в оформлении. Они могут развиваться на фоне главного действия и быть никак с ним не связаны. Либо запрятаны в пространстве между музыкой и картинкой, между рассуждением и желанием, между фантазией и кошмаром. Всё это «смотрят» миллионы, как и «смотрим» и все мы. Но никто из «смотрящих» не знает синтаксиса и грамматики этого языка. И, значит, «смотрящего» можно заставить думать определённым образом и верить, что то, к чему его влечёт, чего ему хочется, - это действительно его собственные мысли. Ни традиционные, ни «органические» интеллектуалы, о подготовке которых так заботился Грамши, не знают этого языка движущихся образов. По большей части они уверены, что распоряжаются им по своему усмотрению, тогда как на самом деле они его пленники, и не сознают, что подчиняются приказам тех, кто использует этот язык против народа. Они были и остаются неграмотными в области этого нового языка. Грамши, конечно, не мог предвидеть, что появятся телевидение, потом компьютер, потом телефон, который принесёт с собой всё телевидение мира. Не мог предвидеть, что мы войдём в виртуальный мир, в котором каждый образ можно искусственно изменить, вплоть до голоса говорящего, вплоть до выражения его лица. И, значит, не мог предвидеть, что единственный всемирный язык, который удастся создать, - а именно язык движущихся образов, - станет целиком лживым и будет заключать в себе богатые возможности для лжи. Он не мог даже представить, что настанет день, когда кто-нибудь сможет накопить огромнейшее количество данных (метаданных[13]), которые позволят предвидеть при помощи статистики реакции миллионов, миллиардов людей, их предпочтения; и, значит, предвосхитить их желания, их страхи, их элементарные побуждения. Не мог предвидеть утончённых способов, разрабатываемых десятилетиями, опробованных до мельчайших деталей, обойти контроль рассудка при помощи «устройств для смотрения». Не мог предвидеть и того, что можно будет таким образом проникнуть в мозг каждого человека, используя его сексуальность, его потребность в еде, его первобытные страхи. Мы не можем ставить Грамши в вину, что он не мог всего этого предвидеть. Но мы должны сожалеть о совершенной глупости тех, кто сегодня, когда продолжается порабощение огромных масс людей, заявляют, что «телевидение умерло», и делают кумира из Сети, внушая нам, что она даёт возможность избежать манипуляции. И даже, что Интернет – это альтернатива демократии. Не замечая при этом, что с помощью телевидения власть манипулирует людьми, и не важно, где именно помещается это телевидение – в кино, в стоящем на тумбочке домашнем «ящике» или просочилось в Сеть. Сколько вещей, которых нельзя было предвидеть! Мы «смотрим», и как раз этого и хотят те, кто производит образы. Познавательным процессам, происходящим перед компьютером, всё больше задаёт тон «многозадачность» и быстрота, исключающая даже минимальную возможность «психологической способности сосредоточиться» и «дисциплины». Поэтому мы способны видеть только то, что в данный момент занимает наше внимание, и лишены возможности одновременно увидеть и осмыслить многосторонние связи увиденного с остальным миром и историю того или иного явления. Воплощается в жизнь проект всеобщего понижения интеллектуального уровня миллиардов людей, направленный на то, чтобы пресечь всякий контроль над действиями «хозяев мира» и любую их критику[14]. Слово «проект» может ввести в заблуждение, и его, конечно, нужно использовать с осторожностью. Я не хочу сказать, что существует какой-то один «руководящий центр», место, где принимаются решения, и из которого руководят выполнением этого «проекта». На деле таких центров много. Но не это главное. Главное в том, что этот «проект» - автоматическое следствие радикальной технологизации человеческих отношений. Он «автоматически подавляет» личные способности, - а рычагом для этого служат первобытные, асоциальные инстинкты. Он делает реальность примитивной и банальной, обесцвечивает гамму языков, уничтожает нюансы и оттенки, стирает различия. * * * Многие не видят во всём этом ничего нового. Думают, что «так было всегда»: те, кто командовал, всегда обманывали и занимались манипуляцией. Действительность противоречит этим глупым представлениям с точностью до наоборот. Так не было никогда. Те, кто имел власть, прежде не располагали такими всепроникающими средствами добраться до неограниченного количества глаз и ушей. Их власть и господство никогда ранее не достигали такого размаха и глубины, т.к. у власть имущих не было возможности, образно говоря, нажимать на «кнопки», которые имеются в каждом из нас и о существовании которых никто раньше и не подозревал. Они никогда не могли настолько предвидеть будущее, как в нашу эпоху. До сих пор никогда не было 11 сентября 2001 г., когда три миллиарда человек могли «смотреть» в прямом эфире сфальсифицированный спектакль, испытывая одни и те же чувства и переживая одно и то же смятение. Всё это совершенно ново. Почему же в таком случае я возвращаюсь к цитатам из работ Грамши? Делаю это, чтобы яснее показать, насколько мы оказались отброшены вспять в смысле человеческого прогресса. Боюсь, что исправить этого нельзя. Само слово «прогресс», которому Грамши придавал такое положительное значение, изменило свой смысл. Сегодня прогресс – в терминологии, которую усвоили даже левые, - стал синонимом вырождения, происходящего в обществе потребления. Идея прогресса требует при общем одобрении уничтожить как пережитки прошлого даже социальные завоевания, которые были достигнуты в ХХ в. и считались священными. Народ приучили голосовать против самого себя. Это торжество индивидуализма. «Частное здравоохранение – для всех» - это лозунг, который можно прочитать и услышать в любой рекламной паузе, и миллионы людей никак на него не реагируют. Миллионы людей, даже не почувствовав этого, проглатывают личное оскорбление для них – рекламный слоган «Готовься захотеть автомобиль “Хендай”». С экранов телевизоров, с рекламных щитов, которые попадаются на каждом шагу и составляют необходимую принадлежность нашей жизненной среды, на нас каждый день изливается сейчас «педагогика», не только противоречащая моральным принципам гражданского общества, но совершенно чуждая ему. Я вспоминаю – и это только один из миллионов примеров – о рекламных щитах, приглашающих всех и каждого «раскрепощать свои инстинкты» - как в поедании мороженого, так и в сексуальной активности. В описанных здесь обстоятельствах сама идея формирования интеллектуальной элиты, занимающейся общественным контролем, изменила своё значение. Существует огромная армия пропагандистов нашего мира как лучшего из возможных, действия которой доведены до автоматизма. Да она и воспроизводит себя автоматически в отсутствие всякой критики, способной составить ей альтернативу. Античеловеческий дух, характеризующий нашу эпоху, делает излишним соответствующий контроль. Многие интеллектуалы (или те, кто считает себя таковыми) предлагают «простое» объяснение происходящего: народ ничего не хочет знать, предпочитая быть ведо́мым и отказываясь от ответственности. Это объяснение совершенно ошибочно. Народ и не может знать, потому что ему в наши дни остаются неизвестными и недоступными другие версии или интерпретации реальности. Когда нет даже почвы для выбора, невозможен и сам выбор. Миллионы, миллиарды потребляют блюда из того меню, которое им предлагают. Другого не существует. «Простой» ответ, следовательно, сваливает всю вину на жертв. И хуже того: он мешает сформулировать стратегию, которая нарушила бы монополию хозяев мира на средства коммуникации. Перед хозяевами мира уже стоит острая и неразрешимая проблема: как и дальше скрывать от широких масс данные, которые уже невозможно извратить и которые наводят на мысль о конце их проекта. Их «денежная карта»[15] похожа на замысел игры «Великий автоугонщик» (“Grand Theft Auto” - “GTA”): её границы нельзя преодолеть. Как наша цивилизация обречена оставаться на этой планете до тех пор, пока она не истребит сама себя в результате своего кризиса, так и компьютерные игроки вынуждены оставаться в городе, где действуют бесчеловечные правила войны всех против всех. Чтобы выйти из игры “GTA”, можно выключить компьютер, но на Земле останешься в любом случае. И это Земля, на которой наша цивилизация продолжает свою разрушительную работу, воздействующую на всех нас. И потому хозяевам мира нужно понизить наши «компенсационные выплаты». Это вопрос, касающийся не только широких масс, которых они обрекли на неведение. Он касается и их самих, окруживших себя ограниченными и недальновидными учёными (узкая специализация которых дошла до такой степени, что они не видят ничего, кроме собственного участка площадью в квадратный сантиметр, и, значит, не способны даже представить себе всю сложность кризиса) и невежественными профессорами-догматиками (которые изучают только правила «денежной карты» и обучают других исключительно этим правилам и в ужасе останавливаются у границ реальной действительности). «Трёхсторонняя комиссия» послала «хозяевам мира» сигнал критической важности. Это был сигнал, который угнетенные классы не могли ни услышать, ни, услышав, понять, потому что находились «в другом месте». Его содержание было таково: сейчас не время искать «консенсуса» и действовать белых перчатках. Кончается эпоха угождения, потребления, раскрепощения, демократии. Всё это теперь будет «не для всех». Члены «Трёхсторонней комиссии», будучи людьми образованными, многое читали, в том числе и Макиавелли. Как и он, они сделали вывод, что «наше время требует действий, противоположных свободе, дерзких, непривычных и странных». Они сурово применили к нашему времени диагноз: «Вы знаете и знает каждый, кто способен рассуждать об этом мире, как народы непостоянны и глупы; но они таковы, каковы есть, и тем самым доказывали многократно, что всё делается так, как должно делаться» [4]. То есть они могут стать опасными. А потому нужно как можно скорее разоружить их. Уже существуют технологические средства, чтобы удерживать свою гегемонию. И это будет делаться при помощи навязывания единой и единственной идеологии. Класс интеллектуалов-посредников уже существует. Этот класс глуп, но он и должен быть таким, иначе и он тоже стал бы опасным. А так, при помощи отсталых идей, которым в их университетах обучают их детей и их «приказчиков», они преподают всем свою идеологию, воспроизводя ложное сознание, пропагандируя виртуальную реальность. Дальше они не идут, потому что идти некуда. Единственность их идеологии – то же самое, что слова “hic sunt leones”[16], которые римские императоры периода упадка употребляли на своих военных картах. Для «денежной карты» не существует будущего. Нам, следовательно, остаётся только одно – искать, как выйти за её пределы. Литература 1. Bateson R. Verso un’Ecologia della Mente. Adelphi, 2010. 2. Debord G. La Societa della Spettacolo. Black fnd Red. Detroit, 1970. 3. Gramsci A. Gli intellettuali e l’organizzazione della cultura. Torino, 1955. 4. Machiavelli N. Lettera a Francesco Guicciardini, 15 marzo 1525 // Machiavelli N. La Mandragola, Belfagor, Lettere. Mondadori, 2011. 5. Pasolini P. P. Scritti Corsari. Garzanti, 1975. 6. Cattiva Maestra Televisione. Marsilio, 2002. 7. Postman N. Divertirsi da morire. Marsilio, 2002 8. Quaglia R. Gollivudismo. // Versione 1.0. Febbruary, 2017. 9. Sartori G. Homo Videns. Laterza, 2017 [1] Антонио Грамши (1891-1937), основатель и руководитель Итальянской компартии (ИКП). [2] Энрико Берлингуэр (1922 – 1984) - секретарь Итальянской коммунистической партии с 1972 г. [3] Альдо Моро (1916 – 1978) – председатель Национального совета Христианско-демократической партии. Занимал правительственные посты: министра иностранных дел, премьер-министра. Способствовал налаживанию сотрудничества христианских демократов с коммунистами. Предлагал сформировать правительство из представителей ХДП, которое должно было руководствоваться в своей работе программным соглашением пяти партий, в том числе ИКП, и опираться на парламентское большинство, в которое входили бы и коммунисты. 16 марта 1978 г. (в день, когда новое правительство должно было предстать перед парламентом) был похищен членами террористической группировки «Красные бригады» и через 55 дней убит ими. [4] Салернский поворот – отказ от вооружённой борьбы за социализм, на который ИКП решилась под руководством Пальмиро Тольятти. [5] Стратегия напряжённости в Италии (1969 – 1980-е гг.) – серия терактов, в организации которых подозревали левых. В проведении стратегии напряжённости участвовали неофашистские организации и крупные государственные чиновники. [6] Теракт на пьяцца Фонтана – взрыв в миланском сельскохозяйственном банке 12 декабря 1969 г. Тогда погибли 16 человек. В организации взрыва подозревали сначала ультралевых, потом были найдены улики против неофашистов. Были арестованы трое неофашистских активистов. Но они были оправданы судом «за недостатком улик». [7] «Гладио» (ит. “Gladio” – меч) – тайная операция НАТО после Второй мировой войны, направленная на вытеснение коммунистов из властных структур. [8] Дэвид Рокфеллер (1915 – 2017) - внук нефтяного магната Джона Д. Рокфеллера. Банкир и общественный деятель. В 1973 г. основал Трёхстороннюю комиссию – международную неправительственную организацию, в которую вошли влиятельные деятели политического и делового мира США, Западной Европы и Японии. [9] «Доклад об управляемости демократий» представлен на Трёхсторонней комиссии в 1974 г. Мишелем Крозье, Сэмюэлем Хантингтоном и Дзедзи Ватануки. [10] Социальная инженерия. [11] Приведу здесь цитату из газеты «Коррьере делла Сера» от 9 декабря 1973 г.: «Фашизм, в сущности, не смог оставить даже царапины в душе итальянского народа; новый фашизм, используя новые средства коммуникации и информации (особенно телевидение), не царапнул её, а растерзал, жестоко искалечил навсегда». [12] Тейлор Ф. У. (1856 – 1915) - инженер, разработавший методы организации и нормирования труда, направленные на повышение его производительности. [13] Метаданные — субканальная информация об используемых данных. Структурированные данные, представляющие собой характеристики описываемых сущностей для целей их идентификации, поиска, оценки, управления ими. [14] Заключаю термин «хозяева мира» в кавычки. По той причине, что они на самом деле больше не хозяева мира. Они хозяева Запада, это правда. Но они больше не господствуют над миром. Они, действительно, сильнее в военном отношении, но против них уже поднимаются гиганты, которые могут противостоять им и в этом смысле. Опасность нашего времени заключается в том, что хозяева мира пробудятся от своего идеологического сна и постараются силой вернуть себе своё потерянное положение. [15] Выражение, которое я употребляю, - это название готовящейся к публикации книги Луиджи Серторио. [16] «Здесь живут львы» (лат.) – этими словами на римских картах обозначались неримские территории в Африке. комментарии - 0
Мой комментарий
|
Подписка
|
