Ранний опыт государственного строительства большевиков и Конституция РСФСР 1918 года    7   23553  | Официальные извинения    968   98370  | Становление корпоративизма в современной России. Угрозы и возможности    236   79852 

Меняем «бусы» на нефть

О модернизации России и ее «инновационном развитии» политиче-

ское руководство страны заговорило после известной политиче-

ской рокировки. При прежнем президенте России Д. Медведеве была

создана специальная комиссия по модернизации, ориентирами деятельно-

сти которой стали пять приоритетных направлений: внедрение новейших

медицинских, энергетических и информационных технологий, развитие

космических и телекоммуникационных систем, радикальное повышение

энергоэффективности. Несмотря на то, что в нашумевшей статье «Россия,

вперед!» бывший президент использовал термин «модернизация» в более

широком значении, включив в его состав «модернизацию российской де-

мократии» и «формирование новой (умной) экономики», нелицеприятные

политкомментаторы сразу же определили, что модернизация интерпрети-

руется Кремлем главным образом в технологическом ключе.

Более того. По мнению некоторых (когда-то влиятельных) аналитиков про-

возглашенная политика модернизации в действительности есть не что иное,

как «прогрессизм» — инструментальный ответ на геополитические вызовы

без четко обозначенной цели, позволяющей власти инициировать полити-

ку «чрезвычайщины» и позиционировать себя в качестве «инновационной».

«Этой власти, — констатирует Глеб Павловский, — “все по плечу”. В прошлом

любая экстремальная задача решалась силами команды, собиравшейся ad

hoc, — и последняя из таких команд управляет Россией. Естественно, она уве-

рена, что любая будущая задача может быть решена таким же способом. Если

бы оказалось, что судьба России зависит не от инноваций, а, скажем, от полета

на Юпитер, — власть организовала бы полет на этот чертов Юпитер»1.

В конце 2012 года в одном интервью Павловский высказался в том же

ключе, заявив, что у президента и его окружения нет «стратегии, нет куль-

туры мышления о сложных вещах»2. К сожалению, вынужден согласить-

ГРАНИН Юрий Дмитриевич — ведущий научный сотрудник Института философии РАН, заведующий

кафедрой истории и философии науки Академии медиаиндустрии, доктор философских наук.

1 Павловский Г. Инновационная власть пытается соблазнить экономику // Русский журнал.

2010. № 46—47. С. 2.

2 Павловский Г. Больше всего Путин, по-моему, опасается стать лишним // Новая газета.

24.10.2012 (www.novayagazeta.ru/politics/55076.html).

Ключевые слова: экономика, реформы, модернизация, наука, техника, образование, промышлен-

ность, инновации, постиндустриализм.

190

ЮРИЙ ГРАНИН

ся с этими оценками — с той лишь поправкой, что культуры мышления о

сложных вещах нет и у тех, кто формирует проекты для властных структур.

Последние находятся под обаянием унаследованных теоретических клише,

опирающихся на парадигму одновекторного «линейного прогресса», с ха-

рактерным для нее использованием традиционного понятийного аппара-

та и устремленностью в «общее будущее» — идеальное состояние, которого

будто бы достигли «цивилизованные страны». Помимо неизбежных упро-

щений, блокирующих доступ исследователей к российским реалиям, эта те-

оретическая оптика чревата синдромом постоянного реформаторства, ос-

нованного на стремлении насильственного уподобления России странам

«идеального Запада», опыт которых надо заимствовать.

Но «догнать и перегнать» Запад не получается. В том числе и потому, что

наш курс на «модернизацию», как я попытаюсь показать, во многом имеет

имитационный характер, специфика которого, помимо нежелания Крем-

ля проводить системную модернизацию, заключается в некритическом

использовании и насильственном насаждении западных моделей органи-

зации образования и науки при полном игнорировании мнения специа-

листов и общественности. Начать целесообразно с обсуждения концепций

модернизации и их критики, результаты которой позволили существенным

образом переосмыслить процесс мировой динамики XVII—XX столетий.

Прежде всего обратим внимание на общеупотребимое значение тер-

мина «модерн» (то есть современность) — эпоха в развитии капитализма,

начало которой датируется Новым временем. Именно тогда, полагали ос-

новоположники теории модернизации Р. Арон, У. Ростоу, Ш. Эйзенштадт

и др., первоначально локализованная в странах Западной Европы а затем

распространившаяся по всему миру сформировалась modernity (современ-

ность) — наилучшая («капиталистическая») хозяйственная система и одно-

временно передовой тип общественного (экономического, социального и

политического) развития и тип общества, выступающие для государств и

народов иной цивилизационной принадлежности в качестве модели и об-

разца существования.

Эта точка зрения, интерпретирующая историю человечества XVII—XX

столетий с позиций европоцентризма, была господствующей вплоть до

начала 1970-х годов. Ее основной постулат — все общества проходят эво-

люционные стадии роста на пути от примитивной, статичной и функци-

онально неразделенной «традиционности» к «современности». А та в свою

очередь характеризуется господством капиталистического уклада хозяй-

ства, подчеркнутой персональностью, преобладанием инноваций над

традициями, инновационной динамичностью, рациональным научным

управлением, неуклонным материальным ростом, новым типом государ-

ственности (суверенное правовое демократическое государство), диффе-

ренциацией на функциональные сферы экономики, политики и культуры.

Тем самым всемирно-исторический процесс интерпретировался в виде

некоего линейного прогресса с эксплицитно заданной и, как позже выяс-

нилось, идеологически окрашенной целью: предполагалось, что все страны

должны стремиться достичь высшего уровня современности, воплощением

которого объявлялись США.

Однако интеллектуалы этих стран (из Азии, Африки, но прежде всего —

из Латинской Америки), труды которых образовали направление «постко-

191

МЕНЯЕМ «БУСЫ» НА НЕФТЬ

лониальных» исследований, подвергли сомнению положение большинства

теорий модернизации о том, что «неразвитые» страны обязательно долж-

ны повторить путь, который уже прошли нынешние развитые государства.

Многие латиноамериканские страны обрели независимость еще в нача-

ле—середине XIX века и с тех пор неоднократно предпринимали попытки

модернизации. Однако им так и не удалось сколько-нибудь приблизиться к

экономикам стран Запада и США. Причины такого положения дел были глу-

боко проанализированы в неомарксистских концепциях «периферийного

капитализма» Р. Пребиша, «зависимого развития» (депендетизма) П. Бэрана,

С. Фуртадо, Ф. Кардозу, концепции «развития недоразвития» А. Г. Франка и

«неэквивалентного обмена» А. Эммануэля. Их лейтмотивом стала идея ес-

тественноисторического развития социальных форм жизни, при котором

«культура имеет значение» для развития капитализма в странах разной ци-

вилизационной принадлежности.

В 1970-е годы эту мысль подхватили последователи Ф. Броделя — ос-

новоположник мир-системного подхода И. Валлерстайн и его коллеги

(А. Бергезен, Ф. Борншир, К. Чейз-Дан, С. Амин, А. Франк и др.), занявшиеся

из учением истории становления глобальной системы капитализма. Важно

иметь в виду, что мир-системная теория предложила новую методологию

изучения социальной реальности, отличную не только от господствовав-

ших в западной социологии того времени концепций модернизации, но и

от структурного функционализма Т. Парсонса. Прежде всего, Валлерстайн

изменил представление о фундаментальных объектах исследования. Он от-

казывается от понятия «общество» и заменяет его концептом «историческая

система», подчеркивая тем самым непрерывную динамику общественных

процессов, их «жизненную» природу.

Исторические системы как фундаментальные объекты исследования

Валлерстайн разделяет на две группы: «мини-системы» и «мир-системы»

(или миросистемы). По мысли социолога, анализу подлежат только мир-

системы (world-system) — «крупные и устойчивые во времени единицы».

Мир-система для социолога — «это не просто мировая система, а система,

которая сама есть мир и которая фактически почти всегда была меньше,

чем весь мир»3. Он делит мир-системы на мир-империи — обширные поли-

тические структуры (например, Египет эпохи фараонов, Римская империя

или Китай династии Хань) и мир-экономики — неравномерные цепи струк-

тур, основанные на торговле и производстве.

Таким образом, созданный Валлерстайном мир-системный анализ ос-

новывается на новой научной картине социального мира, вводит новый

фундаментальный объект исследования — «исторические системы», меня-

ет философские основания социоэкономического исследования. Онтоло-

гические основания его теории представляются сеткой категорий: «мир-

система», «мир-экономика», «мир-империя», «время-пространство», «время

большой длительности», «ядро», «периферия», «вековые тренды», «геоисто-

рия», «геокультура» и т. д.

Подчеркивая значимость этого обстоятельства, следует иметь в виду ев-

ропоцентричный характер мировой динамики Валлерстайна, которая пло-

хо согласовывалась с историческими данными, на что обратили внимание

3 Валлерстайн И. Миросистемный анализ: введение. М., 2006. С. 211.

192

ЮРИЙ ГРАНИН

последователи «линии Броделя» в мир-системном анализе А. Г. Франк и

Б. Джиллс. Они выступили против идеи Валлерстайна о зарождении капита-

лизма в Европе и неизменном разделении мира на «центр», «периферию» и

«полупериферию». Критикуя европоцентризм Валлерстайна, они доказыва-

ли, что смещение мировых центров с Востока на Запад произошло в период

1250—1450-х годов, охватывающий первый «вековой тренд» Броделя. По их

мнению, новая европейская капиталистическая система возникла на пери-

ферии существующей восточной системы. Эту точку зрения сейчас разделя-

ют многие современные сторонники мир-системного подхода, которые на

основе большого конкретно-исторического материала относят существова-

ние восточной мир-системы в средние века и даже в эпоху бронзового века.

В итоге оформился принципиальный поворот изучения истории чело-

вечества как глобальной целостности совсем в другом ракурсе — ракурсе

противостоящего европоцентризму нелинейного полицентризма истори-

ческого развития, связанного с периодическими смещениями «центров»

мировой динамики. В работах П. Абу-Лахгод, С. Амина, Эдварда В. Саида,

Б. Тернера, П. Кеннеди это направление исследований получило название

«реориентализм». Некоторые идеи и результаты этих исследований спо-

собствовали уточнению и развитию «модернистской парадигмы» в соци-

альных исследованиях, на основе которой сформировался так называемый

модернистский подход.

Как и другие, он не является внутренне единым, а представляет сложную

совокупность многочисленных теорий модернизации и постиндустриа-

лизма, находящихся между собой в отношениях конкуренции, но объеди-

ненных общим представлением о наступлении принципиально нового,

постиндустриального или постмодернистского, этапа в развитии челове-

чества4. Игнорируя пропагандируемую мир-системниками возможность

смены полюсов мирового развития, они едины в негативном отношении

к теориям локальных цивилизаций, предпочитая оперировать макроисто-

рическими категориями, выстраивая проекции исторического развития

по линиям «аграрное — индустриальное — постиндустриальное общества»

или «досовременное состояние — эпоха (общество) модернити — эпоха

постмодернити (постсовременность)». За рубежом приверженцами модер-

нистского подхода являются Д. Белл, Э. Гидденс, П. Дракер, С. Крук, С. Лэш,

а в России — В. Иноземцев, С. Караганов и ряд других авторов.

Как представляется, картина мировой динамики будет более полной, если

мы используем ключевые идеи этих парадигм в корпусе цивилизационно-

го анализа — то есть в контексте формирования, развития и конкуренции

цивилизаций, наилучшей политической формой которых на протяжении

многих столетий выступали «империи», в пределах которых формиро-

вались особые «мир-экономики». В этом случае становление и развитие

«модернити», включая капиталистические формы хозяйствования, высту-

пит как «культурное ядро» западноевропейской цивилизации с присущим

только ей одной синтетическим (антично-христианским) видением мира,

человека и его места в мире, постепенно, в ходе колониальных завоеваний

распространявшее свое влияние на весь мир.

4 Более подробно о специальных различиях теорий модернизации и постиндустриализма см.

Иноземцев В. Л. Перспективы постиндустриальной теории в меняющемся мире // Новая индустри-

альная волна на Западе: антология. М., 1999. С. 3—66.

193

МЕНЯЕМ «БУСЫ» НА НЕФТЬ

Однако современное доминирующее положение евроатлантической ци-

вилизации (выросшей из западноевропейской), прошедшей в своем развитии

ранне-, позднеиндустриальную и проходящей постиндустриальную стадии,

нельзя объяснить лишь территориальной, военной и политиче ской экспан-

сией составляющих ее колониальных империй, экономическое процветание

которых во многом было достигнуто за счет внешних источников. Нынеш-

нее эмпирически наблюдаемое разделение мира на страны экономически и

политически доминирующего «центра», страны «полупериферии» (Индия,

Китай, Россия, новые индустриальные страны — НИС) и «периферии» (госу-

дарства «третьего» и «четвертого» мира) было обусловлено не только более

высокими темпами роста Запада, обеспеченными социокультурой модерни-

ти, но и ограничениями собственного развития догоняющих Запад стран.

Эти ограничения имели объективный и субъективный характер. Объек-

тивные ограничения были исторически заданы «стартовыми возможно-

стями», инерцией институтов архаики и социокультурными особенностя-

ми обществ, которым так и не удалось имплантировать модернити в тело

своих культур. Субъективные — нежеланием правящих элит и населения

многих стран осуществлять модернизацию в форме «вестернизации». То

есть инициировать изменения в направлении тех типов социальной, эконо-

мической и политической систем, которые развивались в Западной Европе

и Северной Америке с XVII по XIX век, затем распространились на другие

европейские и азиатские страны. В каждой стране «второго эшелона раз-

вития» и в разные исторические периоды сочетание этих факторов имело

свой особый характер. И это обстоятельство следует учитывать, обсуждая

исторические особенности модернизации России.

Анализируя их, следует иметь в виду те исторические вызовы и угро-

зы, с которыми наша страна сталкивалась на протяжении многих столе-

тий. Первый вызов, который испытала Россия, — природный. По мнению

В. О. Ключевского, она не могла из-за суровости природы развивать интен-

сивное хозяйствование и пошла по экстенсивному пути — расширению

земли, единственно возможному для традиционных обществ. Дальнейшие

угрозы последовали из Азии (Монголия) и с Запада (от его тогдашних фор-

постов — Польши и Швеции). Анализируя этот период, А. Тойнби писал:

«Временное присутствие польского гарнизона в Москве и постоянное при-

сутствие шведской армии на берегах Нарвы и Невы глубоко травмировало

русских, и этот внутренний шок подтолкнул их к практическим действиям,

что выразилось в процессе “вестернизации”, которую возглавил Петр Вели-

кий. Эта небывалая революция раздвинула границы западного мира от вос-

точных границ Польши и Швеции до границ Маньчжурской империи»5.

Разумеется, интерпретация Тойнби реформ Петра в качестве начала вес-

тернизации России приятна русскому уху, но не соответствует действи-

тельности. Дело в том, что в силу почти полуторавековой самоизоляции от

Европы (пережившей в XV—XVI веках бурный рост капитализма и эпоху

Ренессанса), начатые еще при Алексее Михайловиче, Федоре Алексеевиче

и Софье Алексеевне — то есть в XVII веке, все попытки «европеизировать»

страну были поверхностными и имели имитационный характер. Имита-

ция и формализм — очень частые модернизационные ошибки, не изжитые

5 Тойнби А. Постижение истории. М., 1991. С.147.

194

ЮРИЙ ГРАНИН

нами до сего дня. Власть имущие думают, что, заимствовав внешние формы,

назвав на европейский лад политические учреждения, можно изменить об-

щественные отношения в стране, которая модернизируется.

Собственно Петр I начал именно с этого — перемены платья и бритья бо-

род. Но он (и это важно) не собирался реформировать всю страну по евро-

пейским лекалам, вплоть до конца жизни у него даже не было сколько-ни-

будь продуманного плана действий: «Только разве в последнее десятилетие

своей 53-летней жизни… у него начинает высказываться сознание, что он

сделал кое-что новое и даже очень немало нового. Но такой взгляд явля-

ется у него, так сказать, задним числом, как итог сделанного, а не как цель

деятельности»6. Относясь к Западу с трезвым недоверием, он заимствовал из

багажа модернити (во многом формально) лишь одно «политическое изоб-

ретение» — структуры госуправления: десять по-шведски устроенных кол-

легий и сенат, в которых при его жизни процветали ожесточенные раздо-

ры и казнокрадство7. Помимо них были заимствованы формы организации

промышленного производства (мануфактуры), армии, флота и что очень

важно — формы организации научной деятельности и образования — Ака-

демия, а позже и университеты.

Но Петр не собирался проводить социальную и политическую модерни-

зацию империи. Не собирались этого делать ни Елизавета, ни Екатерина, ни

Александр I, реформа которого по проекту М. М. Сперанского была приос-

тановлена запиской Н. М. Карамзина «О древней и новой России», где исто-

рик выступал против механического заимствования европейского опыта,

могущего подорвать самодержавие.

Так что, частично заимствовав из Европы системы организации науки и

образования для дворян и части мещанства, европеизировав лишь очень уз-

кий слой российского дворянства, импортировав в империю немало евро-

пейских ученых, Россия, по существу, вплоть до второй половины XIX сто-

летия оставалась неграмотной и псевдоевропейской страной, опиравшейся

в своем развитии не на социальные инновации, а на традиции. Собственно

модернизация начинается в России с реформ Александра II, который ввел

общедоступность и внесословность начального образования, самоуправле-

ние университетов и многое другое. Именно тогда, отмечают исследовате-

ли, «Запад становится для России образцом развития, идея приблизиться к

нему — догоняющей моделью модернизации, индустриализацией, капита-

лизмом — целью, которую надо выполнить»8.

Но этот период длится недолго, и Россия вновь, если пользоваться тер-

минологией А. Янова, проваливается в пропасть контрреформы, «деспоти-

ческую Московию» и очередное «особлячество от Европы», завершившиеся

6 Ключевский В. О. Курс русской истории: сочинения в 9 т. М., 1989. Т. IV. С. 191.

7 «Сенаторские совещания, — отмечает Ключевский, — порой превращались в брань; один дру-

гого называл вором. Или собрались сановники у генерал-прокурора праздновать взятие Дербента

в 1722 г. Обер-прокурор Сената (Скорняков-Писарев. — Ю. Г.), успевший уже дважды подраться с

прокурором Юстиц-коллегии, едва не подрался с подканцлером (бароном Шафировым. — Ю. Г.),

а потом оба, донося друг на друга царю и царице, извинялись — один тем, что был зело шумен (пьян),

а другой тем, что был еще шумнее. …Больше того: редкий из сенаторов миновал суда или подозрения

в нечистых делах, не исключая и князя Я. Долгорукова» (Там же. С. 179—180).

8 Федотова В. Г. Российская история в зеркале модернизации // Вопросы философии. 2009.

№ 12. С. 15.

195

МЕНЯЕМ «БУСЫ» НА НЕФТЬ

революциями и образованием СССР. Советский период знаменует собой

индустриальную модернизацию страны (индустриализацию) на принци-

пиально новой экономической и политической основе — но опять-таки

при определяющей роли государства.

Оставляя в стороне достаточно хорошо известные факты того времени,

заметим, что ведущая роль государства в процессе индустриализации — это

не историческая особенность царской России и СССР, а характерная чер-

та всех стран второго эшелона мирового развития, попытавшихся в конце

XIX — начале XX века ответить на вызов Запада и перейти к модели «до-

гоняющего развития». Так же как и в России, в государствах Восточной и

Юго-Восточной Европы, в Турции, Италии, Португалии, Испании, некото-

рых наиболее развитых странах Латинской Америки (Аргентине, Бразилии,

Уругвае, Чили) и в Японии реакция правящих кругов на внешние угрозы и

обстоятельства играла куда более важную роль в модернизации этих стран,

чем внутренние импульсы к социально-экономическим и политическим

преобразованиям. Иными словами, их модернизация носила неорганич-

ный (экзогенный) характер и оказывалась возможной благодаря форси-

рованному заимствованию готовых форм организации производства и со-

циальной жизни у более развитых стран. Причем одной из стран второго

эшелона, Японии, использовавшей особенности своей цивилизационной

самобытности, во второй половине ХХ века удалось войти в группу стран

первого эшелона, а кое в чем и превзойти их.

Разумеется, провозгласивший целью развития достижение социализма

и коммунизма Советский Союз эпохи Сталина разительно отличался от

многих современных ему государств догоняющего развития идеологией,

тоталитарным характером власти и имперскими амбициями. Но не следует

забывать и другое: усиление роли государства в процессе догоняющей мо-

дернизации всегда сопровождалось установлением откровенно автори-

тарных режимов. Так было в 1920—1930-х годах в Италии, Португалии, Ар-

гентине, Японии, многих других странах, политические режимы которых

получили название «авторитаризмов развития»9.

Такие режимы обеспечивали — как экономическими, так и администра-

тивными методами, — существенное увеличение доли капиталовложений

в ВВП, в том числе и за счет богатых слоев общества. Они проводили поли-

тику, направленную и на технологическую модернизацию существующей

промышленности, и на создание принципиально новых для своих стран

отраслей хозяйства, обеспечивали условия для подготовки новой рабочей

силы, создавали национальные системы образования и научных исследо-

ваний. При этом «авторитаризмы развития» использовали не только ре-

прессии, осуществляя также и «принуждение к прогрессу». Они опирались

на идеологию, обеспечивавшую общественный консенсус: общество (или

по крайней мере его наиболее активная часть) соглашалось обменять по-

литические свободы на рост материального благосостояния и расширение

возможностей вертикальной социальной мобильности.

Другими словами, «авторитаризм развития», с одной стороны, отбрако-

вывал не способную к новой работе часть населения, а с другой — откры-

9 См. подробнее: Авторитаризм развития: генезис, функции, перспективы («круглый стол») // Ми-

ровая экономика и международные отношения. 2005. № 5, № 6.

196

ЮРИЙ ГРАНИН

вал перспективы, в том числе и для выходцев из социальных низов, сделать

карьеру честным трудом, благодаря способностям и усердию. Это наглядно

проявилось в ходе ускоренных модернизаций в «новых индустриальных

странах» (НИС) Азии, а сегодня наблюдается в Китае и Вьетнаме, где прин-

цип меритократии восходит к конфуцианской традиции.

Конечно, в Советском Союзе, перед лицом грядущей войны в 1930-е годы

предпринявшем масштабную ускоренную индустриализацию, «принуждение

к прогрессу» осуществлялось мобилизационными, недопустимо жесткими и

жестокими средствами. Но, вынося за скобки вопрос о «цене прогресса», сле-

дует признать: к началу 1960-х годов (а по мнению некоторых исследовате-

лей — еще ранее) СССР вошел в обойму индустриально развитых стран мира.

Прежде всего благодаря государственной системе научных исследований.

Уже в 1918 году было принято судьбоносное решение: не демонтировать

структуры прежней «императорской» организационной системы науки,

а укрепить ее и сделать ядром и высшей инстанцией в советской системе.

Академия наук стала генератором сети научных учреждений. Согласование

взглядов Совнаркома, Академии и — что менее известно — бывших минист-

ров и промышленников царской России позволило выработать и сразу на-

чать ряд больших научно-технических программ (ГОЭЛРО, геологоразвед-

ки и др.). Строительство науки планировалось как система. За структурную

единицу был принят научно-исследовательский институт (НИИ) — новая

форма учреждения. Только за 1918—1919 годы было создано 33 таких ин-

ститута, ставших матрицей советской научной системы. К 1929 году число

НИИ достигло 406. В 1925 году ЦИК и Совнарком приняли постановление

«О признании Российской Академии наук высшим ученым учреждением

Советского Союза»10.

Правда, замкнутый на «оборонку» индустриальный потенциал СССР но-

сил однобокий характер, административно-командная экономика была

крайне неповоротливой и в среднесрочной перспективе не могла конкури-

ровать с ведущими экономиками Запада. Но правда и то, что в 1960-е годы

Советский Союз имел лидирующие позиции в ключевых областях науки и,

по оценкам экспертов США, обладал лучшей в мире системой образования.

Поэтому, если бы смена (или хотя бы перестройка по китайской модели) об-

щественно-экономического строя произошла лет сорок назад, сегодня Рос-

сия безусловно входила бы в число экономически развитых стран мира.

Однако история не знает сослагательного наклонения: вместо «вестер-

низации» и даже политики «догоняющего развития» в СССР наступил «за-

стой», суть которого заключается в том, что социалистическое государство

перестало быть «государством развития». Причина этого кроется не в ха-

рактере общественно-политического строя, как утверждают некоторые по-

литики и ученые, а в ряде субъективных факторов, прежде всего в догматиз-

ме и необразованности политического руководства страны и его клевретов.

Общественно-политический строй и характер политического режима в

отношении экономической модернизации амбивалентны: они могут либо

способствовать, либо препятствовать индустриальному и экономическому

развитию. Пример современного Китая — лучшее тому подтверждение. А во

второй половине ХХ века впечатляющие образцы догоняющей индустри-

10 См. Кара-Мурза С. Наука как корень России // Развитие и экономика. 2013. № 7. С. 102.

197

МЕНЯЕМ «БУСЫ» НА НЕФТЬ

альной модернизации дали военно-полицейские режимы ведущих стран Ла-

тинской Америки, так же как СССР поставившие себе целью «догнать США».

Особенно успешной оказалась Бразилия.

Выдвигая планы превращения страны в великую державу, модернизато-

ры Бразилии в военных мундирах и их единомышленники в гражданских

костюмах активно использовали в ходе преобразований мощь государ-

ственных предприятий, принимали долгосрочные программы развития

различных отраслей и инфраструктуры. Причем смена конкретных лиц

у руля власти не отменяла преемственности в выполнении этих программ.

Но главное — военно-бюрократический авторитаризм сделал ставку на

развитие науки и новых технологий. Чтобы стимулировать технический

прогресс и инновации, правительство проводило политику ускоренной

амортизации оборудования.

Дополнительные инвестиции в инновации освобождались от налогов,

частным фирмам предоставлялись также специальные субсидии и кредиты

для инновационной деятельности. Именно при военном режиме крупные

фирмы стали создавать у себя научно-исследовательские и опытно-кон-

стpуктоpские подразделения. Быстро увеличивалось число научных ин-

ститутов и центров, которые занимались технологическими разработками

и подготовкой кадров специалистов. В стране удалось создать основы аэ-

рокосмической индустрии и ядерную энергетику, разработать уникальную

технологию получения моторного топлива из тростника, наладить выпуск

отечественной электронно-вычислительной техники.

Успехи в последней области особенно впечатляющи. В 1972 году при

Министерстве планирования и координации была организована Комиссия

по деятельности в области электроники (КАПРЭ). Одним из важнейших ре-

зультатов ее работы стало начало производства в Бразилии на предприятии

«Кобра» в 1974 году собственных ЭВМ. С 1975-го по 1986 год доля компью-

теров, произведенных в стране фирмами под контролем национального

капитала, возросла с 5 до более чем 75 процентов. C 1979 по 1984 год чис-

ло фирм, занятых производством микрокомпьютеров, возросло с 2 до 33.

По темпам внедрения электронной техники и информатизации Бразилия

в начале 1980-х годов не уступала многим развитым странам Западной Ев-

ропы, в ней было сосредоточено более половины парка компьютеров всего

континента. Правда, другим латиноамериканским странам не удалось даже

близко приблизиться к уровню, достигнутому Бразилией в конце 1970-х —

начале 1980-х годов в области электронно-вычислительной техники и про-

граммного обеспечения11.

Не удалось этого сделать ни СССР, ни современной России, которая к

настоящему времени по ряду направлений еще более отстала не только от

стран-лидеров, но и от индустриально развитых государств. Многие исследо-

ватели объясняют это тем, что руководство страны не собиралось и не соби-

рается проводить системную модернизацию по европейским лекалам, пред-

полагающую в качестве необходимой составляющей реальную демократию,

политическую конкуренцию и свободный от власти чиновничества рынок.

Скорее всего это соответствует действительности. В силу цивилизационных

11 Подробнее см. Модернизация: зарубежный опыт и Россия / В. А. Красильщиков (рук. авт. кол.)

[и др.]. М., 1994. С. 59—65.

198

ЮРИЙ ГРАНИН

особенностей, экзогенного характера модернизации и ее регулярных сры-

вов в нашей стране продолжают сохраняться элементы социальной архаики:

социально-психологические архетипы общественного сознания и поведе-

ния, выражающиеся в произволе чиновников, социальной практике чинов-

ных «кормлений», лишении домовладельцев земли, скупке богатыми земель

вместе с населяющими их людьми, ставке на силу и привилегии.

Вместе с появлением «власти-собственности» (свободной конвертации

власти в деньги и собственность и обратно) эти и некоторые другие виды

социальной практики, как показывают исследователи, взаимосвязаны и не-

совместимы с индустриальным характером развития РФ. «Вероятно, — заме-

чает А. Шубин, — наши правители осознают, что по мере смещения страны в

“третий мир” она деградирует социально. Соответственно, задача перехода

к модернизации может читаться как надежда переломить тенденцию дегра-

дации, развернуть вектор движения страны от регресса к возвращению на

путь модерного прогресса»12.

Быть может. Но скорее всего наши федеральная и региональные элиты,

в практиках которых все больше проступают феодальные черты, особенно

опасаются потери привилегий, а руководство страны — ослабления «власт-

ной вертикали», скрепляющей ассиметричную РФ. Последняя действитель-

но до сих пор не застрахована от распада вследствие внутренних и внешних

вызовов. Судя по всему, именно этого больше всего боится власть, из года в

год увеличивая финансирование армии и силовых ведомств13. Поэтому в обо-

зримом будущем вряд ли стоит ждать изменения курса. Россия, как и прежде,

пойдет по пути догоняющего развития при авторитарной форме правления.

Важно, чтобы этот авторитаризм был авторитаризмом развития, отдающим

доходы нефтегазового комплекса на индустриализацию страны, развитие

образования и науки. Но именно этого и не происходит. Что же делать?

Думается, прежде всего следует взглянуть правде в глаза и признать, что

огромная по масштабам и сложнейшая по структуре научно-техническая

система России, непрерывно создававшаяся на протяжении 300 лет, уже бо-

лее двух десятилетий остается почти без средств развития и без социальной

поддержки. И это закономерно в обществе, которое переживает культурный

кризис, где сформированные ранее научное мировоззрение и рациональное

мышление целенаправленно заменяются СМИ мифами самого разного толка

и лженаукой. Итогом стало изменение системы координат массового созна-

ния, в иерархии ценностей которого наука оказалась в самом низу пирамиды.

Не случайно протесты ученых против поспешной «реформы» РАН не были

поддержаны не только народом, но и вузовскими преподавателями. О поли-

тических и иных «элитах» даже не хочется говорить: они утратили навыки

понимания сложной структуры и значимости социальных функций науки.

Поэтому начиная с 1991 года Россия не только не приумножила свой про-

мышленный ресурс, но в значительной степени его растеряла. В то время как,

невзирая на кризисы, страны НИС («азиатские тигры»), Бразилия, Индия, Ки-

12 А. Шубин. Модернизация и постиндустриальный барьер, или Почему у Медведева ничего не

получается // Неприкосновенный запас. 2010. № 6 (http://magazines.russ.ru/nz/2010/6/).

13 В течение 2013—2015 годов совокупные расходы федерального бюджета на национальную

оборону должны вырасти на 5,89 процента (с 1007 до 1066 миллиардов рублей), а финансирование

национальной безопасности и правоохранительных органов увеличится на 4,86 процента (с 1,59 до

1,66 триллиона рублей).

199

МЕНЯЕМ «БУСЫ» НА НЕФТЬ

тай и другие продолжали неуклонно двигаться по пути догоняющего разви-

тия, модернизируясь на собственной культурной основе, Россия за последние

двадцать лет пережила деиндустриализацию и еще больше отстала от них.

Несмотря на то, что 2011 год был отмечен экономическим ростом в

4,7 процента, этот рост оказался достигнут только за счет добывающей про-

мышленности. А декларируемые Медведевым задачи (внедрение новейших

медицинских, энергетических и информационных технологий, развитие

космических и телекоммуникационных систем, радикальное повышение

энергоэффективности) так и не были выполнены. В настоящее время наша

страна живет за счет экспорта сырьевых ресурсов, а не за счет производ-

ства и экспорта высоких технологий и высокотехнологичной продукции.

Для сравнения: в США экспорт высокотехнологичных производств и самих

технологий составляет 95 процентов от общего объема экспорта. А поступ-

ления в бюджет от прогрессивных технологий, особенно высокотехноло-

гичных производств, продажи наукоемких продуктов на внутренних и вне-

шних рынках, составляют около 90 процентов. И тот факт, что в обозримом

будущем страны НИС, Китай, Индия, Мексика, другие государства «второго

эшелона развития» и близко не смогут приблизиться к этому показателю,

нас утешить не может.

Но более всего удручает недальновидность руководства страны, кото-

рое, постоянно декларируя необходимость отказа от углеводородной иглы

и перехода к инновационному развитию, не имеет государственной про-

граммы развития науки и даже не собирается увеличивать ее финанси-

рование. Так, в относительно благополучном 2007 году расходы на науку,

включая оборонную, составляли примерно 1,07 процента ВВП. Это при том,

что абсолютная величина ВВП России была примерно в два с половиной

раза ниже, чем в Китае, и примерно в шесть раз ниже, чем в США14. В список

развитых стран Россия, согласно Индикаторам науки и техники, не входит,

а среди крупных развивающихся стран (Китай, Индия, Мексика, Бразилия,

Индонезия) она в 2007 году занимала четвертое место.

В 2010-м это отставание не уменьшилось: ведь на науку гражданского на-

значения государство потратило всего 159 миллиардов рублей (95,5 процен-

та от уровня 2009 года). При этом финансирование РАН было урезано: она

получила от государства лишь 31,5 миллиарда рублей, что на 3,5 миллиарда

меньше, чем в предыдущем. Кстати, ведущие страны поступают ровно наобо-

рот: именно в период кризиса увеличивают вложения в науку, так как увере-

ны, что только она способна найти эффективные способы выхода из кризиса.

Например, в дополнение к уже выделенным десяткам и сотням миллиардов

долларов президент США предложил конгрессу в 2009 году выделить еще

21 миллиард долларов. Политика Б. Обамы встретила полное понимание в

конгрессе. Спикер палаты представителей Н. Пелоси заявила, что слова «наука,

наука, наука» должны стать «лейтмотивом Демократической платформы»15.

14 Для сравнения: по данным самого полного из издающихся в мире справочников американс-

ких «Индикаторов науки и техники. 2008» (Science and engineering indicators. 2008), государственная

поддержка науки, исчисляемая в процентах по отношению к национальному ВВП, выглядела так:

США (2006) — 2,57, Израиль (2005) — 4,71, Швеция (2005) — 3,86, Финляндия (2006) — 3,51, Япония

(2004) — 3,18, Южная Корея (2005) — 2,99, Германия (2005) — 2,51, Франция (2005) — 2,13, Велико-

британия (2004) — 1,73, Китай (2005) — 1,34.

15 Цит. по: Беляева С. Спасибо за стимул! // Поиск. 06.03.2009. С. 22.

200

ЮРИЙ ГРАНИН

Но у нас, как водится, собственный российский путь. Свидетельством

тому — федеральный бюджет РФ на 2013—2015 годы, в котором финанси-

рование науки и образования сократится с 605,6 до 572,6 миллиарда, что

отражает истинную суть обещаний властей относительно модернизации.

Финансирование РАН в 2013—2015 годах составит 111,2 миллиарда руб-

лей. В 2013 году бюджетные ассигнования на деятельность академии соста-

вили примерно 36,3 миллиарда рублей; в 2014 году планируется выделить

37,4 миллиарда, в 2015-м — 37,5 миллиарда. С учетом инфляции и теперь

уже реального слияния трех государственных академий в одну абсолютное

сокращение финансирования очевидно.

Как очевиден и имитационный характер нынешней модернизации, со-

стоящий в некритическом использовании и насильственном насаждении

западных моделей организации образования и науки при полном игнори-

ровании мнения специалистов и общественности. А то, что «реформа» ака-

демии обойдется бюджету примерно в 70 миллиардов рублей, наших ин-

новаторов совсем не смущает. Судя по всему, они всерьез рассчитывают на

«Роснано» и «Сколково», куда в общей сложности в следующем году будут

«закачаны» еще 250 милиардов рублей.

Дело, понятно, хорошее. Непонятно, правда, зачем в Московской области

надо строить еще один наукоград, и почему эти новые проекты до сих пор

убыточны, а результаты видны лишь в микроскоп? Почему нельзя привлечь

отечественный и зарубежный бизнес в уже существующие научные цент-

ры? Любопытный ответ на этот вопрос дал бывший «теневой» куратор про-

екта Вл. Сурков. На вопрос корреспондента, каковы начальные условия для

возникновения этого «инновационного чуда», Сурков ответил: «1. Дерзость,

Вера и Воля». А отечественные вузы и академические институты отнес к чис-

лу третьего по счету факторов. И это неудивительно, поскольку такой, как

его назвал сам Сурков, «остров фантазий» будут создавать иностранцы: «Они

сами скажут, что им нужно. Останется только исполнить. Нам нужна новая

“Немецкая слобода”. Нам критически необходимо, чтобы сюда проникала

более высокая культура производства, технологий и исследований — вместе

с живыми ее носителями»16.

Ну что же — ходить за умом к варягам нам, со времен Гостомысла и Петра,

не привыкать. Но рассчитывать всерьез на то, что «заграница нам поможет»,

не следует. Обмен будет происходить по старой неоколониальной схеме:

«меняем “бусы” на нефть». Иными словами, какие бы импортные техноло-

гии мы ни покупали, они не будут «завтрашними», ибо никто не желает пло-

дить собственных конкурентов. А технологии сегодняшнего дня к моменту

их запуска в производство с неизбежностью будут вчерашними. Поэтому

прогрессивные, особенно высокие, технологии и создаваемые ими науко-

емкие высококонкурентные товары, так же как инновационный сектор эко-

номики, можно создать лишь на основе собственной науки, собственных

опытно-конструкторских разработок, собственных технологических про-

ектов. Для этого наша наука и наше образование нуждаются в мощных ин-

вестициях и государственной поддержке. Но, судя по всему, их-то они и не

получат. Россия продолжает идти в колее зависимого развития, постепенно

сползая в «третий мир» — мир

комментарии - 1
Equakatty 16 марта 2021 г. 12:47

[url=http://vskamagrav.com/]kamagra australia mastrcard[/url]


Мой комментарий
captcha