Понять можно по-разному: и что паникую культурно, и что в самой культуре паника. И то, и другое верно. Но я имею в виду третье: у меня внутри — паника по поводу возможного скорого нового закрытия всяких культурных заведений.

Вам никогда не приходило в голову, что памятник выдающемуся человеку под силу создать лишь тому, кто по уровню таланта хотя бы издали приближается к свой модели? Поэтому в столице живут обожаемый москвичами Пушкин и пучеглазый урод Пётр, по-античному прекрасные Минин с Пожарским и никакой Высоцкий, выразительный Гагарин и страдающий геморроем Достоевский. И еще множество одинаковых, неидентифицируемых дядек в пальто: пока не подойдешь и не прочитаешь, кто это, ничего не поймешь.

Вот здесь, на стене этого дома в подмосковной Коломне, на которую я показываю рукой, была мемориальная доска, которая сообщала, что в нем с 1913 по 1924 год жил и работал писатель Борис Пильняк.

Дело в том, что практически все резкие и все нецензурные слова либо прямо являются бранными, либо по совместительству являются бранными, т.е. предназначенными к использованию в брани - в бою. Поясню. Решиться убить человека не просто и не только потому, что и он может тебя убить. Как можно убить хорошего человека? Поэтому наши предки (да и все остальные народы), съезжаясь к бою, поносили своих противников словами, которые должны были иметь для противника оскорбительный смысл.

Шутка старая. А вспомнилась сегодня, когда по радио услышала о протестной акции медиков скорой помощи из Арзамаса, которые на самом деле из Армавира.