Явление на сцене инвалида Афгана (которого сперва – и это тоже искусство сценария, - припрятали, словно и вовсе убит) озадачивает. Всё, конечно, условно – и даже грим грубоват. Но в том ли дело? Нет – и он свидетель разброда и шатаний, немой свидетель. Во втором акте начинается форменная достоевщина – если в «Халам-бунду», любви посвящённой пьесе, действие которой происходит тоже в квартире (любит Поляков залезть в душу именно через семейный очаг), шутили около, но не прямо, то тут на грани раздевания балансирует весь зал. А Светлана (роль), раздеваясь до чёрной кружевной комбинации, - повергает в смятение даже видавший виды «Модернъ», - лишь следует императиву обнажения души.