Моя статья «Апология ГУЛАГа» вызвала в Интернете много откликов, среди которых так называемая «демократическая» колонна отметилась какой-то ее дикой, безрассудной яростью:

«Раз тебе так нравится ГУЛАГ, и вали туда!.. Прошел бы раз колымским трактом, по-другому б запел!.. Автор – классический образец осатанелого самоненавистника. Гнусная пурга, что льется из его мозга…» Ну и так далее.

Но я не писал, что мне нравится ГУЛАГ, что он не был жесток! Мне нравится развитие страны – и то, что при ГУЛАГе темпы ее роста были самыми великими за всю нашу историю, есть факт! И меня за это, по мысли «прогрессивной» публики, надо сажать? «Дать, – как сказал один храбрец под его шапкой-анонимкой, – ему двушечку!» Ну, а поклонников распятого Христа и слепого Гомера тогда надо распять и ослепить – коль крест и слепота вошли в комплект с деяниями их кумиров?

Волей судьбы в комплект с нашими величайшими свершениями вошел ГУЛАГ. И тут есть, над чем задуматься; а тявкать с собачьей злобой на подлинно писанную кровью, но великую страницу нашей Книги Бытия – разве это путь вперед?

ГУЛАГ, где томились и невинные – конечно, зло. Но в жизни вообще полно зла; и неотъемная от нее смерть – зло, но это же не повод с ней покончить и не рожать вовсе детей! И в той статье речь шла о сложной сцепке меж добром и злом, свободой и несвободой: как выбрать наименьшее из зол? И этот выбор не так прост, как мнится нашим ура-демократам: просто забить кол в злого Сталина – тогда добро, глядишь, само взойдет!

Само на свете не бывает ничего, и узколобый самотек часто ведет к еще большему злу. В свободной ныне России заключенных, в том числе невинных, стало не меньше, а истребленных и поломанных криминалом и беспризорничеством судеб – больше, чем при ГУЛАГе! Но это, по демократической доктрине, не преступление, не грех – а так, невинные издержки. Никто де этого не хотел, «так вышло» – и спрашивать за это не с кого. Ну, а ГУЛАГ – умышленное зло! И то, что на его основе вырастали, как и при Грозном, и Петре, великие плоды, для нынешних патологически бесплодных доброхотов – не резон.

Но по такой логике и хирург, который режет по живому, причиняя телу боль – злодей, а хирургия – преступление! Но люди, слава Богу, судят докторов не за кровавое вмешательство в печенки, а по факту спасенных в результате жизней и здоровья. Когда это касается личной шкуры демократа, он это прекрасно понимает. Но лишь доходит до жизни и здоровья нации, страны – указанная диалектика сразу отшибает ему разум!

Конечно, никому не охота под нож хирурга, это крайний случай, но коли уж он настал – деваться некуда. И ГУЛАГ стал для нас таким крайним случаем в итоге страшной хозяйственной и человеческой разрухи, нанесенной гражданской войной. Она же, со всей ее взаимной ненавистью, стала итогом дикой несправедливости в царской России, где одни, баре, без труда имели все; другие, гнувшие на тех спины – ничего. В ряду причин – и фашистская угроза, для отражения которой надо было рвать жилы на промышленных фронтах, и еще много чего, о чем опять же не хотят знать наши верхогляды-демократы.

Да, при ГУЛАГе были муки и лишения – но они были не напрасны, это были муки родовые, которым по чести следовало б поклониться, сделав все, чтобы они не пропали даром! Но мы, сев на отравленный демократический крючок, так их возненавидели, что пустили по ветру и рожденную в них страну. При этом сами горькие страдания, не сократившиеся в сумме, лишь обрели у нас то оправдание, что это все не ради каких-то Беломорканалов и Магниток, а «так вышло».

Но разве это – утешение для матерей, чьи дети с наступлением нашей лихой свободы были перебиты «просто так»? Пусть кто клеймит меня за «оправдание кровавого ГУЛАГа», скажет такой матери: «Ура! Ваш сын пал не за Сталина, не за Родину, а за здорово живешь!» Как можно, хая на чем свет былое, не слышать этот материнский вой, который больше не родит, кроме самих рыданий, ничего!

Мне пишут: «Только свободный человек в свободном обществе может стать подлинным творцом!» Но это – лишь благие, писанные вилами на воде намерения; я же написал о том, что было и что есть. Наша страна при ГУЛАГе опережала далеко весь мир даже в том, что, казалось бы, несовместимо с плеточной системой – но вот поди ж ты!

Сколько мы знаем во всем мире великих, современных сталинской эпохе композиторов? Я больше четырех не назову: Стравинский, Вилла-Лобос, Бриттен – и еще с долей натяжки Нино Рота. Сколько их было при Сталине в одной нашей стране? Прокофьев, Шостакович, Свиридов, Хачатурян – это только самые большие. Хренников, творивший в той же кино-нише, что и Рота, его шедеврами «Как соловей о розе», «Что так сердце растревожено», «Колыбельная» из «Гусарской баллады» – коллегу безусловно побивает. Но кроме этой, самой, из указанной эпохи, исполняемой по сей день в мире пятерки у нас было не счесть и других классических творцов: Глиер, Мясковский, Шапорин, Кабалевский, Борис Чайковский… Такая россыпь из рукава «сталинской шинели», равных которой не было на всей планете!

Говорить, как сейчас принято, что все они творили «вопреки», что подвергались травле – безбожно врать или не знать совсем предмета. Жили и творили они в таком достатке, с такой медициной, что не снились Баху и Бетховену. Но главное для них было в другом: их симфонии и оперы, весьма затратные в исполнении, у нас звучали и обсуждались самым широким образом. Их и хвалили, с присуждением высших премий и наград, и ругали тоже – но кого на свете не ругали?

«Спящую красавицу» Чайковского при его жизни назвали бесцветной, его 5-ю симфонию, входящую в десятку лучших в мире, при мысли о которой дышать трудно – провальной! Современники освистали «Бориса Годунова» Мусоргского, скрипичный концерт Бетховена объявили неисполнимым… Таковы превратности любой творческой судьбы – и нет креста на тех, кто хает Сталина за критику наших композиторов, катавшихся при нем как сыры в масле!

Вот бедняге Шуберту действительно не повезло: ни одна из его симфоний, включая самые великие – 5-ю и 8-ю «Неоконченную», не была исполнена при его жизни. Бах умер в нищете, не на что было хоронить; Бетховен – то же самое. Но самая большая несудьба, коли копать историю травли творцов, постигла Бизе. Его оперу «Кармен», номер один сегодня, друзья-критики объявили пошлой копией простонародных перепевов. Отчего 36-летний автор, вложивший в эти ноты весь свой дух, слег и умер через три месяца после премьеры. Вот уж на самом деле затравили до смерти!

А Шостаковича всего раз, среди всех похвал, ругнули в «Правде» – и за дело: за сумбур и формализм его оперы «Катерина Измайлова». Поругал сам Сталин – и до того в точку, что Шостакович, бросив этот формализм, вместо «спорной» музыки стал писать уже бесспорную, такие симфонии, от которых содрогался мир! И это – травля? Это мечта творца – иметь в лице главы страны критика с таким чутким слухом; за это все наши творцы, несмотря на жесткие порой взбучки от тирана, его боготворили!

Вот парадокс: та сталинская несвобода порождала величайшую свободу творчества не только в музыке, но и в других искусствах, и в науке. А наша нынешняя свобода родит одно рабское невежество; и люди, мнящие себя свободными, способны разве наплевать друг другу в морды в Интернете!

Нашей демократической колонне лучше всего было б побить ненавистный ей сталинизм, как говорится, положительным примером – путем своих более великих достижений. Но их нет и в помине, вместо того в умы втирается такая чушь: зато теперь мы живем правильно, а при ГУЛАГе если достижения и были – на неправильной основе!.. Такое рассказали б нашим дачницам: дескать эта не так выращивает помидоры, но у нее их завались; другая – так, но, к сожалению, без урожая. На смех же подняли б!

Вот еще пишет обличитель из той же колонны: «Врешь, Росляков, про ГУЛАГ и про наших ученых, что ГУЛАГ им на пользу пошел. Королев погиб на операционном столе из-за травмы горла, полученной в ГУЛАГе, и скольких еще ученых сгноил этот лагерь! Высшая мерзость по отношению к загубленным душам – оправдывать диктатора и его изуверскую форму правления».

Звучит вроде красиво, пафосно – но что ж так безучастно к еще пущей мерзости сегодняшней, губящей еще больше душ под это тру-ля-ля: «Свобода лучше несвободы!» Мы впрямь не знаем, сколько творцов сгубил ГУЛАГ – и, возможно, сколько-то сгубил. Но скольких при этом породил! И их мы знаем, знаем их великие прорывы в космосе, авиации, литературе, живописи – но где равное им число при нынешней свободе? Диктатор Сталин так гноил цвет нации, что этого цвета у нас оказалось при нем больше, чем в любой другой стране!

То, что он когда-то пожурил – и справедливо – Шостаковича, приводит нашу демократию, упертую в обличение былого, в ярый гнев с дрожанием поджилок. Но никакое горе современников ее вовсе не колышет – за исключением тех случаев, когда на чьей-то, выдернутой из жизни драме можно с личным выигрышем пораспинаться в телевизоре. «Мне хорошо – и баста, а чужое горе – тьфу», – таким стал моральный кодекс нашей, теперь свободной и от всякой совести страны.

Еще в той, несвободной, я как-то ездил в командировку в глухое сибирское село, где директор совхоза лишил чету пенсионеров покоса, так как их работавший в совхозе сын погиб. Показательно уже то, что письмо об этом даже не беззаконии – бездушии заставило редакцию послать в дальний путь корреспондента. И не успел я выехать оттуда, как старикам все возместили, а директора крепко взгрели «за бесчеловечность к людям».

Уже в наши дни, попав в те же края, я наткнулся там на банду негодяев, которая ловила голодных девчат, сажала их на иглу и превращала в проституток. Но публикация об этом уже не вызвала и легкой ряби на челе чиновников, правозащитников, попов: мол сами, дуры, виноваты! Сами-то сами – но нация с угробленной душой и совестью и будет неизбежно вымирать!

Да, хаять что-то – тоже дело: прежде чем строить новое, надо доказать негодность старого. Но наши-то витии хают, ничего не строя: за четверть века с лишним мы при этих хайках не сковали себе даже нового шурупа, гайки – целиком перейдя на китайские метизы! И как раз демократический отсек перенял из нашего многогранного прошлого лишь одну эту грань: дать оппоненту «двушечку»!

Как с такими слепо налитыми ненавистью к прошлому глазами можно строить будущее? Да, прошлое, нашу сейчас единственную гордость, так можно затоптать – что, судя по внедрению в сердца безмозглой антисталинской доктрины, худо-бедно получается. Но воздвигнуть что-то новое таким путем – невероятно.

«Свобода лучше несвободы!» – сказал порабощенным нынешней свободой остолопам наш самый бесплодный за всю нашу историю либеральный псевдопрезидент. Лозунг не только лицемерный в его устах, но и неверный в сути, особенно циничный в отношении той возникшей вдруг, «так просто» армии сегодняшних сирот, этих «детей свободы».

Эта свобода вообще – ничуть не лучше несвободы, а порой, как показывает наш нынешний пример, и куда хуже. Тут надо различать: свобода для чего-то – и свобода от чего-то; свобода дела – или продувного слова. При Сталине у нас была безграничная свобода действия, отлившаяся в массе сотворенных при нем дел. А сейчас – свобода ничего не делать, только красть и превращать потенциальных матерей страны в бесплодных проституток. При этом людская кровь примерно в той же мере, видимо, написанной нам на роду, как тогда лилась, так льется и сейчас. Только сейчас иными руслами – и не во здравие, а за упокой тающего на глазах коренного населения страны.