Тем не менее, Сталин с товарищами неуклонно вел дело к демократии – к коммунизму. Было разработано положение о выборах, были отпечатаны проекты бюллетеня для тайного голосования, в которых для примера стояло аж три кандидата в депутаты, и было вписано: «Вычеркнуть всех, оставив одного». Проекты этих положений были разосланы членам ЦК.

Возразить открыто против этого положения Сталина, члены ЦК на тот момент не решались и, в конце концов, придумали меру в свое спасение. Накануне июньского 1937 года пленума ЦК, эту меру запросил у Политбюро, как бы только от своего имени, первый секретарь Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) Р. Эйхе, который, к тому же, был и кандидатом в члены Политбюро, то есть, входил в дюжину первых вождей партии. Он запросил разрешить ему создать у себя в крае репрессивную тройку и разрешить ему репрессировать не смирившихся противников советской власти, причем, дать этой тройке право и расстреливать особенно злостных врагов. Тройка должна была состоять из первого партийного руководителя региона, верховного судьи или прокурора региона и местного начальника управления НКВД. Последний был и судьей-обвинителем, поскольку на него возлагалась обязанность подготовить уголовное дело для рассмотрения тройкой.

Думаю, что Сталин понимал, что, вообще-то, Эйхе прав. Угроза войны нарастает, «пятую колонну» нужно репрессировать, но если бы речь шла только о «пятой колонне», а то ведь члены ЦК хотели в первую очередь репрессировать конкурентов, которые у них будут на выборах! Сталин, полагаю, понимал, что если Политбюро не разрешит Эйхе это сделать, то тот поставит вопрос о превентивных репрессиях на пленуме, а пленум может разрешить не только Эйхе создать такую тройку, но и во всех республиках и областях.

И Политбюро, как бы, в виде исключения, 28 июня 1937 года разрешает создать репрессивную тройку в Западно-Сибирского крае. Но уже на следующий день к Сталину являются 9 первых секретарей обкомов и крайкомов и тоже требуют разрешения создать тройки и провести превентивные репрессии. Стало понятно, что в ЦК уже есть «партия диктатуры» партии, и эта партия противостоит официальным вождям – противостоит Политбюро и секретарям ЦК ВКП(б).

В результате 2 июля 1937 года Политбюро разрешает создать положение о превентивных репрессиях во всех регионах, где это сочтут нужным, однако, оставляет за собою определять их размах. И те списки с резолюциями Политбюро «расстрелять», которыми любят сегодня размахивать антисоветчики, это предельные количества тех членов «пятой колонны», кого НКВД обвинял и считал заслуживающими расстрела, а члены Политбюро своими визами разрешало приговорить обвиняемых к расстрелам, если тройки сочтут их действительно заслуживающими этого. Повторю, эта резолюция Политбюро - это не приказ расстрелять, это согласие, а приговаривала к расстрелу чрезвычайная тройка на местах. К примеру, некий Снегов числится в двух списках, на которых есть резолюция «расстрелять» Сталина и Политбюро, то есть, НКВД дважды представлял Снегова на суд чрезвычайной тройке. Между тем, этот Снегов пережил и Сталина, и Хрущева.

Еще вопрос – почему эти репрессии не поручили обычным судам? Потому, что Политбюро боялось неправосудности, боялось, что пострадают невиновные. Логика тут такова: если в составе тройки будут высшие лица областей – первый секретарь, прокурор области и начальник УНКВД, - то будут понятны виновные в необоснованных репрессиях, и члены троек это понимали. А судьям те же секретари обкомов прикажут, и потом будут говорить, что они, секретари обкомов, тут не при чем, - что это, дескать, наши «независимые судьи» невиновных к расстрелам приговорили. Как это делается в России сегодня.

Интересно, что первым, уже 10 июля 1937 года, подал в Политбюро просьбу о создании тройки Хрущев: он просил назначить себя членом тройки по Москве и Московской области и предложил репрессировать 32 тысячи уголовников этих регионов, из которых 8,5 тысяч расстрелять. Политбюро согласилось с тем, чтобы Хрущев был членом тройки, однако после 20 дней раздумий Хрущеву было разрешено расстрелять всего 5 тысяч преступников.

Хочешь или не хочешь, но придется отвлечься и на эти репрессии.

Предупредительные меры

Эффект от этих превентивных репрессий был соответствующий. Если в Чехословакии, Бельгии, Норвегии фашистов встречали «пятые колонны» предателей, то в СССР в ходе Великой Отечественной войны в тылу СССР никакого организованного предательства не было, что вызывало удивление у союзников. 7 июля 1941 г. Посол США в СССР Джозеф Е.Девис занес в свой дневник: «Сегодня мы знаем, благодаря усилиям ФБР, что гитлеровские агенты действовали повсюду, даже в Соединенных Штатах и Южной Америке. Немецкое вступление в Прагу сопровождалось активной поддержкой военных организаций Гелена. То же самое происходило в Норвегии (Квислинг), Словакии (Тисо), Бельгии (де Грелль)... Однако ничего подобного в России мы не видим. «Где же русские пособники Гитлера?» – спрашивают меня часто. «Их расстреляли», – отвечаю я». На самом деле выявили и расстреляли или обезвредили далеко не всех, тем не менее, по сравнению с помянутыми Дэвисом странами эффект был разительным.

(Надо сказать, что и союзники СССР приняли аналогичные меры, поскольку «пятую колонну» нацистов отслеживали и там. В Великобритании с началом войны немедленно отправили в лагеря 20 тысяч собственно английских сторонников Гитлера, а вслед за ними в лагеря отправились 74000 выходцев из стран, враждебных Великобритании. Через полтора месяца после начала войны США с Японией Рузвельт приказал, и американская армия задержала и посадила в лагеря всех американских граждан с японской кровью, причем, чтобы попасть в лагерь, такой крови хватало и 1/8. Таких было 112 тысяч человек. Репрессии против уголовников тоже не являются советским изобретением. Когда в начале Первой мировой войны немцы подошли к Парижу, то французы безо всякого суда, просто по указанию агентов парижской полиции, всех воров, мошенников и даже хулиганов расстреляли во рвах Венсенского форта).

А в СССР от этих репрессий был эффект и в области социальной жизни. В 1940 году при численности населения в 190 млн. человек, в СССР было всего 6549 убийств. Для сравнения. В России с около 140 млн. населения генерал-майором милиции в отставке, доктор юридических наук Владимир Овчинский сообщил в газете «МК» 31 марта 2011 года: «По официальной статистике 2006—2009 гг., регистрировалось от 19 до 17 тысяч убийств в год. Исследование НИИ Академии Генпрокуратуры показало обратное. На самом деле у нас совершалось до 47 тысяч убийств в год». Так это еще и «снижение», поскольку в начале века генерал-полковник Л. Ивашов сообщил: «...в минувшем, 2001 году, в результате убийств погибли 83 тыс. человек, десятки тысяч скончались позже в больницах после покушений на их жизнь, около 70 тысяч сгинули без вести». Овчинский возмущается:«И, действительно, как число убийств может составлять 18,2 тыс., если только количество заявлений об убийствах, поступивших в правоохранительные органы, составило 45,1 тыс., а количество неопознанных трупов за тот же год - 77,9 тыс.? Одновременно при этом число лиц, пропавших без вести, но так и не найденных - 48,5 тыс.».

Однако все эти репрессии против уголовников и «пятой колонны» были бы понятны и всеми одобряемы, если бы их удалось провести без невинно пострадавших. Но этого сделать не удалось, во-первых, по причине того, что партийных руководителей на местах во многом заботила не чистка страны от «пятой колонны», а устранение конкурентов на предстоящих выборах, и если бы предварительно удалось очистить следственные и прокурорские органы от все тех же предателей. Это не удалось – начал репрессии предатель Н. Ежов, а это предопределило, что наряду с «пятой колонной» и уголовниками пострадали и невинные люди, и те, чья вина была простительной.

В 1938 году, взамен предателя Н. Ежова, во главу НКВД был поставлен один из выдающихся организаторов экономики СССР Л. Берия. Он провел реабилитацию невинно пострадавших и по результатам его работы только в 1939 году из лагерей освобождено 223,6, из колоний - 103,8 тысячи человек необоснованно осужденных. Одновременно арестовывались и жестко наказывались партийные, судебные, прокурорские и следственные работники, виновные в незаконном осуждении людей.

Всего за 1939 год из НКВД были уволены 7372 человека (22,9% от общего количества оперативных кадров НКВД), из них 66,5 процента - за должностные преступления. Из Центрального аппарата НКВД СССР в 1939-м были уволены 695 сотрудников руководящего и оперативного состава, а из 6174 человек руководящих работников НКВД в 1939 году было сменено 3830 человек (62%).

Взамен, на оперативные должности НКВД в 1939-м были приняты 14 506 человек (45,1% от всей численности оперативных сотрудников): 11 062 человека прибыли из партийных и комсомольских органов, в том числе в Центральный аппарат НКВД СССР в 1939 году на оперативные должности в госбезопасности прибыли 3460 человек, из них 3242 - из партийных и комсомольских организаций.

Но вернемся к конфликту вождей Советского Союза и диктатора – ЦК ВКП(б) – партийной номенклатуры.

Сдача позиций

Заставив Политбюро и Правительство СССР разрешить партийным функционерам провести превентивные репрессии против своих конкурентов и критиков на местах, диктаторская группировка в ЦК почувствовала свою сплоченность и силу, и всем своим авторитетом навалилась на Положение о выдвижении кандидатов в депутаты на предстоящих выборах в Верховный Совет.

10 октября 1937 года должен был открыться пленум ЦК, на котором это положение должно было быть утверждено. Однако, судя по произошедшему, Политбюро было предупреждено, если то Положение о выдвижении кандидатов в депутаты, которое Политбюро и секретари ЦК собирались предложить для утверждения, будет вынесено на пленум, то пленум поставит вопрос и проголосует за переизбрание состава Политбюро и секретарей ЦК. Перед вождями СССР и партии встал вопрос: если они будут настаивать на внесении в бюллетени на выборах в Советы нескольких кандидатов, и если снимут партийный контроль за процессом выдвижения кандидатов, то не быть им вождями.

Думаю, что большинство членов ЦК искренне уважали Сталина, уважали остальных членов Политбюро, безусловно, побаивались их, но страх секретарей обкомов, что их на выборах в декабре не изберут в Советы, был таков, что пересиливал и это уважение. Вождям стало понятно, что Положение об альтернативности на выборах в Советы все равно не пройдет.

Сталин вызвал редакционную комиссию и поручил ей срочно переделать Положение о выдвижении кандидатов – восстановить партийное руководство выдвижением кандидатов и оставить в бюллетене всего одного кандидата. Но времени не оставалось – нужно было открывать пленум. Тогда, чтобы успеть переделать Положение (а оно ведь должно было быть хоть в каком-то соответствии с Конституцией), открытие пленума перенесли на следующий день. Так сяк придумали формулировку того, что должно было обеспечить хоть какое-то соответствие Конституции выдвижение всего одного кандидата, сделать видимость, как будто кандидаты выдвигаются множеством организаций, – придумали «блок коммунистов и беспартийных». Однако из-за спешки никто не догадался внимательно отредактировать образец бюллетеня – трех кандидатов из него убрали, но сделанное мелким шрифтом разъяснение «Вычеркните всех, оставив одного» осталось и присутствовало в бюллетенях с одним кандидатом до конца 80-х, как памятник первой попытки коммуниста Сталина передать всю власть коммуне.

С одной стороны, Сталин, безусловно, не мог не переживать о том, что без положения о свободе выдвижения на выборы неограниченного числа кандидатов его «Великая Сталинская Конституция» превращалась в «Великую Кастрированную Конституцию». Но с другой стороны, Сталин не мог и не понимать, что, в связи с явной угрозой войны, остающаяся в СССР диктатура партии является спасительной. Так или иначе, но внедрить Сталинскую Конституцию в полном объёме не получилось.

Такова история попытки создать в России независимых депутатов.

Однако в качестве побочного результата этой борьбы Сталина с ЦК за свою Конституцию, сформировалось представление о советском депутате, в том числе, и о депутате Верховного Совета СССР – высшего законодательного органа страны.

Вот теперь о них, и о том, чем они отличались от сегодняшних охотнорядцев.

Депутаты в СССР

Безусловно, главной их особенностью, было подчинение бюрократическому аппарату ВКП(б), а потом – КПСС. Наверное, сначала были и какие-то ошибки в подборе «блока коммунистов и беспартийных», наверное, были и какие-то строптивые и самостоятельные депутаты, но в мое время я о таких уже не слышал. Однако даже КПСС не нужны были бездельники, тупо голосующие по указаниям начальства, даже КПСС нужны были люди действительно работающие депутатами и, особенно, люди, представляющие реальную жизнь народа.

Поэтому все депутаты Верховного Совета после своего избрания продолжали работать на своих старых рабочих местах, строго говоря, им не нужно было «встречаться с избирателями», чтобы узнать, «как там народ живет». По меньшей мере, половина депутатов и была этим самым народом. Не могу сказать, получали ли депутаты и какую-то доплату, если и получали, то это на их благосостоянии сказывалось незаметно, знаю только, что проезд в общественном транспорте у них был бесплатным, и в Москву на сессии Верховного Совета они ездили за казенный счет, как в командировку, хотя и с определенной помпой. Моего знакомого депутата не только везла в аэропорт казенная «Волга», но и впереди ее шла машина ГАИ. Но это только когда он ехал на сессию, в остальных случаях он был, как все.

Я работал в одном цехе с действующим депутатом – бригадиром печи, цех был маленький, все друг друга хорошо знали, мы с Виктором и выпивали вместе, и на рыбалку ездили. Мужик, как мужик. По-моему, раз в неделю он обязан был принимать избирателей, в горисполкоме у него был для этого кабинет. Мне этот (да и остальные) депутат за все время никак не понадобился, как депутат (да и остальные депутаты тоже), так уж получилось, но я всегда вопросы решал по линии исполнительной власти. Решал потому, что вопросы производства все равно никакой депутат сам не решил бы, а личные вопросы я решал самостоятельно, не жалуясь.

Но люди к нему шли, прежде всего, шли те, кто «не мог добиться правды» в других инстанциях. Если Виктор, да и любой другой депутат, видел, что перед ним не профессиональный кляузник, и рациональное зерно в его жалобе есть, то депутат запрашивал обидевшую избирателя инстанцию, в чем дело?? И, поверьте, если у этой инстанции было не 110, а всего лишь 100% правоты, то она удовлетворяла жалобщика, поскольку для местного бюрократа было очень опасно связываться с инстанцией, имеющей прямую связь с московскими бюрократами. А депутат Верховного Совета был именно такой инстанцией - он был постоянно действующей на месте «рукой Москвы». Конечно, жалоба гражданина на секретаря обкома вряд ли имела бы успех и у депутата, но сделать секретарю обкома депутатский запрос, депутат был обязан, и, поверьте, и секретарю обкома лучше было как-то жалобу удовлетворить, а не отказывать начисто. Да, депутат-то человек проверенный секретарем обкома «на преданность партии», но и депутату нужно отчитываться перед Президиумом в своей работе, и где гарантия, что депутату не попадет шлея под хвост и он не перешлет жалобу на секретаря обкома в Президиум Верховного Совета? А там секретарь обкома не более, чем простая пешка… Тут невольно задумаешься.

Второе, что было важно, это принятие точных законов. Проекты всех законов СССР (а годовые и пятилетние планы это тоже были законы) обязательно ставились на всенародное обсуждение. Разумеется, большинству граждан они были «по барабану», но была и масса специалистов, скажем, тех же юристов, массу хозяйственников эти законы прямо задевали, да и просто активные граждане участвовали в обсуждениях. Конечно, престижно было, чтобы твое замечание к закону опубликовала газета, но обюрокраченные редакции и журналисты предпочитали не отличаться сильно большой самостоятельностью. Они, конечно, не были такими перепуганными ослами, как нынешние СМИ, но все же. А депутат был доступен, и ему можно было высказать все, что считаешь нужным, по отношению к любому закону. Депутат все эти замечания к законам пересылал в Президиум (в своей работе и ему, повторю, нужно было отчитываться), в результате авторы закона в Москве были исключительно информированы обо всех тех неожиданностях, которые могли возникнуть в связи с принятием закона. И закон получался идеальным из всех возможных вариантов. Точно так же хозяйственники через депутатов могли еще раз заставить задуматься начальство по поводу чисел в законах о намечаемых планах.

Я ни в меньшей мере не призываю вернуться к власти Советов, все это уже было, и именно Советы предали и СССР и коммунизм. Но вот этот советский депутатский принцип – быть в народе, - стоит дорого. Особенно, если посмотреть на тот моральный и интеллектуальный маразм, который у нас именуется депутатами Госдумы.