Итак, заголовок прочитан.

Думаю, что в мозгах у некоторых читателей уже раздался щелчок и поползли вбиваемые последние двадцать лет «демократами» штампы и клише типа «тиран и гений», «деспот и талант», «авторитарный тоталитарист и вольнолюбивый беллетрист» и т.д., и т.п. Какое может быть сходство меж ними?

Но, может быть, стоит попробовать думать самим?

Вот Сталин, посмотрев несколько раз булгаковские «Дни Турбиных», обсуждал их в семейном кругу, умными и точными репликами помогая близким разобраться и понять, о чем, собственно, эта пьеса.

А о чем, например, булгаковские «Похождения Чичикова»?

О торжестве «демократии» и способах борьбы с ней.

Вот Москва тех времен: «…дядя Лысый Пимен, который некогда держал "Акульку", а теперь открыл на Тверской кафе на русскую ногу с немецкими затеями: аршадами, бальзамами и, конечно, с проститутками... Чичиков лишь увидел, как Собакевич пайками орудует, моментально и сам устроился. Но конечно, превзошел и Собакевича. На себя получил, на несуществующую жену с ребенком, на Селифана, на Петрушку, на того самого дядю, о котором Бетрищеву рассказывал, на старуху-мать, которой на свете не было. И всем академические. Так что продукты к нему стали возить на грузовике… …Но Ноздрев не унывал. Рассказал, как предложил Внешторгу поставить за границу партию настоящих кавказских кинжалов. И поставил. И заработал бы на этом тьму, если б не мерзавцы англичане, которые увидели, что на кинжалах надпись "Мастер Савелий Сибиряков" и все их забраковали. Затащил Чичикова к себе в номер и напоил изумительным, якобы из Франции полученным коньяком, в котором, однако, был слышен самогон во всей его силе… … Но рассказы Ноздрева навели его на мысль и самому заняться внешней торговлей. Так он и сделал. И опять анкету написал и начал действовать и показал себя во всем блеске. Баранов в двойных тулупах водил через границу, а под тулупами брабантские кружева; бриллианты возил в колесах, дышлах, в ушах и невесть в каких местах. И в самом скором времени появились у него пятьсот апельсинов капиталу. Но он не унялся, а подал куда следует заявление, что желает снять в аренду некое предприятие и расписал необыкновенными красками, какие от этого государству будут выгоды… … Дальше же карьера Чичикова приняла головокружительный характер. Уму непостижимо, что он вытворял. Основал трест для выделки железа из деревянных опилок и тоже ссуду получил. Вошел пайщиком в огромный кооператив и всю Москву накормил колбасой из дохлого мяса. Помещица Коробочка, услышав, что теперь в Москве "все разрешено", пожелала недвижимость приобрести: он вошел в компанию с Замухрышкиным и Утешительным и продал ей Манеж, что против университета. Взял подряд на электрификацию города, от которого в три года никуда не доскачешь, и войдя в контакт с бывшим городничим, разметал какой-то забор, поставил вехи, чтобы было похоже на планировку, а насчет денег, отпущенных на электрификацию, написал, что их у него отняли банды капитана Копейкина. Словом произвел чудеса…»

Как видим, «демократия» и тогда существовала и развивалась по всем заветам Сахарова-Солженицына-Лихачева, по мечтам Горби-Ельцина-Яковлева. И проституция, и коррупция, и частная внешняя торговля, и самогонный коньяк, и колбаса из дохлятины, и железо из опилок, и аферы с недвижимостью и электрификацией, продуктами и ваучерами – как будто вернулись мы снова во времена Булгакова. И даже терминология демиков: «все разрешено, что не запрещено» - взята ими у булгаковской Коробочки.

А как предлагает Булгаков наводить порядок? Да вот так!

«И вот тут (чего во сне не увидишь!) вынырнул, как некий бог на машине, я, и сказал: - Поручите мне. Изумились: - А вы... того... сумеете? А я: - Будьте покойны. Поколебались. Потом красным чернилом: - Поручить. - Тут я и начал (в жизнь не видел приятнее сна!)… …Набрал воздуху и гаркнул так, что дрогнули стекла: - Подать мне сюда Ляпкина-Тяпкина! Срочно! По телефону подать! - Так что подать невозможно... телефон сломался. - А-а! Сломался! Провод оборвался? Так чтоб он даром не мотался, повесить на нем того, кто докладывает!! Батюшки! Что тут началось! - Помилуйте-с... что вы-с... сию... хе-хе... минутку... эй! Мастеров! Проволоки! Сейчас починят. В два счета починили и подали. И я рванул дальше: - Тяпкин? М-мерзавец! Ляпкин? Взять его прохвоста! Подать мне списки! Что? Не готовы? Приготовить в пять минут, или вы сами очутитесь в списках  покойников! Э-э-то кто?! Жена Манилова - регистраторша? В шею! Улинька Бетрищева - машинистка? В шею! Собакевич? Взять его! У вас служит негодяй Мурзофейкин? Шулер Утешительный? Взять!! И того, что их назначил - тоже! Схватить его! И его! И этого! И того! Фетинью вон! Поэта Тряпичкина, Селифана и Петрушку в учетное отделение! Ноздрева в подвал... в минуту! В секунду!! Кто подписал ведомость? Подать его каналью!! Со дна моря достать!! Гром пошел по пеклу... - Вот черт налетел! И откуда такого достали?! А я: - Чичикова мне сюда!! - Н... н... невозможно сыскать. Они скрымшись... - Ах, скрымшись? Чудесно! Так вы сядете на его место. - Помил... - Молчать!! - Сию минуточку... сию... повремените секундочку. Ищут-с. И через два мгновения нашли! И напрасно Чичиков валялся у меня в ногах и рвал на себе волосы и френч и уверял, что у него нетрудоспособная мать. - Мать?! - гремел я, - мать?.. Где миллиарды? Где народные деньги?! Вор!! Взрезать его мерзавца! У него бриллианты в животе! Вскрыли его. Тут они. - Все? - Все-с. - Камень на шею и в прорубь! И стало тихо и чисто…». Вот так. Вот кому товарищ Сталин мог бы поручить все «соответствующие органы» (сам ведь Булгаков просил: «поручите мне») - пощады бы ворам-«демократам» не было бы. И внесудебные расправы, и круговая порука, и черные списки, и вскрытия животов в поисках украденных бриллиантов, и «камень на шею и в прорубь» - вот что предлагает Булгаков. И даже не в суровые времена войны – война уже была завершена. Можно только представить, с каким наслаждением писал Булгаков эти строки, как казнил в мыслях всю эту «демократическую» сволочь – «в жизнь не видел приятнее сна!». Куда там Ягоде или Ежову!

Да, Булгаков, как и Сталин, был сторонником крутых мер. Но Булгаков мог позволить себе и эмоции, и писательскую беззаботность – последствия своих действий не надо было просчитывать и продумывать. Так, сон, писательская фантазия (и, наверное, отображение настроений в обществе). А на плечах Сталина лежала тяжелейшая ответственность за страну и народ, и забота о созидании, о строительстве справедливого общества, новой экономики. 

Вот здесь и начинается различие между Сталиным и Булгаковым – но об этом уже в следующей статье.

Александр Трубицын