• В чем классовая подоплека ослабления и падения СССР?
• Что собой представляет ныне господствующий в России класс?
• В чем необычная специфика сегодняшней госсобственности?
• Какое наиболее острое классовое противоречие сейчас имеет место в нашей стране?
• Почему многочисленные апелляции коммунистов к нынешнему «видимому» пролетариату неизменно приносят более чем скромные результаты?

Введение

Выработка эффективной стратегии и тактики подлинно коммунистических сил в России невозможна без адекватного классового анализа советского и постсоветского общества.

Один из ключевых вопросов, без ответа на который коммунисты обречены и дальше блуждать вслепую, — вопрос о специфике классов в СССР, механизме их трансформации в историческом контексте, а также то, как это «проецируется» на сегодняшний день.

В настоящей работе осуществлена попытка исследовать с классовых позиций становление, развитие и падение первого в мире государства победившего пролетариата, а также последующее существование возникшего на его обломках общества.

При этом следует признать, что положения работы, в частности, ряд принципиально новых понятий, схем, моделей могут многим показаться неожиданными и спорными.

Виден ли лес за деревьями

Чтобы ответить на вопросы о классах в СССР, необходимо прежде всего напомнить определение класса.

Ленин писал, что классы — это «большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают».

«Классы, это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства», — добавил он. [1]

Отношение к средствам производства — в первую очередь отношения собственности, и при анализе следует исходить именно из этого.

Что мы видим, исследуя путь развития советского общества?

В результате Октябрьской революции восставший пролетариат установил диктатуру в лице своего авангарда — Коммунистической партии. В ходе экспроприации эксплуататорских классов, обращения в собственность республики капитала, нажитого ими за счет трудящихся, диктатура пролетариата создала основу для формирования и развития общенародной социалистической собственности.

В первые десятилетия Советской власти продолжали существовать осколки классов предшествующего строя. К ним относилась прежде всего мелкая буржуазия (сельская — крестьяне, в том числе их эксплуататорская прослойка — кулаки; городская — торговцы, ремонтники, скупщики, чистильщики обуви, сапожники, портные, извозчики и прочие). В период новой экономической политики оформилась (но просуществовала относительно недолго) новая специфическая буржуазия — нэпманы. Оставалась и сформировавшаяся до революции буржуазная интеллигенция, многие представители которой в свое время фактически относились к привилегированному классу.

В ходе дальнейшего развития советского строя произошли изменения в классовом раскладе. В результате сворачивания новой экономической политики исчезли нэпманы, итогом коллективизации стало объединение подавляющего большинства крестьянских хозяйств в колхозы и ликвидация кулачества. Буржуазная интеллигенция замещалась выходцами из трудящихся, перед которыми настежь распахнулись двери социальных лифтов. Городская мелкобуржуазная прослойка оставалась в «нишевом бизнесе» — кустарном, единоличном, семейном. Следует упомянуть и промышленные, продовольственные артели, удовлетворявшие потребительские запросы населения на протяжении десятилетий, вплоть до хрущевского «закручивания гаек» в этой сфере.

В результате национализации, проведенной диктатурой пролетариата, последний прекратил свое существование как класс, представители которого лишены средств производства и вынуждены продавать рабочую силу буржуазии. И на базе победившего пролетариата родился (пусть и не сразу — такие вещи одним декретом не делаются) принципиально новый прогрессивный социальный субъект. Будучи ведущим, передовым, советский рабочий класс за десятилетия внес решающий вклад в его становление, породил его, создав для него материальную основу своим освобожденным созидательным коллективным трудом.

О чем идет речь? В СССР впервые в истории человечества каждый гражданин стал равноправным совладельцем единой общенародной собственности (в дополнение к своей личной, потребительской). Эта общая собственность составляла как национализированные после революции частные средства производства, так и средства производства, созданные при Советской власти — уже сразу в качестве общенародных.

Следовательно, исходя из определения класса, на мой взгляд, отнюдь не будет терминологической натяжкой указать на следующее. Практически все советские граждане, по крайней мере, начиная с определенной стадии развития, когда уже была налажена принципиально новая экономическая структура, когда в ходе реализации плана ГОЭЛРО и индустриализации был сформирован ее материальный базис, — стали представителями нового класса — единого всеобщего собственника общенародных средств производства. Класса, со всей очевидностью, базового для СССР, правящего.

Я бы назвал этот класс всеобщим социалистическим классом.

При этом некоторая часть граждан, помимо статуса представителей этого класса, могла принадлежать еще вдобавок (ибо принадлежности ко всеобщему классу они, по праву гражданства, вовсе не были лишены) и к классу кооперативного крестьянства, и классу промартельщиков. Либо к классу буржуазии — в первые десятилетия «атавистической», преимущественно мелкой, а в последние десятилетия — так называемой «теневой», по сути своей «токсичной», деструктивной.

А есть ли смысл относить весь народ к классу? На мой взгляд, есть. Исходя из цели, которая ставится перед данным социальным моделированием, это поможет понять суть дальнейшей классовой динамики, а также классовое состояние нынешнего общества и возможные пути его «исправления».

Вот аргументы.

Во-первых, раз этот специфический для принципиально новых социальных реалий базовый общественный класс имеет общую собственность, раз он объединен отношением собственности, то такой подход сам по себе представляется методологически очевидным и бесспорным.

Во-вторых, раз в СССР на различных этапах его развития продолжали существовать иные, не всеобщие, «миноритарные» классы, то не исключено и противостояние, сторонами которого являются некоторые из классов, в том числе и всеобщий класс. Это не что иное, как классовая борьба, завершившаяся на данный момент контрреволюцией и восстановлением частнособственнического капитализма — в его специфической форме, обусловленной конкретно-историческим контекстом.

«Продвижение к социализму не может не вести к сопротивлению эксплуататорских элементов этому продвижению, а сопротивление эксплуататоров не может не вести к неизбежному обострению классовой борьбы». [2]

История показала, что Сталин оказался прав. В то же время, конкретные, решающие — и фатальные — детали этого процесса стали очевидными лишь через десятилетия после его ухода из жизни.

Несмотря на все трудности продвижения по непроторенному пути, несмотря на сопротивление старого и отживающего, всеобщий социалистический класс, представители которого были не только работниками, но и хозяевами — в одном лице, — был сформирован и в ходе развития нового общества поступательно набирал свою силу.

Поэтому, с одной стороны, на определенном этапе развития СССР провозглашение общенародного государства на месте диктатуры пролетариата в послереволюционном понимании этого термина было более чем оправдано. С другой же стороны, во многом правы и критики, которые указывают на то, что тем самым была затушевана роль рабочих как своего рода «гаранта» социализма. Рабочие в новых условиях, как я считаю, уже не были отдельным классом, потому что на общегосударственном уровне кардинально поменялись отношения собственности, в которые граждане были вовлечены. Однако акцентирование внимания на том, что рабочие, пусть и не как отдельный класс, но как ключевой социально-профессиональный слой, продолжают играть во всеобщем социалистическом классе особую роль; а также наделение их расширенными механизмами осуществления власти и контроля, безусловно, имели смысл: их социально-групповое сознание было релевантно принципам общенародного государства, советского строя, задаче сохранения и развития нового класса в наибольшей степени. Да — в большей степени, нежели даже у инженерно-технической интеллигенции, — ровно до того момента, когда в физическом труде благодаря развитию производительных сил уже не будет необходимости. И в случае реставрации капитализма рабочие в массе своей, в отличие от иных слоев (тех же ИТР), объективно потеряли бы (впрочем, частица «бы», очевидно, сейчас уже лишняя) больше других в аспекте власти и собственности, при этом вновь став, в частности, эксплуатируемым социальным субъектом, непосредственно осуществляющим функции общественного производства.

Сделаем промежуточный вывод. В СССР так и не появилось «стерильно-бесклассового» общества, устойчиво необратимого в этом аспекте. Но на данном пути все же были достигнуты фундаментальные успехи, главным из которых можно назвать формирование базового класса равноправных совладельцев общенародной (она же социалистическая) собственности — всеобщего социалистического класса.

Хозяева, управленцы, работники

Теперь рассмотрим вопрос о социализме. По моему мнению, в СССР он все же был построен, если исходить из определения Ленина. Как известно, он писал: «Социализм — это государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией». [3]

Причем я склонен согласиться с позднесоветскими идеологами, утверждавшими, что этот социализм был именно «развитой», — народ после окончания мобилизационного периода уже начал получать потребительские блага от его общей экономической базы во все более и более возрастающей мере. До какого уровня эти блага увеличились бы к настоящему времени, если бы социализм не ликвидировали, — остается только предполагать.

Социализм не является отдельной социально-экономической формацией. Это — особая переходная форма построения социума, вариант, который может быть «параллелен» «классическому» классово-антагонистическому обществу. И эта «неклассическая» социальная форма утверждается и удерживается волей идеологически мотивированного политического руководящего авангарда. Она напрямую зависит от качества авангарда, ее существование гарантируется его надежностью. Из этого вытекает то следствие, что социализм, в отличие от классового общества, где различные субъекты с различными интересами постоянно ведут конкуренцию за ранг в социальной иерархии, в известном смысле неустойчив по сравнению с классовым обществом.

В период классовой эры иногда, «в виде исключения», возникали по воле индоктринированных прогрессивными социальными идеями политических авторитетов, и даже некоторое время развивались локальные протосоциалистические социальные феномены с приматом «всеобщего блага», как, например, Парагвай до опустошительной войны. Но, разумеется, «полноценный» социализм, как показали Маркс и Энгельс, как и подтвердилось ленинско-сталинской практикой, смог возникнуть и развиться только на базе революционного движения пролетариата в промышленную эпоху. И именно в России впервые в истории цепь мирового капитализма оказалась тогда разорванной.

Советский народ, он же всеобщий социалистический класс, стал единым владельцем народного хозяйства — конечно, не буквально всех богатств на территории страны (ибо была и личная собственность граждан, и собственность колхозного крестьянства и иных «миноритарных» классов, и собственность общественных организаций) — но основной их части. Это очевидный — но важный для дальнейших рассуждений момент.

Что касается советского государства, то, как всем известно, оно выступало в качестве оператора по управлению этой принадлежащей всему народу (всеобщему социалистическому классу) собственностью.

Был ли народ, как это сейчас утверждают не только антикоммунисты, но и ряд левых критиков реального социализма, отчужден от управления своей собственностью?

Смотря что под этим понимать.

С одной стороны, народ все же управлял единой собственностью — доверительно-опосредованно, через свое советское государство, через авангард в лице компартии, выражавшей и защищавшей интересы всеобщего социалистического класса, коллективного хозяина страны.

С другой стороны, механизма непосредственного учета воли и пожеланий граждан и их интеграции (в том числе в аспекте управления народным хозяйством) в масштабе всей страны, да еще и в режиме реального времени, в СССР, конечно, не было и не могло быть. По чисто техническим причинам недостаточной развитости средств коммуникации и обработки информации. Но политически активные трудящиеся всегда имели возможность хотя бы на локальном уровне контролировать положение дел, выдвигать инициативы, добиваться реализации конструктивных предложений — в рамках социалистических норм, в интересах всех, без антагонистических противоречий, присущих обществу, где один класс господствует над другим и живет за его счет.

Теперь следует перейти к рассмотрению функций владения и управления применительно к единому социалистическому народному хозяйству, к выводимым из этих функций прав и обязанностей.

Как известно в том числе и из опыта капитализма, если кто-то не управляет хозяйственным активом, это отнюдь не означает, что данный актив в принципе не может ему принадлежать по праву владения. Управлять может и менеджер, и коллективный профессиональный аппарат — тем более если актив сверхбольшой, а его владелец не единоличен, а представляет собой огромное множество собственников. Правда, тут есть и оборотная сторона — менеджер может управлять в своих собственных интересах, противоречащих интересам управляемого объекта и его владельца, или вообще в интересах владельцев других активов (конкурентов). Владелец может сам управлять своей собственностью, а может и не управлять. Он может непосредственно работать на своем активе, а может и не работать. Но при этом он обязательно (разумеется, если эта собственность функционирует благополучно, а не влачит жалкое существование) имеет — единолично или в составе коллектива, зависит от структуры собственности — прибавочный продукт, по праву бенефициара. И именно в интересах владельца какая-то его часть направляется на реинвестирование, а какая-то — на личное потребление, в качестве хозяйского бонуса.

Обратимся еще раз к определению Ленина — «Социализм — это государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа...» Последние слова крайне важны. Ибо недостаточно, чтобы монополистический хозяйственный комплекс принадлежал государству — необходимо, чтобы он еще был обращен на пользу всего народа.

Большую ошибку допускают те, кто принимает на веру лживые утверждения, что при социализме люди получали лишь зарплату. Это не так. У принадлежащей всеобщему социалистическому классу единой экономической системы были не только зарплатные издержки, она еще и вырабатывала прибавочный продукт, идущий на расширенное воспроизводство и на удовлетворение личных потребностей всех граждан-совладельцев. Это — хозяйский бонус, распределявшийся среди всех собственников, доходивший до каждого советского человека.

В каком виде представители всеобщего социалистического класса присваивали этот хозяйский бонус?

Да, он не был представлен напрямую выплачиваемым деньгами «безусловным общим (основным) доходом», если брать современную терминологию. Зато поступательно развивались общественные фонды потребления, цены на товары первой необходимости были стабильны и субсидировались, бесплатно, либо по себестоимости (ЖСК), либо с личным трудовым участием (МЖК) распределялось жилье, нормой являлись бесплатная медицина и образование и т. д.

Статус всех граждан как хозяев проявлялся и в щадящем трудовом законодательстве — характерное для частнособственнической системы отношение к наемному персоналу явно неуместно там, где каждый представитель этого персонала одновременно еще и равный совладелец.

При социализме трудящийся и владелец представляли собой диалектическое единство, итог разрешения предшествующего классового противоречия с выходом на новый уровень развития — уровень формирования всеобщего социалистического класса.

Важнейшие социальные ценности, с точки зрения нормального человека — равенство и справедливость. Материальная основа этого — как раз единая собственность народа. И при социализме все граждане имели одинаковые возможности владения ею как источником присвоения хозяйского бонуса. В том, что полагалось сверх этого, люди были в имущественном плане в различном положении, далеко не равными. Но именно во владении единым материальным экономическим базисом, который был ключевым фактором защиты всех без исключения людей от повсеместно присущего эксплуататорскому обществу риска «социального обнуления» — были равны все представители всеобщего социалистического класса.

Это еще не неограниченное пользование материальными ресурсами, как при коммунизме, но это — необходимый шаг к нему. Это — залог равенства, залог того, что человека не вовлекут в эксплуататорскую систему путем экономического принуждения к отчужденному труду.

Как показала история, совладение огромным по величине неотчуждаемым общим имуществом наравне со всеми влечет формирование совершенно иного уровня мироощущения у человека, не противопоставляющего себя обществу, не стремящегося над ним возвыситься. Это — иной уровень сознательности, ответственности и в то же время уверенности, неведомый уже нынешнему молодому поколению. И для исправления, «восхождения» общественного сознания хотя бы на базовом уровне в свое время потребовались считанные десятилетия, всего лишь порядка двух, — даже когда вообще не было соответствующего исторического опыта. Именно благодаря тому, что основная масса населения тогда, в первые послереволюционные годы, несмотря на изначальные материальные трудности и лишения, поняла: теперь они — хозяева, причем все без исключения, а не только «избранные». Данное социальное достижение советские люди защищали во время Великой Отечественной войны, проявляя массовый героизм.

Как отражение этого принципиально нового общественного сознания, сознания всеобщего социалистического класса, родилось и на протяжении десятилетий развивалось, подарив миру множество подлинных шедевров, советское искусство в многообразии форм — народная культура полновластных хозяев страны.

На идущие от классовых врагов инсинуации, что советский человек был «рабом», «вкалывающим за миску баланды», следует ответить напоминанием очевидной истины. По мере развития СССР и укрепления социалистического хозяйства он все в большей степени становился хозяином и все в меньшей степени тем, кто вынужден (действительно, было и такое на определенных этапах, и отнюдь не по вине коммунистов) трудиться в экстремальных условиях.

Тот, кто утверждает, что люди при социализме недополучали зарплату, а остальное им «принудительно» выдавалось «натурой», принципиально искажает картину. В силу отсутствия интереса частного капитала, в силу всеобщего совладения средствами производства зарплата в денежном виде в период «позднего» «реального социализма» (то есть для нас — «итогового» социализма, социализма-«результата») была на более чем достойном в тех условиях уровне. Этот уровень позволял труженику — и одновременно хозяину страны — выделять на необходимые жизненные траты лишь часть получаемого, а остальное — и массово — откладывать в виде сбережений (впоследствии конфискованных новым господствующим классом). А «бонусные» блага, в том числе жилье и социальный сектор, — не что иное, как распределение прибавочного продукта на потребление коллективного собственника. При частнособственническом капитализме именно эта доля полностью присваивалась бы буржуа — и к тому же зарплата труженика была бы явно по воле владельца существенно урезана.

У советских трудящихся была заведомо более высокая зарплата, чем при том же уровне развития производительных сил и имеющихся ресурсов работники имели бы в частнособственнической схеме. В странах же капиталистического ядра, не в последнюю очередь под влиянием угрожающей «тени СССР», буржуазия делилась с национальным пролетариатом частью средств, присвоенных ею на периферии империалистической мир-системы. Сейчас, когда социализм рухнул, надобность в этой «наживке» отпала, и буржуазия с пролетариями уже ничем не делится, более того — неуклонно отнимает социальные возможности, вынужденно предоставленные ранее.

То, что советский человек был не только тружеником, но и хозяином, — ключевая истина, из которой следует исходить в теории и идеологии, в агитации и пропаганде.

Становление всеобщего социалистического народного хозяйства как доступной всем людям в равной степени экономической базы благосостояния и статуса — необходимый этап на великом пути снятия социального отчуждения, прогресса общественно-экономических формаций. На каких-то исторических этапах было изжито рабство, крепостное право. А на этапе построения социализма как перехода к коммунизму все граждане не только провозглашались лично свободными, но и становились совладельцами единого всеобщего материального базиса.

Смысл, суть социализма — отнюдь не в лишениях, они представляют собой относительно кратковременные вынужденные реалии. А в том, чтобы все стали хозяевами этой общей экономической базы, позволяющей каждому гражданину иметь по праву рождения гарантированный материальный достаток, который давал бы ему возможность развиваться как личности, не задумываясь о куске хлеба, не участвуя в изматывающей конкуренции. Конкуренции даже не за господский статус, а за элементарные жизненные блага, как в классовом обществе.

Именно Великий Октябрь открыл миру путь в новую эру. Несмотря на временное падение социализма, с 1917 года в деле восхождения общества на новые рубежи было сделано столь много, что и по сей день непревзойденные достижения СССР останутся с человеческой цивилизацией навсегда.

Партия

Правящая Коммунистическая партия в СССР и других соцстранах выполняла в экономике — и шире в государстве — функцию идеологически обусловленного представления интересов всеобщего хозяина, единого владельца, прежде всего в контуре профессионального управления общественными подсистемами, на всех уровнях.

Да, при этом та самая пресловутая «партхозноменклатура» действительно имела более «продвинутый» «хозяйский бонусный пакет», но все же полноценный «пакет» (а не только урезанную зарплату за свой труд и социально обусловленные скудные бюджетные подачки, как сейчас) имели и все без исключения советские граждане.

А можно ли номенклатуру отнести к отдельному «миноритарному» классу на том основании, что она фактически управляла государством и народным хозяйством, имея для своих представителей и членов их семей качественно более «продвинутый» хозяйский бонус? То, что утверждали ряд антисоветчиков, в частности, Восленский, добавляя даже, что номенклатура является классом владельцев всех богатств страны и коллективным эксплуататором народа. [4]

Мне кажется, что все же — нет, нельзя.

Кто бы ни управлял государством, оно было в основе своей народное, и все политические решения принимались исходя из интересов всего народа.

Кто бы ни управлял народным хозяйством, оно принадлежало всему советскому народу, всеобщему социалистическому классу, который весь, целиком, пользовался хозяйскими бонусами от функционирования своей собственности.

Пресловутые привилегии номенклатуры не дотягивают до признаков отдельного класса. Это скорее количественно более крупный «натуральный социальный пакет» за выполняемую работу, не более того.

Номенклатура не владела страной. Страной владел весь советский народ, весь всеобщий социалистический класс, к которому принадлежали и номенклатура, и простые труженики.

Другое дело, что часть номенклатуры этим тяготилась, и данное обстоятельство будет рассмотрено ниже.

Проблемы социализма

История показала, что социализм, по крайней мере, в его «первой версии», реально оказался неустойчивым. Не в последнюю очередь в силу того, что хоть и был сформирован правящий класс-хозяин, но на его фоне продолжали существовать и иные «миноритарные» классы со своей узкоколлективной собственностью, не совпадающей с собственностью всего народа. Эти классы могли как находиться в симбиозе по отношению ко всеобщему социалистическому классу (колхозное крестьянство), так и вести с ним борьбу (теневая буржуазия).

Рассмотрим более подробно соответствующие социальные явления, которые порождали проблемы, присущие именно социализму на определенной стадии развития.

Известно, что на протяжении десятилетий в СССР присутствовали и накапливались как чисто технические сложности в управлении народным хозяйством (недостатки в организации обратной связи с массовым потребителем, учете конструктивных низовых инициатив по созданию новых производственных структур, товаров и услуг), так и сложности в реализации принципа заинтересованности в качественном управлении — пресловутая «бесхозяйственность». Последнюю антисоветчики призывали лечить раздачей богатств в руки частных владельцев, опуская тот факт, что меньшинство «новых хозяев» в итоге будет владеть всем, а большинство вслед за лишением права во всеобщем хозяйстве лишится выделенной доли и станет вынужденно работать на владельцев капитала за зарплату, навсегда забыв о хозяйских бонусах.

Действительно, при капитализме вышеуказанные проблемы решаются за счет того, что каждый сегмент экономики «управляется» сам, вне всеобщего плана, у каждого есть хозяин, который отвечает за успех или неуспех своим личным состоянием, а «неэффективные» элементы перестают существовать, поглощаются более сильными.

Но как решать такие проблемы при социализме?

Технические сложности в управлении единым экономическим комплексом следовало, очевидно, преодолевать развитием инженерных средств автоматизированной обработки информации и управления. Именно такой путь предлагал академик Глушков [5], но вместо этого было решено сохранять товарно-денежные отношения в народном хозяйстве, использовать квазирыночные хозрасчетные механизмы, что представляло собой явное отступление от заветов, изложенных в «Экономических проблемах социализма в СССР».

Напомним, что именно писал Сталин в этой работе.

«Задача руководящих органов состоит в том, чтобы своевременно подметить нарастающие противоречия и вовремя принять меры к их преодолению путем приспособления производственных отношений к росту производительных сил. Это касается прежде всего таких экономических явлений, как групповая — колхозная собственность, товарное обращение. Конечно, в настоящее время эти явления с успехом используются нами для развития социалистического хозяйства и они приносят нашему обществу несомненную пользу. Несомненно, что они будут приносить пользу и в ближайшем будущем. Но было бы непростительной слепотой не видеть, что эти явления вместе с тем уже теперь начинают тормозить мощное развитие наших производительных сил, поскольку они создают препятствия для полного охвата всего народного хозяйства, особенно сельского хозяйства, государственным планированием. Не может быть сомнения, что чем дальше, тем больше будут тормозить эти явления дальнейший рост производительных сил нашей страны. Следовательно, задача состоит в том, чтобы ликвидировать эти противоречия путем постепенного превращения колхозной собственности в общенародную собственность и введения продуктообмена — тоже в порядке постепенности — вместо товарного обращения». [6]

Проблему «бесхозяйственности» и отсутствия у ряда управляющих лиц должной мотивации к качественной работе следовало решать совершенствованием низовых структур массового публичного контроля и правильным кадровым отбором — когда на руководящие должности продвигались бы не по принципу протекции, клановости, не по критерию умения хорошо выступить (все это как раз расщепляло, разделяло систему управления, а следом и все общество) — а по критерию развитости личного сознания представителя всеобщего социалистического класса. То есть когда человек воспринимал всеобщий интерес, интерес упрочения общего богатства, как свой собственный, и иных интересов, тем более таких личных интересов, которые противоречили бы всеобщим, у него не могло бы быть в принципе. Человек, у которого выражено такое сознание, всегда выступает за всеобщий интерес, а не за разделение общества, не за интересы каких-либо его отдельных частей.

Подобные люди в обществе, тем более в социалистическом, есть, и их гораздо больше, чем хотелось бы социальным паразитам, реальным и потенциальным эксплуататорам, но в «классической» системе кланово-конкурентного кадрового отбора они, как правило, затираются и не поднимаются.

В СССР вышеуказанные проблемы так до конца и не были решены. И именно эти объективные предпосылки послужили тем субстратом, на котором начал формироваться субъективный фактор будущей контрреволюции. Отправной же точкой можно назвать кончину Сталина — человека, занимавшего в советской истории уникальное положение фактически единоличного верховного представителя интересов всего народа, не отделявшего себя от него.

Введенные после смерти Сталина гарантии неприкосновенности номенклатуры — как утоление пресловутой «жажды спокойных стойл» — ознаменовали выделение ее пусть и не в особый класс, но объективно — в группу, имевшую коллективный интерес, хоть и поначалу не антагонистичный народу, но уже свой, в чем-то отличный от всеобщего. И эта трещина медленно, но неуклонно расширялась.

Разоблачение так называемого «культа личности» манифестировало старт оппортунистической эрозии в сфере идеологии, а отказ от предложений Глушкова — старт эрозии в социалистической экономике.

К чему привели ошибки и просчеты в управлении? В сфере производства (аспект труженика) люди все в меньшей степени видели зависимость того, сколько они имеют, от того, сколько усилий они потратили на всеобщее благо (и речь, конечно, идет не только о деньгах, о зарплате как таковой). В сфере потребления (аспект хозяина), как индивидуального, так и коллективного, также накапливались критические изъяны — недостаточное удовлетворение формально платежеспособного потребительского спроса; не во всех случаях высокое, пусть это и было во многом субъективно, мнение о качестве общей «бесплатной» «социалки»; не всегда справедливое распределение «бесплатного» (и даже платного, в кооперативном формате) жилья.

С определенного рубежа, несмотря на неуклонное развитие производительных сил, парадоксально, казалось бы, стали постепенно размываться и объективные основы всеобщего социалистического класса, и, соответственно, сознание этого класса в массовом масштабе. Впрочем, это отдельная, хоть и крайне важная, тема.

В то же время, несмотря на все вышеуказанные недостатки, социализм в СССР, равно как и его классовая основа в лице всеобщего социалистического класса, существовал практически до самого конца, захватив даже тот перестроечный период, когда переродившаяся верховная власть целенаправленно уничтожала социальные завоевания.

«Токсичные» классы

В последние десятилетия существования СССР возникли и поступательно набирали силу социальные группы, которые имели уже свой интерес, принципиально отличный от интересов всеобщего социалистического класса. Это происходило на тех проблемных участках, которые из-за ранее упомянутой политической и экономической эрозии олицетворяли собой несовершенство управления, хозяйствования социализма как единого комплекса, как системы максимально справедливого распределения благ и решения судеб людей.

Представители этих групп располагали своей, пусть официально и не прописанной, фактической собственностью, индивидуальной или групповой, и имели с нее свой частный «хозяйский бонус». Следовательно, эти группы, пусть и с рядом оговорок, было бы корректно с методологической точки зрения выделить и объединить в отдельный «миноритарный» класс, формировавшийся «на теле» всеобщего социалистического класса.

Безусловно, данные группы не представляли собой классы в обычном понимании этого термина, применительно к «нормальному» классовому обществу — хотя бы по той причине, что официально, с точки зрения власти, таковых классов вообще не существовало. И уж тем более их «отношение... к средствам производства» не было «закреплено и оформлено в законах». С одной точки зрения — их можно было назвать «недоклассами», «протоклассами», а с другой точки зрения — де-факто всем остальным признакам класса, причем класса частнособственнического и противопоставляющего свои интересы интересам всеобщего социалистического класса, паразитирующего на его трудностях и на нем самом, они всецело соответствовали.

Итак, о чем конкретно идет речь?

Речь идет о позднесоветской теневой буржуазии с ее различными «ветвями».

Это, конечно, и цеховики, и фарцовщики, и валютчики, и прочие спекулянты.

Это и коррумпированная бюрократия. Здесь, кстати, особо следует отметить, что бюрократия, номенклатура, как уже было выше упомянуто, сама по себе классом не является. Но если в социалистическом обществе бюрократ или группа таковых с помощью своих полномочий реализуют частные или узкогрупповые интересы вопреки установленным социалистическим государством нормативам, вопреки интересам всеобщего социалистического класса, то про них все же можно сказать, что они принадлежат к отдельному классу, к специфическому ответвлению теневой буржуазии. Здесь их невидимая глазу «частная собственность» — теневая по отношению к официальным полномочиям, являющаяся их оборотной стороной, — фактическая возможность принимать незаконные (и/или заведомо неоптимальные с точки зрения всеобщего интереса и выгодные лично им) решения на своем посту в частных интересах.

Это даже и непосредственные работники социалистической сферы производства и распределения, которые «решали вопросы» по вверенной им части общенародного богатства «в обход», в своих частных (узкогрупповых) интересах — начиная, грубо говоря, с пресловутых «продавцов мясных отделов».

Это, наконец, и начавшая отвоевывать свою нишу наиболее агрессивная ветвь теневой буржуазии, а именно организованная преступность. Конечно, не примитивные уголовные банды, а формирования более высокого уровня, как правило, связанные с коррумпированными должностными лицами мафиозные структуры, с точки зрения экономики объективно представлявшие собой силу, осуществлявшую частную концентрацию ресурсов наиболее радикальными и деструктивными, незаконными способами, порой стремившиеся навязать народу свою теневую, по сути, террористическую власть.

На том этапе все эти ветви теневой буржуазии объективно необходимо дополняли друг друга и давали в процессе развития «серой зоны» синергетический эффект. И неважно, что они представляли собой в процентном отношении — как в количестве людей, так и в весе активов — весьма малую долю на первых порах. Токсичный эффект их действий имел мультипликативное свойство, а то, что концентрация ресурсов осуществлялась в ходе реализации именно «узконаправленной» частной воли, объективно было предпосылкой потенциально беспрепятственного присвоения ими все большей и большей доли всеобщей собственности.

При этом для тех — и многих! — советских граждан, кто искренне, руководствуясь сознанием всеобщего социалистического класса, хотел бы ее защитить, не было создано подлинно эффективных рычагов для организации и коллективного противодействия деструктивным процессам. Конечно, имела место массовая недооценка всех последствий — как тех, которые наступили сразу после ликвидации социализма, так и тех, которые люди испытывают на себе по сей день.

Экспроприация всеобщего социалистического класса

То, что вышеописанные явления по мере развития социализма в последние годы существования СССР не ослабевали, а усиливались, было особенно тревожным фактором. Шли процессы упрочения «токсичных» классов, напрямую враждебных всеобщему социалистическому классу, концентрации и накопления де-факто принадлежавших им активов за счет эрозии всеобщего народного хозяйства. Это антагонистическое классовое противоречие со всей очевидностью представляло собой смертельную опасность для социализма. И оно в итоге привело к его гибели.

Падение эффективности в управлении единым народным хозяйством, неадекватное реагирование на потребительский спрос приводили со всей очевидностью к возникновению и упрочению теневых схем производства и распределения благ. Они паразитировали на теле всеобщей социалистической собственности, и выгоду от этого получали исключительно частные лица, группы, кланы. Как было уже не раз сказано, появилась и начала развиваться теневая, то есть изначально нелегальная, криминальная, «токсичная» буржуазия — гораздо более опасная по сравнению с легальной буржуазией времен НЭПа, даже по сравнению с кулачеством.

На этот процесс накладывалось, сплетаясь с ним, нарастающее перерождение многих представителей госаппарата в форме обретения ими рычагов реализации частных интересов в ущерб всеобщим (покровительство теневикам и серым схемам распределения благ, блат при кадровых назначениях, непотизм, наследуемость повышенных социальных возможностей), то есть развивался враждебный основному классу подкласс коррумпированной бюрократии.

Поступательное развитие коррупции, разумеется, уже «тревожный звонок» для социализма. Но в то же время коррумпированность отдельных представителей и кланов бюрократии еще не была непосредственной предпосылкой того, что в итоге произошло с советским строем. Подобные явления в силу своих масштабов не представляли прямой, непосредственной опасности для права собственности всеобщего социалистического класса. Существование коррупции при социализме не означало, что ее носители сами по себе могут поставить страну под полный контроль. Немногие из них могли пойти на такую «смелость», как прямая реставрация капитализма в масштабах всей страны, хотя, конечно, именно они в новых реалиях, при всеобщем растаскивании, должны были получить весомые преимущества.

Весьма вероятно, что показательные — в своей суровости и в то же время «точечности» — «елисеевские», «медуновские», «хлопковые» дела, были призваны не уничтожить коррупцию как системное явление, а «обнулив» отдельных «неперспективных» с точки зрения вовлеченности в дальнейшие процессы знаковых представителей, послать соответствующим слоям в целом такой сигнал: «Теперь мы вами занялись, мы показали вам свою власть, и отныне вы работаете в нашей системе и делаете то, что мы вам в последующие годы прикажем».

И здесь я выдвигаю гипотезу, заключающуюся в том, что альянс «токсичных» классов «внизу», «на земле», сам по себе вряд ли мог привести именно к ликвидации социализма. Это исключительно сложная системная задача. Для ее выполнения объективно требовалось нечто вроде ядра, политического авангарда — антисоветского, контрреволюционного, антисоциалистического. Классовая миссия которого заключалась бы, с одной стороны, в последовательных действиях вопреки интересам всеобщего социалистического класса, в прагматичном выражении воли его антагонистов — «токсичных» миноритарных классов, в их организации и продвижении. А с другой стороны, в исповедании, развитии и продвижении под этот гигантский системный проект определенной идеологической доктрины.

Идеологией такого авангарда, скорее всего, была комбинация двух парадигм. Первая — представляющий собой извращение и передергивание марксизма, открыто антисоветский посыл, что социализм на «периферии» «цивилизованного мира», к которой относили СССР, в принципе не имеет права на существование, раз в «просвещенной Европе» его еще нет. Вторая — стремление под прикрытием эфемерной «конвергенции» войти в глобальную элиту (пусть и пожертвовав национальными окраинами). Сейчас же идеология авангарда эволюционировала в открытый социал-дарвинизм, элитаризм, неолиберализм, вплоть до апологии неорабовладения и неокастового общества на основе биотехнологической сепарации.

Этот гипотетический авангард представлял собой «носитель смыслов», а также исполнял (и, если так и есть, исполняет по сей день) функции политико-идеологического арбитра, за которым — и на сей счет имеется консенсус всех прошлых, нынешних и будущих экономических бенефициаров — остается последнее слово во всех спорах. Что позволяет поддерживать системную связность и единство во времени и пространстве, невзирая на все присущие бурным социальным перипетиям риски. «Глубинное государство» по-российски.

Этот гипотетический авангард, вероятно, возник и десятилетиями развивался, словно рак, в части высших эшелонов партноменклатуры, КГБ, научных учреждениях, СМИ, культурно-творческих структурах параллельно развитию деструктивных классов на местах. Он, по-видимому, покровительствовал, в частности, антисоветским крыльям творческой интеллигенции, «либералам» и «почвенникам», культурно оплодотворявшим процесс расшатывания социализма, и диссидентам, которые являлись «внутренним» источником идеологических смыслов, заражавшем деструктивными идеями антисоветски перерождавшуюся часть номенклатуры.

Как показывают исторические исследования, прежде всего исследования судебных процессов, в первые десятилетия Советской власти обезвреживались конкретные внутрипартийные заговоры, участники которых действительно пытались реставрировать частнособственнический капитализм. Почему бы не предположить, что последний, оказавшийся для социализма фатальным, заговор как раз и увенчался успехом? А мы о нем наверняка не знаем достоверно именно потому, что его участникам, подошедшим к делу на порядки более научно, системно, основательно, нежели предшественники, удалось захватить власть.

Классическая «ошибка выжившего». Есть такой термин, ведущий историю от исследований повреждений вернувшихся на базу обстрелянных бомбардировщиков. На первый взгляд, нужно защитить дополнительной броней те части самолета, которые, по видимой статистике, больше всего страдали. Но нет. Просто попадание в другие места было фатально: пораженные самолеты не возвращались на базу и не становились исходным материалом для статистики.

Скорее всего, грандиозное предательство, свидетелем которого стало человечество, было совершено потому, что если бы не крушение советского социализма и мировой социалистической системы, то в конце 1980-х — 1990-х годах необратимо сколлапсировал бы мировой империализм. А это сочли недопустимым не только «там» (что понятно), но и... «тут». Потому что тогда перспективы у имущих классов оказались бы весьма призрачными, и надежда на такой «формат» бытия у всех потенциальных социальных паразитов исчезла бы уже навсегда.

Но я отнюдь не заявляю о фатальной предрешенности крушения СССР в результате неостановимого действия «заговорщиков». У советского социализма отмечались вполне объективные, на сугубо классовой основе, кризисные явления, которые действительно в том числе ставили потенциально под угрозу само его существование. Социализм волей верховной власти, субъективным фактором, можно было либо укрепить — либо, напротив, ударить ему в спину, «помочь» упасть. В основе того, что произошло, — именно совокупность объективных и субъективных причин. Без объективной основы субъективное желание организованных внтуриаппаратных антисоветчиков ни к чему бы не привело, равно как и без целенаправленной установки «сверху» на системное уничтожение социализма накопленные кризисные явления сами по себе так же не повлекли бы столь трагический результат. Деструктивная группировка могла прийти к верховной власти, а могла и не прийти. В итоге все же она захватила власть, что привело — и еще приведет — к потерям для нашей страны и всего человечества, на порядок превышающим потери от гитлеризма.

Этот «авангард-ядро», решивший форсировать свой проект, а также спасти оказавшуюся в критической ситуации мировую систему угнетения, все же смог убрать, в том числе физически, тех, кто стоял на пути контрреволюции (например, Машерова), привести к власти Горбачева и всю готовившуюся задолго до «часа икс» многочисленную перестроечную обойму. И эта обойма принялась волюнтаристски уничтожать социальный строй. Ведя против народа оголтелую психологическую войну. Вдалбливая ненависть к социализму, клевеща на то, что происходило много десятилетий назад. А также виртуозно проводя экономические диверсии, приводящие к выгодному для ликвидаторов расшатыванию социалистической экономики, так, чтобы дефицит (в том числе целенаправленно устраиваемый) и резкое снижение жизненного уровня народа возбуждали ненависть не столько к перестройщикам, сколько к социалистическим принципам в целом.

Путем инициирования целенаправленных деструктивных реформ перестроечной власти (например, ликвидации двухконтурной финансовой системы, легализации отсасывающих оборотные средства «обнальных» контор под вывеской кооперативов и центров НТТМ) единый социалистический общенародный комплекс был брошен на растерзание антисоветским «токсичным» классам, разбухающим не по дням, а по часам. Происходило первичное накопление ими капитала, структурирование кланов для качественного «рывка» — последующей тотальной приватизации, экспроприации всеобщего социалистического класса в интересах вызревшего в недрах СССР принципиально нового правящего слоя.

Также следует упомянуть целенаправленное взращивание национализма — публичного политического инструмента грядущего развала единой социалистической страны. В перестроечном КГБ были силы, которые по поручению верховной власти напрямую обеспечивали финансами, техникой, кадрами, организационным сопровождением и оперативной информацией сепаратистские структуры всех мастей, дирижировали всеми известными кровавыми провокациями.

Вкратце напомним исторические вехи крушения советского социализма.

За провокационным опереточным августовским «путчем» последовал, как известно, развал СССР и окончательный переход на рыночные отношения. Номинально активы народного хозяйства еще не были приватизированы, однако народ уже реально утратил статус их владельца. В это время на фоне гиперинфляции и с ее помощью у граждан фактически произвели конфискацию личных денежных сбережений в пользу сформировавшегося тогда же класса новых хозяев страны.

Подавление арьергардного, «оборонительного», управляемого лицами, бесконечно далекими от большевистского облика — а, следовательно, заведомо обреченного на поражение — восстания 1993 года ознаменовало трансформацию политической надстройки в сторону неограниченной безраздельной безальтернативной диктатуры нового эксплуататорского класса в лице его кремлевских властных «приказчиков».

Затем эта новая антинародная власть распределила среди «своих» (приватизировав или же номинально оставив в госсобственности) прибыльные активы, созданные трудом всего советского народа, всего социалистического класса. Была осуществлена перенастройка присвоенных активов на новые принципы функционирования, в частности, их «сшивка» в финансово-промышленные олигархические группы. И даже не столь важно, в какой степени «реальными» были пресловутые «олигархи» «ельцинского призыва», а в какой степени за ними стояли реальные хозяева — кормящиеся кланы из высших чиновников и генералов госбезопасности. Главное то, что активы перестали быть собственностью народа, народ перестал получать с них хозяйский бонус.

С падением советского социализма произошла самая грандиозная в истории человечества экспроприация — по сути, рейдерский захват собственности у всего народа.

Путем разделения вышеописанным путем всеобщего социалистического класса на экспроприаторов и экспроприированных, с консолидацией «токсичных» классов и подклассов, организуемых и ведомых антисоветским «теневым авангардом», родился и оформился принципиально новый, не имеющий аналогов в истории, правящий класс. Класс, владеющий Россией. Класс, господствующий над Россией и по сей день.

Новый господствующий класс

Кто вошел в класс, возникший за счет экспроприации всеобщего социалистического класса и получивший историческую выгоду от этого процесса? На какой социальной базе, оплодотворенной спущенным «сверху» идеологическим фетишем инкорпорирования в глобальную империалистическую элиту, он возник?

Новый господствующий класс возник волей переродившейся верховной власти на базе теневой буржуазии, коррупционеров, мафиозных структур, к которым на определенном этапе присвоения собственности экспроприированного всеобщего социалистического класса подключилась «идущая в ногу со временем» часть бывших партийных и комсомольских деятелей, реализовавших стремление конвертировать управленческие полномочия в собственность.

«Номенклатурно-криминальный характер контрреволюции предопределил складывание особой модели капитализма. Во главе страны встал класс, представляющий собой продукт сращения олигархического капитала и бюрократии при особой роли последней», — отмечает секретарь ЦК Объединенной Коммунистической партии Кирилл Васильев. [7]

Уже при Владимире Путине новый господствующий класс в целом вышел на очередной виток своего развития, качественного укрепления своего господства. В его интересах был наведен элементарный порядок, еще больше усилена политическая диктатура. Его высшие бенефициары (фактически назначенные новым поколением верховной власти либо сумевшие с нею договориться и тем самым удержаться) в полной мере наладили извлечение частных бонусов из флагманских активов, прежде всего из отрасли экспорта углеводородов, строительство инфраструктуры которой было так кстати завершено за считанные годы до перестройки.

Нет разницы в том, принадлежит ли официально «хозяевам России» изъятое у всеобщего социалистического класса коллективное имущество. Когда-то Березовский и Гусинский владели юридически чисто (в нынешней правовой системе, конечно) своими огромными активами — но «их имена уже принадлежат истории». А такие, как Патрушев, Фрадков, Бортников, Кириенко, Рогозин, Матвиенко хоть и не владеют формально олигархической собственностью, но ныне явно дадут фору двум вышеупомянутым экс-олигархам по всем пунктам. И, как мы все видим, уже передают статус по наследству своему потомству — через руководящие «рентоемкие» посты в государственных и окологосударственных структурах.

Мы видим — и это принципиально важно для осознания специфики происходящего, — что фактор наличия формальных прав владения активами, а также вопрос о том, частная имеется в виду собственность или государственная, в нынешних реалиях совершенно неважен. А важно лишь то, кто и в каком объеме со всего этого извлекает частную конечную выгоду.

Бытует «одномерное» глубоко ошибочное мнение, что чем больше активов находится в юридической собственности государства, то тем это более прогрессивно и в большей степени выражает интересы народа.

Да, в нынешней России по-прежнему, несмотря на приватизацию, очень многое принадлежит государству. Но кто же от этого владения получает выгоду, ранее упомянутый хозяйский бонус? Народ? Если ранее и имелись у кого-то иллюзии, то сейчас, с вызывающе демонстративным повышением пенсионного возраста, с неудержимым взвинчиванием по воле власти сборов и акцизов, они совершенно развеяны.

Очевидно, что само государство находится в руках вышеупомянутого класса, который осуществил свое становление и консолидацию за счет экспроприации всеобщего социалистического класса. И представители этого класса вовсю пользуются для осуществления своей власти над экспроприированными именно государственными рычагами, в то же время получая свои личные бонусы опять же через государственные механизмы.

Россия принадлежит не только дерипаскам и вексельбергам, потаниным и ротенбергам, лисиным и усмановым, алекперовым и тимченко. Но и миллерам и сечиным, костиным и грефам, равно как и чуть выше упомянутым владетельным семьям.

Мы видим, что на нынешнем этапе эволюции господствующего класса наиболее выгодные позиции в нем занимают те, кто ближе всего к верховной политической власти. Пресловутые «друзья Путина», условный «кооператив Озеро» сейчас (так же как в 1990-е годы — «ельцинская семья») является высшим кланом-бенефициаром структуры, которую без особых натяжек можно охарактеризовать как единую квазигосударственную частную суперкорпорацию.

Ставший любимой мишенью окололевых и околопатриотических оппозиционных мыслителей экономический блок правительства, неолиберально-монетаристски индоктринированный, олицетворяет встроенность экономической системы «новой России» в систему мирового империализма, гарантируя бесперебойный вывод извлеченного здесь капитала на высшие глобальные этажи.

А вот о чем часто предпочитают многие такие мыслители молчать, так это о том, что конгломерат бенефициаров квазигосударственной суперкорпорации и экономический блок неолиберального правительства нисколько не противоречат друг другу и, по сути, сплелись в характерном симбиозе.

Из коллективной частной собственности верхушки правящего класса, активов федерального значения извлекаются частные сверхбонусы. Это и запредельно завышенные зарплаты топ-менеджеров, и подряды, заведомо невыгодные с точки зрения «материнских» структур, служащие для высасывания из них средств и окончательного частного присвоения, и прочие хитрые «попильные» схемы. Александр Соколов за научную работу [8] про «рентоориентированность» в высших экономических структурах поплатился несколькими годами свободы. Алекс Фэк, выпустивший корпоративный анализ [9] того, как из флагманских активов выводятся и частным образом присваиваются деньги, по воле Грефа мгновенно лишился работы.

Причем встретить подобные схемы присвоения сверхбонусов можно на всех ярусах общества — система со всей очевидностью успешно масштабируется. Там присутствует и явно господский уровень даже официальных зарплат чиновничества, и пресловутая коррупция, которую можно назвать частным бизнесом на административном ресурсе, одним из основных способов получения ренты.

А все вместе это — многоэтажный господствующий класс. Всех его представителей, вне зависимости от статуса, должности, социальной роли, владения собственностью, объединяет одно — возможность извлечения частной выгоды из активов, созданных трудом всеобщего социалистического класса и изъятых у него — даже если они и остались в номинальной госсобственности.

«Частные» и «государственные» олигархи и прочие сильные мира сего объединены одним и тем же отношением собственности на активы, изъятые у одного и того же владельца. Что это, если не единый класс?

Безусловно, представители этого класса неравны в его рамках. Величина лично присваиваемого, что характерно, зависит не всегда от степени формального владения частными активами — а прежде всего от ранга в некоей единой, сквозной, многофункциональной иерархии, интегрированной системе господства, в том числе и чиновничье-политического.

Возникает вопрос, какой именно класс образовался в России?

На первый взгляд, может показаться, что это — буржуазия, но...

Нынешний правящий класс, хоть и, безусловно, является господствующим классом капиталистической общественно-экономической формации, олицетворяющим частнособственнические отношения, — все же, на мой взгляд, не совсем буржуазия (путь формирования которой в иных странах, в том числе дореволюционной России, отлично изучен), по крайней мере, в классическом смысле.

Да, это и буржуазия тоже — хотя бы по той формальной причине, что она владеет средствами производства. Но для целей настоящего социально-классового моделирования важно то, что это прежде всего класс рейдеров. Есть все основания утверждать, что данный класс имеет значимые фундаментальные, качественные отличия от буржуазии; маскируясь под крупнейшую буржуазию, является своего рода «апгрейдом» по отношению к ней.

В какой-то степени «прототипы» подобных специфических господствующих классов уже существовали в истории (если брать, конечно, капиталистическую формацию). В малых периферийных странах это могло проявляться как монополизация ключевых рычагов господства олигархическим кланом (или договорившимися кланами), пусть первоначально и «чисто буржуазного» происхождения, и последующее абсолютное доминирование. Примеры: Никарагуа под властью семьи Сомоса, Гаити под властью семьи Дювалье. Конечно, это и правящие семьи углеводородных реакционных монархий Персидского залива. Но нынешний правящий в России класс уникален, как по происхождению, так и по масштабу контролируемых ресурсов.

Очевидно, что этот класс владеет активами, сопоставимыми с теми, которыми в странах капиталистического ядра владеет финансовая олигархия, — но все же не является ею.

Сформированный в том числе на базе теневой буржуазии, после своей капитализации за счет экспроприации всеобщего социалистического класса, этот субъект приобрел принципиально новое, дополнительное, расширенное классовое свойство по сравнению с собственно буржуазией в традиционном ее понимании.

Здесь — иное социальное качество относительно реалий более чем столетней давности. Представляется, что именно в непонимании этих различий кроется основная причина неизменного бессилия коммунистов на протяжении последних десятилетий.

В современной России налицо не столько «видимые» вроде бы буржуазия и пролетариат (это само по себе бесспорно и не вызывает сомнений), сколько более важный, хотя и менее заметный слой социальных противоречий.

На арене классовой борьбы — экспроприированный всеобщий социалистический класс и класс экспроприаторов, присвоивший и сконцентрировавший в своих руках то, что принадлежало всеобщему классу. Именно так происходила его капитализация — а не постепенным накоплением в виде капитала прибавочной стоимости от владения частной собственностью и эксплуатации пролетариата, как у «нормальной» буржуазии предшествующих эпох.

Крайне важно то, что упомянутый процесс экспроприации продолжается. И именно в этом заключается специфика современного классового противостояния в России.

Правящий класс норовит «избавить» уже экспроприированный в основном всеобщий социалистический класс от «остаточного» материального выражения хозяйских бонусов, достававшихся ему при социализме. И если всеобщий экономический базис и «избыточные» личные денежные накопления граждан были присвоены с самого начала, то сейчас настает очередь иных благ.

Например, пенсионный возраст повысили в том числе и с целью переформатирования рынка труда в интересах «работодателей».

Нет особой нужды упоминать и о дальнейшем изъятии текущих средств домохозяйств путем взвинчивания налогов и акцизов — причем без видимой экономической необходимости.

Господствующий класс стремится вовлечь в процесс экспроприации и «долговременное» личное имущество низовых слоев, оставшееся у них именно от совладения всеобщим народным хозяйством, например, полученное при Советской власти жилье. Или, по крайней мере, поставить низы в условия, когда опасность его утраты каждодневно будет висеть дамокловым мечом.

Пока еще сохраняющиеся у низов блага, присущие всеобщему социалистическому классу с одной стороны, — потенциальный дополнительный ресурс для концентрации в руках класса ныне господствующего, а с другой — досадная помеха в осуществлении диктата на рынке труда в «буржуазно-пролетарской» системе координат.

Доля напрямую изъятых (и по сей день изымаемых) у экспроприированного всеобщего социалистического класса средств в капитале, в материальной базе господствующего класса на порядки превышает долю средств, наработанных по «классической» буржуазной схеме, которую расписал еще Маркс, — с эксплуатацией пролетариата, присвоением и накоплением прибавочной стоимости.

Отдельно следует упомянуть и класс, который я бы назвал «вторичной буржуазией». Она сформировалась не столько за счет присвоения средств производства, созданных всеобщим социалистическим классом, сколько «наработала» их «сама», пользуясь провозглашенной в начале 1990-х годов свободой предпринимательства. Хотя в любом случае в той или иной степени первичный фактор ее капитализации — именно всеобщая экспроприация народа.

Здесь имеется в виду та буржуазия, которая по сути своей ничем, кроме буржуазии, не является, — она не имеет властной «крыши», не относится персонально к правящим бенефициарам, не выполняет «подрядных» функций в интересах господствующих кругов и накапливает свой капитал за счет «классического» присвоения прибавочной стоимости, эксплуатации пролетариата. Ее роль, безусловно, вторична по сравнению с ролью «привилегированной» правящей рейдерско-экспроприаторской «сверхбуржуазии» с ее «расширенными возможностями».

Что касается иностранного капитала, то его агенты могут, в зависимости от генезиса контролируемых активов, представлять в России как экспроприаторский класс, так и класс вторичной буржуазии. Впрочем, роль зарубежных «инвесторов» в формировании как того, так и другого класса сравнительно небольшая — их представители в большинстве своем доморощенные.

Водораздел, противоречия на котором порой доходят до полноценной классовой борьбы, между господствующим экспроприаторским классом и «вторичной» буржуазией представляется более принципиальным и фундаментальным, нежели рисуемые рядом исследователей водоразделы между «компрадорской» и «национальной» буржуазией, между «сырьевиками» и «промышленниками», между «крупной буржуазией» и «малым бизнесом». Важна не столько отрасль, размер «бизнеса» и «национальная ориентированность», сколько «происхождение» — в том смысле, экспроприаторское оно или «самонаработанное», — а также аффилированность с властью, находящейся на всех уровнях и во всех местах безраздельно в руках «высшего» класса, который сконцентрировал в одном «коллективном лице» инструменты неограниченного государственного диктата и прибыльные активы экспроприированной собственности.

Здесь интересно то, что вторичная буржуазия формировалась преимущественно в отраслях, еще не имевшихся при СССР, — это ритейл нового поколения, телекоммуникации, Интернет, сетевые СМИ и тому подобное. Да, ряд новых ниш успешно освоили и бенефициары экспроприаторского класса, но здесь все же сумели подняться и те, кто и изначально не был связан с высшим господствующим слоем, и, несмотря на накопленное богатство, так в него «полноценно» и не вошел.

Высший господствующий класс не только продолжает упомянутую «остаточную экспроприацию» уже в основном экспроприированного всеобщего социалистического класса, но и не брезгует экспроприацией «вторичной» буржуазии. Судьба «Евросети» Чичваркина, «ВКонтакте» Дурова, «Магнита» Галицкого весьма показательна. Будучи далек от выражения какой-либо классовой симпатии к упомянутым персонажам, считаю немаловажным на это указать.

Разумеется, представители рейдерского класса порой с большим аппетитом пожирают и друг друга, особенно в условиях сокращения «кормовой базы». Очевидно, что воспринимать подобные конфликты, которые для широкой публики, как правило, подаются под соусом «громких антикоррупционных дел», как очищение элиты, — запредельная наивность. И вообще, крайне важно избегать классовой ловушки — проблема отнюдь не в персоналиях и не в конкретном «текущем» облике системы угнетения, а в нелегитимно присвоенной экспроприаторским классом собственности.

Следует особо указать на то, что экспроприаторский, рейдерский класс скорее будет утилизировать доставшиеся ему бесплатно активы и подходить к ним исключительно как к источнику дармовой ренты, нежели эксплуатировать их классическими для буржуазии инструментами. В неадекватном обращении с присвоенной и присваиваемой собственностью заключается системный, принципиально неустранимый порок всей нынешней системы, поэтому в исторической перспективе она обречена.

Остаются лишь две альтернативы: или восстановление всеобщего социалистического класса, его власти, его прав собственности — и, соответственно, механизмов коллективного присвоения прибавочного продукта в виде хозяйского бонуса — или прямое завоевание России внешними силами. Единственный шанс сохранить национальную независимость — вернуться к схеме всеобщего равноправного совладения единым народным хозяйством.

Новый угнетенный класс

Экспроприированный всеобщий социалистический класс в полной мере ощутил на себе все последствия исторической трагедии — падения ядра мировой социалистической системы и подавляющей части ее периферии. Безраздельную власть над ним установил класс, присвоивший всеобщую социалистическую собственность и реализующий комплексные многослойные функции господства над страной, в том числе функции, присущие буржуазии в ее классическом понимании, но не ограничивающийся ими.

На протяжении всего процесса становления и развития новой классовой структуры, параллельно с эволюцией класса экспроприаторов, претерпевал определенные изменения и экспроприированный класс.

В то время как рейдерский класс захватывал и делил активы единого социалистического народного хозяйства, экспроприированный класс свою собственность, соответственно, утратил, равно как и возможность присвоения с нее прибавочного продукта в виде получения «хозяйских бонусов».

Массовое лишение денежных сбережений всеобщего социалистического класса путем управляемой гиперинфляции явилось не чем иным как фактическим обнулением долговых обязательств перед десятками миллионов людей со стороны новых хозяев материальных активов.

На протяжении 1990-х годов шло структурирование экономической системы на новых частнособственнических принципах — конфликтное перераспределение собственности, ее концентрация в руках тех или иных лиц, утилизация части активов. Экспроприированный класс, лишенный как той собственности, которой владел сообща, так и той собственности, которой (в виде денежных накоплений) владел каждый гражданин в отдельности, претерпел масштабные социальные бедствия, которые, в частности, повлекли демографические потери, превысившие потери от Великой Отечественной войны.

С завершением процесса структурирования новой схемы, «устаканиванием» персонального состава класса новых собственников, наведением элементарного порядка, и в связи с повышением мировых цен на нефть начался относительно благоприятный для экспроприированного класса период, впрочем, оказавшийся недолгим. Господствующий класс, владея созданной не его руками и даже не его вложениями собственностью, удовлетворялся резко возросшими на фоне благоприятной мировой конъюнктуры сверхприбылями от ее функционирования, и кое-что из этого потока перепадало и экспроприированному классу. Хотя эти «крошки с барского стола», безусловно, не отменяли социально-экономической деградацию, не снимали проблему массовой бедности, особенно на периферии.

«Россия, будучи в наиболее выгодном положении, располагая основной массой технологий, в итоге получила как приток дешевой рабочей силы из бывших республик, так и возможность для вывоза капитала в эти республики (ведения колониальной политики)», — пишет член ЦК ОКП Андрей Терентьев, указывая на ряд экономических преимуществ РФ по сравнению с остальными осколками СССР. [10]

В качестве «остаточного» явления представители экспроприированного класса лично продолжали владеть и пока еще владеют «осколками» хозяйских бонусов предшествующих десятилетий. Кроме того, существуют, хотя и закономерно уменьшаются, остатки социального сектора.

С ухудшением конъюнктуры «кормовая база» класса экспроприаторов несколько снизила свою ценность. Поскольку себя рейдеры никогда не обделяли, то кризис ударил именно по низам. Фактически с 2008 года идет вялотекущий процесс стагнации, изредка оживляемый подъемами, однако к докризисной ситуации вернуться так и не удалось.

Следует отметить, что правящий класс России обладает субъектностью на международной арене. Хотя бы в силу наличия больших ресурсов и военной мощи. У него есть определенная внутренняя идейно-политическая автономия. И свой расписанный на десятилетия Проект (именно для класса в целом — неважно, кто конкретно находится наверху в те или иные периоды). Экономическая система России хоть и встроена в глобальную империалистическую, но ее бенефициары все же национальные, доморощенные.

Важно то, что российский господствующий класс не отвергает мировую систему и даже не стремится занять в ней первое, лидирующее место, а мечтает вступить в «высшую лигу». Однако в 2014 году он вошел в жестокий клинч с глобальной империалистической элитой. Дело в том, что последнюю все в большей степени беспокоит усиливающийся Китай, который потенциально может — и, похоже, всерьез хочет — в системе глобального империализма поломать устоявшуюся субординацию и взять на себя ряд функций «ядра» (по крайней мере, по отношению к части планеты). Нынешних хозяев мира это нисколько не устраивает, и в качестве одного из важнейших сдерживающих факторов они хотели бы рассмотреть... Россию. Но класс рейдеров, раздраженный тем, что его так и не пускают и не собираются пускать на равных правах в число субъектов принятия глобальных решений, а не только обладателей гражданства западных стран и элитной недвижимости на их территории, поставил вопрос ребром. Или верховный империалистический центр исполняет выношенную на протяжении десятилетий заветную мечту экспроприаторов — или на Россию в будущих конфликтах он может не рассчитывать. Глобальная олигархия от такой наглости, угрожающей всей системе планетарной субординации, опешила и решила хозяев России примерно наказать. Пока торг-противостояние продолжается, и конца ему не видно — уступать никто не желает.

Хозяева России испытывают потребность в концентрации ресурсов в своих руках, чтобы обрести максимальный вес в новой холодной войне. Это с одной стороны. А с другой стороны, общеизвестно, что экспроприаторский класс в доставшуюся ему бесплатно собственность «вкладывался» неизмеримо меньше, чем требуют экономические законы. И это уже начинает сказываться — и чем дальше, чем сильнее проявится.

И, конечно, не снята задача последовательного — а этот процесс распланирован на много десятилетий — укрепления, увековечения своей власти над страной, над народом, дальнейшей концентрации и максимизации благ, которыми владеют новые хозяева.

Господствующий класс видит в качестве источника изымаемых ресурсов в том числе и непосредственно население страны, личное имущество граждан. Это означает максимизацию степени его эксплуатации, максимально полное изъятие накоплений и текущих средств, продолжение экспроприации. Так как высшие эшелоны класса рейдеров непосредственно переплетены с госаппаратом, с верховными органами власти, то они фактически напрямую с легкостью могут применять инструменты прямого государственного принуждения ради обеспечения экспроприации.

Крайним в этой игре оказывается неимущее население, то есть экспроприированный класс. На новом витке экспроприации оно, как метко было замечено, по воле господствующего класса превращается в «новую нефть».

Интересно, что классической капиталистической эксплуатацией дело здесь не ограничивается. Более того — фактически ни на одном из рассмотренных выше этапов она не была определяющим, доминирующим, первичным инструментом воздействия экспроприаторского класса на экспроприированный. Хотя, разумеется, такая эксплуатация была, есть и будет.

Основной фактор угнетения проигравшего от падения социализма класса — все же не в том, что он подвергается эксплуатации буржуазией в качестве пролетариата, как источник прибавочной стоимости (то, что подвергается, я и не отрицаю). А в том, что он по-прежнему является классом, лишенным ранее созданной им же всеобщей социалистической собственности. И, более того, продолжающий подвергаться остаточной экспроприации.

Итак, можно сделать очередной вывод. Поскольку классовая структура современной России на всем протяжении ее постсоветской истории не отвечает, по причинам, рассмотренным выше, классическим критериям структуры буржуазного общества, поскольку господствующий класс не является в полной мере классом буржуазии — постольку угнетенный экспроприированный класс сам, в свою очередь, не является в полной мере пролетариатом.

Важно не то, что пролетариат «немногочисленный» или «несознательный», как пытаются это объяснить некоторые. Угнетенный класс, принимаемый за пролетариат, является в первую очередь бывшим владельцем всенародной собственности. И те потери, которые он понес как экспроприированный всеобщий социалистический класс, как минимум на порядок превышают потери, которые он несет как эксплуатируемый в качестве пролетариата по «буржуазным» схемам. И его статус как пролетариата, со всей очевидностью, является вторичным по сравнению со статусом экспроприированного класса.

Разделение всеобщего социалистического класса на экспроприаторский и экспроприированный, присвоение общенародной социалистической собственности лежит в основе нынешнего классового построения и классовой динамики.

Экспроприация, продолжающаяся, как уже было сказано, и поныне, является фундаментальным и первичным инструментом угнетения.

Именно этот фактор является ключевым. Он охватывает подавляющее большинство жителей России — как тех, кто застал социализм, так и их молодых потомков, которые уже вступили бы в права полноценных наследников-совладельцев неуклонно увеличивающегося единого народнохозяйственного комплекса... но по понятным причинам не вступили.

Вышеуказанное было и будет определять все значимые социальные процессы в России — пока ситуация не будет исправлена, пока не будет, наконец, осуществлен возврат на столбовую дорогу строительства коммунизма.

Кстати, мы не рассматриваем подробно специфику экспроприации всеобщего социалистического класса в других советских республиках, рассматривая Россию как де-факто страну-«ядро», от которой зависит социальный строй «периферии». Проще говоря, вне зависимости от того, какая в конкретной республике специфика, какой конкретно облик у экспроприаторского класса — будь то напрямую представляющие западный капитал захватчики, будь то фашизированная олигархия, будь то средневековые восточные деспотии, будь то даже торможение процесса экспроприации благодаря субъективному фактору — если в России власть всеобщего класса будет восстановлена, то это мгновенно по историческим меркам приведет к возвращению всех союзных республик в единую советскую семью.

Что можно сказать в завершение классового анализа? Какие выводы сделать?

Новая классовая структура — не что иное, как трагический продукт «срыва в штопор» социализма на определенном этапе его развития. На этапе, которому присущи специфические риски — ревизионистские шатания политического авангарда в политике и экономике, технические сложности в управлении всеобщим хозяйством как единым целым, кризис заинтересованности во всеобщем благе, недостаточное внимание к возникновению и усугублению различного рода конфликтов частных интересов и многое, многое другое, что является предметом отдельного подробнейшего рассмотрения.

Причем этот срыв был явно не неизбежен — многое зависит и от субъективного фактора, несмотря на наличие объективной основы (которая при социализме сама, уже в степени второго порядка, также зависит от качества стратегического управления и целеполагания власти).

Историческая миссия экспроприированного класса

Как уже было сказано, я и не утверждаю, что в России нет буржуазии и пролетариата и классовой борьбы между ними. Разумеется, есть. Но вместе с тем качественно более фундаментальное, более острое противоречие имеет место не между классом буржуазии и классом пролетариата, а между экспроприаторским и экспроприированным классами.

Источник благосостояния рейдерского класса — изъятая у всеобщего социалистического класса собственность. Соответственно, принадлежит ли индивид (как правило, принимающий решения в отношении судеб других людей) к экспроприаторскому классу, определяется тем, получает ли он свой хозяйский бонус от изъятых активов (в том числе используя в ходе деловой активности связи с властью) и является ли величина этого бонуса существенно более высокой, чем величина бонуса, которая доставалась бы гражданину, если бы он был представителем всеобщего социалистического класса, а собственность — всенародной. Это важно для того, чтобы отличить представителей главного господствующего класса от представителей остальных эксплуататорских классов (например, «вторичной» буржуазии), не обладающих «ярлыком» принадлежности к классу экспроприаторов.

Опыт как Молдавии, так и Латинской Америки в новом веке заставляет сделать важный, хоть и для многих крайне неудобный вывод. Если левые приходят к власти, они должны не «укоротить» имущий класс и заставить его делиться с низами, а полностью его ликвидировать. Иначе, как показал недавний опыт, левых обязательно сметут, после чего они маргинализируются, и в стране воцарится еще более глубокая реакция, нежели была до их «пустоцветного» прихода к власти.

Соответственно, те, кто принципиально не хочет выходить за рамки опыта молдавских коммунистов двухтысячных годов, на какой-то срок формально вернувших себе власть, но так не восстановивших общество хотя бы до «белорусского» уровня, не говоря уже о советском, — в принципе не должны рассматриваться в качестве потенциальных «спасителей».

Если даже в раннем марксизме провозглашалась полная легитимность экспроприации буржуазии, накопившей свой капитал за счет эксплуатации пролетариата и присвоения прибавочной стоимости, то сейчас должна быть очевидна абсолютная необходимость возвращения первоначальному владельцу изъятой у него собственности, основы его жизни и благосостояния. И никакие другие варианты, даже самые ничтожные компромиссы немыслимы. Здесь — четкий водораздел между теми, кто за народ, и теми, кто является его врагом, хоть на словах и пытается мимикрировать.

Нужно выдвинуть Ключевое Требование — не только возврат (виндикация, реституция) имущества в госсобственность, но и, что важнее всего, восстановление социалистических хозяйских бонусов в полном объеме. Активы должны быть не только национализированы, ибо многие из них находятся в таком формальном статусе и сейчас, — а социализированы.

Водораздел в нынешнем коммунистическом движении проходит между теми, для кого Ключевое Требование, без которого невозможен дальнейший социальный прогресс, является безусловным, и теми, кто на деле против ломки такой системы, где имеется деление на высших и низших, кто, откровенно исповедуя советский карго-культ, фактически борьбы не ведет. Все те, кто в главном вопросе проявляет непоследовательность, — слуги экспроприаторского класса.

В принципе, сейчас можно пойти на дискуссии по вопросам идеологии, культуры, свободы информации, временного допуска ограниченной частной собственности. Конечно, можно и нужно пойти на дискуссии по методам управления. Но отныне и навсегда должен быть установлен консенсус в плане требований о возврате отобранной общенародной собственности с тем, чтобы хозяйские бонусы от нее доставались всем гражданам. Это — красная черта.

Именно с уничтожением экспроприаторского класса, в том числе в форме возврата экспроприированному классу его общей собственности, исчезнет «вторичный» пролетариат и являющаяся традиционной мишенью для коммунистов «классическая» — в данном случае «вторичная» — буржуазия. Или, по крайней мере, ослабнет до некритичного уровня, с перспективой полного «сдувания», как при сворачивании НЭПа.

Заявления, призывы, программы каких бы то ни было политических сил, где не только отвергается постулат вечной нелегитимности экспроприации и Ключевое Требование безоговорочного восстановления народа в правах общей собственности, но даже умалчивается об этом, где это не ставится на первое место, должны быть выброшены на помойку вместе с политическими силами, их выдвигающими.

Нынешним коммунистам в России и на территории временно распавшегося СССР не имеет смысла, основываясь на догмах более чем столетней давности, загонять себя в малоперспективное гетто и качественно сужать тем самым фронт приложения усилий. Они должны не столько отстаивать интересы угнетенных классов, эксплуатируемых в качестве пролетариев (хотя и их тоже, конечно), сколько четко, непримиримо и последовательно выражать интересы на порядок более широкого и массового слоя — экспроприированного всеобщего социалистического класса.

Коммунисты должны, используя прежде всего качественно новые, немыслимые сто лет назад, средства коммуникации, организовывать его, причем с прицелом на реальные наступательные бескомпромиссные действия. Необходимо разбудить его классовое сознание, вдохнуть в него идею реализуемого реванша, возврата к статусу коллективного хозяина, к статусу всеобщего социалистического класса.

Понимание того, что если бы не экспроприация, если бы не падение социализма, то уже сейчас каждый советский человек имел бы даже в чисто материальном аспекте больше благ, нежели средний житель самых богатых нынешних европейских стран, должно стать одним из важнейших элементов нового классового сознания.

Кстати, стихийную просоветскую ностальгию значительной части народа можно считать в значительной степени неорганизованным проявлением классового сознания экспроприированного всеобщего социалистического класса. Проявлением остаточным, но в то же время, с точки зрения диалектики, зачаточным.

Без отмены решений 1990-х годов об изъятии общенародной собственности, то есть без реституции, без возвращения ее законному владельцу, который на протяжении десятилетий создавал ее своим трудом и пользовался бонусами с нее, любая политическая борьба теряет смысл и превращается в фикцию.

Если главная задача будет решена, то автоматически решатся десятки иных ранее декларированных задач, воплотятся в жизнь десятки иных ранее выдвинутых прогрессивными силами требований.

Это — звено, потянув за которое, можно вытянуть всю цепь.

Без выполнения этого Ключевого Требования одни бенефициары всего лишь вытеснят других, а политические либералы провозгласят это «победой демократии». Очевидно, что в случае простой смены владельцев отобранных у народа активов они фактически достанутся другим экспроприаторам, а не тем, у кого были изначально изъяты — насильственно, мошеннически, нелегитимно.

Господствующим в России является экспроприаторский рейдерский класс, не всегда полностью совпадающий с классом буржуазии. Следовательно, именно он с его заведомо нелегитимным «правом» собственности на отнятое имущество должен стать главной мишенью всех политических и общественных сил, которые реально, а не на словах, выступают за социальный прогресс. Именно непрерывное, комбинированное наступление на него, жесткое и бескомпромиссное его разоблачение и отрицание должно стать направлением главного удара.

Именно эта стратегия должна быть оформлена как абсолютный фундаментальный консенсус всех подлинно оппозиционных сил нового поколения, выражающих интересы подавляющего большинства населения. Именно на это должна быть нацелена вся деятельность настоящих коммунистов.

Ныне экспроприированный класс, хотя и существует объективно, но пока находится в «спящем» состоянии. В тот момент, когда, разбуженный, просвещенный и организованный силами нового политического авангарда, он осознает себя бывшим и будущим всеобщим социалистическим классом, когда из «класса в себе» он превратится в «класс для себя», в революционный класс, перед ним встанет историческая задача уничтожения экспроприаторов единой социалистической собственности как класса и самореабилитации путем полного и всестороннего восстановления в правах владельца изъятых у него средств производства.

[1] Ленин В. И. Великий почин.
[2] Сталин И. В. Речь на Пленуме ЦК ВКП(б) «Об индустриализации и хлебной проблеме» 9 июля 1928 года.
[3] Ленин В. И. Грозящая катастрофа и как с ней бороться.
[4] Восленский М. С. Номенклатура.
[5] Пихорович В. Д. В. М. Глушков о проблеме безденежного распределения. Журнал «Пропаганда», 2018.
[6] Сталин И. В. Экономические проблемы социализма в СССР.
[7] Васильев К. Е. О стратегии социальных и политических союзов в ходе борьбы за антиолигархическую революцию // «Энгельс» — журнал ЦК ОКП, 1/1, 2018.
[8] Соколов А. А. Влияние рентоориентированного поведения на инвестиции российских государственных корпораций. Диссертация на соискание ученой степени кандидата экономических наук. Выполнена в ФГБУН «Центральный экономико-математический институт Российской академии наук» — М., 2013.
[9] Fak A. Russian Oil and Gas. Tickling Giants. M., Sberbank CIB, 2018.
[10] Терентьев А. О. Мировая социалистическая революция — миф или вопрос ближайшего будущего? // «Энгельс» — журнал ЦК ОКП, 1/1, 2018.