Часто задают один и тот же вопрос: гуманен ли коммунизм? Нет, понятно, что он в виде законченного общественного строя гуманен, а вот как насчёт пути к нему? Практика де показывает, что где ни старались массы завоевать политическую власть, во всех без исключения случаях социализм в течение сорока лет после 1953 года потерпел крах, «усеяв планету миллионами невинных жертв». Здесь же подкованные товарищи, у которых у самих оскомина от 1937-го года, предсказуемо ссылаются на красных кхмеров, две европейские «Красные армии», похищение и убийство Альдо Моро, это не считая заезженных обочин о варварстве Парижских коммунаров(?), ленинском «…и ценою каких-угодно потерь удержать…), утопленных баржах, плохой подготовке к началу войны и т.д. Я не сразу обратил внимание на то, что предпосылки негуманности коммунизма всегда выводят из его исторической недолговечности, как причину из следствия: был бы гуманен – не разрушился бы. Но не так всё просто. Да, как аксиому надо признать, что современное поражение социализма – это поражение слишком оптимистической оценки человека, это проигрыш картезианскому человеку – машине. Образно выражаясь, коммунизм брезгливо отступил, поняв, что призывает к гуманизму свиные туши. Высший гуманизм предполагает формирование человека под влиянием обеих крайних реальностей – добра и зла. В политической философии это интерпретируется так: в центре стоит человек, чьё сознание формируется осмысленными им представлениями о добре и зле. Человек является «процессом», на который постоянно воздействуют с целью склонить его к действию, а значит, и к мышлению в рамках какой-либо одной из основних этических категорий. Высший гуманизм никак не ограничивает свободный выбор человека, однако ясно и прямо говорит ему, что жить лучше, исходя из высшего начала, из тяжёлого и неблагодарного чувства долга перед другими людьми. Это несколько уточняет максиму Протагора: гуманизм утверждает и настаивает на том, что человек – это конфликт всех идей, измерений, а не мера вещей. Причём с самого начала жизни предполагается, что преимущество добра в человеке потенциально, в то время как зла – реально и неизбежно. Зло приятно и легкодоступно, так как дано «от природы», а вот добро всегда предполагает борьбу, ограничения, жертвы. Добра всегда дефицит, и поэтому его потребительная стоимость выше. Борьба за личность всегда рискованна, без предсказуемого финала. Эта борьба ведётся извне на основании оформленных учений. Поэтому личность становится носителем избранных ею наиболее общих и подходящих ей представлений о реальности и развивается внутри них. Человек, таким образом, это всегда становление; он и цель идеи, он и цель развития, но он и очень вероятная жертва деградации. Понятно, что стать человеком он может только путём развития в себе идеи добра. Но это путь «против естественности», когда человек обязан выйти за пределы «злой свиньи», только биологического бытия, сознательно потерять часть своей природы, стать в понимании концепции максимального гуманизма «обычным человеком плюс нечто необычное для него». Максимальный гуманизм не сосредоточен на конкретном индивиде как венце всего, и не считает представления о добре и зле абстракциями отдельного человека, которые он сам волен трактовать по своему усмотрению. Именно отсюда вытекает и абсолютное преобладание целого над частью, великого над малым, коллективного над индивидуальным. Корни марксизма здесь; его нельзя понимать вульгарно, как экономический сенсуализм. Забывается, что марксизм абсолютно сакрален, а его сейчас пинают за то, что он предусматривает только механическую рефлексию окружающего мира, которая и формирует сознание. Помилосердствуйте! Это значит, в частности, что знаменитая фраза о том, что идея становится материальной силой, когда она овладевает массами, не понята вообще, или понята только как массовая рефлексия пролетариата на свою на нищету. Хорошо, ну а идея, не уступившая силой эсхатологическому стремлению к «золотому веку», к приближению царства небесного на земле, откуда взялась? И путём каких психических механизмов рефлексия повела людей на деникинские пулемёты? Здесь диалектика такова: коммунист – это человек, ответственный за всех. Он не выше всех, но не похож на всех; не элитарий в традиционном смысле и не первый среди равных. Он вообще параллелен рядам равных; что ему голод, тюрьмы, насмешки? - он философ с чашкой цикуты, идущий всегда под руку со смертью, и потому уводящий её в сторону от людей. Отсюда: истинная элита коммунизма – это группа идущих за горизонт событий, следовать за которыми боязно и даже глупо, но хочется, потому что они уверенно говорят о таком невероятном изменении мира, для осознания которого требуется сначала и прежде всего добровольно-сильное рациональное (цепочка осознания: чудовищность современного общества - справедливость будущего общества - идеализация жизни своими руками), а уж потом вынужденно-сильное чувственное (нищета, лишения, царь, капиталисты и т.п.). Коммунист – это парадокс Нового времени, он архаичен, как сама традиция, очень прост для примыкания к нему, но пока почти невозможен для веры в него. Поэтому ближайшие задачи коммунистической идеологии будут с неизбежностью носить восторженно-религиозный налёт последней надежды, последнего прибежища для слабых и малых, действительно, а не декларативно конкурируя на этом поле с традиционными культами. Этого нельзя избежать, этого и не следует избегать, стесняться и лицемерить, так как нам ничто не мешает использовать здесь всю возможную (скорее, всю нужную, удобную нам) часть христианской, исламской или буддистской этики. Но как антитеза должна быть изучена, растолкована и на этом основании решительно отвергнута этика протестантская. Она смертельно больна отрицанием ценности жизни. У неё потеряна воля к ней. В коммунизме сливаются воедино тоска по потерянному раю и вечное возвращение человека к нему, наконец получившее практические предпосылки для окончательного возвращения. Поэтому его нельзя убить или отменить директивно; это означало бы убийство или отмену движения – а вот тут марксизм как раз и выступает как учение, предполагающее, что движение есть основной способ существования материи, за что ему приписывается и левыми и правыми ограниченный материализм вообще. На самом деле коммунизм реально ломает принятые обществом границы, отделяющие зажатого, забитого, заброшенного всеми современного человека от полноценного человека, творца новой реальности. Он предлагает полно и массово перейти через определённую черту искусственной антропологической предопределённости мучений, отказаться от них ввиду их глупости, субьективности и необязательности для человека. Космогония коммунизма считает невозможным признать, что природа не может давать достаточно хлеба насущного всем сразу, без всеобщих конфликтов, боли и пота на лице. Может! - утверждают коммунисты. Богатства не должны концентрироваться в руках сумасшедших, «био-машин» (чтобы не выйти из допустимого объёма статьи скажу, что о природе этих сумасшедших я уже писал в статье «Идеи и аномалии»), они вообще нигде, кроме общественных складов, как их называет Маркс, концентрироваться не должны. Поэтому коммунизм не предполагается минимальным гуманизмом, т.е. с мещанским «сумасшествием» или полусумасшедшими, без фундаментально нового человека, несколько вышедшего за свои пределы. И здесь марксистская философия скрытно концентрирует своё внимание на том: а) что это за превышение пределов человеческого? (это т.н. сознательность - как производная от сверхусилий по преодолению своего биологического и эгоистического «я»; задача в том, как в непротиворечии с «человеческим, слишком человеческим» побудить человека встать на путь, предусматривающий потерю им своей отдельной и как-то обустроенной личности ради получения из неё личности выдающейся); б) зачем выходить за горизонты обывательского мировоззрения (это идея небывалого, «идеального» общества на земле, причём это общество будет настолько реальным, насколько оно будет идеальным, и настолько же идеальным, насколько психологически нематериальным, т.е. без вещей как идей); в) что человек не только в будущем коммунизме, но уже в борьбе за него нетождественен индивидууму, т.е. самому себе; он принадлежит другому, эсхатологическому миру, в котором максимальный гуманизм и добро становятся обыденным, всеобщим явлением. Именно тогда, когда человек впервые осознаёт свою настоящую (т.е. сегодняшнюю) внемирность, когда он убеждается в необходимости её, тогда он и становится полностью «новым», соответствующим фантастическому бытию реальной эпохи. Да, предусловием начала (только начала!) движения к коммунизму должно быть большое количество людей, честно, не показно говорящих, а мыслящих и действующих в императивах высшего гуманизма. Я имею право считать и основной причиной политических и социальных эксцессов в СССР, и причиной нашего поражения от либерализма во второй половине 20 века именно катастрофическую нехватку «новых людей»; их количество в партии не переросло в замечательное качество новых поколений. Именно они – родившиеся, но несостоявшиеся «новые», должны были выработать новые смыслы в коммунизме, сделать его интересным и своим для всех людей. Банально уже и надоело повторять, что строить идеологию, партию и государство приходилось с теми, кто был, как выразился Сталин в телеграмме Мехлису, «…у нас нет в запасе Гинденбургов». Их предстояло ещё вырастить. Их предстоит ещё вырастить. И сделать высшими гуманистами.
|