Два француза с интервалом в сто лет описали нашу страну с симпатией к народу и сочувствием к нему. Хотя после выхода этих книг и заработали клеймо «русофобов».

«Возвращение из СССР»

«…Повсюду люди работают сверх нормы, потому что цены на все невероятно высокие.

У рабочего, занятого 40 часов в продолжении пятидневки, пять рабочих дней в году. Но зарплата столь низкая, что он нередко работает в двух местах. Процветает сдельная работа. Государство не обременяет себя сантиментами. Нет работы – человек должен сам выкручиваться, приобретать другую специальность, чтобы не умереть с голоду.

После трехкратного предупреждения любой рабочий может быть уволен без предварительного извещения и без выходного пособия.

На зарплату в 400 рублей прожить нельзя. Поэтому врач, как правило, вынужден искать совместительство, чтобы добрать до 800 или 1200 рублей в месяц…

В 1936 году на среднемесячную зарплату можно было купить 225 килограммов хлеба. В 1914 году на среднемесячную зарплату в 30 рублей можно было купить 600 килограммов хлеба. И качество хлеба было много лучше.

Пенсия рабочего от 25 до 80 рублей в месяц и никаких льгот. Пенсия вдовы функционера от 250 до 1000 рублей в месяц, плюс дача или квартира пожизненно, стипендия для детей, а иногда даже и для внуков.

В то время как разрекламированная кампания по «ликвидации неграмотности» еще не завершена, несчастные учителя часто не могут получить свое скудное жалованье. «Известия» от 1 марта 1937 года задержку жалованья учителям объясняют или бюрократическими проволочками или ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ СРЕДСТВ НЕ ПО НАЗНАЧЕНИЮ (!) Невольно возникает мысль, что прежде ликвидации неграмотности мы можем оказаться свидетелями ликвидации учителей.

Школа испытывает большую нужду в учебниках. Те же, которые имеются, изобилуют ошибками. «Правда» от 11 января 1937 года возмущается тем, что педагогическое издательство напечатало карту Европы, на которой Ирландия омывается Аральским морем, а Шотландские острова перенесены на Каспий. Саратов с берегов Волги переместился на побережье Северного моря. и.т.д.

На обложках школьных тетрадей печатается таблица умножения. Из нее узнаем, что 8 на 3 = 18,7 на 6 = 72,8 на 6 = 78 и т.д. («Правда» от 17 сентября 1936 года)

Понятно, почему бухгалтеры в СССР не расстаются со счетами.

На большом русском пароходе, лишь недавно построенном, 75 процентов мест третьего класса, 20 процентов – второго и 5 процентов первого….То же самое в еде, одежде, гостиницах. Те, кто способен платить – получают все лучшее.

Студент-первокурсник из Севастополя, горячий поклонник режима, искренне радуется, что имеет стипендию в шестьдесят рублей, при переходе на очередной курс увеличивающуюся на десятку, Вдвоем с матерью-кухаркой, зарабатывающей девяносто рублей, он живет в одной комнате, за которую они платят десять рублей в месяц и питаются почти одним черным хлебом. Называет это «полным довольствием» и ни на что не сетует. Охотно привел бы в эту комнату еще и подругу, но его смертельно напугал указ о запрещении абортов.

Ну что прикажете думать, когда при такой нищете собираются вложить национальные средства в строительство Дворца Советов (покойных Советов!). Сооружение высотой в 415 метров («Жители Нью-Йорка побледнеют от зависти!») должно быть увенчано скульптурой Ленина из стали высотой в 70-80 метров.

Рабочий будет знать, по крайней мере, ради чего он умирает с голоду. «Нет хлеба, но будет зато чем гордиться!». И что самое замечательное – заставят проголосовать за этот дворец, вы увидите – да еще единогласно!

А вот что написал маркиз Астольф де КЮСТИН в книге «Россия в 1839 году»

«…Между Петербургом и Новгородом я заметил еще одну дорогу, идущую параллельно главной на небольшом расстоянии от нее. На проселочной дороге есть заставы, ограды, деревянные мосты, но она не такая красивая и гораздо более ухабистая, чем почтовый тракт. Доехав до станции, я приказал спросить у смотрителя, в чем тут дело. Мой фельдъегерь перевел мне объяснение этого человека: запасная дорога предназначена для ломовых извозчиков, скота и путешественников в те дни, когда император или члены императорской фамилии едут в Москву. Это разделение позволяет избежать пыли и заторов, которые причинили бы неудобства и задержали августейших путешественников, если бы тракт во время их поездки оставался доступен для простых смертных.

Смотритель, как мне показалось, считал совершенно естественным, что в стране, где государь – это все, царь имеет в своем распоряжении целую дорогу.

Король, который говорил «Франция – это я !», останавливался, чтобы пропустить стадо овец.

Любой крестьянин, шедший по дороге, повторял принцам крови, встреченным на пути, нашу старую поговорку: «Дорога принадлежит всем».

Важны не столько законы, сколько способы их применения.»

«Москва кажется чудом. Для курьера, скачущего галопом мимо церквей, монастырей, дворцов и крепостей, которые не отличаются безупречным вкусом, но издали напоминают приют существ сверхъестественных, это – прекраснейший город в мире.

К несчастью, нынче в Кремле возводят для удобства императора новый дворец. Приходило ли кому-нибудь на ум, что это нечестивое новшество испортит несравненный облик древней священной крепости? Не спорю, теперешнее жилище государя имеет жалкий вид, но разрушать национальную святыню для исправления положения недопустимо.

В Петербурге император сказал мне, когда речь зашла об этих работах, что он желает сделать Москву еще краше. Сомнительное намерение. Ведь в древней крепости - выражение нравов, деяний и мыслей народа и эпохи, навсегда ушедших в прошлое и оттого священных.

Однако в России для правительства нет ничего невозможного. Император, без сомнения прочтя на моем лице сожаление и упрек, поспешил удалиться, заверив меня, его новый дворец будет просторнее и удобнее прежнего.

В стране, как эта, подобная причина кажется вполне уважительной.

Русские гораздо более озабочены тем, чтобы заставить нас поверить в свою цивилизованность, нежели тем, чтобы стать цивилизованными на самом деле.»