Группировки

Для устранения конкурентов с помощью интриг завязывались настолько сложные отношения с «друзьями», порою временными, и даже врагами, и в среде самой «элиты», и в аппарате министерств и правительства, что разобраться очень трудно. Вот, например, против кого и как вместе «дружили» Г.В. Кисунько и С.П. Королев – главный конструктор космических систем.

«Это происходило летом 1960 года, а год спустя 31 июля мне позвонил по кремлевке Сергей Павлович и предложил встретиться. Место встречи — в переулке у «устиновского» входа в Миноборонпром. К нему почти одновременно причалили Королев на ЗИС-110, я — на ЗИМе. Сергей Павлович выпроводил своего водителя к моему, — мол, у вас и у нас найдется о чем поговорить. Потом поднял стеклянную перегородку, отделявшую пассажирский салон ЗИСа от водителя, в лоб поставил мне вопрос: — Григорий Васильевич, до каких пор мы будем терпеть этого бандита — Челомея?».

Как видите, соблюдены все атрибуты шпионских романов – тайное место встречи и тайный разговор. В.Н. Челомей (его ракета «Протон» летает до сих пор) был конкурентом Королева в ракетно-космических проектах, конкурентом их обоих был и конструктор М. Янгель. Драка между ними была очень острой. Кисунько так описывает один из ее эпизодов:

«Мне довелось присутствовать на ряде совещаний, проводившихся Никитой Сергеевичем в присутствии в качестве статистов Л. И. Брежнева и Ф. Р. Козлова. На этих совещаниях Челомей выступал со своими прожектами «универсальных» ракетно-космических систем с иллюстрацией на плакатно-ватманской живописи. Причем это все, как правило, сопровождалось указаниями о подключении в ОКБ Челомея работавших с Королевым или Янгелем конструкторских организаций по двигателям, системам управления, без которых разработки Королева и соответственно Янгеля повисали в воздухе. Я случайно был свидетелем очень резкого разговора Королева с Глушко в кулуарах одного из таких совещаний. Сергей Павлович говорил примерно следующее: «Ничего, мы с Кузнецовым обойдемся и без тебя, но ты еще будешь на коленях просить у меня работу» (подлинные образные выражения я отпускаю). Я понял, что Глушко переметнулся на более легкие челомеевские хлеба, оставив Королева без двигателей в его лунном проекте, а Кузнецов — конструктор авиационных двигателей, который, по замыслу Королева, должен был его выручить в связи с отступничеством Глушко».

На самом деле все было не совсем так, но такой разговор Королева с Глушко мог быть не ранее осени 1959 года, поскольку: «Королев в ноябре 1959 г. обратился с письмом к Л.И. Брежневу и предложил разработку двигателя в ОКБ Глушко прекратить, дальнейшие работы вести в ОКБ Кузнецова» http://www.ecolife.ru/kosmos/10025/. Нам, в данном случае интересна дата, когда Кисунько уже прекрасно знал и о Челомее, и о его конкуренции с С. Королевым – не позже 1959 года. Но Кисунько продолжает:

«Вспомнил я и другой случай, когда Челомей жаловался Хрущеву на Янгеля за то, что тот не разрешает переслать записи, сделанные сотрудниками Челомея при ознакомлении с изделиями главного конструктора Янгеля. Михаил Кузьмич с ехидцей ответил, что это материалы особой важности, которые вывозить с предприятия не разрешено по режиму, но Хрущев его резко оборвал: — Товарищ Янгель, это секреты советского государства, а не вашей частной лавочки. Немедленно вышлите их товарищу Челомею. Таким образом, не только разрушались сложившиеся у Королева и Янгеля кооперации соисполнителей, но и в открытую воровался научно-технологический задел этих прославленных конструкторов».

В данном случае, Кисунько, враждебно относящийся и к Челомею, за последовавшие уже в конце 60-х события, явно перегибает палку – тут Хрущев был прав – в СССР не принято было скрывать технические и технологические достижения от коллег, и это еще не воровство идей, о котором поговорим ниже. Тут Янгель явно искусственно пытался затормозить работу Челомея.

Кстати, и Челомей не был цацей, вот как он расправлялся со своим конкурентом Грушиным в конце 60-х: «Новая беда нависла над противоракетой А-350 для А-35, разрабатывавшейся в ОКБ генерального конструктора П. Д. Грушина. Для этой ракеты создавался впервые в СССР ракетный двигатель с поворотным соплом, что исключало необходимость в рулевых «движках». С этим двигателем уже было проведено несколько успешных пусков изделия А-350, но совершенно неожиданно по требованию В. Н. Челомея стендовый комплекс для испытательных запусков этого уникального двигателя был разрушен, — якобы для того, чтобы освободить место для испытательного стенда ЖРД ракеты УР-100 (конструкции Челомея). Как будто в Салде на Урале не нашлось свободного места для нового стенда!».

Но в начале 60-х сам Г. Кисунько к работам Королева, Янгеля и Челомея не был причастен, да и Челомею, занятому созданием ракет существенно более мощных, чем «семерка» Королева и антиракеты Грушина, было не до противоракетной обороны Кисунько. Поэтому Г. Кисунько действовал с Королевым, скорее всего, по принципу «ты - мне, я – тебе». Вот, как это выглядело на практике.

«Впервые фамилию Челомея я услышал в июне 1960 года на собрании отделения технических наук Академии наук СССР, посвященном очередным выборам в члены-корреспонденты и действительные члены (академики). Академик А. А. Благонравов зачитывал фамилии выдвинутых кандидатов, среди которых был и «известный конструктор летательных аппаратов член-корреспондент Академии наук СССР Владимир Николаевич Челомей». Я бы и не обратил внимания на эту кандидатуру, если бы не одно, показавшееся мне странным, обстоятельство: специалист по механике выдвинут на избрание в академики по автоматике. Я вообще впервые, после избрания меня в членкоры в 1958 году, присутствовал на выборах, не знал положения о выборах, думал, что это такая же примерно процедура, как выборы в профсоюзной организации. Не знал я и того, что голосовать будут только академики и поэтому не очень даже прилично членкору высказывать свое мнение по кандидатам в академики».

Это надо же! Уже не первый ящик коньяка с Королевым допивал, в Байконуре постоянно бывал, а про конструктора баллистических ракет Челомея, испытывавшего там свои ракеты, ничего не слышал – ну совсем ничего?? А как же подслушанная ссора Королева и Глушко по поводу Челомея в 1959 году? И надо же! Два года не ходил в Академию, а тут случайно попал на собрание, на котором ему нечего было делать! И совершенно ничего не знал об уставе Академии! И решил, что он на профсоюзном собрании!

Кисунько, что называется, просто «гонит».

«Более того: я первым взял слово при обсуждении и заявил, что В. Н. Челомея надо избирать по специальности «механика», а не «автоматика». Когда я сел, сидевший рядом со мной Сергей Павлович Королев тихонько сказал мне: «Ну и мудрец же ты, ГрЫша (он так и назвал меня по-украински через «Ы» и на «ты», чего никогда не делал раньше): ловко ты отвел кандидатуру Челомея». Я искренне удивился, сказал, что никакого отвода я не имел в виду. Тогда Сергей Павлович объяснил мне, что по механике вакансии не объявлялись и поэтому, выборы по этой специальности проводиться не будут. Таковы уставные правила. Я сказал: «Тогда и нечего было ему выдвигаться». После меня поспешно поднялся с места завотделом ЦК КПСС по науке, членкор В. А. Кириллин и сказал, что Челомей — ученый широкого профиля и практически много занимается проблемами автоматики, поскольку она широко применяется в современных летательных аппаратах. Прозрачно намекнул, что ЦК может выделить дополнительные вакансии, чтобы кроме Челомея можно было избрать и других кандидатов по автоматике. Голосование показало, что устами новичка-членкора глаголила истина: в первом же туре на объявленную вакансию по автоматике был избран Вадим Александрович Трапезников, директор института автоматики и телемеханики АН СССР».

То есть, академики АН обрадовались, что можно без ссор с ЦК и по формальным причинам провести на кормление академическими хлебами не креатуру ЦК, а своего человека, и забаллотировали Челомея. И Челомей стал академиком только через 2 года, что академику С. Королеву явно было приятно. Как уж Королев ответил взаимностью Кисунько, сказать трудно.

И в этой «подковерной борьбе» элиты трудно понять, что конкретный борец хочет. Скажем, по книге Кисунько красной нитью проходит, какой гад был этот конструктор А. Расплетин, главный враг Г. Кисунько, написавший на Кисунько донос еще Сталину. И, главное, какой этот Расплетин был и неграмотный, и никчемный конструктор, и пьяница. Думаю, что тут у Кисунько была еще и неприкрытая зависть, поскольку по уровню именно научной «чести» Расплетин опережал Кисунько, хотя Расплетин и умер в 1967 году – почти за 10 лет до того, как самого Кисунько «ушли» из генеральных конструкторов и отстранили от дел. Скажем, Расплетин стал академиком АН СССР, а сам Кисунько трижды пытался, и не получилось! Но когда Расплетин решил стать доктором технических наук без защиты диссертации, именно Кисунько, в составе трех докторов наук написал ему представление. То есть, что-то Кисунько получал взамен за помощь врагу даже от врага…

Вообще, чтобы оценить все способы устранения конкурентов, открытые и изобретенные, но не запатентованные нашими учеными и конструкторами, нужно изучать и изучать взаимоотношения в этой среде. Вот, скажем, у Кисунько, наконец, получается удачный эксперимент, - его система сбивает головную часть баллистической ракеты. Он военный, он знает, что обязан доложить своему непосредственному начальнику – министру, но Кисунько через голову министра посылает телеграмму сразу Хрущеву. Хотел быстрее похвастаться? Нет, ни в меньшей мере! Он «подставлял» министра. Ведь обрадованный Хрущев тут же позвонит министру, чтобы поздравить того, и выяснится, что министр вообще не в курсе дела. Но, что же это тогда за министр?

Хищение идей

Теперь взглянем на взаимоотношения в научной и конструкторской элите «элите» с точки зрения хищения чужого имущества. Я имею в виду не народные деньги – это само собой. Я имею в виду идеи. Ведь эта серость набилась в науку, написала диссертации – все это хорошо. Но ведь правительство в обмен на потраченную массу денег хочет получить хоть что-то полезное. А где это полезное серости взять? Остается одно – украсть.

Было бы неправильным не отдать должное выдающимся коллективным ворам научных и конструкторских идей – США. Будучи по природе женственной нацией, американцы не имеют особых достижений в области пионерских идей, но обладая исключительной практичностью, они с выдающейся ловкостью используют те идеи, которые могут приобрести или украсть.

В ходе Второй мировой войны США к грабежу идей подготовились исключительно: только они смотрели на захват ценных немецких изобретений, как на военную задачу. С начала вторжения в Европу специальные отряды «коммандос» сразу же начали свою охоту за научно-исследовательскими материалами и за самими исследователями. После войны Управление технической службы в Вашингтоне заявило, что в его сейфах хранятся тысячи тонн документов, по мнению экспертов, свыше 1 миллиона изобретений, промышленных и военных секретов нацистской Германии: «полное выражение изобретательского ума целого народа». И свыше тысячи самых выдающихся немецких ученых и конструкторов в качестве пленных.

Перед американцами даже встала проблема - для того чтобы новым немецким научным понятиям подыскать соответствующие английские термины, требовалось составить новый немецко-английский словарь специальных слов, в который входило 40 тысяч новых технических и научных терминов.

Взяли все: патенты и результаты исследований немецких ученых в областях прикладной физики и инфракрасных лучей, новых смазочных средств и синтетической слюды, методов холодной прокатки стали и конденсаторов, и т. д. и т.п. Только изобретений в области текстильной промышленности было столько, что «что большинству американских специалистов-текстильщиков стало не по себе». О трофеях в области химии тогда говорилось: «... однако самые ценные секреты были получены нами от лабораторий и заводов большого немецкого химического концерна И. Г. Фарбениндустри. Нигде и никогда не имелось такого ценного клада производственных секретов. Эти секреты относятся к производству жидкого и твердого топлива, к металлургической промышленности, к производству синтетического каучука, текстиля, химикалиев, искусственных тканей, медикаментов и красок. Один американский специалист в области производства красителей заявил, что немецкие патенты содержат способы и рецепты для получения 50 тыс. видов красящих веществ, и большинство из них - лучше наших. Нам самим, вероятно, никогда не удалось бы изготовить некоторые из них. Американская красочная промышленность шагнула вперед по меньшей мере на десять лет».

Не менее внушительной была добыча специальных поисковых групп США в области производства продуктов питания, в области медицины и военного искусства: «Совершенно необозримы «трофеи» в области последних достижений авиации и производства авиационных бомб… Величайшее значение для будущего, имеют германские секреты в области производства ракетных и реактивных снарядов... Как стало известно, немцы в конце войны имели в различных стадиях производства и разработки 138 типов управляемых на расстоянии снарядов... Применялись все известные до сих пор системы управления на расстоянии и прицеливания: радио, короткие волны, проводная связь, направленные электромагнитные волны, звук, инфракрасные лучи, пучки света, магнитное управление и т. д. Немцы разработали все виды ракетного двигателя, позволявшего их ракетам и реактивным снарядам достигать сверхзвуковых скоростей».

Президент Трумэн приказал опубликовать конфискованные патенты и другие захваченные научно-технические документы Германии. Библиотека конгресса в Вашингтоне стала издавать библиографический еженедельник, в котором были указаны рассекреченные военные и научные документы, их краткое содержание, количество и стоимость сделанных с них копий и т. д. Эти еженедельные бюллетени рассылались 125 библиотекам Соединенных Штатов, «чтобы сделать их более доступными для публики… За один только месяц мы получили 20 тыс. запросов на технические публикации, а сейчас ежедневно заказывается около 1 тыс. экземпляров этих бюллетеней. …Большая часть информации настолько ценна, что промышленники охотно дали бы многие тысячи за то, чтобы получить новые сведения одним днем раньше своих конкурентов. …Однажды руководитель одного исследовательского учреждения просидел около 3 часов в одном из бюро Управления технической службы, делая записи и зарисовки с некоторых готовящихся к публикации документов. Уходя, он сказал: «Премного благодарен, мои заметки дадут моей фирме по меньшей мере полмиллиона долларов прибыли».

Что тут сказать – умеют ребята грабить и с толком распорядиться награбленным.

Советский Союз, посмотрев на шустрых американцев, тоже, наконец, очухался и тоже бросился собирать научно-технические трофеи. Работавший вместе с С. Королевым, дважды Герой Социалистического Труда, конструктор ракетной техники И.Д. Козлов, в то время только окончивший институт, был послан с этой целью в Тюрингию, где, собственно, впервые познакомился и с Королевым, на тот момент тоже не ожидавшим, что ему, не очень удачливому авиаконструктору, поручат конструировать ракеты. В Тюрингии были обнаружены подземные заводы, на которых немцы строили ракеты Фау-1 и Фау-2.

Козлов вспоминал, что им досталось: «Американцы здесь пробыли лишь немногим более месяца, однако за это время они сумели вывезти отсюда все, что смогли. Поэтому нашим инженерам достались лишь обломки заводского и лабораторного оборудования. Несмотря на все трудности, группе из подмосковного НИИ-88 после тщательного обследования заводов все же удалось отыскать здесь довольно много различных металлических деталей и фрагментов конструкций Фау». Затем их группа переехала в немецкий город Нордхаузен. «Даже после того, как здесь успели основательно похозяйничать американцы, в цехах почти целиком остались станки и прочая производственная база предприятия, но металлических фрагментов ракет и чертежей сохранилось совсем немного. Как вспоминает Д. И. Козлов, в Нордхаузене у советских специалистов было четкое разделение труда: часть сотрудников занималась исследованием «железа», а он по заданию С. П. Королева в основном искал и изучал техническую документацию. При этом ему не раз пришлось восстанавливать недостающие чертежи отдельных узлов Фау-2. В итоге к концу лета 1946 года наши специалисты из обнаруженного материала сумели собрать 10 полноценных ракет, которые в документах затем получили шифр «А-4»».

С этого и начиналась советская ракетная и космическая техника и технология. СССР удалось найти в Германии и некоторых инженеров, в частности, помянутое мною предложение заменить на мобильном комплексе «Беркута» электромеханическое счетно-решающее устройство на кварцевые блоки с радиолампами, сделали трофейные немцы. Но основная масса немецких ученых и инженеров, вместе с чертежами, технологиями и главным немецким конструктором ракет фон Брауном, достались ушлым американцам.

Ну и что? Ведь в результате писком карьеры фон Брауна стала голливудская «высадка на Луну», а «семерка» С. Королева и «протоны» В. Челомея летают до сих пор, до сих пор американцы покупают в России и ракетные двигатели РД-180, поскольку своих собственных керосиновых двигателей такой мощности они просто не сумели создать. Способность к пионерским идеям, как видим, советский народ сохранил. Ну и куда бы мы рванули, если бы эти пионерские идеи не давила своими задами научная и конструкторская серость СССР?

Оставив без ответа этот риторический вопрос, вернемся к воровству научных и технических идей. Разговор о воровстве на государственном уровне пока прервем, и займемся воровством на уровне научных и конструкторских фирм.

Грабеж и квалифицированное воровство

Поскольку начали мы с грабежа, то мне вспоминается рассказ доктора технических наук Ю.А. Нефедова. Трубы нефте- и газопроводов при нагревании удлиняются, при охлаждении укорачиваются, и трассам требуются компенсаторы этих линейных изменений. Сотрудники Нефедова придумали технологию, как трубу большого диаметра сделать гофрированной – воспринимающей линейные изменения трассы. По этой идее из двух половин изготавливалась форма гофрированной трубы, затем бралась обычная труба, у которой заваривались торцы, труба нагревалась, вкладывалась в эту форму и в трубу впрыскивалась порция воды. Вода взрывообразно испарялась и давлением пара стенки трубы вдавливались в форму, становясь гофрированными. И вот Нефедов, будучи в киевском институте им. Патона в командировке, в кабинете большого ученого, уже в ходе неофициальной части беседы поделился тем, что они прорабатывают заявку на изобретение такой технологии. Выслушав, ученый тут же вызвал сотрудника, объяснил ему суть идеи и приказал немедленно готовить заявку на изобретение. «На моих глазах! – удивлялся Юрий Андреевич. – Хотя бы подождал, пока я ушел!». Но такая наглость, конечно, редкость, однако воровство научных идей настолько в практике научной серости, что его уже и не воспринимают, как что-то недостойное и предосудительное.

Г. Кисунько рассматривает несколько способов воровства чужих идей. Скажем, чужую плодотворную идею нужно раскритиковать по мелким, не имеющим значения деталям и этим доказать начальству ее несостоятельность. А потом, спустя некоторое время выдвинуть ее уже от себя, заручившись поддержкой авторитетов, понятное дело, небескорыстной. По уверениям Кисунько именно так Расплетин пытался украсть у немцев идею счетно-решающего устройства на кварцевых блоках с радиолампами, но немцы устояли, благодаря уму Серго Берия. Кисунько приводит еще один аналогичный случай из времен поиска вариантов ПРО.

«Через некоторое время у Владимирского состоялось совещание, специально посвященное вопросам ПРО. Рассматривалась записка, поступившая в Главспецмаш от Павла Николаевича Куксенко, в которой предлагался способ построения системы обнаружения и определения траектории баллистической ракеты по двум-трем засечкам прохождения ее через вертикально выставленные веерные радиолучи, размещенные на расстояниях порядка 500 километров вдоль предполагаемой трассы полета баллистической ракеты. Присутствующие быстро вскрыли несостоятельность этого предложения, смаковали ее в мельчайших подробностях. Я не участвовал в этой экзекуции, так как понимал, что Павел Николаевич вышел со столь легковесным предложением, находясь в исключительном морально-психологическом состоянии после недавних событий, круто и несправедливо изменивших его судьбу.

Каково же было мое удивление, когда спустя, может быть, полтора месяца в точности с таким же предложением обратился Александр Львович Минц — уже не как одиночка-изобретатель, от имени института. И совсем странным было то, что на этот раз те же лица, — в том числе Щукин и Расплетин, - которые раньше вслед за Минцем говорили, что ПРО — это глупость, а потом издевательски потешались над предложением Павла Николаевича, теперь вовсю расхваливали ту же идею, выдвинутую Минцем под названием «Зональная система ПРО». И они же пропускали мимо ушей мои замечания, что это то же самое, что мы уже рассматривали и забраковали. Было принято решение рекомендовать предложенную идею для дальнейшей проработки в НИИ Минца, создать в этом НИИ специальное подразделение, подыскать в Москве специальную площадку для строительства нового здания НИИ».

Если отобрать у автора плодотворную идею не получалось, то тогда пробовали украсть ее вместе с автором – подчинить себе автора и стать его начальником или научным руководителем. «Исповедь…» Г. Кисунько переполнена примерами подобных драк. Вот, скажем, случай, когда конструкторская элита поняла, что идея ПРО Кисунько наиболее плодотворная.

«И в этот период у меня состоялся памятный разговор с Минцем, который он начал следующим образом:

— В КБ-1 вашей работе будет тесно. Но если вы выделитесь из КБ-1, прихватив с собой любую его половину, и объединитесь с нашим НИИ, то мы сможем ворочать большими делами. К тому же я в годах, а вы молоды и сначала будете фактически управлять всеми работами в НИИ, а затем и юридически займете мое место и в НИИ, и в Академии наук.

Я вежливо поблагодарил Александра Львовича за лестное для меня предложение, но сказал, что не могу его принять, поскольку мы в корне расходимся в принципиальных вопросах проблематики ПРО. На это он ответил:

— Как строить мост — вдоль или поперек — потом разберемся. Сейчас главное — застолбить проблему за нами.

Тогда я заявил, что не в моем характере заняться расчленением такой уникальной организации, как КБ-1.Выслушав мой отказ, Александр Львович помрачнел, метнул на меня недобрые огоньки, сказал:

— В свое время вы пожалеете, что сейчас меня не поняли. Нам была бы обеспечена поддержка со стороны Александра Николаевича Щукина и инстанций, при которых он состоит. Что же касается уникальности, то наш НИИ уже сейчас не уступает вашему КБ-1. А Дальше поживем — увидим.

Мы холодно простились и больше никогда не возвращались к предмету этого разговора. А я не сразу понял, что в этом холодном прощании было начало холодной войны, которую потом вел — и не в одиночку, а с могучими союзниками — весь остаток своей жизни Александр Львович Минц. Не осознал я, что появился у меня еще один — и какой! — Сальери».

Надо сказать, что Кисунько-Моцарт дрался за свою должность начальника над своим проектом по той же причине, по которой академик Минц пытался подчинить его себе. И, кстати, когда подковерная драка в этой элите достигла апогея, у Минца-Сальери хватило гордости хлопнуть дверями и уйти, а вот Кисунько-Моцарт цеплялся за свою должность до последней возможности.

Или такой пример. В 1963 году В. Челомей был назначен генеральным конструктором системы ПРО «Таран», идею которой разработал академик Минц. Когда Челомей убедился, что идея Минца все же блеф, то и он предпринимал меры, чтобы сделать Г. Кисунько своим замом, то есть, И Челомей предпринимал попытку украсть идею, став ее начальником,

Чем это выгодно, можно показать таким сравнением. В 1952 году донос Сталину на Кисунько писали конструктор А. Расплетин и тогда просто чиновник В. Калмыков, который работал в правительстве представителем заказчика – оценивал, насколько конструкторы делают то, что от них требует правительство. Посмотрел биографию В. Калмыкова – войну провоевал конструктором и главным конструктором научно-исследовательского института судостроения. Пишется, что на этом посту создал много полезного для армии, но что именно он создал, я не нашел ни в энциклопедиях, ни в хвалебных статьях, ни в Википедии. Потом Калмыков чиновник в правительстве и с 1957 года В. Калмыков министр радиотехнической промышленности. За полет Ю. Гагарина в космос стал Героем Социалистического труда (надо же!), имеет 8 высших орденов. Так вот, для примера, конструктор В. Куксенко создал принятые на вооружение армии авиационный радиодальномер, комплекс «Комета» и систему ПВО «Беркут». Сколько у него орденов? Правильно – ни одного! Два раза получил Сталинскую премию и все! А у Калмыкова орденов Ленина больше, чем у формально подчиненных ему конструкторов Кисунько, Расплетина и Королева. Не у каждого, а у вместе взятых! Именем Калмыкова названы два завода и одни институт.

А вот академик А.Н. Щукин. Просмотрел несколько его биографий – даже намека нет, что он что-то открыл, изобрел или сконструировал. Работал на преподавательской работе, а потом перешел работать на должности, равные должностям заместителей главков или министров, с 1965 года заместитель, а с 1969 года председатель научного совета Академии Наук СССР. То есть, определял, кто выдающийся ученый, а кто не очень, кто каких наград достоин. На этой высокоинтеллектуальной и физически изматывающей работе стал дважды Героем Соцтруда! Получил пять орденов Ленина с Ленинской и Сталинской премиями в придачу!

Вот, что значит быть начальником нужных подчиненных!

(окончание следует)