Сейчас занят другой работой, поэтому трудно поддерживать дискуссию о человеке. Решил к воскресному чтению дать что-то интересное и не свое, посему остановился на воспоминаниях сталинского министра финансов, Арсения Григорьевича Зверева. Воспоминания интересны сами по себе, но мне был лично в Звереве интересен момент, о котором скажу вкратце.

Обычно все отмечают, что советская власть раскрыла творческие способности народа и дала толчок многим людям нашей Родины, отличившимся в жизни своими творческими достижениями. Так-то это так, однако нужно сказать, что власть – это хорошо, но главное - это сам творец, и без личных упорства и способностей тебе никакая власть не поможет. Зверев был интересен тем, что жизнь не давала ему заниматься тем, что он хотел делать, однако, что бы он ни делал, он всегда стремился усовершенствовать работу и делать ее максимально хорошо.

Вот он, ровесник века и сын ткача, парнишкой в пятилетней школе отвечает попу урок по закону божьему, и на ходу совершенствует Ветхий Завет, к примеру, кормит евреев в пустыне не только манной небесной, но и пшенной кашей. Поп прислушивается и наказывает его за это творчество, но, все же, по окончанию школы рекомендует именно его в духовную семинарию, от которой Арсений категорически отказывается, не желая становиться жеребячьей породой. Паренька в 12 лет принимают на ткацкую фабрику, он начинает зарабатывать примерно 9 рублей в месяц, но учится у искусного рабочего и через год зарабатывает уже 18 рублей - столько же, сколько и его отец, проработавший на этой фабрике всю жизнь и довольно грамотный человек, а в 14 лет Арсений уже один из лучших специалистов фабрики, и хозяин платит ему 36 рублей.

И так у Зверева было всю жизнь. Пошел добровольцем в Красную армию, стал командиром кавалерийского взвода, за 4 года боев с бандами получил ранение и орден. Поскольку вступил в партию, то демобилизовавшись, не имел никакой свободы – его направляли работать туда, куда партии было надо, а надо было работать финансистом. Работает хорошо, пытается уйти – не дают, повышают в должности. Наконец, отучившись, ушел на партийную работу, она ему нравилась широчайшим простором для творчества. Но вызывают в Кремль и там его Сталин и члены Политбюро с час уговаривают вернуться к финансам и стать председателем Государственного банка СССР. Сумел отказаться, а через год, уже не упрашивая, назначают министром финансов.

Я дам несколько разных по размеру отрывков, чтобы отметить несколько примечательных моментов работы государственных деятелей той эпохи.

Ну вот, к примеру, сегодня у нас продолжается ожесточенная борьба с коррупцией, которая невольно вызывает презрительную улыбку. А ведь и тогда, сразу после революции коррупция была ужасная, поскольку большевикам достался царский государственный аппарат, для которого коррупция была естественной нормой жизни. Брали взятки везде – и в ЧК, в которую поначалу набились интеллигенция и дворянство, и прокуроры, и всяк, власть имеющий. Но тут ведь дело такое, если государственные деятели сами воры, то как ты коррупцию победишь? Ведь и эти деятели с этой коррупции свою алчность удовлетворяют. Они что – будут рубить сук, на котором сидят? Поэтому у нас сегодня не борьба с коррупцией, а борьба с теми, кто не носит начальству.

А тогда начальство не брало, и кампании по борьбе с коррупцией не объявляло, а так просто с ней боролось – походя.

Ю. Мухин

«…О чем еще можно было рассуждать? И вот я опять еду в Клин, обдумывая по пути все, что мне рассказали о положении в местном финотделе. Еще в начале 1925 года в Клину состоялось расследование, обнаружившее, что бывший заведующий, разложившийся тип, начал пьянствовать и гулять – сначала на деньги нэпманов, а потом запустил лапу и в государственные. Он втянул в эту грязь председателя исполкома и заведующего земельным отделом, разбазарив 40 тысяч рублей. История с растратой казенных средств выплыла наружу. Крестьяне стали говорить, что не будут платить налогов, так как не желают работать на растратчиков. В результате гласного судебного процесса первый виновник был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян, а остальных осудили на длительные сроки тюремного заключения. Людям показали, что Советская власть не потерпит попрания государственных и народных интересов. Но теперь следовало наладить заново делопроизводство в уфо и укрепить ряды его сотрудников надежными кадрами…».

Сегодня, так сказать, «государственные деятели» и «грамотные экономисты» полностью уничтожили промышленность Москвы, а вот, как оно было тогда.

«…Бауманский район столицы в те годы охватывал обе стороны центральной магистрали Маросейка – Покровка – Спартаковская – Бакунинская. На западе район упирался в площадь Дзержинского, на востоке тянулся до Курской железной дороги. В этих пределах лежало обширное промышленное, административное и коммунальное хозяйство: около четырех тысяч различных предприятий, государственных, общественных, кооперативных, культурно-массовых организаций, учреждений и заведений, научно-исследовательских институтов и вузов. До декабря 1930 года район был еще крупнее, а потом в столице вместо шести районов стало десять. Но и после этого в нашем районе осталось 1753 земельных участка, около 11 тысяч строений. Население района насчитывало 360 тысяч (11 процентов всех жителей Москвы, поровну рабочих и служащих), да еще примерно столько же ежедневно приезжало на работу из Подмосковья. Площадь района составляла лишь около 5 процентов столичной, но плотность населения была вдвое выше средней по городу в целом.

Районные предприятия находились в ведении пяти наркоматов и ведомств: Наркомтяжпрома, Наркомлегпрома, Наркомснаба, Наркомлеса, Комитета заготовок. Часть предприятий возникла еще до революции. Все они были переоборудованы, расширены, усовершенствованы. Так, михайловское заведение превратилось в отличную артель «Экспорт-обувь», разместившуюся в новом фабричном здании на Покровке. Многие другие заведения, ранее полукустарные мастерские, стали заводами, оснащенными по последнему слову техники. Таким был рентгеновский завод, выпускавший в 30-е годы рентгеновские аппараты, завод «Технолог», 4-й механический завод, специализировавшийся прежде на кипятильниках, а потом переключившийся на санитарное оборудование; завод счетно-аналитических машин.

В те годы считалось огромным достижением, если какое-то крупное предприятие обеспечивало страну дефицитной промышленной продукцией. Об этом немедленно сообщалось на партийно-производственных собраниях, а потом оповещали все газеты. Помню, например, как шумно радовались в районе, когда мы стали абсолютно самостоятельно выпускать высоковольтные трансформаторы. Бауманцы вовсе не были здесь исключением. Вся страна шла вперед десятимильными шагами. Москва из текстильной стала Москвой металлической.

Подвиги, которые при этом совершались на трудовом фронте, могут показаться чудом. В январе 1931 года на печально прославленном гнилом месте, Сукином болоте, приступили к строительству огромного завода «Шарикоподшипник». Пока зарубежные злопыхатели каркали о провале замысла, партия налаживала дело, и уже в марте 1932 года первая очередь предприятия вступила в строй. Успехи москвичей были столь велики, что в том же 1932 году столицу провозгласили общесоюзной лабораторией опыта борьбы за проведение в жизнь генеральной линии Коммунистической партии на новом этапе нашего развития – в период второй пятилетки.

Каждый день газеты публиковали новые сводки: о выплавке чугуна и стали, о выпуске автомобилей и тракторов. Резким скачком был отмечен 1934 год. К семнадцатой годовщине Великого Октября довели ежесуточную выплавку чугуна по сравнению с 1930 годом с 13 тысяч до 30 тысяч тонн, ежегодное производство автомобилей – с 2 тысяч до 72 тысяч, а тракторов – с 9 тысяч до 90 тысяч; количество машинно-тракторных станций возросло со 158 до 3500.

Бауманский район тоже вносил в общенародное дело свой вклад, и мы этим очень гордились. В первую пятилетку в районе вступили в строй типография «Рабочая Москва», завод счетно-аналитических машин, маргариновый и хлебозавод № 13, фабрика № 17 и пищекомбинат. К началу второй пятилетки в районе имелось 28 металлообрабатывающих предприятий (из них половина – союзного значения), четыре деревообделочных, семь химических, шесть текстильных, три пищевых, 14 – по производству одежды и обуви, затем 8 предприятий – в системе местной промышленности и еще ряд других – в системе промкооперации, причем последние давали 17 процентов всей столичной продукции. Уже в мою бытность заведующим райфо здесь были заложены заводы аппаратуры связи, автокузовной, химического машиностроения и еще один пищекомбинат. К нам сыпались со всей страны заказы на продукцию таких заводов, как «Манометр», буровой техники, машиностроительный, алкалоидный, термометрический заводы, «Стеол», таких фабрик, как «Фотопластинка», «Картополиграфия», имени Баумана, технической ткани «Победа Октября», имени Маркова, имени Балакирева, имени Клары Цеткин, имени Звонкова.

Общенародной гордостью стала деятельность ЦАГИ, проектировавшего и испытывавшего отечественные самолеты и моторы. К 1 мая 1934 года целиком из советских материалов был построен самолет-гигант «Максим Горький». Сотрудник ЦАГИ летчик Михаил Громов в сентябре 1934 года был удостоен звания Героя Советского Союза за установление мирового рекорда продолжительности и дальности полета.

Бауманская партийная организация насчитывала 30 тысяч коммунистов».

Немного на тему, кого тогда славили, и чем занималась правящая партия.

«…Осенью 1935 года среди бауманцев широко развернулось стахановское движение. Лозунгом дня стало: «Кадры решают всё!» Партия поставила перед трудящимися задачу максимально использовать технику. Бауманцы следовали примеру тех, кто повторял подвиг Алексея Стаханова в других отраслях промышленности: машиниста Кривоноса, кузнеца Бусыгина, ткачих Виноградовых. В районе появились рабочие-многостаночники. Их почин подхватили другие. Вскоре портреты бауманцев – героев труда украсили улицы района. Сверкая белозубой улыбкой, на прохожих глядели с фотовитрин молодые рабочие Николай Матросов, Алексей Пискарев, Антонина Ламанова, Николай Стрелков, Павел Вуцыкин, Марфа Зуева, Зинаида Николаева.

Не забывали в районе и о шефской работе. Бауманцы шефствовали над Красной Армией и над деревней. Наши подшефные колхозы находились в юго-восточной части Московской области. Предприятия посылали туда рабочих, специалистов и даже целые ремонтные бригады. На весеннем севе в 1934 году в колхозе работал 281 коммунист из нашего района. 280 человек выехали на уборочную кампанию. Кроме того, 407 счетоводов и 100 бухгалтеров были посланы для налаживания колхозной отчетности, а свыше трех тысяч человек проводили массово-политическую работу.

Вскоре поехал в деревню и я. За последние четыре года в области произошли большие перемены. Распахали 400 тысяч гектаров целины. Еще в 1930 году до 4 тысяч хозяйств Московской области имели дело с сохой. Я не оговорился: не с плугом, а с сохой. Теперь же повсюду тарахтели тракторы…».

Немного экономических азов от человека, которому не нужны были менеджеры с Запада.

«Умение не распылять средства – особая наука. Допустим, надо соорудить за семь лет семь новых предприятий. Как сделать лучше? Можно ежегодно возводить по одному заводу; как только он вступит в дело, браться за следующий. Можно сразу возводить все семь. Тогда к концу седьмого года они станут давать всю продукцию одновременно. План строительства будет выполнен в обоих случаях. Что, однако, получится еще через год? За этот, восьмой год семь заводов дадут семь годовых программ продукции. Если же пойти первым путем, то один завод успеет дать семь годовых программ, второй – шесть, третий – пять, четвертый – четыре, пятый – три, шестой – две, седьмой – одну программу. Всего получается 28 программ. Выигрыш – в 4 раза. Ежегодная прибыль позволит государству брать из нее какую-то часть и вкладывать ее в новое строительство. Умелые капиталовложения – гвоздь вопроса. Так, в 1968 году каждый вложенный в экономику рубль принес Советскому Союзу 15 копеек прибыли. Деньги, затрачиваемые на не доведенное до конца строительство, мертвы и не приносят дохода. Мало того, они «подмораживают» и последующие расходы. Допустим, мы вложили в стройку первого года 1 миллион рублей, на следующий год – еще миллион и т. д. Если строить семь лет, то временно было заморожено 7 миллионов. Вот почему столь важно убыстрять темпы строительства. Время – деньги!».

О подготовке к войне с финансовой точки зрения.

«В 1938 году по смете Наркомата обороны ассигнования достигли 2,7 миллиарда рублей (21,3 процента всех расходов), в 1939 году – 4,1 миллиарда (26,3 процента расходной части бюджета), в 1940 году – 5,7 миллиарда рублей (32,2 процента).

Бюджет на 1941 год рассматривался и утверждался еще в мирное время. Тем не менее военные расходы были предусмотрены в размере 7,1 миллиарда рублей (33,8 процента). Выступления депутатов на последней предвоенной сессии Верховного Совета СССР (февраль 1941 года) наглядно свидетельствовали, что каждый из выступавших мыслил по-государственному и отчетливо понимал, что повлечет за собой малейшее промедление в столь важном деле. На сессии не только единодушно утвердили сумму, намеченную правительством, но и увеличили ее на 200 миллионов, доведя фактически до 7,3 миллиарда рублей».

Немного о том, как это – когда с царем на троне и без царя в голове.

«…Когда грянула Великая Отечественная война, перед финансовой системой были поставлены исключительно ответственные задачи. Требовалось мобилизовать крупные денежные средства, направив их на обеспечение нужд хозяйства, работавшего под лозунгом: «Все для фронта, все для победы!». Следовало немедленно сосредоточить в руках государства максимум финансовых ресурсов.

Опыт царской России в этом отношении был печальным. Так, Крымская война потребовала от страны расходов в 797 миллионов рублей, а русско-турецкая война 1877–1878 гг. – 1075 миллионов рублей. Эти расходы больно ударили по всей экономике России. Еще тяжелее отразилась на хозяйстве Первая мировая война, к концу которой финансы были совершенно расстроены, а страна находилась на грани экономической катастрофы. Покупательная способность рубля снизилась до уровня довоенных 6–7 копеек. Во многом это определялось зависимостью от зарубежных монополий. Почти 55 процентов иностранных капиталовложений было размещено к концу войны в горной и металлургической промышленности. Но еще в 1914 году удельный вес таких капиталовложений в общей сумме акционерных капиталов России составлял 47 процентов.

Дефицит госбюджета составлял в 1914 году 39,1 процента; в 1915 году – 74,1; в 1916 году – 76; в 1917 году – 81,7 процента. Царское правительство было вынуждено стать на путь широкой эмиссии денежных знаков и прибегнуть к инфляции как источнику дополнительных средств, выкачиваемых из трудящихся. Грабя народ, царизм пытался обеспечить финансирование затрат на империалистическую войну и получение капиталистами прибылей. На русских кредитных билетах было напечатано, что они беспрепятственно обмениваются на золото. Но уже в начале войны был издан закон о прекращении такого обмена. Подобным способом попытались предотвратить утечку золота из казны и не допустить тезаврации (накопления сокровищ населением на дому) либо утечки за границу. Меры оказались безрезультатными. Уже в первые месяцы войны золото исчезло из обращения. Соответственно изменился и характер эмиссии денежных знаков. Она не являлась более источником кредитования материальных ценностей, сильно сокращавшихся в условиях войны, а направлялась на необоснованное увеличение суммы денег, находившихся в обращении. Лишь за первые полгода войны эта сумма возросла на 180 процентов, составив 2950 миллионов рублей; на 1 января 1916 года – 5617 миллионов; на 1 января 1917 года – свыше 9 миллиардов рублей.

Цены на товары резко росли. Рубль обесценивался. Так появилась потребность в новых займах, внутренних и внешних. Царизм получил за годы войны от союзников до 4 миллиардов рублей в иностранной валюте. Всю эту сумму использовали на оплату военных заказов, размещенных в других странах, оплату процентов по займам и частично на оплату закупавшегося вооружения. В результате и без того кабальная зависимость России от зарубежных держав еще более усилилась. Кредитные средства расходовались так, как хотелось англичанам. Англия стала не только банкиром, но и прямым указчиком при распределении русских военных заказов. Недаром В. И. Ленин подчеркивал, что русский капитал есть не что иное, как отделение всемирной «фирмы», ворочающей сотнями миллиардов рублей и носящей название «Англия и Франция».

К концу 1916 года российская экономика пришла в такое состояние, что на 1917 год вообще не удалось утвердить бюджет. Разразился, наряду с экономическим кризисом, кризис финансовый».

О военных финансах в руках настоящих руководителей. Большой кусок и чисел много, но можете весь не читать.

«…В 1941 году военные расходы составили 8,9 миллиарда рублей. Изыскать столь большие средства, существенно превышавшие то, что было запланировано на 1941 год, оказалось нелегко. Мешали помимо чисто военных причин (отступление, временная потеря территории с ее материальными и людскими ресурсами, эвакуация и т. д.) еще и некоторые диспропорции в развитии хозяйства, сохранявшиеся с довоенного времени. В те годы металлургическая и химическая промышленность не удовлетворяла в полной мере потребностей страны. Не была завершена реконструкция железнодорожного транспорта. Отставало сельское хозяйство. А огромный размах военных действий и необходимость оснащать армию современной техникой требовали очень крупных затрат материальных и денежных средств. С 1 июля 1941 года до 1 января 1946 года расходы, связанные с запросами только наркоматов обороны и военно-морского флота, составили 55,1 миллиарда рублей – около 52,2 процента всех расходов госбюджета за этот период (данные приведены по курсу рубля, установленному с 1 января 1961 года). Сюда не входят суммы, пошедшие на многое другое.

Еще в начале Великой Отечественной войны Центральный Комитет партии, Государственный Комитет Обороны, Госплан СССР и Наркомат финансов начали заниматься изысканием средств для помощи семьям погибших на фронте воинов и инвалидам войны. В результате были назначены многочисленные пенсии и пособия, организованы специальные республиканские и местные органы по государственному обеспечению и бытовому устройству семей военнослужащих. За четыре с половиной года на оплату таких пенсий и пособий только за счет госбюджета было израсходовано более 5 миллиардов рублей.

…Еще раз раскрылись преимущества социалистического строя. В результате 57–58 % национального дохода, 65–68 % промышленной и около 25 процентов сельскохозяйственной продукции удалось использовать непосредственно на военные нужды. ГКО разрешил нам охватить распределительной функцией финансов и государственные резервы (в мирное время они не подлежали нашему прямому контролю). Это помогло легче оперировать материальными и финансовыми ресурсами, устанавливая хозяйственные пропорции, удовлетворявшие нужды военного времени.

Вместе с тем мы должны были сохранить прочность государственной денежной системы, чтобы не повторились печальные явления Первой мировой войны; добиться сохранения твердых цен на продукты для населения и оптовых цен в промышленности. Тут снова сказались преимущества социалистического планового хозяйства. Наша победа в войне закономерно явилась победой не только социалистической экономики, а всего социалистического общественного строя.

…Увеличились поступления в бюджет от населения в виде налогов, а также добровольных взносов и займов. Во второй половине 1941 года расходы на финансирование народного хозяйства сократились на 2,2 миллиарда рублей. А после того как Красная Армия начала изгонять захватчиков с нашей территории, часть средств стала использоваться для восстановления разоренного врагом народного хозяйства освобождаемых районов.

…Очень большое внимание в годы войны уделялось финансированию затрат на обучение молодых рабочих, заменивших ушедших на фронт отцов и старших братьев. Крупные суммы были израсходованы на училища трудовых резервов, а также, невзирая на военные тяготы, в достаточно больших размерах на просвещение, науку, здравоохранение, социальное обеспечение. Своевременный отпуск средств позволил ремесленным училищам и школам фабрично-заводского обучения выпустить и передать народному хозяйству в период войны около 500 тысяч квалифицированных рабочих. Вузы и техникумы выпустили за годы войны около 300 тысяч специалистов с высшим и более 275 тысяч со средним образованием. Расходы на социально-культурные мероприятия в 1941 году сократились с 4,8 миллиарда рублей до 3,1 миллиарда. Но уже в 1944 году они выросли до 5,1 миллиарда, а в 1 945 году – до 6,3 миллиарда рублей. В целом расходная часть бюджета за четыре с половиной военных года составила 110 миллиардов рублей, то есть в 2 раза больше, чем объем бюджета за первую и вторую пятилетки, вместе взятые. А ведь государственные доходы резко уменьшились: то, что раньше шло в торговую сеть, теперь в основном отправлялось на фронт. Я не упоминаю к тому же о страшном ущербе, причиненном стране врагом. И тем не менее наши финансы выполнили стоявшие перед нами задачи.

…Была введена также «коммерческая» торговля с повышенными ценами на некоторые товары. Но и тогда цены на товары, отпускаемые по карточкам, остались неизменными. С введением «коммерческой» торговли государство могло воздействовать на уровень рыночных цен. Затем коммерческие цены постепенно снижались. Колхозный рынок вынужден был реагировать на это. Государство же за 1944–1945 годы получило от «коммерческой» торговли 1,6 миллиарда рублей дополнительных доходов. Все они были отнесены на текущий счет Вооруженных Сил.

Еще одним источником пополнения военного бюджета явилась мобилизация так называемых свободных финансовых ресурсов промышленности, торговли и банков долгосрочных вложений. Это дало свыше 2 миллиардов рублей. В целом за четыре с половиной военных года (до конца 1945 года) поступления от государственных предприятий только по двум основным каналам (отчисления от прибылей и налог с оборота) составили 47,3 миллиарда рублей, то есть около 45 процентов всех доходов госбюджета.

Прибавим сюда остальные доходы (подоходный налог с кооперации в городе и деревне, поступления из сберегательных касс и органов государственного страхования, средства социального страхования, таможенные доходы, доходы местных бюджетов СССР и местных Советов). Все это составило общий доход от социалистического хозяйства, который за годы войны равнялся 70 процентам всех государственных доходов.

…Очень большой вклад в финансы дали государственные займы. Среди трудящихся было распространено займов на сумму в 9 миллиардов рублей, то есть почти вдвое больше, чем за весь довоенный период.

Советские труженики помогали Родине чем только могли. По их инициативе был образован Фонд обороны. Лишь до конца 1943 года в этот фонд поступило 1,2 миллиарда рублей, не считая натуральных взносов в виде продуктов, вещей, драгоценностей и т. д.

…Еще одной формой участия населения в военных расходах страны были денежно-вещевые лотереи. В 1941–1944 годы провели четыре такие лотереи, давшие 1,2 миллиарда рублей. Значительные средства составила денежная компенсация за отпуска, перечисленная в спецвклады. Общая сумма ее равнялась 1,1 миллиарда рублей. Все это имело исключительное значение для денежного баланса Госбанка СССР. Дело в том, что возврат денежной наличности в банк происходит в основном через товарооборот в системе торговли. Так, до и после войны выручка от продажи товаров равнялась примерно 100–108 процентам от суммы выданной трудящимся заработной платы. А во время войны выручка упала до 55 процентов. Необходимый прирост денежных средств в кассах Госбанка обеспечивался в значительной мере путем налоговых платежей и добровольных взносов населения.

…Особенно много хлопот доставил выпуск денег в обращение (в первые годы войны) в размерах, превышающих потребности товарооборота. В результате к концу 1947 года (после чего была проведена денежная реформа) количество денег, находившихся в обращении, превышало довоенное в два с половиной раза. Правда, накануне войны денег, бывших в обращении, явно не хватало, и Наркомат финансов занимался изучением этой проблемы, с тем чтобы разрешить ее во второй половине 1941 года. Требовалось либо серьезно увеличить денежные доходы населения, либо существенно снизить цены на продукты и товары народного потребления. Но война помешала осуществить это…

…Иногда внезапно возникала ситуация, когда срочно требовалось пополнить казну крупной денежной суммой, а взять ее было неоткуда. Тут на помощь приходила продажа по «коммерческим» ценам товаров, пользовавшихся спросом.

Не раз и не два проводили мы пополнение бюджета таким образом совместно и с другими наркомами. Слова «на нужды фронта» были в те дни волшебными.

…Война породила новые пропорции в хозяйстве. Например, в оборонной промышленности выросла заработная плата. Выросли рыночные цены на сельскохозяйственные продукты. Повысились денежное содержание военнослужащих, пособия их семьям и пенсии инвалидам. А у государства, переставившего почти всю промышленность на военные рельсы, не было достаточно товаров. И горожане тратили дополнительные средства на покупку их на рынке.

В этих нелегких условиях удавалось все же наращивать товарные фонды таким путем, как расширение производства местных товаров. Но для этого были нужны особые накопления, которыми местная промышленность не располагала. Поэтому Госбанк стимулировал ее деятельность специальными кредитами. … Однако добиться быстрейшей продажи еще мало. Она не даст результата, если полученные деньги осядут и не дойдут быстро до казны. Поэтому перемещение полученных от населения денег в государственную кассу (инкассация) приобретало важное значение. Нам не хватало как инкассаторов, так и особых видов транспорта для перевозки денег. И все-таки за первые четыре года войны удалось поднять уровень инкассации торговой выручки. Прямо на рынках создавались специальные кассы. Они привлекали в банк выручку, только что полученную колхозами от продажи продуктов. А на селе деньги принимались почтово-телеграфными учреждениями.

Если правая рука в хозяйстве не ведает, что творит левая, проку не будет. Если при умелой инкассации рубли одновременно уплывают через другой канал, экономика станет дырявой. Поэтому банк усилил контроль за бережным расходованием наличных денег. Заметно снизил нормы остатков оборотных средств у всех предприятий и организаций. Выдачу наличных на административные расходы и командировки сократил.

Жестко контролировалась кассовая дисциплина. Наконец, поддерживались характерные для социалистической экономики основные принципы кредитования. В частности, прямой банковский кредит выдержал все военные испытания. В 1941 году вложения Госбанка составили 5,5 миллиарда рублей; в самом тяжелом 1942 году – столько же; в переломном 1943 году, когда кредиты еще «не пришли в себя», – 4,8 миллиарда; в решающем 1944 году – 5,1 миллиарда; в завершающем 1945 году – 6,1 миллиарда рублей (причем уже в начале этого года кредитные вложения превысили довоенный уровень).

…Что касается внешней торговли, то здесь дело обстояло несколько иначе. Экспорт и импорт временно утратили былую надежность. Разве можно было, например, точно сказать, когда будет вывезено намеченное согласно договору, допустим, в Афганистан? А когда придут корабли союзников в Мурманск или Архангельск с партией грузов? Тоже неясно. Выросли накладные расходы и ставки по морскому фрахту. И в результате внешнеторговые организации обросли долгами. К концу 1945 года за ними числилось долгов свыше чем на 1,33 миллиарда рублей».

О том же, но после войны. И заметьте, что целью финансовой политики было снижение цен на товары, а не поиски объяснений, почему цены растут.

«Среди ряда мероприятий, проведенных Советским правительством после войны, одним из крупнейших явилась демобилизация значительного контингента военнослужащих. В промышленности был восстановлен 8-часовой рабочий день, возобновлены отпуска рабочим и служащим, отменены сверхурочные работы. Шла перестройка руководящих органов страны: 4 сентября 1945 года упразднили Государственный Комитет Обороны, а его дела передали Совнаркому СССР. Появлялись новые наркоматы (транспортного машиностроения, строительства предприятий тяжелой индустрии), ликвидировались некоторые прежние (танковой промышленности). Производство металла находилось на уровне 1934 года, выпуск тракторов – на уровне 1930 года. Сплошь и рядом послевоенной осенью озимые сеяли вручную. Оборудование всех предприятий нуждалось в обновлении, выпуск предметов потребления составлял 3/5 довоенного уровня. Общие наши потери от прямого уничтожения врагом социалистического имущества достигали 679 миллиардов рублей.

Уже в августе 1945 года Госплан начал разрабатывать проект четвертой пятилетки – плана восстановления и дальнейшего развития хозяйства страны. Основная цель плана – достичь предвоенного уровня производства, а затем существенно превысить его. С финансовой точки зрения это требовало огромных капиталовложений для улучшения условий жизни и труда. А капиталовложения возможны лишь при больших накоплениях, создаваемых к тому же высокими темпами. Одновременно следовало укрепить денежное обращение, упрочить кредитные отношения и поднять покупательную способность рубля. Вторая группа мероприятий была решена денежной реформой 1947 года, а первая входила составной частью в программу финансового обеспечения пятилетки.

…Реализация всех этих предложений принесла ощутимую выгоду. Страна получила больше доходов, чем намечалось. Быстрее сложилась финансовая база для реформы 1947 года. К середине 1949 года количество денег, находившихся в обороте, в 1,35 раза превзошло предвоенное, а розничный товарооборот превысил довоенный в 1,65 раза. Это соотношение продукции и ее товарного эквивалента было оправдано. Улучшилась структура товарооборота. Удалось добиться снижения цен на товары. Такое снижение в 1947–1954 годах проводилось семь раз, причем уже к концу четвертой пятилетки государственные цены уменьшились на 41 процент, а к 1954 году они в среднем оказались ниже в 2,3 раза, чем до реформы. Прочность финансовой базы проявилась и в том, что государство, опираясь на дополнительные резервы, смогло увеличить плановые задания на второй (1947) и четвертый (1949) годы пятилетки. А это, в свою очередь, позволило уже в ходе четвертой пятилетки по некоторым отраслям работать в счет следующей, повысив национальный доход по сравнению с 1940 годом на 64 процента, а намеченные капиталовложения – на 22 процента».

А теперь немного о Сталине. В первом отрывке интересны два момента – время, когда Сталин занялся этой проблемой, и то, что тогда государственные руководители не подчиненным поручали дела, а сами ездили ловить щук на 21 кг, а сами работали над всеми деталями проблемы и сами находили решения даже этих, казалось бы, незначительных деталей.

«Помню, как-то в конце 1943 года часов в пять утра мне на дачу позвонил И.В. Сталин. Вечером я вернулся из Казахстана. Глава правительства извинился за поздний (правильнее было бы сказать – ранний) звонок и добавил, что речь идет о чрезвычайно важном деле. Вопроса, который последовал, я никак не ожидал. Сталин поинтересовался, что думает Наркомат финансов по поводу послевоенной денежной реформы.

Я ответил, что уже размышлял об этом, но пока своими мыслями ни с кем не делился.

– А со мною можете поделиться?

– Конечно, товарищ Сталин!

– Я вас слушаю.

Последовал 40-минутный телефонный разговор. Я высказал две основные идеи: неизбежную частичную тяжесть от реформы, возникающую при обмене денег, переложить преимущественно на плечи тех, кто создал запасы денег спекулятивным путем; выпуская в обращение новые деньги, не торопиться и придержать определенную сумму, чтобы первоначально ощущался некоторый их недостаток, а у государства были созданы эмиссионные резервы. Сталин выслушал меня, а затем высказал свои соображения о социальных и хозяйственных основах будущего мероприятия. Мне стало ясно, что он не впервые думает о реформе. В конце разговора он предложил мне приехать на следующий день в ГКО.

На сей раз беседа была долгой. Очень тщательно рассматривалось каждое предложение. Так, например, были подробно проанализированы перспективы перехода производства на мирный лад.

В войну значительная масса товаров поступает не к гражданскому населению, а в армию, розничный товарооборот не обеспечивает имеющегося спроса и деньги либо остаются на руках, либо перемещаются в карманы обладателей деревенской продукции или, что еще хуже, к спекулянтам, которые пользуются трудным моментом. Так или иначе, деньги минуют государственную казну. Нормальное денежное обращение нарушается. Для своевременной выдачи трудящимся зарплаты, обеспечения военных расходов и т. п. государство вынуждено прибегать всякий раз к эмиссии. Возникает излишек денег. С переходом к миру армия сократится, количество товаров и продовольствия для населения увеличится. Казна пополнится, исчезнет необходимость в дополнительной эмиссии.

Затем мы обсудили вопросы о том, как определить, у каких категорий населения оседает излишек денег? Чему равен размер государственного долга? Кто из граждан является кредитором по этому долгу? Сколько понадобится времени для напечатания новых денег? Год? Больше? Техника этого дела весьма сложна.

Сталин дал мне ряд указаний общего характера, которые следовало понимать как директивы. Можно было отступить от них в деталях, если того требовали особенности финансовой системы, но принципы должны были сохраняться неукоснительно. Вот в чем состояли эти принципы: чтобы финансовая база СССР была не менее прочна, чем до войны; неизбежный рост общих расходов и ежегодное увеличение бюджета в целом потребуют от системы организации финансов способности на протяжении ряда лет приспосабливаться к меняющимся условиям; трудности восстановления народного хозяйства потребуют от граждан СССР дополнительных жертв, но они должны быть уверены, что эти жертвы – последние.

Сталин специально, причем трижды, оговорил требование соблюдать абсолютную секретность при подготовке реформы. Он редко повторял сказанное им. Отсюда видно, какое значение придавал он полному сохранению этой тайны. Действительно, малейшая утечка информации привела бы к развязыванию стихии, которая запутала бы и без того сложные проблемы. Еще хуже, если о замысле узнает враг и попытается использовать будущую ситуацию в своих целях. На том этапе подготовки реформы из всех сотрудников Наркомата финансов знал о ней я один. Сам я вел и всю предварительную работу, включая сложнейшие подсчеты. О ходе работы я регулярно сообщал Сталину. Знал ли об упомянутом замысле в тот момент еще кто-либо, мне не известно».

И, наконец, некоторые историки, тот же Ю. Жуков, внедряют мысль, что Сталин, дескать, с начала 50-х был настолько немощен, что уже практически не работал главой государства. Как видите, не только работал, но и продолжал инициировать решение проблем, в частности, перед самой смертью решил заняться снижением налога с крестьян. Сделаю маленькое замечание – тут Зверев несколько уводит читателя в сторону. Унция применяется при международной торговле золотом и именно поэтому Сталин требовал, чтобы министр финансов знал об унциях все.

«Расскажу, в частности, о сельскохозяйственном налоге. История эта уходит еще в довоенные годы. Когда разрабатывался закон об этом налоге, Сталин чрезвычайно настороженно отнесся к предложению Наркомата финансов увеличить его (мы мотивировали это грозной международной обстановкой и потребностью дать срочно крупные суммы в оборонную промышленность), но в конце концов согласился на увеличение обложения колхозников в 1,8 раза. Это значит, что вместо 30 рублей с колхозного двора стали бы взимать округленно около 50 рублей (в деньгах того времени).

…Дальнейшей разработке этой проблемы помешала Великая Отечественная война. С переходом к миру нужно было решать вопрос о снижении налогов военного времени.

Снова остро встал вопрос и о сельхозналоге. Опять потребовалось провести большое исследование, чтобы доказать необходимость его пересмотра. В центральном аппарате находились люди, которые были убеждены, что Министерство финансов заблуждается.

Сталин даже обвинил меня в недостаточной информированности относительно материального положения колхозников. Как-то он полушутя-полусерьезно сказал мне:

– Достаточно колхознику курицу продать, чтобы утешить Министерство финансов.

– К сожалению, товарищ Сталин, это далеко не так – некоторым колхозникам, чтобы уплатить налог, не хватило бы и коровы.

После этого я послал в ЦК партии сводку с фактическими данными. Цифры говорили сами за себя. Правительство приняло решение о снижении сельхозналога на одну треть.

…В начале марта 1953 года специально созданная комиссия рассматривала справку о размерах подоходного налога с колхозов, налога на граждан, занимающихся сельским хозяйством, и отдельных местных налогов. Некоторые члены комиссии внесли тогда предложение отдельно ввести налог с оборота и налог на трудодни. Я возражал, поскольку налог с оборота и так существовал: он образовывался в основном из разницы в заготовительных и розничных ценах на сельскохозяйственную продукцию, с учетом стоимости ее переработки, а также с учетом прибыли, получаемой перерабатывающими предприятиями. Таким путем государству передавалась часть национального дохода, созданная колхозами и колхозниками. Тогда мне поручили составить справку о размерах налога с оборота по отдельным видам сельхозпродукции. Там значилось, что налог с оборота по зерну был равен 85 процентам, по мясу – 75 процентам и т.д.

Эти цифры вызвали сомнение. Справку показали Сталину. В разговоре со мной по телефону Сталин, не касаясь происхождения цифр, спросил, как я истолковываю природу налога с оборота. Я ответил, что налог родствен прибыли, одна из форм проявления прибавочного продукта. Слышу: «Верно». Новый вопрос: «А помните, до войны один член ЦК на заседании ЦК назвал налог с оборота акцизом?» Я помнил этот случай; Сталин тогда ответил, что у акциза иная экономическая природа. (Между прочим, Сталин, опираясь на свою исключительную память, часто проверял осведомленность других. Так однажды он по телефону спросил у меня, чему равна унция. Я пояснил, имея в виду унцию, которой в СССР пользовались в ювелирном деле. «А еще какие бывают унции?» Унций вообще-то четыре вида, они разнятся по весу, но насколько именно, я с ходу не смог сказать. Сталин прочитал мне тогда нотацию…).

Далее Сталин спросил: чем объясняется столь высокий процент налога с оборота по основным видам сельскохозяйственной продукции? Я отвечал, что здесь выявляется разница между заготовительными и розничными ценами, установленными правительством на сельхозпродукты. Следующий вопрос: для чего мы раздельно берем прибыль и налог с оборота и не лучше ли объединить эти платежи? Говорю, что если объединим, хотя бы в виде отчислений от прибыли, то в легкой и особенно в пищевой промышленности возникнет прибыль процентов в 150–200; исчезнет заинтересованность в снижении себестоимости, которое планируется в размере 1–3 процента в год, ибо прибыль будет и без того велика, но не в результате работы.

Опять слышу реплику: «Верно!» Так были затронуты многие коренные проблемы деятельности финансов, причем ни разу не упоминался вопрос о сельскохозяйственном налоге. По окончании беседы Сталин сказал: «До свидания» (редчайший случай: обычно он просто клал трубку).

Однако свидание уже не состоялось – через несколько дней И.В. Сталин скончался…»