Политический капитализм и уроки Сербии
Опубликовано 17.02.2024
автором Елена Шувалова, магистр политических наук, независимый исследователь
в разделе Новости
 |
В этом году исполнилось тридцать пять лет с того момента как всемирно известный югославский диссидент Милован Джилас начал вести свой дневник. Он регулярно делал записи в дневнике последующие шесть лет и три месяца, последняя запись сделана автором за десять дней до смерти. Одаренный писатель и переводчик, Джилас стал бы в наше время популярным блоггером. Однако бывший соратник Тито, автор легендарной трилогии о «новом классе» не гнался за популярностью. Он просто пытался как можно достовернее запечатлеть реальность – распад Югославии, сопутствующие ему войны, рождение и смерть членов семьи, встречи с друзьями и размышления о незавидной судьбе своей родины. Полная версия дневника «Распад и война» (на сербском языке) с предисловием сына писателя, социолога Алексы Джиласа, опубликована издательством Vukotic Media в марте 2022 года. Дневник Милована Джиласа представляет особый интерес для жителей многонациональных государств в период посткоммунизма, и в этой статье я постараюсь объяснить, почему.
В 1980-1990-е годы великий немецкий социолог Макс Вебер был не очень популярен в Югославии и других бывших социалистических странах. Тем не менее, появлением термина «политический капитализм» мы обязаны именно ему. В одной из своих главных работ, в книге «Экономика и общество», Вебер выделил три типа капитализма – рациональный, политический и традиционный коммерческий капитализм (Weber 1978: 164-166). Несмотря на то, что Вебер относил политический капитализм к "режимам античности", он, вероятно, не предполагал, какую роль этот режим будет играть на рубеже ХХ-ХХI веков. Как можно охарактеризовать современный политический капитализм и почему его стоит изучать в наши дни? Почему этот режим сегодня представляет опасность почти для половины населения земного шара? Может ли этот режим стать альтернативой для либеральной демократии, которую Фукуяма назвал "венцом человеческого правления"? Чтобы ответить на эти и многие другие вопросы мы детально рассмотрим три составляющих политического капитализма - теневую бюрократию, примитивную бюджетную систему и бессистемную экономическую политику. Для иллюстрации влияния политического капитализма на развитие стран при посткоммунизме мы обратимся к примеру Югославии и Сербии - одного из государств-преемников.
Допустим, что политический капитализм следует рассматривать как специальный политический режим. Это позволит не только отдать дань пусть и незаконченной концепции Вебера, но и сформировать, обеспечить эффективный академический дискурс об особенностях этого вида капитализма и его проблемах.
Существующее деление общественного устройства на капитализм и социализм накладывает ограничения на полноценный академический дискурс о политическом капитализме как о специфическом общественном режиме. В наше время термин «капитализм» настолько многогранен, что, употребляя его каждый раз следует уточнять, какой именно тип капитализма мы имеем в виду.
Едва ли не самым важным вкладом Вебера в современную политическую мысль (Swedberg: 54-81) стал его анализ взаимоотношений между экономикой и политикой. Вебер первым открыл принципиальное различие между политикой и экономикой. Таким различием является «насилие или угроза оного» (Swedberg: 55). Хотя насилие как последняя мера и применяется в политике, в экономике оно неприемлемо. Вместе с тем экономический уклад всегда обеспечивается политическим строем, следовательно, «за каждым экономическим укладом стоит и должно стоять принуждение» (Swedberg: 56). Такое насилие особо ощутимо в условиях политического капитализма – «улицы с двусторонним движением, где политическая элита обеспечивает меры, благоприятствующие экономической элите в обмен на поддержку последней элиты политической» (Holcombe: 54).
Зачем изучать политический капитализм в наши дни
Политический капитализм известен с древних времен. Отмечая этот факт в своей книге Аграрная социология древних цивилизаций, Вебер называет политический капитализм «капитализмом в древности», тем самым противопоставляя его «современному» (рациональному) капитализму. Вебер подчеркивает, что «капитализм в древности формировался политическими силами и лишь косвенно был экономическим по характеру (Weber: 358). Опираясь на успешные практики откупа налогов в Вечном Городе, античный политический капитализм достиг своего расцвета в эпоху Римской Республике. В конце концов, он изжил себя, ему на смену пришло натуральное хозяйство. В итоге античный политический капитализм не запомнился ни впечатляющими инновациями, ни опережающим развитием инфраструктуры. Он всего лишь убедительно показал, насколько жадными и беспощадными могут быть правители, пытаясь получить доходы вразрез с механизмами свободного рынка. Мы так и не узнаем, предчувствовал ли Вебер возрождение политического капитализма. Очевидно, однако, что концепция Вебера появилась в правильное время (непосредственно перед тем, как в Италии и Германии пришли к власти фашистские режимы) и в правильном месте, позволяя показать всю опасность такого рода режимов. Вебер не только возродил саму идею политического капитализма, но и начал разрабатывать ее теоретические основы.
К сожалению, сегодня, спустя сто лет теоретическая концепция политического капитализма все еще размыта. Несмотря на то, что концепцию политического капитализма признает целый ряд современных теоретиков, значение этого режима часто преуменьшается (Holcombe: 43).
Оригинальный термин Вебера «политический капитализм» не используется широко. Исследователи различных типов капитализма чаще оперируют терминами «государственный капитализм» (этатизм) или даже определениями, как-то «управляемый государством политический или авторитарный капитализм» (Milanovic: 185). Однако выработать адекватную терминологию и придерживаться ее очень важно. Заголовки СМИ убедительно демонстрируют, что проблемы капитализма могут заставить задуматься не только обывателей, но и государственных чиновников высшего ранга.
В этой связи показательным представляется высказывание конгрессвумен от демократической партии, Александрии Окасио-Кортес. «На самом деле многие не знают, что такое капитализм. Многие даже не знают, что такое социализм,- поделилась своим видением Окасио-Кортес.- Да, многие люди не капиталисты: у них нет капиталистических денег, они не миллиардеры» (по материалам FEE). Следуя левой повестке и аргументируя собственный тезис, депутат Окасио-Кортес может не знать о том, что существует разница между политическим и рациональным капитализмом. Она и вовсе могла не слышать о существовании различных типов капитализма. Вероятно, имея в виду клановый капитализм, она и не подозревала о существовании рационального капитализма с его творческим беспорядком и предпринимателями-благотворителями.
Миланович в своей книге Капитализм и больше ничего: будущее системы, которая правит миром, склоняется к другой крайности: «теперь мы все капиталисты» (Milanovic: 11). Будучи чрезвычайно озабоченным проблемами социальной несправедливости, а именно, глобальным ростом неравенства, Миланович выступает за «эгалитарный капитализм, основанный на примерно равных доходах как с капитала, так и с трудовой деятельности» (Milanovic: 46). Однако, имея опыт работы ведущим экономистом во Всемирном Банке, Миланович должен был бы представлять, что эгалитарный капитализм – сырая концепция. Должно быть, он забыл известное высказывание Токвиля о том, «демократия и социализм не имеют ничего общего кроме одного слова: равенство. Но, если демократия предполагает равенство свобод, социализм выступает за равенство ограничений и каторжных работ» (Токвиль: Заметки к речи о социализме). Призывая к тому, чтобы «дать людям больший кусок в системе», Миланович потенциально одобряет этатизм.
Рассмотренные примеры двусмысленной трактовки понятия «капитализм» свидетельствуют о том, что развитию концепции политического капитализма следует уделить возможно большее, приоритетное внимание.
В этой связи возникает вопрос: как можно дополнить, развить концепцию политического капитализма Вебера, доработать ее хотя бы до уровня его же концепции рационального капитализма? Основная идея последней концепции заключается в том, что «экономика организована посредством рациональных предприятий» (Swedberg: 20), то есть рациональный капитализм развивается в рациональном государстве. В свою очередь, вводя термин «рациональное государство», Вебер выделяет три ключевых функции такого государства – «развитие солидной [внушающей доверие – прим. автора] бюрократии, создание передовой бюджетной системы и проведение системной экономической политики» (Swedberg: 19). Вебер настаивает, что к вышеозначенным факторам следует добавить «соответствующую законодательную систему, которая бы обеспечила экономическим акторам предсказуемую правовую среду» (Там же). Поскольку Вебер презюмирует, что рациональный (рыночный) капитализм развивается в рациональном государстве и он также отмечает, что политический капитализм враждебен любой рыночной системе, естественно предположить, что, в противоположность рациональному капитализму, капитализм политический может развиваться и развивается в иррациональном государстве.
Следуя этой логике, попробуем обозначить основные признаки типичного иррационального государства, то есть базовые условия для развития политического капитализма. Очевидно, что таковыми можно назвать теневую бюрократию, примитивную бюджетную систему (основанную на серой денежной массе) и бессистемную экономическую политику. Впрочем, четвертый фактор рационального капитализма, предсказуемая правовая среда, может в неизменном виде быть добавлен и в концепцию иррационального государства, т. к. государственная бюрократия заботится о принимаемых законах [данная идея получит развитие в соответствующем параграфе – прим. автора].
Впрочем, говоря о типологии капитализма, мы всегда должны помнить аргумент Вебера о том, что в чистом виде типы капитализма практически не существуют. Так, например, Китай не соответствует всем вышеозначенным признакам иррационального государства, поскольку эта страна может похвастаться эффективной бюрократией.
Можно подумать, что политический капитализм развивается только в бедных странах, характеризующихся клановой экономикой и закабалением населения. Но это не так. Так называемые «развитые демократии» также могут страдать от политического капитализма, и этому есть немало примеров.
Вероятно, значение политического капитализма в наши дни можно объяснить несколькими факторами. Во-первых, неустойчивой, нестабильной природой этого режима. При определенных обстоятельствах идеальные развитые демократии, убедительно демонстрирующие преимущества рационального капитализма, могут превратиться в худшие версии капитализма политического. Участники протестного движения «Займи Уолл-стрит», основанного 17 сентября 2011 года, назвали «бенефициарами эффективной политики правительства …’1 процент’ … контрастирующий с оставшимися 99 процентами тех, кто несет бремя обслуживания этой политики» (Holcombe: 43). Движение просуществовало только год. Позднее его активисты рассказывали, что им понравилась сама идея коллективного протеста против социальной несправедливости, что они наслаждались чувством свободы и солидарности. В этом примере можно увидеть вечный конфликт «характерный для демократической политической системы и рыночной экономической системы» (Holcombe: 60). В то время как рыночная экономика выступает за четкую формулировку прав собственности и добровольный обмен, демократическое правительство «позволяет обладающим политической властью изымать у сограждан ресурсы без их согласия» (Holcombe: 59). Это один из примеров трансформации рационального капитализма в политический капитализм в условиях развитых демократий.
Второй фактор – спектр распространения политического капитализма и примерная скорость его распространения. Принимая во внимание многочисленные версии политического капитализма и размытую терминологию, можно сделать вывод, что большинство новых (развивающихся) демократий существует при этом режиме.
Теневая бюрократия как основа политического капитализма
Теперь представим краткий анализ некоторых факторов развития политического капитализма.
Изучая, а затем и практикуя юриспруденцию, Вебер особенно интересовался теориями государства и бюрократии. Он считал чрезвычайно важным досконально понимать мощную общественную силу, влияющую на интересы общества. Другой предмет интереса Вебера представляла взаимосвязь между государством и законом, принимая во внимание то, что коммерческие контракты были гарантированы исходившей от государства «угрозой правового принуждения» (Swedberg: 82).
Теория бюрократии Вебера базируется на его концепции рационально-легальной власти. Вебер считает бюрократию важным техническим инструментом администрации. В идеале главный источник бюрократии - правительственные учреждения – должны служить государству. Но при политическом капитализме картина изменяется.
Называя бюрократию «чистейшей формой администрирования при рационально-легальной власти», Вебер отмечает, что она является «непревзойденной по эффективности, оперативности и предсказуемости» (Swedberg: 62-63). Единственно возможной альтернативой бюрократии Вебер считал физическое насилие (которое допускалось в худших проявлениях рабовладельческого строя или тоталитаризма). Однако, по мнению Вебера, «намного более эффективным [приемом воздействия – прим. автора] является апелляция к социальному статусу… чем применение насилия» (Swedberg: 63). Впрочем, Вебер считал, что и эта норма цивилизованного общества может потерять актуальность поскольку «бюрократия совершенствуется по мере «дегуманизации» (Weber 1978: 975).
Политический капитализм развивается из командной работы политических и экономических элит, каждая из которых чрезвычайно важна для обеспечения соответствующей стороны коллективного соглашения. Несмотря на то, что экономические элиты осуществляют финансирование и, следовательно, могут считаться более значимыми, я настаиваю, что таковыми являются элиты политические, поскольку они обеспечивают легальный базис для политического капитализма как общественного строя.
Чтобы понять исключительную роль политической бюрократии мы обратимся к опыту Югославии. То, что Югославию нередко называли «страной рыночного социализма», еще не означало, что ее политическая элита выступала за свободный рынок. В своей более ранней публикации я отмечаю, что «широко распространившийся в академических кругах с начала 1950-х культ югославского самоуправления [и «рыночного социализма»] на деле оказался историей успеха одной-единственной социальной группы в Югославии и ее странах-преемниках. Эта группа называлась «политической бюрократией, а именно «новым классом» (Shuvalova: 9).
Идея о ведущей роли политической бюрократии при этатизме была выдвинута известным югославским диссидентом, бывшим лидером Союза [впоследствие «Лиги» - прим. автора] коммунистов Югославии Милованом Джиласом в книге Новый класс. В предисловии автор отмечает, что целью книги было «предоставить читателю полную и краткую картину современного коммунизма» (Djilas 1957: Y). Джилас определяет политическую бюрократию как «новый класс» - «привилегированный правящий класс бюрократов и официальных представителей коммунистической партии» (Djilas 1957: 47). Их основной и пожизненной целью является «сначала захват власти, а затем ее удержание» (Djilas 1957: 56). Во избежание непонимания поясню, что югославские коллеги (Джилас, Стоянович, и т. д.) использовали термин «этатизм» для описания политического режима, существовавшего в годы правления Тито. Поскольку предполагалось, что Югославия страна социалистическая, югославские ученые называли этатизм «социалистическим этатизмом».
Истоки зарождения этатизма Вебер рассматривает в своем исследовании о политических и финансовых органах (Weber 1978: 194-201), из которого ясно, что «чем больше государство непосредственно участвует в экономике, тем меньше вероятность того, что в нем будет сформирована благоприятная среда для рыночного капитализма» (Swedberg: 61). Этот посыл коррелирует с хорошо известным определением этатизма Эйн Рэнд: «жизнедеятельность человека принадлежит государству – обществу, группе, банде, расе, нации – и государство может использовать его в любой удобной для себя форме во имя всего, что оно считает своим личным, семейным или коллективным благом».
В своей последней книге Падение нового класса Джилас также обозначает одну из основных целей политической бюрократии – перераспределение собственности. Собственность – один из главных спекулятивных факторов в борьбе за власть при коммунистических режимах. Джилас отмечает, что кризис коммунизма угрожает общественной собственности. «Привилегия угрожать общественной собственности, равно как и государственной власти, жадность правителей, захватывающих даже традиционные малые бизнесы в сельскохозяйственной и ремесленнической отраслях – все это ведет к краху экономики в целом» (Djilas 1998: 300).
Вышеприведенные рассуждения показывают, что рыночные отношения при политическом капитализме не развиваются: они работают только при взаимном согласии сторон. При политическом капитализме это очевидное противоречие может быть законно разрешено посредством сведения законов к коррупционной практике. В конце концов, правительство устанавливает политику силой.
Чтобы оставаться во власти элиты, как политические, так и экономические, устанавливают общественный порядок, позволяющий им сохранять пожизненные посты и обеспеченные ими доходы.
Денежный поток: стратегии серой денежной массы
В этом параграфе мы рассмотрим такие факторы развития политического капитализма как примитивную бюджетную систему и бессистемную экономическую политику: они тесно взаимосвязаны.
Чтобы оставаться во власти нужны финансовые средства. Вебер акцентирует, что финансирование представляет собой «непосредственную связь между экономикой и правящими политическими организациями» (Swedberg: 59). Причем под финансированием Вебер понимает «пути, которыми они [неэкономические организации - прим. автора] обеспечивают способы реализации своей корпоративной деятельности» (Weber: 194). В условиях примитивной бюджетной системы бюрократическое государство превращается в полицейское государство, используя насильственные методы для разрешения экономических проблем.
Какие конкретно методы применяет государство в условиях политического капитализма? В первую очередь, финансовые, позволяющие гарантировать сохранение власти харизматического лидера и его окружения. В числе таких методов Вебер называет откуп налогов и всевозможные общественные обязанности в пользу государства.
Вебер был особенно обеспокоен тенденцией «превращать капиталистические доходы в «ренты» (Swedberg: 51). Он предупреждал, что в случае, если эта тенденция возобладает, основы современного капитализма будут подорваны. Вебер утверждал, что ренты «играют консервативную роль в экономике, тогда как прибыль способствует ее изменению [росту – прим. автора]» (Weber: 204-205).
Развивая эту мысль, можно провести параллель с современной рентоориентированной экономической концепцией. Будучи одной из основных составляющих финансирования политического капитализма, именно рентоориентирование является препятствием на пути превращения т. н. «развивающихся демократий» в процветающие государства. Моя вторая гипотеза состоит в том, что именно чрезмерная масса рентных доходов, после превышения некоего показателя, способна существенно разрушить экономику государства. В результате, такое государство может легко сменить режим развитой демократии на этатизм.
Концепция рентоориентированной экономики, заключающаяся в том, что «некоторые используют государственную власть чтобы получать блага за счет других» (Holcombe: 53), оказывает серьезное влияние на социальную справедливость. Ее главной отличительной чертой является эксклюзивность, т. е. рентные доходы доступны только элитам. Для охраны «входного барьера» экономические и политические элиты объединяют свои усилия. Чтобы обеспечить преемственность мздоимства криминальный картель организует постоянный источник доходов «для своих».
Формулируя концепцию экономической этики, Вебер делал различия между «внутренней» и «внешней» этикой. Внутренняя этика считает недопустимым извлечение прибыли за счет своих сотоварищей, сограждан. Напротив, внешняя этика презюмирует, что «прибыль с иностранцев – законная, хотя и спекулятивная добыча» (Weber: 312-313). Попытка совместить эти два типа этики в современном обществе не разрешает извечный конфликт. Он случается всякий раз, когда рациональный капитализм [по Веберу – прим. автора] подменяется политическим (государственным) капитализмом. В этом случае под понятие «иностранцев» подпадает гораздо больше социальных групп, включая всех тех, кто в силу своей «неэлитности» не может приобщиться к рентам. Подобные дефективные капиталистические режимы способствуют отмиранию гражданского общества и возобновлению рабства, пусть и в фигуральном смысле.
Законодательная система при политическом капитализме
Будучи автором двух диссертаций по юриспруденции, Вебер отводил законодательству центральную роль в капиталистическом обществе.
Первоочередным правовым вопросом в дискурсе о капитализме Вебер считал «власть над контролем и распоряжением [имуществом – прим. автора]». Он подчеркивал, что при капитализме передача функций «контроля и распоряжения» посредством заключения контракта «является главным документом, законодательно обосновывающим экономическую деятельность» (Weber 1978: 67).
Определяя государство как «специальный тип правящей политической организации», Вебер представляет три типа политического доминирования – рационально-легальное, харизматическое и традиционное. В данной работе мы рассматриваем, главным образом, харизматическое доминирование, при котором лучше прослеживается крайняя нестабильность политического капитализма.
При этатизме государство чаще всего возглавляет харизматический лидер (например, Гитлер, возглавивший фашистскую Германию, или Тито, управлявший социалистической Югославией). Появляясь на политической арене при капитализме, харизматический элемент как бы демонстрирует свою готовность к соревнованию, к борьбе. Но не стоит обманываться: харизма не может стать единственной движущей силой развития капитализма. Вебер утверждает, что «харизма… чужда… любому типу капитализма, т. к. она противоречит любым целенаправленным действиям, направленным на получение прибыли»
(Swedberg: 65).
В свою очередь Сведберг утверждает, что «харизматический тип доминирования является самым драматическим» (Swedberg: 64). Собственно драматизм харизмы проистекает из ее несостоятельности, из ее невозможности выполнять многочисленные обязательства на постоянной основе, неспособности адаптировать свои потребности и особенности характера к реализации первоочередных целей государства. Харизматические лидеры нередко заканчивают карьеру либо экономическим дефолтом (дефолт ГКО при Ельцине, 1998 год), либо внезапной масштабной либерализацией (принятие новой Конституции Югославии при Тито, 1974 год).
Было бы наивным предполагать, что в условиях харизматического правления не могут образовываться политические партии и движения. Но те, что образуются, как правило, крайне нестабильны и основываются либо на материальных интересах, либо на преданности партийному лидеру. Такие партии не могут образовать полноценное политическое сообщество, построить гражданское общество, и в этом, очевидно, заключается секрет нестабильности харизматической власти.
Коррупция, непотизм и рентоориентированная активность, особенно характерные для посткоммунистических государств, препятствуют развитию в них капитализма рационального. Как справедливо утверждал Вебер, рынок не способен развиться в условиях регулируемых цен, отсутствия здоровой конкуренции. И вот, население таких государств оказывается у истоков совсем другой борьбы, в которой «каждому вменяется сверять каждый свой шаг с социалистическим куратором, ответственным за социалистические репрессии, и т. д.» (Swedberg: 80). По мере того, как граждане такого государства узнают, что в их обнищании виноваты «священные» хобби правителя, они доверяют ему все меньше и меньше, и, в конце концов, уже не готовы поддерживать его добровольно.
Вебер подчеркивает, что под термином «политическая организация» обычно понимается «добровольная организация» (Weber: 52). Рассматривая государство как особую форму политической организации, мы заключаем, что государство развивается до тех пор, пока оно руководствуется добровольными принципами управления. При харизматическом правителе политика государства направлена на удовлетворение его личных целей и потребностей, в перечень которых вряд ли входит экономическая безопасность граждан вверенной ему страны. Правитель постоянно озабочен проблемой сохранения власти, а население вовлечено в «циничную и беспощадную борьбу за экономическое выживание… которая год за годом физически и морально калечит не миллионы, а сотни миллионов» (Weber 1994: 78). Государство тем самым превращается в организацию недобровольную.
Есть ли жизнь после политического капитализма
Основным критическим замечанием к теории капитализма Вебера считается то, что автор книги «Экономика и общество» так и не определил, «что из себя представляет капитализм в целом» (Swedberg: 46). Вместе с тем подход Вебера позволяет читателям идентифицировать капитализм с организованными формами получения прибыли. На мой взгляд, одним из величайших достижений Вебера стало его введение в типологию капитализма и выявление им дефективной природы политического капитализма.
Несмотря на то, что анализ капиталистической экономики был сделан Вебером более ста лет назад, его исследование как нельзя более актуально в наши дни. Предположение Вебера о сходстве экономической и политической бюрократий представляется очень дальновидным. Представляя свою Концепцию глобальной бюрократии, Вебер предвидел историческое развитие Югославии, стран Центральной и Восточной Европы, других развивающихся демократий. Сегодня эти страны оправдывают самые пессимистические прогнозы Вебера, в которых говорится, что «если темпы роста экономического и технического прогресса начнут снижаться или если в экономике рентные доходы возобладают над прибылью, существующие [в стране – примечание автора] свободы быстро исчезнут» (Swedberg: 78).
Рассеивая завесу опасностей политического капитализма, Вебер пытался донести до читателя мысль о том, что рост богатства, благосостояния и экономический рост в целом может оцениваться не только позитивно, но и негативно, с учетом важных последствий этих явлений на макроуровне (Swedberg: 172). Дефективные капиталистические общества делают свой решающий выбор, предпочитая «величие и благородство человека» иллюзорному «благосостоянию», возведенному в ранг высшей добродетели (Weber 1994: 15).
Можем ли мы сделать что-либо для предотвращения распространения политического капитализма? В первую очередь, необходимо идентифицировать этот политический режим, чтобы понять масштабы его распространения. Как я уже отмечала ранее, в академической среде следует договориться о специальной терминологии, что позволило бы продолжить плодотворный научный дискурс по проблемам политического капитализма. Своевременное выявление проблем этого политического режима позволит постепенно превратить царство хаоса в здоровое развивающееся государство.
Список литературы
Djilas, Milovan. Fall of the New Class. A History of Communism’s Self-Destruction. Edited by Vasilije Kalezic. First Edition. Published by Alphred A. Knopf, New York, 1998.
Djilas, Milovan. The New Class: An Analysis of the Communist System. New York, 1957.
Fukuyama, Francis. The End of History? National Interest (Summer 1989): 3-18.
Ganev, Venelin I. Postcommunist Political Capitalism: a Weberian Interpretation. Comparative Studies in Society and History. Vol. 51, No. 3 (July 2009), pp. 648-674.
Hayek, Friedrich von. The Road to Serfdom. Routledge Classics, London & New York, 2001.
Holcombe, Randall G. Political Capitalism. Cato Journal, Vol. 35, No. 1 (Winter 2015).
Krueger, Anne O. The Political Economy of the Rent-Seeking Society. The American Economic Review, Vol. 64, No. 3 (June 1974), pp. 291-303
Milanovic, Branko. Capitalism Alone: The Future of the System that Rules the World. Harvard University Press, 2019.
Schumpeter, Joseph. Capitalism, Socialism, and Democracy: Third Edition (Harper Perennial Modern Thought), 2008.
Shuvalova, Elena. Liberalism and Skepticism in Djilas – Stojanovic legacy. MA Thesis. The New School, New York, 2021.
Swedberg, Richard. Max Weber and the Idea of Economic Sociology. Princeton University Press, 1998
Tullock, Gordon, The Welfare Costs of Tariffs, Monopolies, and Theft, Western Economic Journal, 5:3 (1967: June) pp. 224-252.
Weber, Max. Between Two Laws. In Political Writings (Cambridge: Cambridge University Press, 1994).
Weber, Max. Economy and Society: An Outline of Interpretive Sociology (Berkeley: University of California Press, 1978).
Weber, Max. The Agrarian Sociology of Ancient Civilizations.
Weber, Max. The Nation State and Economic Policy. In Political Writings (Cambridge: Cambridge University Press, 1994).
FEE Stories. What AOC’s Latest Viral Instagram Rant Gets Wrong About Billionaires and Capitalism. Wednesday, March 23, 2022. Retrieved from: https://fee.org/articles/what-aoc-s-latest-viral-rant-gets-wrong-about-billionaires-and capitalism/?utm_source=email&utm_medium=email&utm_campaign=2020_FEEWeekly.
A Vision for Egalitarian Capitalism. Milanovic’s interview to Berggruen Institute, October 24th, 2019. Accessed from The WorldPost Archive (www.berggruen.org).
Компания Вектор провела социологический опрос, в ходе которого выяснила, что около 89% граждан России одобрили бы удары ВСУ Украины по местам проживания российской элиты. Около 6% опрошенных не одобрили бы таких ударов, а еще 5% не определились с ответом. Эксперты связывают такой результат с усталостью населения России от нынешнего политического руководства, в частности от продолжающейся СВО на Украине. Кроме того, такие места проживания российской элиты, как Рублевка, уже давно вызывают массовое неприятие, так как они ассоциируется с нечестно нажитым имуществом.
Интересно, что в мае 2023 года украинские БПЛА действительно достигли Рублевки. Тогда в социальных сетях и мессенджерах было много комментариев, также одобряющих такие действия, и многим пабликам и группам пришлось закрыть возможность комментирования.
