"Круглый стол Большой России" в зеркале масс-медиа

Массовые протесты против бесчестных выборов и общей несправедливости государственного устройства России всколыхнули общество и вынудили правящую бюрократию впервые чуть ли не с начала 2000-х годов пойти на уступки, объявив о смягчении политического режима.

В то же самое время протест к настоящему времени замкнулся в рамках крупнейших городов и среды благополучных офис-менеджеров; он не стал массовым ни по социальному, ни по региональному охвату и после декабрьской вспышки постепенно сам собой сходит на нет. Этому способствуют ограниченность социальной базы и интересов протестующих, существенные расхождения среди их лидеров, изощренность официальной пропаганды (представившей их «агентами госдепа», одним из первых поздравивших «народ России» с третьим президентским сроком Путина).

Факторы, порождающие протест, остаются неприкосновенными и потому будут продолжать действовать, несмотря на «косметический либерализм» «Путина 2.0». Соответственно, протест будет распространяться на всю страну и через некоторое время охватит и «промышленную Россию», в марте 2012 года покорно голосовавшую по открепительным, в «каруселях» и на производстве. Это может создать в прямом смысле слова революционную ситуацию, но «вожди» либеральной оппозиции будут чужды нелиберальному, лево-патриотическому по своей природе массовому протесту ничуть не меньше, чем правящая бюрократическая тусовка (социально-экономическая политика которой, кстати, безукоризненно либеральна).

Складывающееся положение требует углубленного обсуждения и изучения. Необходимо оценить основные итоги избирательного цикла и протестной активности, определить основные тенденции политической жизни и выявить объективные задачи, который стоят сейчас перед российским обществом – как остающимся, так и покинувшим страну, - да, кстати, и властью.

Перед митингами на Болотной и на Сахарова я очень внятно говорил, что если нам не удастся разбудить активность регионов, если все эти события окажутся уделом Москвы и Петербурга, то рост протестных настроений спадет также резко и неожиданно, как возник. Почему и что произошло? Мы видим, что в Москве на ту же Болотную, Сахарова и Арбат вышло 10% актива и 90% людей, которые раньше никогда никак свою политическую активность не проявляли. Одновременно с этим началось движение в регионах.

Я посетил ряд мероприятий в регионах, Воронеж в том числе, и там картина была совершенно другая. Актив – левый или правый, - на митинги выходил. А вот массового выхода гражданского населения не наблюдалось. Могла быть и тысяча, и две тысячи человек, но для миллионного города это именно наличный политический актив, но никак не массы.

И если эти массы так и останутся дома, то мы будем наблюдать то же самое, что произошло на президентских выборах.

Все знают, что в Москву свозились тысячи людей, но никто не знает, как и почему и зачем это делалось. А ведь массы людей свозились в Москву для участия в «каруселях», а не для митингов. Они сначала участвовали в «каруселях» по всему городу, а уже потом шли на митинги в поддержку Путина. Сам живой свидетель: выхожу из метро «Китай-город» и вижу толпу молодежи, у каждого в руке открепительное, и в метро они явно в первый раз, потому что подбегают и спрашивают – как проехать туда-то и туда-то. Весь день эти люди бегали по городу и занимались голосованием, а потом, к вечеру, их свезли на Манежную.

А ведь на самом деле эти люди должны были участвовать в протесте у себя в регионах, а вовсе не ехать в Москву накручивать голоса. И эти люди не поехали бы участвовать в фальсификации выборов, если бы до них дошли пропагандисты, если бы в Нижнем Тагиле, в Твери, в Туле – откуда они приезжали – общественное мнение было бы сформировано на недопустимость такой вещи.

Я говорю не о правовом сознании: оно у нас изначально размытое, и, когда кто-то нарушает закон по приказанию начальства, он не думает, что нарушает закон. Но вот понятия о приличиях у нас сохранились достаточно хорошо. И если бы взять деньги, чтобы поехать в Москву и побегать по избирательным участкам было бы не приятным развлечением, а неприличным поступком, то многие бы от этого отказались. А если такого общественного мнения нет, - то почему не съездить на халяву в Москву, поголосовать за Путина, постоять на митинге, попить пивка, город посмотреть. Если бы человек после этого возвращался в свой город и там ему руки не подавали, он бы заранее подумал, надо это ему этого не надо, и никуда бы не поехал. А если в его регионе это безразлично, - перелома событий не будет.

Ну сколько люди могут ходить массово на митинги? ну месяц, два, три, - но должен быть следующий шаг. И этот следующий шаг – регионы.

Кроме того, это связано с классовой и социальной ситуацией. По идее, в массовых фальсификациях участвовали те самые «униженные и оскорбленные», за которых копья и ломались.

Почему так случилось?

Потому, что за три месяца протестных выступлений власти удалось выстроить в обществе несколько разделительных линий.

На Болотной 10 декабре было четко видно: вот власть, вот народ, и народ говорит: власть, уходи, ты нас не устраиваешь.

Но дальше произошло очень хитрое «опускание» конфликта на уровень общества. Москва стала конфликтовать с провинцией, рабочие – с «креативным классом»… Кстати, вот ведь придумка – «креативный класс». Если интеллигенция с народовольческих времен воспринималась как что-то, обращенное к народу, то «креативный класс» – это структура, которая по самой логике названия отделяется от него. Мы, мол, «креативный класс», а вы, извините, так. Это тоже серьезное противоречие.

И, когда в обществе выстроилось несколько подобных серьезных противоречий, власть победила легко, потому что оказалась над этими противоречиями, в положении «регулирующего».

Сейчас выборы закончились, сформировалось некое разочарование. И это хорошо, потому что оно заставляет думать. И наша главная задача – достучаться отсюда, из Москвы, до России, и помочь людям, находящимся в гораздо более тяжелых условиях, реализовать политический и социальный потенциал общества. Потому что если не сделать этого сейчас, этот потенциал будет заморожен еще на долгие годы.

Я здесь, наверное, единственный не представитель оппозиции, я бывший философ. И как бывший философ я понимаю, что у нас противоречие в аксиоматике. Здесь как аксиомы восприняты ряд позиций, которые мне таковыми не кажутся.

Позиция первая: власть нелегитимна. А почему, собственно, господа, она нелегитимна? Потому что она вам не нравится? Это не повод. Даже сама оппозиция признает, что спор идет о количестве голосов, отданных за Путина, но никто не говорит, что их было меньше половины. Почему власть нелегитимна? Пока что даже оппозиция сначала говорит, что власть была нелегитимна, а потом, по факту, утверждает обратное. Второй тезис: у нас массовые протесты против власти! И тут же, через запятую, говорят: «Вы знаете, они, правда, ограничены столицей и только интеллигенцией». Тогда, извините, какие они массовые протесты? Таким образом, и со вторым тезисом – слабовато.

Есть и положительный аспект. Мне кажется, у нас есть два уровня протеста. Это политический протест интеллигенции против власти, который в России существует примерно с середины 19 века и никогда не заканчивается. Это у нас вечный процесс, потому что в России интеллигенция живет по принципу «а почему не мы?» Почему вы у власти, а мы нет? И поэтому она властью недовольна. И больше, она, кстати, недовольна либеральной властью, Александр II вызывал у нее гораздо больше негативных ассоциаций, чем Александр III. Это продолжается, она один раз уже доигралась до февраля 1917, и сейчас она продолжает эту игру. Это особое состояние интеллигенции, это не какой-то там зловредность, а свойство этого слоя, который обладает огромной компетенцией и минимальными возможностями. Вот это противоречие она и разрешает.

И есть другой протест, который здесь упоминали, но он не против власти, а против бедности. Протест против бедности существует, конечно, но только почему он против власти? И здесь проявляется третья странная аксиома – что есть плохой Путин. Вот была хорошая демократическая Россия, а потом стал плохой Путин. Это хорошо для пэтэушников шестнадцатилетних. Всем, кому больше тридцати, пора на эти шутки не вестись. Потому что мы в этой демократической России 90-х годов жили, и по улицам ходить было страшно. Насчет того, «как было много свободы!», «как богато жил народ!» и все остальное, все мы помним. Путин, кстати, во многом потому и победил, что, на мой взгляд, он держит одну ценность, величайшую – ценность стабильности. Люди так за 90-е годы устали от свободы и демократии, понимаемой так, как ее понимают наши лидеры оппозиции, – я говорю не о демократии вообще, а вот о такой демократии, – что они готовы за стабильность простить многие слабости. В том числе, слабости управления.

Эти три аксиомы – они, как цемент, держат все здание. Потому что, если мы от них отказываемся, выясняется, что политического процесса-то и нет. Есть социальный процесс, да. А есть и политический. А если это социальный процесс, то при чем тут, простите, Путин? Путин, не Путин… Есть во власти люди, мне крайне не симпатичные, есть симпатичные, это вопрос «усадки». То, что у нас творилось до Путина, с точки зрения социальной ни в какие ворота не лезет. И это, почему-то, нашей оппозиции очень нравится. А вот то, что творится сейчас, при всех огромных проблемах, - я согласен с Михаилом Геннадьевичем по поводу приснопамятного закона, я могу эту тему долго развивать, потому что в этой сфере немножко работал, и как чиновник, и как исследователь, – но в целом гораздо ситуация лучше, чем она была в 90-е годы. Именно поэтому объединение социального протеста и протеста политического не получилось. Потому что политический процесс про другое. Не потому, что кто-то куда-то кого-то привез. Социально протестующих жителей Кущевки никто не привезет – убьют по дороге. Или просто побьют того, кто их повезет. Вы это знаете не хуже меня.

Какие итоги избирательного цикла? Власть, конечно, осталась, и, скорее всего, массовых протестов против власти не будет. Социальные проблемы тоже остались, социальные протесты будут. Соединить их, с моей точки зрения, не удастся. Как я вижу свою роль? Уменьшение количества глупости на квадратный километр. Чем и занимаюсь последнюю четверть века, поскольку глупость в России – одна из основных болезней, более важная, чем бедность или политические ошибки. Спасибо.

Я не говорил, что бедность не имеет отношения к власти. Я утверждал, что основной вклад в бедность внесла власть предыдущего периода.

Начнем с констатации факта, что власть победила. Что касается фальсификаций, я думаю, что они были, но не больше 10-15%. Большая часть населения, половина его, взяла и проголосовала за Путина. В нашем регионе покупка голосов имела места, покупают, но таких наглых нарушений, как те, о которых часто сообщается, нет. В декабре голосовали за «Единую Россию» 22-23%, а в марте за Путина - уже 50%. Наверное, часть бюджетников испугалась Болотной площади, выступлений на ней Немцова или Собчак, к которым, например, и я не очень хорошо отношусь.

Очень большой процент голосов получен Прохоровым. Это не очень хороший факт, потому что это очень несимпатичный человек, с кучей вопросов по личной жизни. Он просто хапал, в результате коррупционной сделки стал миллионером, - и, тем не менее, за него голосуют, и голосовала за него молодежь 20-25 лет. То есть их отцы и матери в начале 90-х голосовали за либералов, за такие лозунги, как «Европа нам поможет» и все в таком духе…Я встречался с ними и общался, они повторяли лозунги 90-х годов.

Левые же, я считаю, в ситуации декабря-марта очень сильно проиграли. Их присоединение к Болотной, - если сейчас осмысливать эту ситуацию, - было ошибкой, которая разделила левых буквально пропастью. Ни к чему хорошему это не приведет; может произойти, как на Украине, где поддержка левых сил драматически упала.

Если говорить о будущем, то ближайшие год-два мы, скорее всего, не увидим массовых протестов: они пошли на спад. Но постепенно из-за обострения социально-экономических проблем протесты будут возрастать в регионах. Кроме того, в провинции появляется больше активных людей, с ними нужно работать.

Нельзя ли рассказать о настроениях в Богучаре, где Вы были наблюдателем на выборах? Это 200 км от Воронежа.

Я полагаю, что у нашего общества сейчас есть шанс мягко изменить систему.

В нашем регионе мы пытаемся выжать из государства все возможное; прежде всего, мы направили усилия на гуманизацию судебной системы. То есть, признавая, что почти все институты власти, каждый по-своему, беспредельны, мы задали себе вопрос: почему нельзя через суд добиться управы на действия милиционеров, ФСБ, других структур, с которыми мы не согласны? Почему я не могу доказать ущемления прав группы или даже отдельного гражданина и добиться их восстановления через суд?

Мы работаем в этом направлении уже где-то год и добились того, что судьи боятся нас, - разумеется, в хорошем смысле слова.

Вот сейчас, буквально на днях, окончательно уволят нашего областного прокурора. Его на месяц отстранили за неисполнение распоряжения президента по ЖКХ. Этот месяц прошел, он три дня назад вернулся, и у нас сейчас три счастливых дня: каждый из них по три-четыре новости в связи с тем, что прокуратура или требует возбуждения уголовного дела, или проводит проверку по таким вопросам, по которым власти нечего ответить и нечем оправдаться. Но в ближайшее время наши счастливые дни кончатся окончательно, увы, - его уволят, к сожалению…