Предисловие практически полностью оправдалось.
Из письменной рецензии:
«Накануне краха СССР папе дали беленький храм по соседству, мне было одиннадцать. Внутри находились швейные цеха, стояли станки в два этажа, работники не хотели уходить и скандалили с теснившей их общиной – правильно почуяв, что больше реальности не нужны». Весьма самодовлеющий отрывок, верно? Вот вам тайны деиндустриализации и клерикализации в одном флаконе. Не хотим своего трикотажа, хотим китайского, а вот бога родного – хотим! Таких откровений в книге много – для тех, кто ищет кандидатов на исправительные работы после революции. Но сын за отца не отвечает, так что слушаем его. Не объединяясь в политику-аналитику, столь ныне немилую писателю, некоторые отрывки тоже по-своему диагностичны:
«В наступившие следом годы свободы его изобьют в электричке и вышибут глаз вместе со стёклышком очков» – это про одного из попов, так искренне, как и Шаргунов-старший, ненавидевших «безбожную власть». А вот про директора завода, утерявшего в угаре ельцинизма пролетарское самосознание: «Дядя Коля обещал моему отцу, как прибудет в Орск, сразу же выйти из партии, и ещё долго рассуждал о «крепком хозяине», которым «мужик хотел бы стать, да не дают», о загубленных предках: «половину раскулачили, половину на фронте переколотили» (…) В конце года свобода победила и «кубинские сертификаты» Болбасов были аннулированы». Был Болбас директором уральского завода, и на Кубе строил новый – вот что ему «притеснявшая мужика» страна дала. А он, балбес, от всего идейно отказался, соблазнился капитализмом ельцинского разлива, и спился, в конце концов, оставив жене в наследство нищету и убогую мораль: «только б не быть рабочим». Полная победа классового сознания нового типа, верно? Победа на чужой территории. Впрочем, не то же ли самое – и в доме со шпилем на Фрунзенской, где помимо Шаргуновых жил и тоже ставший церковным подпевалой на старости лет Маленков, кстати? В сталинских стенах – какие-то некро-монархические ритуалы над костями граждан Романовых производят. Вот и наколдовали «закат» СССР, вручную.
О школе и любовях Сергей рассказывает и восхищённо, и скупо – фотообъектив диктует свои масштабы. Так, ничего мы о Лоле-балерине не узнаём (хотя наш общий герой романов – Леонид Разыграев по-шаргуновски, а у меня по-настоящему Развозжаев – рассказывал больше). Впрочем, главное для новреалиста – не только быть объективным, но и стать объективным вместе со своим опытом для читателя. Стать первичной стимуляцией. Это получается, но, на мой взгляд, всё же как-то не по годам стыдливо. Где, например, грушевидные груди супруги-писательницы – которые даже мы сквозь фривольные одежды в кабинете Юрия Полякова видели, а её муж так и не сфотографировал? Незачёт, как говорится. Лимонов вот не прятал же «чёрные, как у пантеры» подробности Натальи Медведевой. Ох уж это поповское воспитание!
|
|