Почему вандализм в храме должен наказываться более строго, чем вандализм в театре или музее? На каком основании религиозные чувства объявлены предметом особой государственной важности и защиты?
Разные умные люди уже много писали про неправовой характер известного закона, вводящего сегрегацию российских граждан по признаку их мировоззрения. Я почти ничего не смогу добавить к их аргументации, которая, как известно, всё равно не повлияла на намерения законодателей. Коснусь лишь одного момента, лежащего в основе мотивации некоторых одобривших данную инициативу. Они, видимо, глубоко убеждены в том, что религиозные чувства части граждан должны являться предметом преимущественного уважения со стороны остальных. А если кто с этим не согласен – тех вразумит карающая длань недавно принятого закона.
Такую абстракцию, как «чувства», связанные с некими убеждениями, весьма трудно подвергнуть анализу. Тем не менее, можно и нужно попробовать это сделать, чтобы показать абсурдность претензий «чувств верующих» на особое почтение к ним. Понятно, что «оскорбление чувств» – понятие, лежащее совершенно вне сферы действия права. Можно (не в смысле «допустимо», а в смысле, что так иногда происходит) оскорбить человека. Может ли расцениваться как оскорбление человека упоминание его вероисповедания в уничижительном контексте?
На этот счёт, как известно, в законодательстве есть статья 282 УК, карающая за проявление и разжигание вражды по ряду признаков, в том числе по признаку религиозной принадлежности. И карает значительно строже, чем за оскорбление личности. Преследуется по УК также порча и уничтожение объектов культуры, в том числе и религиозных святынь. Собственно, на этом и строилось большинство аргументов против недавно принятого закона. Если уже есть статьи УК, наказывающие за религиозную ненависть и за вандализм в отношении почитаемых культурных объектов, то что остаётся на долю нового закона? Какие такие «оскорбления чувств верующих» не подпадают под эти статьи?
Поэтому невозможно отделаться от впечатления, что соответствующие поправки в законодательство были приняты с целью выделить верующих как привилегированную группу граждан, чьи убеждения представляют особую ценность для государства и служат предметом усиленной охраны с его стороны. Но насколько это государственное отношение отвечает общественным понятиям о справедливости?
В основе религиозных чувств лежит вера. Государство велит уважать веру других людей, даже если ты её не разделяешь. Не препятствовать их обрядам, не глумиться публично над их священными символами, не оскорблять их за их приверженность вере – это понятно любому культурному человеку. Всё это и раньше предусматривалось российскими законами. Значит, есть что-то ещё, раз кое-кому потребовался новый закон? Его противники обоснованно опасаются: предметом преследований теперь могут служить любые высказывания, не согласные с истинностью тех или иных религиозных убеждений.
Когда люди разных взглядов, убеждений и вкусов собираются вместе обсудить какую-то проблему, нередко бывает, что кто-то сначала предупреждает: «Мои взгляды на то-то и то-то могут казаться собравшимся экстравагантными. Поэтому я не хочу, чтобы здесь обсуждалось их основание, поскольку это не относится к заявленной теме беседы». Если такие табу не оговорены с самого начала, собеседники вправе высказывать самые критические суждения в отношении любых мнений.
Как известно, многие утверждения науки кажутся некоторым верующим людям несовместимыми с их религией. Новый закон открывает соблазн преследовать выражение таких научных знаний за «оскорбление чувств верующих». Согласимся, что в публичном собрании, где присутствуют подобные верующие, можно приличия ради (но не под страхом наказания за «богохульство»!) воздержаться (и то на взаимной основе) от оценки их религиозных убеждений. И то лишь – если вас предупредили о присутствии подобных персон! Впрочем, обычно столь различные люди не встречаются под одной крышей, а если встречаются, то там обсуждаются другие вопросы. Но навязывание подобных «приличий» для публичного информационного пространства как целого совершенно неприемлемо в современном цивилизованном обществе. Иначе придётся запретить публиковать всё, что не согласуется со взглядами отдельных фанатиков от религии.
У людей существует множество ценностных картин мира (принцип плюрализма, который пока ещё провозглашается российской Конституцией). Чтобы ничто в публичном пространстве не противоречило одной из этих картин, придётся запретить выражение всех остальных. Но ведь и различные религиозные картины мира тоже весьма мало согласуются одна с другой. Придётся запрещать их все, кроме какой-то одной. На этот путь Российское государство одной ногой уже вступило.
Впрочем, перспектива запретов подобного рода, по-видимому, не страшит российских законодателей. Поэтому подойдём к вопросу с другой стороны. До какой степени государство вправе требовать уважения к вере? И вообще: заслуживает ли сама вера уважения? Не религия как форма идеологии, не конкретное вероисповедание как общественный институт, не отправления религиозного культа, а личная вера? Именно вера как особое, присущее далеко не каждому, состояние личности.
Как иронично писал американский публицист Генри Луис Менкен, «мы должны уважать религию ближнего, но не более, чем мы уважаем его мнение о том, что его жена – красавица, а дети – вундеркинды». Это было сказано о религии, то есть общественно значимой, манифестируемой форме выражения веры. А что касается самого состояния веры, то допустимо сомневаться, заслуживает ли оно даже такого уважения.
Говорят, что о вкусах не спорят. Такой спор бессмыслен, ведь каждый останется при своём. Точно так же бессмысленно спорить о вере. Цивилизованное человечество давно старается избегать таких споров, от которых некогда проливалось больше всего крови. Но при этом все считают допустимым публично оценивать изысканность (или пошлость) тех или иных вкусов. Точно так же кажется допустимым публично судить о вере конкретных людей – о том, насколько эта вера ведёт к примитивным или же к возвышенным представлениям.
Говоря о своих вкусах, мы не навязываем их другим, хотя наши суждения всегда могут покоробить чьи-то эстетические чувства. За примерами далеко ходить не надо, поскольку российские религиозные деятели нередко говорят о своих вкусах не стесняясь чувств других людей. Когда протоиерей Всеволод Чаплин <a href="http://www.interfax-religion.ru/?act=news&div=44952">назвал Моцарта «Бритни Спирс своего времени»</a>, многие, наверное, сказали про себя словами персонажа из известного фильма Никиты Михалкова: «Нет, Моцарт – великий композитор!» Пусть В. Чаплин разделяет одинаковое к Моцарту отношение с грубым американским сержантом из того же фильма, но никто, понятное дело, не усмотрел в его словах какого-то уголовно или административно наказуемого деяния.
Ну, а на каком основании личные религиозные чувства, в основе которых лежит вера, должны пользоваться более высоким уважением, чем личные чувства эстетические или вытекающие из нерелигиозного (научного, философского) мировоззрения? Почему, когда православные активисты устраивают <a href="http://www.interfax-religion.ru/?act=news&div=50442">религиозные перформансы в музеях</a>, а то и вовсе <a href="http://lenta.ru/news/2013/01/10/vandals/">громят их в ночное время из-за угла</a>, это должно наказываться по закону менее строго, чем неканоническое поведение в храме?
Научные взгляды и философская этика покоятся на рациональных основаниях. Последние можно подвести и под эстетику искусства. Какие разумные доводы можно привести в оправдание веры? Вера, как известно, в них не нуждается. Они ей даже вредны. Но тогда за что мы должны её уважать? Кто хочет – пусть уважает веру именно за её слепоту и глухоту к доводам разума и логики. Но все не обязаны разделять такое отношение.
Бывает, что религия служит человеку отправным пунктом для формулирования высоких нравственных идеалов. Что служит безусловным предметом уважением в таком случае? Эти самые сформулированные идеалы, поскольку они действительно разумны, обоснованны и человечны, но ни в коем не случае не сама вера.
То же самое свойство личности – вера – приводит других людей к оправданию физического калечения (суннат – женское обрезание – во многих исламских странах), убийств (всякого рода экстремистские учения на почве религии), безрассудного повиновения навязанным авторитетам и невежества. Можно ли уважать веру как таковую? Очевидно для любого, на мой взгляд, нравственно неиспорченного человека, что нет, нельзя.
Уважать можно только те выводы, которые некоторые делают из своей веры, и только тогда, когда эти выводы действительно заслуживают такого уважения исходя из норм гуманной морали. Как бы ни пытались нас убедить в противоположном, но очевидно, что смягчение общественных нравов, рост терпимости и уважения к другим убеждениям за последнюю тысячу с лишним лет происходили не столько благодаря, сколько вопреки вере.
Ставя веру на первое место среди общественных феноменов, требующих к себе безусловного внешнего почтения, российская законодательная власть фарисействует, идёт против гуманной общественной морали и основ цивилизованного общежития. Принимая заведомо антиконституционный закон, она подрывает основы российской государственности. Ведь если власть нарушает данную ею Конституцию, то на какое соблюдение прочих законов со стороны общества она может дальше рассчитывать?
|
|
