Коммунизм в учениях Пифагора и Платона

(Из работы «Коммунизм в религиозно-философских учениях и циклы эволюции»)

Сегодня либеральная «просвещенная» Европа отождествляет коммунизм с фашизмом, а коммунистические символы требует стереть с лица земли. Она вдруг «забыла» своих божественных учителей праведности, великих основателей философии, неотделимой тогда от религии и этики и напитавшей европейскую и мировую мысль, - Пифагора и Платона. Это им принадлежит изречение: «У ДРУЗЕЙ ВСЕ ОБЩЕЕ». Это древнее изречение выражало у них принцип ИДЕАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА И ВЫСШЕЕ, ВСЕОБЩЕЕ БЛАГО, символизируемое СОЛНЦЕМ. Солнце, символ духовного Света, вместе с ПЕНТАГРАММОЙ, которая у пифагорейцев была знаком приветствия и означала духовное и телесное здоровье, стали священными символами коммунизма. Как писал Лукиан (II в. н. э.): «Божественный же Пифагор… велел начинать письма приветствием “здравствуй”. Поэтому все ученики его при переписке друг с другом, всякий раз как писали о чем-нибудь значительном, в самом начале письма ставили пожелание здоровья, как наиболее отвечающее ладу и души, и тела и обнимающее собою всю совокупность человеческих благ. Трижды повторенный треугольник пифагорейцев, образующий взаимосечениями пентаграмму, которой они пользовались, как условным знаком, при встрече с единомышленниками, называлась у них тем же словом, что и здоровье, и вообще они полагали, что здоровье включает в себя и успех, и радость, тогда как ни успех, ни радость не предполагают непременно здоровья».¹ Но сегодня в либеральной Европе эти светоносные символы высшей духовности запрещаются, что равносильно требованию погасить Солнце и звезды. (Однако в этом запрете есть и другая сторона - у людей те символы, которых они заслуживают. Значит, недостойна сегодня Европа символов духовного света, которые остаются у коммунистов.)

«Забыла» либеральная Европа и о том, что первые христиане наследовали тот же принцип справедливого строя - «все верующие имели ВСЕ ОБЩЕЕ», лат. communis. И своих учеников Христос тоже называл друзьями. Вот и вновь готова формула Платона и Пифагора: «У друзей все общее».

Есть и такие невежды, которые называют коммунизм «еврейским учением», кивая на Маркса и Христа, а пентаграмму называют троцкистской, сатанинской, масонской и т.д. Разрежьте перед ними яблоко пополам поперек, покажите им пятиконечную звезду в центре обеих половинок – они в этом чуде природы увидят происки вездесущих евреев. Но учителя античности стяжали божественную мудрость не у евреев, и Бог для них – не Иегова, а Высший Разум. Учение о спасении человеческих душ пришло к ним из Индии – хранительницы ведической мудрости, источнике мудрости всех последующих религиозно-философских учений.

Коммунизм пифагорейцев

Пифагор жил в 540 - 500 гг. до н.э. По рассказам биографов, он встречался чуть ли не со всеми известными мудрецами своей эпохи. Ученики буквально обожествляли Пифагора. Его называют одним из великих посвященных, величайшим эллинским мудрецом иоснователем философии – он первый назвал ее этим именем. Философия буквально – любовь к мудрости; имеется в виду божественная мудрость, о которой писал Ап. Павел («Мудрость Божию тайную сокровенную мы проповедуем между совершенными…»); ее знатоков в древности называли мудрецами. По словам Климента Александрийского, «философия, подобно драгоценному камню, издавна сияла у варваров (т.е. негреческих народов. – А.Б.). Позднее проникла она и в Элладу. В Египте носителями ее были прорицатели, в Ассирии – халдеи, в Галлии – друиды, в Бактрии – саманеи, у кельтов были свои философы, а в Персии – маги (эти последние возвестили рождение Спасителя, прежде всех и прибыли в Иерусалим, следуя за звездой). В Индии занимались философией гимнософисты ². Были философы и в других землях… Из индусов некоторые следуют заповедям Будды, которому за выдающиеся его добродетели воздают божеские почести. Гелланик пишет также о неких гипербореях, которые живут за Рипейскими горами. Им знакомо понятие справедливости, мяса они не едят и питаются только растительностью и плода­ми». ³

По словам Апулея, Пифагор, «находясь среди брахманов, беседовал с гимнософистами... А брахманы передали ему то, что стало основой его философии: каковы наставления для разума, каковы упражнения для тела, сколько частей в душе, сколько возрастов в жизни, какие наказания или награды ожидают усопших, каждого - по заслугам (…) Что же касается нашего Платона, то он во всем или почти во всем согласен с этой школой [Пифагора] и чаще всего рассуждает подобно пифагорейцам». (Луций Апулей, «Флориды», XV).

После многочисленных путешествий на Восток Пифагор поселился на юге Италии, в греческой колонии Кротоне, где основал религиозно-этическое и философское братство посвященных. «Слыхал я, что они, пифагорейщики, ни рыбы не едят, и ничего вообще живого, и вина одни не пьют совсем», - писал живший в 4 в.до н.э. Алексид⁴. Члены пифагорейского братства отличались строгими обычаями (аскетизм, жесткие требования, вегетарианство, четкий режим дня, нетерпимость ко всякой лени и бездеятельности) и ПРЕДОСТАВЛЯЛИ СВОЕ ИМУЩЕСТВО ДЛЯ ОБЩЕГО ПОЛЬЗОВАНИЯ.

По свидетельству Клавдия Элиана, Пифагор учил, что«люди получили от богов две блаженные способности: говорить правду и творить добро. То и другое, по его мнению, сродни природе бессмертных».⁵ Марк Туллий Цицерон так писал о пифагорейском братстве: «...Ничто так не приятно и неспособно так объединять, как сходство добрых нравов; ведь среди тех, кому свойственны одни и те же стремления и одна и та же воля, один человек восхищается другим человеком так же, как самим собой; при этом исполняется то, чего Пифагор требует от дружбы: ЧТОБЫ МНОГИЕ БЫЛИ КАК БЫ ОДНИМ ЧЕЛОВЕКОМ».⁶ «Ведь отсюда и известное изречение Пифагора: “У ДРУЗЕЙ ВСЕ ОБЩЕЕ”».⁷

Авл Геллий (II в. н. э.) писал: «...Всякий, как только был принят Пифагором в эту школу наук, ОТДАВАЛ В ОБЩЕЕ ПОЛЬЗОВАНИЕ ТО, ЧТО ИМЕЛ ИЗ РОДОВОГО ИМУЩЕСТВА И ДЕНЕГ, И СОБИРАЛОСЬ НЕРАЗДЕЛИМОЕ СООБЩЕСТВО».⁸

Господа либералы и прочие, какой там «плюрализм мнений», какая частная собственность, колбаса и «ножки Буша», одежды из меха и кожи, вино, секс и т. д., и т.п.! По Пифагору, чтобы очиститься душой и телом, очистить свое мышление, спасти свою душу и дотянуться до Бога, - вегетарианство, аскетизм, община, единомыслие, труд, воздержание, вдобавок молчание в течение пяти лет, чтобы не задавать невежественных вопросов, а слушать тех, кто уже приобщился к священным знаниям. - После таких требований обвинять Советскую власть надо лишь в том, что она была слишком снисходительна к вожделениям человека, допускала многие послабления ради немощи «арийского духа». Кстати, Христос тоже проповедовал вегетарианство, как следует из «Евангелия мира от ессеев», утаенного церковью.

Пифагорейское братство ставило и политические цели. При Пифагоре оно распространило свое влияние на греческие полисы Южной Италии, которые называло «Великой Грецией». В Кротоне пифагорейцы фактически пришли к власти. Однако их религиозно-этическая проповедь, отвергающая богатство, роскошь, аморализм, пришлась не по нраву многим. Пифагору пришлось удалиться в другую греческую колонию - Метапонт. После его смерти вражда против пифагорейского союза усилилась во всех полисах «Великой Греции». В середине V в. она вылилась в восстание в Кротоне и Таренте. В Кротоне многие пифагорейцы были убиты и сожжены в доме, где они собрались. Разгром был учинен и в других местах, много пифагорейцев погибло. Выжившие рассеялись по Италии и Греции, оберегая свое учение и смысл мистерий от посторонних. Частью этих мистерий было поклонение ВОСХОДЯЩЕМУ СОЛНЦУ, изображенное на картине Ф. Бронникова «Гимн пифагорейцев солнцу».

Пифагор не оставил своего учения в письменном виде. Известно «их упорство в неразглашении учения», как писал Ямвлих. Свое сокровенное знание пифагорейцы излагали в числовых символах.

Учение Платона о коммунистическом государстве.

Друзья и товарищи

Другим великим посвященным в божественную мудрость был легендарный Платон (ок. 427-347 до н.э.). Греки называли Платона божественным и связывали с богом Солнца Аполлоном.

Платон был знатного происхождения. Мать его происходила по прямой линии от брата знаменитого афинского законодателя первой половины VI в. до н.э., родовитого аристократа Солона. По отцу Платон был отдаленным потомком последнего аттического царя Кодра. Но Платон был далек от всего, чем жили его современники, с презрением относился ко всякой торговле, погоне за барышами, росту рабовладения, грабительским войнам, тирании, олигархии. Он видел, что общество катится к гибели. Платон занимался вопросами познания истины, воспитания и нравственного совершенствования граждан, спасения человеческих душ.

Прежде чем основать собственную Академию в Афинах, - члены которой занимались математикой и построенной на ней диалектикой, предлагая реформировать государство исходя из идеи добра, справедливости и истины, - Платон тоже много путешествовал и и учился мудрости у тех, кто хранил ее с древнейших времен. Он подружился также спифагорейцами, учение которых оказало на него большое влияние. Платон относился к Пифагору с глубочайшим почтением и уважением. И собственное учение Платона о космосе-боге, о всеобщей гармонии, о душе, ее очищении и перевоплощениях, есть изложение в более доступной форме идей Пифагора, выраженных в мистических числах.

Платон разработал также проект идеального государственного строя, основанного на справедливости и воплощающего идею высшего - всеобщего блага, к которому должно устремить свои помыслы человечество. Он писал:

«Кажется ли тебе, что ораторы постоянно держат в уме высшее благо и стремятся, чтобы граждане, внимая их речам, сделались как можно лучше, или же и они гонятся за благоволением сограждан, и ради собственной выгоды пренебрегают общей, обращаясь с народом как с ребенком – только бы ему угодить! – и вовсе не задумываясь, станет ли он из-за этого лучше или хуже?... Если и красноречие двойственно, то одна его часть должна быть самою угодливостью, постыдным заискиванием перед народом, а другая – прекрасным попечением о душах сограждан, – чтобы они стали как можно лучше, – бесстрашной защитой самого лучшего, нравится это слушателям или не нравится… Речи достойного человека всегда направлены к высшему благу, он никогда не станет говорить наобум, но всегда держит в уме какой-то образец… пока не возникнет целое – стройное и слаженное!... Вот что будет стоять перед глазами у того оратора, искусного и честного… Он постоянно будет озабочен тем, как поселить в душах сограждан справедливость и прогнать несправедливость, поселить воздержность, изгнать распущенность и вообще поселить все достоинства, а все пороки удалить»⁹.

Высшее благо Платон отождествлял с благим Умом-демиургом, которого он называл творцом нашей Вселенной и богом.¹⁰ Символом высшего блага у Платона является Солнце. По словам А.А. Тахо-Годи, «идея Солнца как высшего блага была чрезвычайно симптоматична для кануна эллинизма, каковым явилось время написания “Государства” (…) Представление о Солнце как высшей надмировой идее, управляющей Вселенной и ее организующей, укрепилось в поздней античности».¹¹

И здесь очевидны ведические истоки платонизма - в индийских Ведах Солнце является ликом Истины Рта (Рита) – космического закона эволюции духа: «Чистый великолепный ЛИК ВСЕЛЕНСКОГО ЗАКОНА БЛЕСНУЛ НА ВОСХОДЕ, словно украшение неба» (РВ,6.51.1). «Мы поднялись из МРАКА, Взирая на СВЕТ все выше, к Сурье [Солнцу] – БОГУ СРЕДИ БОГОВ. Мы отправились к ВЫСШЕМУ СВЕТУ» (1.50.10).

Идеальное государство Платона, воплощающее идею высшего (всеобщего) блага и являющее высший Свет, есть государствоКОММУНИСТИЧЕСКОЕ:

«Всего правильнее было бы сначала изложить НАИЛУЧШИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СТРОЙ… Наилучшим является первое государство, его устройство и законы. Здесь все государство тщательнейшим образом соблюдает древнее изречение, гласящее, что У ДРУЗЕЙ ВЗАПРАВДУ ВСЕ ОБЩЕЕ. Существует ли в наше время где-либо и будет ли когда, чтобы ОБЩИМИ БЫЛИ ЖЕНЫ, ДЕТИ, ВСЕ ИМУЩЕСТВО, И ЧТОБЫ ВСЯ СОБСТВЕННОСТЬ, ИМЕНУЕМАЯ ЧАСТНОЙ, ВСЕМИ СРЕДСТВАМИ БЫЛА ПОВСЮДУ УДАЛЕНА ИЗ ЖИЗНИ? Чтобы измышлялись по мере возможности средства так или иначе сделать общим то, что от природы является частным, – глаза, уши, руки, – так, чтобы казалось, будто ВСЕ СООБЩА видят, слышат и действуют, все восхваляют или порицают одно и то же? По одним и тем же причинам все будут радоваться или огорчаться, а законы по мере сил сплотят в ЕДИНОЕ ЦЕЛОЕ ГОСУДАРСТВО, выше которого в смысле добродетели, правильности и блага никто никогда не сможет установить. Если такое государство устрояют где-нибудь БОГИ ИЛИ СЫНОВЬЯ БОГОВ и обитают в нем больше чем по одному, то это – обитель радостной жизни. Когда оно есть, нет надобности взирать на другой образец государственного устройства, но достаточно возможно сильнее к нему стремиться».¹² «В образцово устроенном государстве жены должны быть общими, дети – тоже, да и все их ВОСПИТАНИЕ БУДЕТ ОБЩИМ; точно так же общими будут военные и мирные занятия, а царями надо всем этим должны быть наиболее отличившиеся в философии и в военном деле… Как только будут назначены правители, они возьмут своих воинов и расселят их по тем жилищам, о которых мы упоминали ранее; НИ У КОГО НЕ БУДЕТ НИЧЕГО СОБСТВЕННОГО, НО ВСЁ У ВСЕХ ОБЩЕЕ… Никто не должен ничего приобретать, как это все делают теперь. За охрану наши стражи [закона и государства], подвизающиеся в военном деле, будут получать от остальных граждан вознаграждение в виде запаса продовольствия на год, а обязанностью их будет заботиться обо всем государстве». ¹³

Общинность, единение, единомыслие, проповедуемые Пифагором и Платоном, заповеданы и в Евангелии Христа: «Да будут [верующие] все едино», «чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях», «будьте единодушны и единомысленны». И, как сказано о первых христианах, «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но ВСЕ У НИХ БЫЛО ОБЩЕЕ».

Итак, «У ДРУЗЕЙ ВСЕ ОБЩЕЕ» - вот пифагорейско-платоновская формула ВЫСШЕГО БЛАГА. Но это первоначальное её содержание философы, начиная с Аристотеля, стали замалчивать, подменяя его абстрактным счастьем, благом и т.д.  Аристотель (384-322 до н.э.) стал искажать Пифагора и Платона. Он утверждал, что «собственность должна быть общей только в относительном смысле, а вообще – частной». По его лукавому рассуждению, «когда забота о ней будет поделена между разными людьми, среди них исчезнут взаимные нарекания; наоборот, получится большая выгода, поскольку каждый будет с усердием относиться к тому, что ему принадлежит; благодаря же добродетели в использовании собственности и получится согласно пословице “У друзей все общее”».¹⁴ Наилучшее государство, по Аристотелю, - смесь олигархии и преобладающих демократических элементов, носителями которых должны быть крепкие слои средних собственников, власть служит всему обществу, а своекорыстное её использование исключается.

Как известно, точка зрения Аристотеля, согласно которой собственность должна быть частной, стала господствующей в позднейшей христианской церкви. Аристотель оправдывал и деление людей на свободных и рабов, утверждая, что это во многом определяется самой природой людей: «Некоторые люди рабы, а другие свободные граждане потому, что так назначено природой... Правильно и справедливо, что одними следует править, а другие должны осуществлять правление, к которому они пригодны от природы; и коли так, власть господина над рабом тоже справедлива».

* * *

Вернемся к Платону. Краеугольный камень идеального государства, по Платону, заключается в том, чтобы не искать несправедливого обогащения. В первую очередь это относится к тем, кто стоит на страже законов и государства. Эти люди должны заботиться не о собственном благополучии, а о процветании государства в целом, утверждает Платон. «Но если они таковы не по существу, а только такими кажутся, будут выдавать себя не за то, что они есть на самом деле, станут негодными, испорченными, то они разрушат до основания все государство, и только у них одних будет случай хорошо устроиться и процветать». А надо заботиться о государстве в целом и его процветании. Людей, стоящих на страже законов и государства, и их помощников надо заставить способствовать этому, надо внушить им, чтобы они стали отличными мастерами своего дела. И всем остальным сословиям надо предоставить возможность иметь свою долю в общем процветании, соответственно их природным данным. Каждый отдельный человек должен заниматься чем-нибудь одним из того, что нужно в государстве, и притом как раз тем, к чему он по своим природным задаткам больше всего способен. Неудачное потомство стражей закона и государства «надо переводить в другие сословия, а значительных людей остальных сословий – в число стражей [закона и государства]… и каждого из остальных граждан надо ставить на то одно дело, к которому у него есть способности».

Одним словом, от каждого по способностям.

Особое внимание у Платона уделяется воинам - защитникам государства и граждан:

«В дополнение к их воспитанию, скажет всякий здравомыслящий человек, надо устроить их жилища и прочее их имущество так, чтобы это не мешало им быть наилучшими стражами [государства] и не заставляло бы их причинять зло остальным гражданам… Прежде всего никто не должен обладать никакой частной собственностью, если в том нет крайней необходимости. Затем ни у кого не должно быть такого жилища или кладовой, куда не имел бы доступа всякий желающий. Припасы, необходимые для рассудительных и мужественных знатоков военного дела, они должны получать от остальных граждан в уплату за то, что их охраняют. Количества припасов должно хватать стражам на год, но без излишка. Столуясь все вместе, как во время военных походов, они и ЖИТЬ БУДУТ СООБЩА. А насчет золота и серебра надо сказать им, что божественное золото – то, что от богов – они всегда имеют в своей душе, так что ничуть не нуждаются в золоте человеческом, да и нечестиво было бы, обладая тем [божественным] золотом, осквернять его примесью золота смертного: у них оно должно быть чистым, не то, что ходячая монета, которую часто нечестиво подделывают».

И вот что Платон предписывает защитникам коммунистического государства:

«Им одним не дозволено в нашем государстве пользоваться золотом и серебром, даже прикасаться к ним, быть с ними под одной крышей, украшаться ими или пить из золотых и серебряных сосудов. Только так могли бы стражи остаться невредимыми и сохранить государство. А чуть только заведется у них собственная земля, дома, деньги, как сейчас же из стражей станут они хозяевами и земледельцами; из союзников остальных граждан сделаются враждебными им владыками; ненавидя сами и вызывая к себе ненависть, питая злые умыслы и их опасаясь, будут они все время жить в большем страхе перед внутренними врагами, чем перед внешними, а в таком случае и сами они, и все государство устремится к своей скорейшей гибели. Вот по этим причинам, как я сказал, и надо именно гак устроить жилища стражей и все прочее и возвести это в закон». ¹⁵ «И вдобавок в отличие от остальных они служат только за продовольствие, не получая сверх него никакого вознаграждения, так что им невозможно ни выезжать в чужие земли по собственному желанию, ни подносить подарки гетерам, ни производить другие траты по своему усмотрению…». ¹⁶

Богатство и бедность - то, что портит всех, утверждает Платон. «И от бедности, и от богатства – хуже становятся как изделия, так и сами мастера». Стражам законов и государства «надо всячески остерегаться, – как бы оно не проникло в государство незаметным для стражей образом, - богатство и бедность. Одно ведет к роскоши, лени, новшествам, другая, кроме новшеств – к низостям и злодеяниям». Тем, кто блюдет государство, надо прилагать все усилия к тому, чтобы от них не укрылась его порча. Нарушение законов, «мало-помалу внедряясь, потихоньку проникает в нравы и навыки, а оттуда, уже в более крупных размерах, распространяется на деловые взаимоотношения граждан и посягает даже на сами законы и государственное устройство, с величайшей распущенностью, в конце концов переворачивая всё вверх дном как в частной, так и в общественной жизни. Следовательно… даже игры наших детей должны как можно больше соответствовать законам, потому что, если они становятся беспорядочными и дети не соблюдают правил, невозможно вырастить из них серьезных законопослушных граждан».

Основная роль в воспитании отводится искусству, которое для блага государства подвергается строжайшей цензуре. Критерием его оценки являются воспитательные качества. Не только за поэтами – «надо смотреть и за остальными мастерами и препятствовать им воплощать в образах живых существ, в постройках и в любой работе что-то безнравственное, разнузданное, низкое и безобразное. Кто не в состоянии выполнить это требование, того нам нельзя допускать к мастерству...» ¹⁷ Одним словом, должны соблюдаться знакомые нам принципы социалистического реализма.

* * *

В совершенном государстве должна быть осуществлена справедливость, благодаря которой государство становится причастным добродетели, говорит далее Платон. Справедливость надо воспитывать с детства. Но что есть справедливость? В диалоге «Горгий» Платон говорит устами Сократа, что «справедливость – это соблюдение равенства».¹⁸В другом диалоге («Кратил») Платон говорит, что это имя – справедливость «установлено ведению права… совершенно ясно, что уж боги-то называют вещи правильно – теми именами, что определены от природы… Пожалуй, наиболее правильными мы сочтем имена, установленные для того, что существует вечно, для исконного… И некоторые из них установлены, возможно, даже более высокой силой, нежели человеческая, – божественной». ¹⁹

Итак, имя «справедливость» установлено ведению права, правосудия. Но что значит - «право»? Напомним, что в Ведах право входит в понятие Рта, которое многозначно: истина, космический закон [эволюции], право, правда, праведность, православие и т.д. А путь эволюции (путь Прави) символизирует круговорот Солнца по небу. И по античной традиции, то, что идет с движением Солнца («посолонь»), то идет в правом направлении, т.е. с востока через запад снова на восток, и знаменует собой природу благого, истинного, тождественного, так как всякое рождение и начало связано с правой стороной, с востоком. Напротив, то, что идет против движения Солнца, т.е. справа налево, с запада через восток снова к западу, означает природу иного, изменчивого, неразумного. Эти два типа движения («тождественное» и «иное») в противоположных направлениях придают движению в целом спиралевидную форму.

Итак, справедливо то, что соответствует движению эволюции, восхождению к совершенству, к высшему, всеобщему благу. Иосновывать государство, говорит Платон,«надо непременно во имя целого. Так вот это целое и есть справедливость или какая-то ее разновидность… И справедливость борется… за государственное совершенство».²⁰

То же подразумевает и учение марксизма-ленинизма: справедливыми являются те общественные отношения людей, которые соответствуют исторической необхо­димости.

* * *

Платон утверждал, что править в государстве и издавать соответствующие законы должны знающие философы (или идеологи коммунизма - ведь, повторим, платоновский идеальный строй есть строй коммунистический, его философия - это философия совершенствования, восхождения к высшему, всеобщему благу – коммунизму). Согласно Платону, правящие философы [=идеологи] должны быть искусными в диалектике, с возвышенными благородными помыслами, врожденной тонкостью ума, способными к охвату целокупного времени и бытия, опытными в рассудительности и добродетели, усматривающими Истину и ведущими к ее познанию, к познанию мудрости, к совершенству, к высшему благу, ко всему подлинно возвышенному и бессмертному. Разумное начало в них господствует над страстями и телесными удовольствиями, корыстолюбием, неблагородными наклонностями. «Нынешними почестями они пренебрегут, считая их низменными и ничего не стоящими, и будут высоко ценить порядочность и ту честь, что с нею связана, но самым великим и необходимым будут считать справедливость». Для таких философов свойственны «правдивость, решительное неприятие какой бы то ни было лжи, ненависть к ней и любовь к истине».²¹ Они постоянно будут воспитывать людей, подобных им самим и ставить их стражами государства. К самим философам предъявляются строгие требования заботиться об общем благе.

«Пока в государствах не будут царствовать философы, либо т.н. нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и это не сольется воедино – государственная власть и философия [совершенствования], и пока не будут в обязательном порядке отстранены те люди – а их много, – которые ныне стремятся порознь либо к власти, либо к философии, до тех пор… государствам не избавиться от зол, да и не станет возможным для рода человеческого и не увидит СОЛНЕЧНОГО СВЕТА то государственное устройство, которое мы только что описали словесно».²²

В идеальном государстве Платона наряду с убеждением применяется и НАСИЛИЕ: философы «то убеждением, то СИЛОЙ обеспечивает он сплоченность всех граждан».²³ Жалкие вожделения большинства должны быть подчинены «разумным желаниям меньшинства, то есть людей порядочных», а «рассудительность… настраивает на свой лад решительно всё целиком; пользуясь всеми своими струнами, она заставляет и те, что слабо натянуты, и те, что сильно, и средние звучать согласно между собою, если угодно, с помощью разума, а то и СИЛОЙ…» ²⁴

* * *

В идеальном государстве, говорит далее Платон, народ будет называть правителей не «господами», а «спасителями» и «помощниками». А правители будут называть народ «плательщиками» и «кормильцами», а не рабами, как в остальных государствах. Друг друга же правители будут называть товарищами. И здесь снова параллель с индийскими Ведами, где ведийцы тоже называют друг друга и даже своих богов товарищами («Все товарищи радуются за (своего) товарища», см. РВ10, 71. 10 и др.)

Что касается положения класса земледельцев и ремесленников [ныне крестьян и рабочих] в коммунистическом государстве Платона, то, как отмечает А.Ф. Лосев в своих «Комментариях», исследователи «утопии» Платона ломали себе голову: «Многие думали, что это просто рабы и что именно это означает у Платона увековечение рабовладельческого государства. Однако его ремесленники не рабы, они свободны, но, конечно, лишь в меру той свободы, которая допускается в ”идеальном” государстве. Земледельцы и ремесленники уже по одному тому не могут быть у Платона рабами, что два других его сословия – философы и воины – лишены всякой частной собственности. Кому же в таком случае могут принадлежать земледельцы или ремесленники? Более того, лишь одному этому сословию и предоставлена у Платона экономическая свобода. Члены его производят продукты потребления, они самостоятельно продают эти продукты, они входят в экономические отношения с иностранцами. Все это строжайше запрещено и философам, и воинам. Скорее можно было бы говорить не о рабском состоянии “третьего” сословия у Платона, но о каком-то своеобразном крепостничестве, и притом о крепостничестве государственном, а не личном; такого крепостного нельзя ни продать, ни купить, нельзя даже вмешиваться в его экономическую жизнь. Недаром Платон не раз ссылается на социально-политический строй Спарты с ее илотами, государственными крепостными. Платон даже допускает переход из сословия земледельцев и ремесленников в сословие философов, если для этого найдутся природные данные у представителя “третьего” сословия (Государство III 415 а-с). В сущности говоря, все сословия у Платона закабалены одним – служением вечному и абсолютному миру идей…»

Иными словами, у Платона все сословия служат идеалам коммунизма.

Социалистическое государство Платона

Однако Платон писал, что до идеального государства надо дорасти. А потому, по Платону, коммунистической собственности предшествуетгосударственная собственность, наилучшему государству предшествует государство «второе после наилучшего», облегчающее переход к коммунизму, приближение к идеалу. Это государство, изображенное в «Законах», имеет много аналогий с СССР периода раннего строительства социализма:

«Прежде всего, пусть граждане разделят землю и жилища; общинного земледелия может и не быть, так как нынешнее поколение по своему воспитанию и образованию не доросло до этого. Однако раздел надо производить, считаясь со следующим: каждый получивший по жребию надел долженсчитать свой наделобщей собственностью всего государства…Только что сказанное может быть выражено и в виде такого совета: “Лучшие из людей!… Сохраняйте величину и размеры вашего имущества. Не бесчестите ваш первоначально соразмерный надел взаимной куплей или продажей, ибо не будет вам в этом союзником ни законодатель, ни бог, по жребию выделивший его вам”. Здесь впервые устанавливается закон для ослушников,предупреждающий, что лишь при этих условиях желающий может получить надел, но не иначе: во-первых, земля посвящена всем богам… Жрецы и жрицы будут совершать молитвы о том, чтобы того, кто купил или продал полученные по жребию под жилище или поле наделы, постигла за это достойная кара… Кроме того, за исполнением всего этого будет поручено следить самому зоркому из должностных лиц, так, чтобы не укрылись происходящие иной раз нарушения и ослушники наказывались бы законами и богами… Наживе вовсе нет места при подобном устройстве, а отсюда следует, что никто не должен - да, впрочем, и не может - наживаться неблагородным способом; поскольку это зазорное, так сказать, ремесло извращает благородные нравы, недопустимо даже желать подобного обогащения. Сюда же относится и следующий закон. Никто из частных лиц не имеет права владеть золотом или серебром. Однако для повседневного обмена должна быть монета… Если частному лицу понадобится выехать за пределы родины, оно может это сделать лишь с разрешения властей; по возвращении домой оно должно сдать государству имеющиеся у него чужеземные деньги, получив взамен местные деньги, согласно расчету. Если обнаружится, что кто-либо присвоил чужеземные деньги, они забираются в пользу казны; знавший же об этом и не сообщивший подвергается вместе с тем, кто ввез эти деньги, порицанию и проклятию, а также и пене в размере не менее количества ввезенных чужеземных денег… Нельзя также отдавать деньги под проценты, в этом случае позволяется вовсе не возвращать ростовщику ни процентов, ни всего долга…».

Всё, чем владеет каждый, не считая надела, будет публично записано должностными лицами-стражами. Надо установить пределы бедности и богатства. Предел бедности - стоимость надела, который должен оставаться у каждого. Допускается приобретение имущества до 4-кратного размера; если же кто приобретет свыше этого, он должен отдать избыток государству и его богам. Нарушителя же этого закона может выдать всякий желающий, кроме того, виновный должен будет заплатить еще такую же сумму из своего имущества. На первом месте должна стоять забота о душе, а забота об имуществе - на последнем. Одновременно быть и очень хорошим, и очень богатым невозможно, утверждает Платон. Смысл же законов в том, чтобы сделать людей возможно более счастливыми и дружелюбными. «Истинна древняя пословица, что равенство создает дружбу».

Это государство Платона принуждает людей к совершенствованию, контролирует и регламентирует все общественные отношения и проявления человеческой жизни, вплоть до брака: человек должен оставлять потомство, но если кто не женится по достижении тридцати пяти лет, он будет ежегодно платить пеню;приданого не должно быть, издержки на брачные пиршества не должны быть больше, чем позволяет состояние, и т.д.

Все это напоминает ленинско-сталинский СССР, вплоть до использования труда рабов; только рабами, трудившимися в исправительно-трудовых лагерях и колониях ГУЛАГа, стали прежние эксплуататоры и прочие противники эволюции да разного рода преступники. Как сказано в «Википедии», труд заключенных в СССР рассматривался как экономический ресурс, он использовался на строительстве крупных промышленных и транспортных объектов, строительстве городов, в сельском хозяйстве и в добывающих отраслях, а также на лесозаготовках, давая 3% валового национального продукта.

В связи с этим интересно отметить, что ведийцы Ригведы тоже были нетерпимы к даса-дасью, которые характеризуются как богатые и скупые. В Ригведе говорится об убийстве богатых дасью или приручении их. В поздних частях Ригведы слово даса значит «слуга» - дасов превращали в рабочую силу, как в СССР принуждали к труду прежних эксплуататоров.

А.Ф. Лосев в «Комментариях к Диалогам Платона» пишет о платоновском социалистическом государстве:

«В “Законах” на первый план выступает… некая внешняя сила, которая сдерживает государство от распадения. Авторитет принадлежит каким-то людям, в распоряжении которых находятся огромные карательные возможности вплоть до смертной казни. Изображается некий полумифический законодатель, который вместе с тираном осуществляет все законодательные и исполнительные функции при полном невнимании к потребностям личности и даже общества. Религия и мораль должны теперь играть роль не потому, что существуют боги, но потому, что это предписывает закон. Если есть возможность убеждать, законодатель может убеждать людей в существовании богов. Но убеждение - это только паллиатив. Необходимо, если кто-либо выкажет себя непослушным законам, "одного присудить к смертной казни, другого - к побоям и тюрьме, третьего - к лишению гражданских прав, прочих же наказать отобранием имущества в казну и изгнанием"».

С религией здесь надо разобраться основательно. Прежде всего, религия у Платона – это не иудейский монотеизм. Боги и божественные законы здесь иные. Платоновские боги ассоциируются с небесными светилами:«Мы… приводя доказательства существования богов, говорим об одном и том же - о Солнце, Луне, звездах, Земле - как о богах, о чем-то божественном». Как замечательно сказал К. Маркс: «Греческое самосознание в области духа - ДУХОВНАЯ солнечная система. В небесных телах греческие философы поклонялись своему собственному духу.Религиозное отношение к небесным телам известно у пифагорейцев, Платона, Аристотеля. Аристотель говорит: за все прошедшее время, судя по воспоминаниям, перешедшим от одних людей к другим, ничего, по-видимому, не изменилось ни во всем небе, ни в какой-либо из его частей. Даже название, по-видимому, передано нам древними, причем они имели в виду то же самое, что и мы. Ибо не однажды и не дважды, а бесконечное число раз доходили до нас одни и те же представления… До нас из глубокой древности дошло от предков, сохранилось в виде мифов более поздних поколений, представление о том, что небесные тела суть боги и что божественное начало объемлет всю природу». ²⁵

Как видим, в древности Истина была преподана в виде небесной мифологии. Вспомним опять, что циклическая эволюция духа аналогична круговращению Земли вокруг Солнца. Как говорит Платон в диалоге «Кратил»: «…Первые из людей, населявших Элладу, почитали только тех богов, каких и теперь еще почитают многие варвары: Солнце, Луну, Землю, Звезды, Небо. А поскольку они видели, что все это всегда бежит, совершая круговорот, то от этой-то природы бега (Φεΐν) им и дали имя богов (Φεοί)».²⁶

Однако эта небесная мифология привела к тому, что древние люди стали буквально обожествлять небесные тела и светила, за что в последующих веках подверглись справедливой критике со стороны тогдашних атеистов. У Платона в «Законах» есть следующий характерный фрагмент: «Пусть подвергнутся нашему порицанию сочинения нового поколения мудрецов, поскольку они являются причиной зол. Вот что влекут за собой сочинения подобных людей: мы с тобой, приводя доказательства существования богов, говорим об одном и том же –о Солнце, Луне, звездах, Земле – как о богах, о чем-то божественном. Люди же, переубежденные этими мудрецами, станут возражать: все это – только земля или камни и, следовательно, лишено способности заботиться о делах человеческих… Но.. эллины и все варвары как при различных несчастьях, так и при полном благополучии преклоняют колени и повергаются ниц при восходе и закате Солнца и Луны, показывая этим не только полную свою уверенность в бытии богов»²⁷.

Однако сам Платон осторожно, насколько это было возможно, возвращал языческое сознание к первоначальному смыслу астральных символов. Солнце и его свет у Платона символизирует высший Ум-демиург, высшее (общее) благо. Задача Платона - положить начало научному мировоззрению, осторожно уходя от традиционной языческой мифологии греков. Ибо прежнее детски-наивное языческое мировоззрение уже не удовлетворяло пытливые умы. Платон пишет:

«…У молодых людей возникают нечестивые взгляды, будто нет таких богов, признавать которых предписывает закон… Что же, по твоему мнению, должен сделать законодатель? Ведь такое положение вещей сложилось уже давно. Должен ли он стать посреди города и только и делать, что грозить всем людям подряд: мол, если даже они не признают существования богов и не будут считать богов именно такими, какими их признает закон (то же самое и относительно прекрасного, справедливого и вообще всего самого важного, того, что направляет к добродетели или к пороку), все равно надо следовать письменным указаниям законодателя как в мыслях, так и в действиях. А кто выкажет себя непослушным законам, тех, мол, он присудит: одного - к смертной казни, другого - к побоям и тюрьме, третьего - к лишению гражданских прав, прочих же накажет лишением имущества в пользу казны и изгнанием? Или же надо одновременно с установлением для людей законов по возможности смягчить свою речь с помощью убеждения?.. Любой хоть чего-то стоящий законодатель вовсе не должен считать себе это в тягость, но, наоборот, как говорится, должен возвысить голос, чтобы словом своим послужить древнему закону и доказать существование богов, а также всего того, что ты только что разобрал. Он должен прийти на помощь самому закону… Кому же более всего, как не законодателю, подобает прийти на помощь высочайшим законам, извращаемым дурными людьми?»

Под «древним законом» и «высочайшими законами», о которых говорит Платон, надо подразумевать все тот же ведический закон эволюции Рта и законы его высших ступеней, символизируемые Солнцем.

Вернемся к социалистическому государству Платона. А.Ф. Лосев далее в «Комментариях»пишет: «Война… теперь выдвигается у него на первый план и неотделима от функционирования законов… В этом диалоге Платон, несомненно, построил жесточайшее полицейское государство с насильственным земельным уравнением, со всеобщим шпионажем (V 744 е - 745 а) и с узаконенным рабовладением… При всех оговорках самый факт рабства признается в “Законах” открыто... (V 776b - 778 а). О небывало жестоких наказаниях как свободных, так в особенности и рабов трактует вся IX книга “Законов”...»

Снова прервем цитирование А.Ф. Лосева и приведем несколько фрагментов из самой IX книги «Законов», касающихся преступлений против социалистического государства. Итак, Платон пишет:

«Даже как-то позорно то, что мы собираемся… устанавливать подобные законы в таком государстве, которое, по нашему признанию, будет устроено хорошо и вообще получит правильное направление в смысле добродетельных навыков его граждан. И вдруг мы предполагаем, что в подобном государстве появится человек, причастный таким величайшим проступкам, которые во всех остальных государствах являются следствием испорченности. Приходится, таким образом, законодательствовать, предвосхищая события: угрожать - на тот случай, если подобный человек встретится. Устанавливать законы для предотвращения подобных проступков и наказания за них, коль скоро они совершены, в предположении, что такие люди непременно встретятся, - вот в этом-то, повторяю, и есть что-то позорное. Мы ведь не то, что древние законодатели. Те были, как теперь рассказывают, и сами божественного происхождения, да и законы свои они давали детям богов, героям, то есть существам также божественным. Нет, мы - люди и даем теперь законы семени людей; поэтому мы вправе бояться, что у нас встретятся граждане с природой неподатливой, точно рог, так что их ничем не проймешь. Как те семена, что не поддаются огню, так и они неподатливы законам, даже столь сильным. Эти люди побуждают меня сказать о непривлекательном законе относительно святотатства… для людей, замышляющих всякие нечестивые и пагубные для государства деяния.Тому, кто повинуется, закон ничего не скажет; ослушнику же вслед за вступлением он громко глаголет: “Кто будет уличен в святотатстве, тому, если это раб или чужеземец, отметят лицо и руки клеймом его злополучия, подвергнут его стольким ударам, сколько решат судьи, и в нагом виде выгонят за пределы страны”. Возможно, что такое наказание исправит и образумит его. Дело в том, что по закону ни одно наказание не имеет в виду причинить зло. Нет, наказание производит одно из двух действий: оно делает наказываемого либо лучшим, либо менее испорченным. Но если будет обнаружено, что подобный поступок совершен каким-нибудь гражданином, который нанес великое, несказанное оскорбление [платоновским] богам, своим родителям или государству, то судье придется считать его неисцелимым… Наказание такому человеку - смерть, и это еще наименьшее из зол. Для остальных граждан полезным примером станет бесславие преступника и то, что его труп будет выброшен за пределы страны. Его детям и его роду, если они не будут походить нравом на своего отца, - честь и слава; все будут говорить, что они хорошо и мужественно перешли от зла к добру…

Вообще никто никогда не должен оставаться безнаказанным за какой бы то ни было проступок, даже если совершивший его бежал за пределы государства. Наказанием должны быть смерть, тюремное заключение, палочные удары, унизительные места для сидения и стояния или стояние возле святилищ на окраине страны; либо наказанием должна быть денежная пеня…

После… идут преступления, касающиеся ниспровержения существующего государственного строя [предшествующего наилучшему – А.Б.]. Кто стремится сделать законы рабами людей и заставляет государство подчиняться партиям, того, раз он при этом прибегает к насилию, возбуждая противозаконное восстание, надо считать самым отъявленным врагом всего государства в целом. А кто, хотя и не имеет ничего общего ни с кем из подобных людей, при отправлении главнейших государственных должностей не обратил внимания на такие явления или, хотя и обратил, из трусости не встал на защиту отечества, - такого гражданина следует числить на втором месте в смысле испорченности.

Всякий человек, если он хоть на что-то годен, должен оповещать правителей о заговорах, имеющих целью насильственное и вместе с тем противозаконное изменение государственного строя, и должен привлекать заговорщика к суду... Большинством голосов присуждают виновного к смертной казни. Посрамление и наказание отца не распространяется ни на кого из детей, исключение составляют те дети, чей отец и дед, и отец деда - все подряд были присуждены к смерти…»²⁸

Цитируем А.Ф. Лосева дальше: «Платон вдруг начинает проповедовать, что война всех против всех относится к самой природе общества, для которой характерны обнаженный и озлобленный инстинкт жизни и коренные противоречия как в отношениях одного человека к другому, так и в его отношении к самому себе. “То, что большинство людей называет миром, есть только имя, на деле же от природы существует вечная непримиримая война между всеми государствами”… Та же вечная война существует и между отдельными поселками, между отдельными домами в поселке и между отдельными людьми в доме. “Все находятся в войне со всеми как в общественной, так и в частной жизни, и каждый [находится в войне] с самим собой”… Вместо идеальных основ жизни здесь проповедуется звериная борьба всех против всех... Платон… начинал хлестать историю резиновой дубинкой в надежде вернуть ее на путь истинный (…) В “Законах” всякая критика запрещена, выдвигается требование беспрекословного подчинения законам и казни для всех неверующих».

* * *

Таковы законы социалистического государства, облегчающего переход к коммунизму, которые былиразработаны божественным учителем Платоном - всемирно признанным великим мыслителем, гордостью Европы. (Махатмы называют Платона Мыслителем с большой буквы.). Провидец Платон предсказал ожесточенную социальную борьбу при переходе к коммунизму и необходимость строжайшей диктатуры на переходный период.

Ленин тоже учил, что переходный период между отживающим ветхим миром и Новым Миром, между капитализмом и коммунизмом не может не быть периодом ожесточенной борьбы.

Эта же борьба нарождающегося Нового Мира с ветхим миром в эпоху Апокалипсиса аллегорически изображена в Евангелии - в притчах Христа о Втором Пришествии и Откровении И. Богослова.

Семейная община как образец братских отношений в коммунистическом государстве.

Платон, Маркс и Энгельс

Много сарказма у противников коммунизма вызывает платоновская идея общности жен и детей в совершенном государстве. Поэтому придется всесторонне рассмотреть и этот вопрос, поскольку эта идея извращается и выпячивается как безнравственная. Противники коммунизма видят в ней лишь свободу прелюбодеяний и беспорядочные половые связи.

Но Платон решал проблему, как реально объединить всех граждан государства в единую семью. Чтобы между ними установились действительно родственные отношения, не было разделения на «мое» и «твое», каждый заботился бы о всеобщем благе, а не о благополучии собственной семьи. Эта же проблема существует и в христианстве, где верующие называют друг друга «братьями и сестрами», но при этом до сих пор разделяют «твое» и «мое». Эта же проблема остается и при социализме.

Но в то же время у нас до сих пор сохраняется трогательный обычай: представители старшего поколения обращаются к младшим, даже незнакомым, как к своим детям - со словами «дочка», «сынок», а младшие обращаются к старшим, как к своим родителям, - со словами «батя», «отец», «мать».

Как писал в свое время Энгельс в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства», такое же обращение существует, несмотря на моногамные семьи, у американских индейцев, а также у древнейших обитателей Индии, дравидских племен Декана и племен гаура в Индостане. А на Гавайских островах еще в первой половине 19 в. существовала форма семьи, в которой были точно такие отцы и матери, братья и сестры, сыновья и дочери и т.п., каких требуют американская и древнеиндийская системы родства. Изучение первобытной истории показывает такое состояние родства, при котором мужья живут в многоженстве, а их жены одновременно - в многомужестве, и поэтому дети тех и других считаются общими детьми их всех.

И далее Энгельс пишет:

«Патриархальная домашняя община, встречающаяся теперь еще у сербов и болгар под названием Zadruga (примерно означает содружество) или Bratstvo (братство) и в видоизмененной форме у восточных народов, образовала переходную ступень от семьи, возникшей из группового брака и основанной на материнском праве, к индивидуальной семье современного мира… Южнославянская задруга представляет собой наилучший еще существующий образец такой семейной общины. Она охватывает несколько поколений потомков одного отца вместе с их женами, причем все они живут вместе одним двором, сообща обрабатывают свои поля, питаются и одеваются из общих запасов и сообща владеют излишком дохода. Община находится под высшим управлением домохозяина (domacin), который… избирается и отнюдь не обязательно должен быть старшим по возрасту… Но высшая власть сосредоточена в семейном совете, в собрании всех взрослых членов общины, как женщин, так и мужчин. Перед этим собранием отчитывается домохозяин; оно принимает окончательные решения, вершит суд над членами общины, выносит постановления о более значительных покупках и продажах - особенно когда дело касается земельных владений - и т. д. Только приблизительно десять лет тому назад было доказано, что такие большие семейные общины продолжают существовать и в России; теперь общепризнано, что они столь же глубоко коренятся в русских народных обычаях, как и сельская община. Они фигурируют в древнейшем русском сборнике законов, в “Правде” Ярослава, под тем же самым названием (vervj), как и в далматинских законах, и указания на них можно найти также в польских и чешских исторических источниках. У германцев также… хозяйственной единицей первоначально являлась… “домашняя община”, состоящая из нескольких поколений со своими семьями и притом довольно часто охватывающая и несвободных. Римскую семью также относят к этому типу… У кельтов также, по-видимому, существовали подобные семейные общины в Ирландии; во Франции они сохранились в Ниверне вплоть до французской революции под названием parconneries, а во Франш-Конте они и до настоящего времени еще не совсем исчезли. В районе Луана (департамент Соны и Луары) встречаются большие крестьянские дома с общим высоким, доходящим до самой крыши центральным залом и расположенными вокруг него спальнями, в которые поднимаются по лестницам в 6-8 ступенек и где живет несколько поколений одной и той же семьи. В Индии домашняя община с совместной обработкой земли упоминается уже Неархом в эпоху Александра Великого и она существует еще и теперь в той же местности, в Пенджабе, и на всем северо-западе страны. На Кавказе Ковалевский сам смог доказать ее существование. В Алжире она еще существует у кабилов. Она встречалась, по-видимому, даже в Америке… В Перу ко времени его завоевания существовало нечто вроде маркового строя… Во всяком случае патриархальная домашняя община с общим землевладением и совместной обработкой земли приобретает теперь совсем иное значение, чем раньше. Мы уже не можем подвергать сомнению ту важную роль, которую она играла у культурных и некоторых других народов Старого света при переходе от семьи, основанной на материнском праве, к индивидуальной семье… Она была также переходной ступенью, из которой развилась сельская община, или община-марка, с индивидуальной обработкой земли отдельными семьями и с первоначально периодическим, а затем окончательным разделом пахотной земли и лугов…»

Маркс, посвятивший последнее десятилетие своей жизни изучению эволюции общин, отмечал, что если все более ранние первобытные общины покоятся на кровном родстве; то земледельческая община была первым социальным объединением людей свободных, не связанных кровными узами. К этому типу принадлежит и русская сельская община. Добавим, что кровно-родственные узы уже сменились религиозным родством.

* * *

Вернемся снова к Платону. В свое время он был не единственный, кто думал над тем, как снова породнить людей. А.Ф. Лосев отмечает, что Геродот (484 – 425 до н.э.) писал о племени агафирсов, которое имеет общность жен, «чтобы всем быть БРАТЬЯМИ МЕЖДУ СОБОЙ И РОДНЫМИ и не возбуждать друг в друге НИ ЗАВИСТИ, НИ ВРАЖДЫ». В этом и заключается суть платоновской идеи общности жен и детей.

Многие античные авторы идеализировали «первобытный» коммунизм, который для них означал вовсе не то «первобытное стадо» людей, каким он представляется современным ученым, а нечто гораздо большее и интересное. Античные мудрецы знали о сыновьях богов и героях, о затонувшей Атлантиде, о золотом веке, в отличие от современного железного («лукавого века сего», по словам Ап. Павла), и о грядущем возвращении прекрасного прошлого. Так, в диалоге «Кратил» 397с – 398, Платон устами Сократа говорит о даймонах, героях и людях. По рассказу Гесиода, даймоны были первым и золотым поколением - это достойный и славный, разумный, всезнающий род. Даймоны охраняют на земле людей. (Голос одного из даймонов направлял самого Сократа, который обладал яснослышанием). Людей Гесиод называет родом железным. А род героев – это полубоги, рожденные от любви богов и смертных. Герои были мудрецами и искусными риторами, а к тому же еще и диалектиками, умевшими ловко ставить вопросы, искусными в спорах.

О грядущем золотом веке писал и Вергилий. В четвертой эклоге он упоминает Метатрона – нового отпрыска, с которым окончится железный век и начнется век золотой.

Всё это говорит о том, что коммунизм циклически возрождается, но на более высокой ступени.

* * *

После этого не удивительно, что учитель эволюции Платон, знавший о повторении циклов, тоже привлекал внимание современников к былой общности людей. Ведь восхождение к совершенству происходит через очищение сознания человека от частнособственнической психологии, стяжательства, заботы о личных материальных выгодах и т.д. И Платон видел в былой общности жен и детей много положительного для коммунистического государства, особенно в отношении тех, кто стоит на страже закона и государства. Платон говорит устами Сократа:

«…[Чтобы стражи закона и государства] не разнесли в клочья государство, что обычно бывает, когда люди считают своим не одно и то же, но каждый - другое: один тащит в свой дом все, что только может приобрести, не считаясь с остальными, а другой делает то же, но тащит уже в свой дом; жена и дети у каждого свои, а раз так, это вызывает и свои, особые для каждого радости или печали. Напротив, при едином у всех взгляде насчет того, что считать своим, все они ставят перед собой одну и ту же цель и по мере возможности испытывают одинаковые состояния, радостные илипечальные…Тяжбы и взаимные обвинения разве не исчезнут у них, попросту говоря, потому, что у них НЕ БУДЕТ НИКАКОЙ СОБСТВЕННОСТИ, кроме своего тела. Все остальное у них ОБЩЕЕ. Поэтому они не будут склонны к распрям, которые так часто возникают у людей из-за имущества или по поводу детей и родственников».

Одним словом, необходимо упразднить наследование - основу неравенства.

Чтобы породнить граждан а государстве, Платон предлагал такой выход. В период деторождения «жёны должны быть общими», дети тоже «должны быть общими, и пусть отец не знает, какой ребенок его, а ребенок - кто его отец… [Тогда] всех родившихся за то время, когда их матери и отцы производили потомство, ОНИ БУДУТ НАЗЫВАТЬ СВОИМИ СЕСТРАМИ И БРАТЬЯМИ».Но общность жен не значит разврат - «было бы нечестиво допустить беспорядочное совокупление или какие-нибудь такие дела». Соединение полов имеет целью произведение потомства. Потом можно вступать в священный брак, но уже без рождения потомства. Потому что собственнические интересы являются причиной порчи нравов. «И разве не оттого происходит это в государстве, что невпопад раздаются возгласы: “Это - мое!” или “Это — не мое!”?» Но когда большинство единогласно, там, значит, наилучший государственный строй. Такое государство «ближе всего по своему состоянию к отдельному человеку: например, когда кто-нибудь из нас ушибет палец и все совокупное телесное начало напрягается в направлении к душе как единый строй, подчиненный началу, в ней правящему, она вся целиком ощущает это и сострадает части, которой больно; тогда мы говорим, что у этого человека болит палец. То же выражение применимо к любому другому [ощущению] человека - к страданию, когда болеет какая-либо его часть, и к удовольствию, когда она выздоравливает… Когда один из граждан такого государства испытывает какое-либо благо и зло, такое государство обязательно скажет, что это его собственное переживание, и всё целиком будет вместе с этим гражданином либо радоваться, либо скорбеть».

И тогда, «с кем бы из них [правителей] он ни встретился, он будет признавать в них брата, сестру, отца, мать, сына, дочь или их детей либо дедов». Закон предпишет им «придерживаться только родственных обращений и вести себя соответственно обращениям, - например, по отношению к своим отцам соблюдать все то, что в обычае относительно отцов вообще, то есть быть почтительными, заботиться о них и должным образом слушаться родителей под страхом того, что не будет им добра ни от богов, ни от людей, если они поступят иначе: в последнем случае их поведение будет и нечестивым, и несправедливым. Эти ли речи из уст всех граждан или какие-нибудь иные будут у тебя оглашать слух даже самых малых детей относительно тех отцов, которых им укажут, и остальных родичей?... Из всех государств только у граждан этого государства мощно звучало бы в один голос: “Мои дела хороши!” или “мои дела плохи!”, если у одного какого-то гражданина дела идут хорошо или плохо... С такими взглядами и выражениями сопряжены и ОБЩИЕ РАДОСТЬ ИЛИ ГОРЕ… Не это ли служит причиной общности жен и детей у стражей [закона и государства]?.. Но ведь мы согласились, что для государства это величайшее благо: мы уподобили благоустроенное государство ТЕЛУ, страдания или здоровье которого зависят от состояния его частей. Значит, оказалось, что причиной величайшего блага для нашего государства служит общность детей и жен у его защитников .. Ведь мы как-то сказали, что у стражей [закона и государства] не должно быть ни собственных домов, ни земли и вообще никакого имущества:они получают пропитание от остальных граждан как плату за свою сторожевую службу и сообща всё потребляют,коль уж они должны быть подлинными стражами [закона и государства]… Люди станут жить друг с другом во всех отношениях мирно… А так как распри между ними исключаются, нечего бояться, что остальная часть государства будет с ними не в ладах и что там возникнут внутренние раздоры. Мне как-то неловко даже и упоминать о разных мелких неприятностях, от которых они избавятся, например, об угодничестве бедняков перед богачами, о трудностях и тяготах воспитания детей, об изыскании денежных средств, необходимых для содержания семьи, когда людям приходится то брать в долг, то отказывать другим, то, раздобыв любым способом деньги, хранить их у жены или у домочадцев, поручая им вести хозяйственные дела; словом, друг мой, тут не оберешься хлопот, это ясно, но не стоит говорить о таких низменных вещах».

Общность имущества и охраны, общность жен, детей и воспитания детей касается также остальных граждан.

Идею Платона можно сформулировать так: через общность жен и детей перейти от родства по плоти к духовному родству, которое уже проповедовал Христос. И, как видно, Апостол Павел хорошо знал «Государство» Платона. Ведь он только повторял его мысли, когда писал верующим: «Будьте единодушны и единомысленны», «Мы, многие, составляем ОДНО ТЕЛО во Христе, а порознь один для другого члены… И если ухо скажет: я не принадлежу к телу, потому что я не глаз, то неужели оно потому не принадлежит к телу? Если все тело глаз, то где слух? Если все слух, то где обоняние?... Но Бог соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее попечение, дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены».

Что же касается жен, то и в христианском Царстве Небесном, по словам Христа, «не будут ни жениться, ни замуж выходить, но будут, как Ангелы на небесах». То есть, надо полагать, брака и семьи там тоже не будет. И все будут духовными братьями и сестрами. Но это в будущем, а до тех пор Павел, как и Платон, заповедовал моногамию и супружескую верность.

Напомним, что Платон проповедовал ту же восточную доктрину, что и Пифагор, следовательно, между их учениями не должно быть противоречий. А Пифагор проповедовал моногамию и супружескую верность, сам же придерживался воздержания. Так, Флавий Филострат младший (3 в. н. э.)свидетельствует: «…Касательно пресловутого Пифагорова изречения о том, что не следует сходиться с другой женщиной, кроме как со своей женой, он [Аполлоний Тианский] говорил, что Пифагор сказал это для прочих, но не для него, ибо он-то никогда не вступит в брак или в иную любовную связь».²⁹ Климент Александрийский также писал: «...Пифагорейцы, как говорят, воздерживались от сексуального общения. По-моему же, они допускали половое сношение для того, чтобы родить детей, и стремились ограничить сексуальные удовольствия после того, как оно осуществилось».³⁰Как писал Василевс Константин (4 в. н. э.): «Подражая ей [мудрости], Пифагор настолько прославился своим воздержанием, что и воздержаннейшему Платону служил образцом умеренности».³¹

* * *

Однако идея общности жен при коммунизме смущала и самого Платона. Он выражал ее устами неуверенного, сомневающегося, ищущего Сократа:

«Если бы я доверял себе и считал, будто знаю то, о чем говорю, тогда твое утешение было бы прекрасно: кто знает истину, тот в кругу понимающих и дорогих ему людей говорит смело и, не колеблясь о самых великих и дорогих ему вещах; но когда у человека, как у меня, сомнения и поиски, а он выступает с рассуждениями, шаткое у него положение и ужасное - не потому, что я боюсь вызвать смех (это было бы просто ребячеством), а потому, что, пошатнув истину, я не только сам свалюсь, но увлеку за собой и своих друзей; у нас же речь идет о том, в чем всего менее должно колебаться. Я припадаю к Адрастее, Главкон, ради того, что собираюсь сказать! Надеюсь, что стать невольным убийцей все же меньшее преступление, чем сделаться обманщиком в деле прекрасного, благого, справедливого и законного; такой опасности лучше уж подвергаться среди врагов, чем в кругу друзей».

Очевидно, и сам Платон, проповедовавший чисто духовную любовь между людьми, свободную от всяких сексуальных импульсов (отсюда выражение «платоническая любовь»), сомневался в идее общности жен при коммунизме. И это понятно: Платон знал наверняка, что такая общность существовала в прошлом, но не был уверен, что она необходима в будущем, на более высокой ступени.

Описывая другой, низший тип государственного строя, предшествующий коммунизму, Платон устами афинянина, в котором угадывается он сам, проповедует строгомоногамные отношения:

«Гражданам нашим не подобает быть хуже птиц и многих других животных, рожденных в больших стадах, которые вплоть до поры деторождения ведутбезбрачную, целомудренную и чистую жизнь. Когда же они достигают должного возраста, самцы и самки по склонности соединяются между собою попарно и все остальное время ведут благочестивую и справедливую жизнь, оставаясь верными своему первоначальному выбору. Наши граждане должны быть лучше животных. Однако, если их развратят остальные эллины и большинство варваров, у которых они увидят так называемую беспутную Афродиту и услышат о ее великой силе, тогда стражам законов придется стать законодателями и придумать для них другой закон… Он с помощью труда будет по возможности умерять развитие удовольствий, сдерживая их наплыв и рост и давая потребностям тела противоположное направление… Если будет на то воля бога, мы, весьма возможно, принудим соблюдать в любви одно из двух: либо пусть гражданин не смеет касаться никого из благородных и свободнорожденных людей, кроме своей законной жены; пусть он не расточает своего семени в незаконных, не освященных религией связях с наложницами, а также в противоестественных и бесплодных связях с мужчинами. Или же мы совершенно исключим связи с мужчинами, а что касается связей с женщинами, то если кто помимо жены, вступившей в его дом с ведома богов, путем священного брака, станет жить с другими женщинами, купленными или приобретенными иным каким-либо способом, причем это явно обнаружится перед всеми мужами и женами, то мы как законодатели, думается мне, правильно сделаем, лишив его всех почетных гражданских отличий как человека, действительно чуждого нашему государству».

Как видим, сомневающийся Платон предполагал общность жен лишь в будущем коммунистическом обществе, среди более совершенных людей, у которых высший, божественный разум властвует над животными инстинктами и страстями. Сама же общность жен при коммунизме, по замыслу Платона, служит лишь задачам сплочения народа в единую семью. Важна не столько общность жен, сколько общность детей - коммунистическое общество несет коллективную ответственность за детей и их общественное воспитание в духе равенства и братства.

Однако до такого общества нужно еще дорасти. А потому для низших типов государства, в том числе и для социалистического, Платон, повторим, предписывал строго моногамные отношения и супружескую верность.

Несмотря на такую последовательность типов государства и сомнения Платона в самой идее общности жен в коммунистическом будущем, эта идея была сразу подхвачена как ее сторонниками, так и противниками, и зажила самостоятельной жизнью, иногда прямо противоположной той, которую имел в виду Платон.

* * *

Ко времени появления марксизма идея общности жен - понимаемая не в будущем коммунистическом государстве, а «здесь и теперь», прежде собственного совершенства, - уже получила многих приверженцев. Обвинения в намерении уничтожить семью и ввести общность жен были обращены и на марксистов. В «Принципах коммунизма» Энгельсу пришлось отвечать на вопрос, какое влияние на семью окажет коммунистический строй. И Энгельс утверждает:

«Отношения полов станут исключительно частным делом, которое будет касаться только заинтересованных лиц, и в которое обществу нет нужды вмешиваться. Это возможно благодаря устранению частной собственности и общественному воспитанию детей, вследствие чего уничтожаются обе основы современного брака,связанные с частной собственностью, - зависимость жены от мужа и детей от родителей. В этом и заключается ответ на вопли высоконравственных мещан по поводу коммунистической общности жен. Общность жен представляет собою явление, целиком принадлежащее буржуазному обществу и в полном объеме существующее в настоящее время в виде проституции. Но проституция основана на частной собственности и исчезнет вместе с ней. Следовательно, коммунистическая организация вместо того, чтобы вводить общность жен, наоборот, уничтожит ее».

Сегодня уже никому в голову не приходит возмущаться идеей общественного воспитания детей в дошкольных и школьных учреждениях – оно не только не отвергается всеми, но и крайне желательно. А опыт социализма показывает преимущества коммунистического воспитания детей перед буржуазным. Но тогда Марксу и Энгельсу пришлось снова возвращаться в «Коммунистическом манифесте» к этим обвинениям:

«Уничтожение семьи! Даже самые крайние радикалы возмущаются этим гнусным намерением коммунистов.

На чем основана современная, буржуазная семья? На капитале, на частной наживе. В совершенно развитом виде она существует только для буржуазии; но она находит свое дополнение в вынужденной бессемейности пролетариев и в публичной проституции.

Буржуазная семья естественно отпадает вместе с отпадением этого ее дополнения, и обе вместе исчезнут с исчезновением капитала.

Или вы упрекаете нас в том, что мы хотим прекратить эксплуатацию детей их родителями? Мы сознаемся в этом преступлении.

Но вы утверждаете, что, заменяя домашнее воспитание общественным, мы хотим уничтожить самые дорогие для человека отношения.

А разве ваше воспитание не определяется обществом? Разве оно не определяется общественными отношениями, в которых вы воспитываете, не определяется прямым или косвенным вмешательством общества через школу и т. д.? Коммунисты не выдумывают влияния общества на воспитание; они лишь изменяют характер воспитания, вырывают его из-под влияния господствующего класса.

Буржуазные разглагольствования о семье и воспитании, о нежных отношениях между родителями и детьми внушают тем более отвращения, чем более разрушаются все семейные связи в среде пролетариата благодаря развитию крупной промышленности, чем более дети превращаются в простые предметы торговли и рабочие инструменты.

Но вы, коммунисты, хотите ввести общность жен, - кричит нам хором вся буржуазия.

Буржуа смотрит на свою жену как на простое орудие производства. Он слышит, что орудия производства предполагается предоставить в общее пользование, и, конечно, не может отрешиться от мысли, что и женщин постигнет та же участь.

Он даже и не подозревает, что речь идет как раз об устранении такого положения женщины, когда она является простым орудием производства.

Впрочем, нет ничего смешнее высокоморального ужаса наших буржуа по поводу мнимой официальной общности жен у коммунистов. Коммунистам нет надобности вводить общность жен, она существовала почти всегда.

Наши буржуа, не довольствуясь тем, что в их распоряжении находятся жены и дочери их рабочих, не говоря уже об официальной проституции, видят особое наслаждение в том, чтобы соблазнять жен друг у друга.

Буржуазный брак является в действительности общностью жен. Коммунистам можно было бы сделать упрек разве лишь в том, будто они хотят ввести вместо лицемерно-прикрытой общности жен официальную, открытую. Но ведь само собой разумеется, что с уничтожением нынешних производственных отношений исчезнет и вытекающая из них общность жен, т. е. официальная и неофициальная проституция».

И.Р. Шафаревич отмечает, что предпоследнее предложение «явно оставляет впечатление, что последний-то упрек - принимается. Ведь фраза эта доставила потом так много хлопот, потребовала столь многочисленных “пояснений”. Одним из отражений созданных ею трудностей является то, что вышеприведенная цитата взята из 1-го издания “Собрания сочинений” Маркса и Энгельса (1929 г.), а во втором издании (1955 г.) слова “что они” заменены на “будто они”. Почему было сразу не объявить эти обвинения клеветой буржуазии? И что замечательнее всего, такая мысль приходила в голову! Именно так и говорит Энгельс в “Принципах Коммунизма” - его первом варианте “Манифеста”. Но потом он встретился с Марксом и текст был изменен...»

«Коммунистический Манифест» был написан в 1848 г. По-видимому, в то время причиной неопределенности Маркса и Энгельса в вопросе общности жен послужила неуверенность самого Платона, а также то, что к тому времени эта идея уже стала популярной в коммунистическом движении. Марксу и Энгельсу еще предстояло осмыслить это явление, дать ему правильную оценку и найти правильное решение. Шафаревич же представляет дело таким образом, будто в «Манифесте» раз и навсегда изложена зловредная программа коммунистов в отношении семьи, что, по Шафаревичу, значит именно: «уничтожение семьи, то есть общность жен и разрыв связей родителей и детей». Уничтожение буржуазной семьи Шафаревич представляет как уничтожение семьи вообще. И в этом собственном мрачном свете он рассматривает все мировое социалистическое движение, предвзято и тенденциозно занимается подробным перечислением отдельных извращений и перегибов (которые всегда найдутся в любом крупном движении), и выдает их за общую картину всего мирового социалистического движения. А ведь эта работа Шафаревича «Социализм как явление мировой истории» указывается в Википедии в списке источников, заслуживающих доверия. Стыдно становится за таких ученых.

Между тем в 1884 году, через 40 лет после опубликования «Манифеста», вышла работа «Происхождение семьи…», которую мы уже цитировали выше. В ней Энгельс, опираясь на материал Моргана, рассматривал, в частности, изменение форм брака и семьи в связи с экономическим прогрессом общества, вплоть до отношений полов в среде пролетариата. Он писал:

«Моногамия… была первой формой семьи, в основе которой лежали не естественные, а экономические условия - именно победа частной собственности над первоначальной, стихийно сложившейся общей собственностью. Господство мужа в семье и рождение детей, которые были бы только от него и должны были наследовать его богатство, - такова была исключительная цель единобрачия, откровенно провозглашенная греками… Таким образом, единобрачие появляется в истории… как порабощение одного пола другим, как провозглашение неведомого до тех пор во всей предшествующей истории противоречия между полами… Первая появляющаяся в истории противоположность классов совпадает с развитием антагонизма между мужем и женой при единобрачии, и первое классовое угнетение совпадает с порабощением женского пола мужским. Единобрачие было великим историческим прогрессом, но вместе с тем оно открывает, наряду с рабством и частным богатством, ту продолжающуюся до сих пор эпоху, когда всякий прогресс в то же время означает и относительный регресс, когда благосостояние и развитие одних осуществляется ценой страданий и подавления других. Единобрачие - это та клеточка цивилизованного общества, по которой мы уже можем изучать природу вполне развившихся внутри последнего противоположностей и противоречий.

(…)

В старом коммунистическом домашнем хозяйстве, охватывавшем много брачных пар с их детьми, вверенное женщинам ведение этого хозяйства было столь же общественным, необходимым для общества родом деятельности, как и добывание мужчинами средств пропитания. С возникновением патриархальной семьи и еще более - моногамной индивидуальной семьи положение изменилось. Ведение домашнего хозяйства утратило свой общественный характер… стало частным занятием;жена сделалась главной служанкой, была устранена от участия в общественном производстве. Только крупная промышленность нашего времени вновь открыла ей - да и то лишь пролетарке - путь к общественному производству». Теперь любовь между полами действительно «становится правилом в отношениях к женщине… только среди угнетенных классов, следовательно, в настоящее время - в среде пролетариата… Здесь нет никакой собственности, для сохранения и НАСЛЕДОВАНИЯ которой как раз и были созданы моногамия и господство мужчин».

Далее Энгельс пишет, что для современного буржуазного общества характерны моногамия и проституция, это два полюса одного и того же общественного порядка. Но здесь вступает в силу новый тип отношений - индивидуальная, взаимная половая любовь. О которой до средних веков не было и речи - браки основывались не на любви, а на выборе родителей, на расчете. В буржуазном обществе уже «в пределах класса сторонам была предоставлена известная свобода выбора… брак по любви был провозглашен правом человека… Но… здесь снова сказывается ирония истории. Господствующий класс остается подвластным известным экономическим влияниям, и поэтому только в исключительных случаях в его среде бывают действительно свободно заключаемые браки, тогда как в среде угнетенного класса они, как мы видели, являются правилом. Полная свобода при заключении браков может, таким образом, стать общим достоянием только после того, как уничтожение капиталистического производства и созданных им отношений собственности устранит все побочные, экономические соображения, оказывающие теперь еще столь громадное влияние на выбор супруга. Тогда уже не останется больше никакого другого мотива, кроме взаимной склонности.

Так как половая любовь по природе своей исключительна, - хотя это ныне соблюдается только женщиной, - то брак, основанный на половой любви, по природе своей является единобрачием (…) Тем самым впервые была создана предпосылка, на основе которой из моногамии, - внутри нее, наряду с ней и вопреки ей, смотря по обстоятельствам, - мог развиться величайший нравственный прогресс, которым мы ей обязаны: современная индивидуальная половая любовь, которая была неизвестна всему прежнему миру».

Как видим, речь идет не о разрушении семьи вообще, а о создании новой формы семьи на основе взаимной любви. А если любви нет, «то развод становится благодеянием как для обеих сторон, так и для общества», заключает Энгельс.

Но главной заботой Энгельса в этом вопросе было в первую очередь освобождение женщины от рабского униженного положения в семье и экономической зависимости от мужа, равенство и равноправие полов. В свете Евангелия это есть задача формирования нового человека: «Возрастайте в нового человека… где нет ни мужского пола, ни женского, ибо все вы одно во Христе». Ведь если Христов закон «в одном слове заключается: люби ближнего как самого себя», то это требует установления отношений равенства и равноправия, а не господства и подчинения. А самый ближний человек для мужа – это его жена: «Каждый из вас да любит свою жену, как самого себя», - заповедал Апостол. И Энгельс утверждал:

«Господство мужчины в браке есть простое следствие его экономического господства и само собой исчезает вместе с последним (…) Своеобразный характер господства мужа над женой в современной семье и необходимость установления действительного общественного равенства для обоих, а также способ достижения этого только тогда выступят в полном свете, когда супруги юридически станутвполне равноправными. Тогда обнаружится, что первой предпосылкой освобождения женщины является возвращение всего женского пола к общественному производству…»

Что касается «уничтожения семьи», то Энгельс со всей определенностью писал, что монагамия «не только не исчезнет, но, напротив, только тогда полностью осуществится… Проституция исчезнет, а моногамия, вместо того чтобы прекратить свое существование, станет, наконец, действительностью также и для мужчин. Положение мужчин, таким образом, во всяком случае сильно изменится. Но и в положении женщин, всех женщин, произойдет значительная перемена. С переходом средств производства в общественную собственность индивидуальная семья перестанет быть хозяйственной единицей общества. Частное домашнее хозяйство превратится в общественную отрасль труда. Уход за детьми и их воспитание станут общественным делом; общество будет одинаково заботиться обо всех детях, будут ли они брачными или внебрачными. Благодаря этому отпадет беспокойство о “последствиях”, которое в настоящее время составляет самый существенный общественный момент, - моральный и экономический, - мешающий девушке, не задумываясь, отдаться любимому мужчине». – Подчеркнем: «любимому, но не любому.

Вопрос семьи и отношения между полами при социализме уже практически решал Ленин. Он заявлял в письме И. Арманд от 17 января 1915 г., что «свобода любви», под которой понимают свободу от деторождения, свободу адюльтера и т.д., это есть не пролетарское, а буржуазное требование. Ленин резко возражал против беспорядочной половой жизни.Но семья при социализме является новой, высшей формой семьи. Под руководством Ленина Советская власть начала раскрепощение женщин, уничтожила старые буржуазные законы, ставящие женщину в неравноправное положение с мужчиной, отменила все, связанные с собственностью, преимущества, которые сохранились в семейном праве за мужчиной. Отменив частную собственность, Советская власть начала освобождение женщин от домашнего рабства путем перестройки мелкого домашнего хозяйства в крупное социалистическое хозяйство и создания детских садов, яслей, столовых и т.п. учреждений, предоставив женщинам возможность участия в общественном производстве, управлении общественными предприятиями и управлении государством.

Как видим, у коммунистов речь идет о создании новой, высшей формы семьи на основе взаимной любви, общественного содержания детей и одинакового их воспитания в госучреждениях, а не о «разрыве связей родителей и детей» ради самого разрыва.

Моногамные отношения, основанные на взаимной любви, заповедуют и Махатмы. В «Учении Храма», собрание которого опубликовано еще в 1924 г., заповедана моногамия: «Моногамия есть краеугольный камень семьи, а семья – это краеугольный камень цивилизации». А родственные отношения между всеми людьми достигаются тем, что родство по крови заменяется родством по духу. Христиане тоже называются «братьями и сестрами». «Агни-йог заменяет кровное родство духовным», сказано и в Учении Живой Этики. То же самое заповедано и в Моральном Кодексе строителя коммунизма: «Братские отношения между людьми; человек человеку – друг, товарищ, брат [или сестра]».

На этом вопрос об общности жён можно считать исчерпанным.

31 Василевс Константин. «Слово, написанное к обществу святых», 17.