Как-то поутихли разговоры о русском роке – возможно, потому, что это понятие, всё же объединявшее в конце девяностых многие группы, сейчас перестало их объединять. Отпала надобность в единстве: гонорары капают потихоньку, корпоративы кормят, табачок врозь... То ли дело – во времена «Максидрома», когда и раскрутились многие… Однако альбомы записываются, группы выступают, и что-то в умах русрокеров происходит, наверное. Случаются эпизоды прямой речи – в связи с обманными выборами и массовыми выступлениями. Тут пока у Шевчука конкурентов нет. Поневоле стали политизированными и фрондирующими путинщине назло, в меру своей бархатности и гламурности – даже Кортнев и ещё ряд начинавших в перестройку громить постылую родину ироническими песенками. Помню, была, например, вполне совроковая и даже виашная такая группа «Зодчие» - но и она откликнулась на самокритику общества, капнула своего дёгтя («Оу, землеко-П траншею рое-эт»). Ну, соврок своего добился – стал русским роком. И многих групп просто не стало вскоре – наркотики-с, рынок-с, конкуренция, малобюджетность. А вот что дальше, слышен ли мессядж живых?
Пожалуй, не стоит питать надежд в отношении уже состоявшихся, первостатейных. Они всё что могли – давно сказали, спели, написали. Следующие поколения держателей электрогитар, однако, не спешат как-то явно выражать преемственность. Скорее, наоборот. Местами – её нет вообще. Люди рубят англоязычный вторАч, в лучшем случае зарабатывая себе место на разогреве первачЕй (Lowriderz, например, вполне себе альтернативная стоунерская команда из Ленинграда, разогревала в Москве самих «Ирон мАйден»). Другие всё же что-то поют на русском языке, однако семантика тут настолько вторична на фоне опять же вторичного рок-гитарного саунда, что не всё ли равно? Нет мессяджа, это образ жизни, патентованное форматирование времени, его прожёвывание несвоими вставными челюстями. Так и профильтровываются в небытие жизни целых поколений: что успели почувствовать, понять, рассказать?
В завершающемся октябре прошли две презентации, на которые мне бы хотелось направить внимание моих читателей. На одной презентации я не был, увы, а вот на другой посидел-подымил… «Братство конца» вынесло на суд русско-слушающей публики новый небольшой альбом, который в переводе с подмосковного французского звучит как «На войне» – для меня вообще первый, и оттого, наверное, интересный. Ещё когда я смотрел их клип «Мир рок-н-ролла», подумал: какая острая социальная рефлексивность вдруг вспыхнула в депрессивном и упадочном, казалось бы, жанре! Ну, что-то от пост-панка, каверочки «Культурной революции» – но при этом не дублирование, а отчётливая такая «сибирская» драйвовость в плане ухватки за проблематику наших хмурых дней в собственных песнях. И голос-то всё же из восьмидесятых, по-совроковски дилетантский, близкий к мелодикломации а ля литературно-музыкальные композиции, на которых, фирмы «Мелодия», мы выросли – а эта дистанция и позволяет относиться к действительности с определённым скепсисом, если не ненавистью классовой даже…
С первой же песни Сергей Кудрявцев, вокалист и текстописец, хватает Гребенщикова за бороду: «Я пролетарий на несколько сотен УЕ, и больше мне не получить…» Как приятно ощущать, что претензии к рок-контрреволюционерам накопились не у одного меня! Да и весьма точное попадание в больные вопросы целевой аудитории: все мы пролетарии, труда компьютерного или физического, но одинаково зависящие от всевышней начальственной воли… И уж куда тут укорам в адрес позднесоветской действительности, проблЕянным Гребенщиковым, когда у героя рок-н-ролла перед глазами не «империя зла», а «сырьевая империя» и непосредственно «переблёванные брюки»?
Сергей не лукавит – он действительно пролетарий, причём подмосковный, с мебельной фабрики. Ну, было дело: все мечтали, что рок поднимет их над планетой, они поедут-поедут выступать в заграницы, это же такое интересное явление - red wave… Но за девяностые обломались, звёздами так и не став, а за нулевые осознали и ринулись уже в бой за мысли соотечественников. Правда, нотки декаданса не уступают места прямому действию, однако великолепно прочувствованные землячкой «Красных звёзд» Светланой Макаровой клавишные – местами примтивистские в духе Joy Division (но никак не The Cure), местами в духе сибирского панка и «Адаптации», - поднимают ввысь даже излишне мрачные выводы подмосковного поэта, делая их достоянием масс. Очень хорошо, актуально шевелится меж песен стихотворение «Мой город». Вот только что это за «единый солнечный ГУЛАГ» - метаметафора? Или так – небрежная дань ублюдочной мифологии губителей нашего рабочего государства? Рок должен рождать вопросы! Я потому и вынес этот альбом вперёд – по значимости, по степени недослушанности всеми теми, кто не устал от рок-мышления. А тут ни одной песни «проходной» - хотя, идеализм и богоустремлённость местами скрашивают, тушуют социальный нерв. Тут-то мне и видится переход ко второму альбому, но не «Братства». Но на финал всё же обмыслим «братскую» цитату.
«Эй, брат любер»… Ой, то есть эй, брат, панкер… «Воткни в сердце нож» - и вот вам рифмы: «Пунктирами слёз, в это чёрное небо, я шлю сигнал SOS» - кому? Боженьке… Это, пожалуй, тоже такая переводная карма суицидального постпанка – переводная на расеянскую почву, в которой, глинистой, Пушкинского района, чавкает грязно и сочно религиозность. Тут вам и Софрино со «свечным заводиком» кормильца Моспатриархии РПЦ Пархаева, и Сергиев Посад, подвинувший советское название города Загорска (богопротивным именем большевика назвали, аспиды!), и возводимые в Пушкино вполне монастырские стены меж участков частного сектора, куда втемяшили церковь-новостройку. С этими братками-попами – не зевай, они твою душу (и землю) купят и продадут, но уже дороже… Так вот: предельно чуждая революционности обречённость как главенствующее настроение постпанкерское, очень прижившееся и в непопулярной, сибирской части русского рока – заземляется на руинах СССР в православие, и хорошо себя там чувствует. Впрочем, покритиковали – и будет, оставим по возвращении на Москву-Ярославскую попутную осеннюю Мамонтовку Серёже Кудрявцеву – с её холмами и лиственными переливами из оранжевого в жёлтое, и белой тонкой резьбой усадебной, предсказывающей первый иней…
Итак, «Солнце Лауры»… Восходит на «это чёрное небо» - и тут мы видим совершенно иные не только оттенки, но и качества. Бытие ведь определяет и самосознание музыкантское, и тексты песен определяет. Подмосковный пролетарий – вынужден забивать барабаны, на пропись настоящих не зарабатывает – зато у него есть преданные музыканты, и коллектив делает то, чего не делают деньги. У москвича Димки СидиБу всё же получше обстоятельства. И мне, честно говоря, давно интереснее через прозрачность саунда видеть весь этакий бэкграунд, поскольку и рок обязан быть автобиографическим – ну вот так мы, новые реалисты, считаем просто…
Жил-был самый обыкновенный на тот момент слушатель «Гражданской Обороны» в городе Москве, как прочие в городах более отдалённых. Был даже редактором официального сайта ГО, чистил там флуд низкопробных себе подобных. На концерты ходил (я его проводил, когда уже наш «Эшелон» ГО разогревал). Интересно говорил (помню, на концерте «Анклава» в red café мы едва ли не час проговорили на одном дыхании). Но вот вырос Димка-слушатель-Сиди, и появился Димка-лидер «Солнца Лауры» Бу (в смысле: БУду петь теперь сам!). И уже второй альбом (кстати, у «Братства Конца» их побольше, но и группа чуток постарше)… Но что важно: работа Димки и темы песен так переплетаются, что просто невозможно упустить его собственный образ при прослушивании.
Бытие: вот подмосковный пролетарий и впадает в суицидальную ересь, ведь потолок мебельной фабрики так низок. А Димке открываются небеса по ту сторону экватора: «К югу от границы, на запад от солнца». Его неизбывный, заразительный, честный и экспансивный этакий романтизм – вот он, в социальном кроется положении. Оторвался Димка от взлётной полосы родины, от девяностых и нулевых – и плывёт уже где-то около Кубы, и сносит его там подводным течением. Серёге с мебельной фабрики такая экзотическая смерть не грозит – вот он и грезит о Париже, валяющийся выдумано, точно Венька Ерофеев, в привокзальной тёплой слякоти. Там хорошо пишутся стихи об обречённости. Песни Димки светлее, куда саундОвее, живее – вот и музыканты в его группе меняются быстро, но не убавляются, что важно. И у них, авторов-вокалистов, меж собой внешне-то даже похожих-кудреватых, таки есть строчка пересечения:
- И всё же, чем дальше, тем интересней, - немного вопросительно вздыхает Серёга.
- И с каждый днём всё интересней, что будет завтра, - кивает упитанный Димка.
Могу отметить, что оптимальный состав «Солнца Лауры» был где-то на полпути от первого альбома ко второму, когда гитара помимо эмоциональных детских рук Димки, (соло-гитара) была в руках Пабло Сычева – нельзя сказать, чтоб он был виртуозен, как первый гитарист (тяготевший к харду и хэви), но вот ноту держал он сочно, прорабатывал. И, конечно, в ставшей уже «хитом несогласных» на проспекте Сахарова «Вперёд и с песней» он просто соло играл лучше всех. Вообще что-то в нём было убедительное. Нынешний гитарист работает под Тома Морелло из RATM, но невнятен. Басист новый тоже не дотягивает до исконного Панасюка с его фисташковым «Фендером», однако если поставит новые струны и немного расслабится – выйдет толк. Ибо песенный потенциал на втором альбоме – весьма и весьма…
Став не просто тур-агентом, а своеобразным «летучим голландцем», Димка просто обречён был писать песни о безбрежном, о всемирном, о прекрасном. Его романтизм, выражающийся в довольно простых, коротких текстах песен – на самом деле многокилометровый, тут важно поймать воздух саунда, гольфстрим счастливой судьбы туроператора. У него, конечно, не возникнет в такой высокой степени, как у Серёги, необходимость отвечать на окаянные вопросы и полосовать запястья пунктирами самого что ни на есть повседневного реализма. Димка ловит воздушные потоки, на сцене он нервно, памятуя летовские камлания, рубит их руками – как тот русский, что дерётся после драки. Димка решает в песнях вопросы сугубо личные, но на таком уровне безымянности и абстрактности, что возникает желание пожалеть его, как Есенина. «Как он любил, как он страдал!»
«Ты, пожалуйста, больше не спрашивай» - шепчет Димка эксклюзивно, нежно (воображая бросившую его возлюбленную). А Серёга спрашивает и спрашивает, он чертовски старше Димки – не по социальной иерархии (ибо там-то они оба наёмные работники), не по окладу, а по степени уязвлённости, припечённости житухой нелёгкой. И уж тут не до наркотиков, секса и рокынролла - не до жиру, быть бы живу. Не терять бы lif'a жилу. Солнечных димкиных романтиков-путешественников издаёт "Выргород", а братву Серёгину - самиздат... Вот и в качестве бонуса – Димка на презентации, а Серёга на альбоме, - поёт тур-агент куда проникновеннее собственных песен Immortalitу «Жемчужного джема», а рабочий-мебельщик «Старые раны» Майка Науменко, причём, оригинальнее, чем «Алиса» на «Стати Севера» поёт. Слушать «Солнце» приятно летом, желательно в открытом кафе, из динамика за спиной бармена, где радио ловит Last-FM или Наше радио. Слушать Ala Guerre «Братства» - надо осенью, прозябнув и греясь палёной водкой, когда тянет курить сигариллы (но не на что!) и жечь листву (если спички остались)… Раньше я употреблял сезонно «Так горит степь», теперь вытеснили заезженную «Адаптацию» ребята с нашего двора…
Расслоение общества, - если вы не поняли, писал-то я об этом, - за нулевые cоcтоялось и эстетически. Может, литература и запаздывает с описанием этой напасти (преуспел последовательно, пожалуй, один Сенчин, перечитывайте «Нубук»), а вот песни быстрее отражают всё, и даже то, о чём авторы не подозревают. И русский рок, если вдруг захочет стать снова советским, - то обязательно заявит об этом звучно, драйвово, многоголосо и многогруппно, так сказать. Думаю, отвлечённый от закипающей расеянской действительности Димка и его «Солнце», вскоре уйдут от попсоватой графомании и абстрактности в сторону политики. Раз их услышали «болотные духи» - надо соответствовать. Если будет третий альбом – всё же пора как-то дотягиваться до уровня, заданного Егором Летовым. А вот прогнозировать творчество «Бартства Конца» я не берусь – и это лучший комплимент. И отчасти извинения: ведь на Че-фесте 2009-го года «Эшелон» наш, выступив, слинял вместе с «Анклавом», так и не послушав последних участников сэта, а были это… ребята и их прекрасная клавишница из «Братства Конца». И они заметно подросли с тех пор.
|
|
