Ровно 200 лет назад Великая Армия Наполеона I, состоящая из французов, немцев, поляков и итальянцев, пересекла границу Российской империи.
Подобно Гитлеру через 129 лет, Бонапарт, не имевший ни детальных планов кампании после взятия Смоленска, ни политических заготовок в дополнении к военным, прямиком устремился к своей гибели.
Крах Наполеона принёс спасение Франции и западному либерализму, и принес историческую катастрофу народам России, а также немецкому народу. Это пример, того как целительно может быть поражение и ядовиты плоды заслуженных побед.
Война 1812 года была также неизбежна, как и советско-германская война 1941. Две динамичные милитаризованные империи, разделившие Европу, были обречены столкнуться. Тот, кто ударил первым, упредил соперника. Жертва нападения компенсирует горечь первых поражений вселенским триумфом и обретением статуса сверхдержавы. Подобно Сталину в 1939-40 годах, Александр I использовал союз с будущим врагом для округления державы – война со Швецией принесла его империи княжество Финляндское, а с Османской империей – Бессарабию (Северную Молдову), Западную Грузию и административную автономию Сербии.
Консерватор и автократ Наполеон против воли нёс Европе якобинскую доктрину (гражданское равноправие и рационально-критический взгляд на мир), а конституционалист в душе Александр стал знаменем роялистского реваншизма и легитимизма. Поражение полицейской деспотии Наполеона разорвало сложившийся альянс либерализма и тирании. Это восстановило престиж либерализма ещё на целое столетие, до тех пор, пока он, подчинившись тогдашним сторонникам инициативы поженить его на национализме, не вверг мир в кровавую трясину Первой Мировой. Поражение Наполеона избавила Францию от участи континентальной империи, а значить, от весьма вероятного перехода к режиму фашистского типа. Ослабленная Франция стала младшим партнером Англии в их великом либеральном союзе, ставшем на столетие геополитическим ядром западной цивилизации.
Крах русского похода Наполеона принес триумф немецкого национализма. Вместо, как сейчас бы сказали, модернизированных, богатых и просвещенных Прирейнских земель или просвещенной и толерантной Австрии, центром консолидации Германии стала авторитарно-консервативная социально крайне архаичная Пруссия, где даже предложения отменить крепостное право воспринимались как злостное покушение на национальную самобытность. Был утрачен шанс на объединение Западной Европы под эгидой франко-германского союза. Этого союза пришлось ждать 140 лет… и две мировые войны.
Крах русского похода Наполеона принес триумф русскому самодержавию. Аннексия Герцогства Варшавского заложила под Российскую империю дважды взорвавшуюся бомбу. Сочувствие угнетённой Польше создало в Европе тот эмоциональный настрой, который современные российские придворные историки называют русофобией. Александр I мог оставить Варшаву союзным суверенным очагом польской независимости – вечной миной под Пруссию и Австрию. Он мог передать обратно Варшаве польский цивилизационный ареал – восточную часть Речи Посполитой, превратив свою империю в двуединую Русско-Польскую Монархию, сделав то, что исторически на полвека позже сделает Вена. Проблема сожительства католицизма в западной части Двуединой Империи и православия – в Восточной, для начала XIX века не были так драматичны. Все поучилось бы очень гармонично – поляки управляют католиками и евреями, русские – православными и мусульманами.
Но царь, подобно всем просвещенным имперцам, решил, что с «его» поляков достаточно будет лишь статуса привилегированной конституционной автономии, при мягком «отеческом» управлении. Такой подход полностью не учитывает националистических порывов народов, рассматривая их как блажь – коли управление ими умеренно, а личные права гарантированы лучше, чем в других частях империи. Такое же видение мира было у правителей Югославии и СССР, которые никак не могли понять, что этим (хорватам, словенцам, литовцам, грузинам) надо, раз они живут куда лучше державообразующих этносов (сербов, русских).
Уже тысячи раз сказано (не последним, но громче всего – Солженицыным в «Архипелаге ГУЛАГ», где писатель рассуждает как часто выигрыш государства – это проигрыш для народа), что победа 1812 года на полвека продлила крепостническое право и самое архаический и уродливый автократизм в тогдашней Европе.
Победа над Наполеоном заставила просвещенную Россию, вопреки своим симпатиям к славянам, спасать Австрийскую империю, топить в крови венгров и поляков. Словом делать всё, чтобы не дать реализоваться великой панславянской мечте об объединении вокруг Москвы всех европейских славян, о создании в Европе мощного славянского блока, сопоставимого по численности с германским и романским массивами.
Поражение от Наполеона могло бы стать для России таким же мощным импульсом к обновлению, каким стало Крымское поражение. Тогда в истории России не было бы мрачного тридцатилетнего николаевского провала. Напротив, историки отмечали бы непрерывную эпоху блистательных преобразований – от Екатерины Великой к Александру I, а затем и Константину I.
Очевидно, что такая динамичная держава значительно лучше решила бы и Восточный вопрос. Франция не стала бы мешать борьбе России с английским союзником Турцией. И перед Российской империей открылись бы возможности исторического прорыва на Балканы, в Малую Азию и Средний Восток. Великая, просвещенная и процветающая Россия в центре союза с поляками, евреями, чехами, словаками, сербами, болгарами, греками, армянами, грузинами, арабами-христианами Египта, Палестины, Сирии и Месопотамии… Вот всей таких перспектив Россия лишилась, победив Наполеона в союзе с вековыми угнетателями славян - Пруссией и Австрией и на деньги будущей единственной защитницы Османской империи - Англии.
Об этих утраченных возможностях должен думать каждый русский патриот, отмечая события войны 1812 года.
|
|
