***
«Народная республика Боулдер, 13 сентября 2031 г., понедельник.
Ряд неподвижных гигантских ветряков шел по всей протяженности континентального водораздела – от Вайоминга на севере за Пайкс-Пиком, на сто шестьдесят миль к югу. Этот ряд заброшенных ветряков представлялся Нику Боттому обветшавшим некрашеным частоколом, каждая отдельная штакетина которого поднималась в колорадское небо почти на четыреста футов. Частоколом, а, может быть, клеткой.
Мальчишкой Ник любил смотреть на высокие пики, на подпирающие небо заснеженные вершины, но за последние десятилетия от отучил себя глядеть на запад. По оценкам некоторых ученых, «озеленение» энергетической системы Америки с помощью ветряков привело к гибели более чем четырех миллиардов перелетных и ночных птиц. Ник всегда представлял себе огромные груды птичьих тел у основания облупившихся, ржавеющих генераторов … во времена, когда те еще работали.
Ветряки никогда не вырабатывали достаточно энергии, чтобы окупить расходы на свое обслуживание и содержание, и сеть кабелей, проложенных по снежным полям и отрогам скалистых гор, напоминала Нику варикозные вены на серой коже умирающего старика. Приказавший долго жить Евросоюз забросил все свои экономически нецелесообразные генераторы, а Соединенные Штаты с их непрактичной новой администрацией тратили остатки средств на поддержание «зеленой» энергетики. Народная республика Боулдер покупала электричество, вырабатываемое одним из производимых массово ВТГО-реакторов (высокотемпературных, с газовым охлаждением), что стояли на равнинах к западу от Шайенна, штат Вайоминг. Но официально власти города-республики продолжали утверждать, что придерживаются «зеленых» технологий…»
Дэн Симмонс, «Флешбэк», 2011 г.
***
Впервые в земле победившей неолиберальной антиутопии, до неразличимости переходящей в новое варварство и Темновековье, мне случилось побывать в январе 2000 года. В Чечне.
В Моздок нас доставил обломок славного СССР – серебристый военный Ту-134 с громадной красной звездой на киле. Мы садились уже в темноте. И по обеим сторонам от взлетной полосы шли, наколонив носы и словно принюхиваясь к враждебной земле, два «крокодила» - Ми-24. Ярко светили их алые бортовые огни, напоминая косящие, налитые горячей кровью глаза парящих драконов.
Последующие дни в Чечне оглушили меня и потрясли до глубины души. Казалось, мы попали в какой-то оживший фильм-катастрофу. Мы летели над серыми холмами и перелесками на старом Ми-17 на бреющей высоте, перепрыгивая через препятствия. Сцены запустения и страшного упадка были повсюду. Опоры линий электропередач, давно лишенные проводов, казались сказочными железными великанами, горестно, словно в некоей молитве, вскинувшие ажурные руки к немилосердному небу. Мы летели, почти прижимаясь к раскисшей земле, и лицо стрелка у хвостового пулемета было злым и напряженным. Голубые глаза парня обшаривали мелькавший в открытом иллюминаторе унылый пейзаж.
Насколько хватал взор, к небу поднимались сутаны дыма – словно от гигантских костров. Казалось, мы летим над какой-то Огненной землей. Это чадили многоичсленные примитивные нефтеперегонные кубы. Точно такие, как у Гарри Гаррисона в «Специалисте по этике». Там гнали бензин местные жители, кормя и себя, и боевиков, и отстегивали кое-что российским генералам. Это было запрещено – но гнали все. И чудилось, будто вся Чечня подвешена к низким зимним облакам на веревках из черных дымов. А ночью над Грозным, где еще шли бои, небо светилось красным, плясали на фоне зарева смутные и зловещие тени.
Лишь несколько лет спустя я понял, что видел возможное будущее мира.
Реалии Чечни после стольких лет господства «этнодемократии» до генерала Дудаева, то Масхадова, ввергали в депрессию. Здесь было торжество самого чистого либерализма. Каждый дом – крепость. Из прекрасного кирпича, с глухим внутренним двором. Дома – ухоженные, богатые. Но все, что общественное – разрушено и обглодано. Обшарпанные школы. Раздраконенный напрочь насосный узел водопровода. Ужасные больницы и поликлиники с потеками сырости в углах. Мертвая электроподстанция, среди покрытых ржавчиной трансформаторов пасутся козы, бессильно висят остатки проводов, тускло оствечивают разбитые изоляторы. Заляпанная грязью и покрытая коррозией табличка «Сделано в СССР». Поодаль – присевший на корточки местный ополченец лет восемнадцати. Автомат лежит у него на коленях. Он похож на чуткого древнего охотника из какого-нибудь неолита. Только вместо копья или лука со стрелами – АКМ.
В поле ржавеет буквально изрешеченный пулями «ростсельмашевский» комбайн «Нива». Его кто-то остервенело расстреливал в упор. У обочины – буквально до рамы обглоданный БТР. А поодаль – стены добротных частных домов.
А дальше была мертвая железнодорожная станция. Словно из «Дня триффидов» Уиндема. Вагоны, превращенные в металлические скелеты. Вагоны с зияющими дырами в деревянных бортах, сквозь одну растет молодое дерево. Пути, густо поросшие травой и сорняками. Оплывшая насыпь. Кажется, перед нами – кусок мира, где люди вымерли много лет назад. Кажется, так будет выглядеть мир без нас…
Мне подумалось: вот оно, полное торжество неолиберализма. Все – для себя, для индивида. И ничего – для общества. Мой дом – моя крепость. И какое мне дело до общей инфраструктуры? Мир, где нет ни науки, ни образования, ни культуры. Только голое «Мне!», только громкое «Дай!». Мир, разделенный на новые кланы и племена. И стирающийся тонкий налет цивилизованности.
Это то, к чему покатился нынешний белый мир. Не толькообломки СССР, нет! Достаточно почитать то, что пишут сами янки о том, насколько изношена их инфраструктура. Мир спекуляций и обожествления бытрой прибыли не любит вкладываться во что-то материальное, для всех предназначенное. И когда я читал Дэна Симмонса, то вспоминал Чечню двухтысячного. Вчера – Ичкерия. Послезавтра – республика Боулдер. И не факт, что там будут высокотемпературные ядерные реакторы…
Добро пожаловать в Темновековье, господа!
Либо – СССР-2, он же – Русский союз, либо – Тьма. Либо сумасшедший марш в технотронную когнитивную эру, «назад в будущее». Либо – царство новых троглодитов.
Третьего не дано, увы…
Начало:
|
|
