Повесть
6.
Дальний-дальний наш Восток, Приамурье!.. лихой эскадрон постнацбольских партизан, погибший в квартирном бою. мы поклонились с Мишей местам последнего пребывания товарища Сухорады и ощутили странный толчок, почти одновременно. нет, никакой мистики - импульс мысли. как и на кладбище, где над могилой Летова вечная осень, тут мы поняли, насколько сентиментальным и ненужным был этот рейд. то есть нужным только нам прошлым - будто товарищ погибший на нас молча взглянул: какого чёрта мы тут делаем? младенчик колесит по стране в предвыборном вожделении, самое время его отловить! а мёртвые своих мертвецов похоронят...
переглянулись с Мишкой и прочитали в глазах друг друга сходную мысль - стартовать немедленно, что за церемонии-антимонии? сентиментальность... от погибших не осталось следа, останки не содержат сознания, а всё что нам было нужно от них ментального - в нас, и живее пока не будет. пусть лишь в двух нас, вскоре в десятке человек - когда план вступит в действие уже по всем местам нашего рассредоточения. тогда и Сухораде поставим памятник, и Егор запоёт на всех радиоволнах, как певец революции - но общество к такому подготавливаемо лишь радикальной переменой... увы, и вдохновлявшие нас имели свойство менять воззрения и настроения - как Егор, хваливший младенчика языком самого позорного обывателя. в этом была только слабая тень стёба, смирение, по сути - что, мол, президент-чекист и «у него что-то получается», бредятинка, высказанная в 2002-м после концерта в «Восходе» - это ли достойно человека, написавшего «Пой, революция!»?
нет-нет! торможение, тление - уже происходит, если мы не сможем обогнать события, которые разворачиваются в согласии с политикой младенчика. нам захотелось лететь в Москву на самолёте, сейчас же, чтобы наверстать час вылета, благодаря протяжённости нашей Советской родины, но это в свете предстоящих трат (а любой теракт и революция - затратное мероприятие) излишняя роскошь. да и не соответствует той части плана, в которую я посвящён. мы медленно, как сапёры приблизимся к нему и выкрутим его, как детонатор всей Системы.
Мишка знает меня в чём-то даже лучше меня самого - даже отпуская своего отца, он больше был озабочен не расставанием (возможно, финальным) с ним, а нашим микромиром киднапИрования. потому я знаю только то, что мы расстанемся в Горьком, куда сейчас и едем. я даже не знаю, какой вступит в силу вариант - «Золушка» или «Магнитка». Мишка последние дни постоянно выходит в тамбур в зоне хорошего приёма мобильника - и выходит не покурить. это стягиваются другие человекопункты плана. я, автор идеи, не посвящён пока ни во что, кроме своих функций связного между отрядом и обществом - потому что как слабое в нервном отношении, как творческое звено не выдержу пыток. Михаил выдержит, потому и руководит всей непосредственной частью плана.
а пока - мы едем-едем-едем. на попутках до города Свободного добрались, вечером купили билеты и сразу сели в ночной поезд. и снова тянутся дни вагонами - «Амур мой широкий», а теперь уже, в обратном песне направлении «Байкал мой глубокий». вдоль него несёмся изгибом. я заныриваю сразу в несколько ночей размышлений, перебирая наряду с мыслями в мятежной башке лишь в кармане горсть накупленных по дороге модемчиков мобильной связи, чёрные, белые, как шахматные фигурки. не попасться бы с этим - не улика, но странность, всё же. теперь кроме плана нет ничего, никого, кроме этого врага, вырвать которого из контролируемого им хода событий мы обязаны.
можно считать, что мы уже вырвались из времени всех - мы так слились с движением по рельсам, что для нас часы, постоянно, к тому же переводимые, стали сущей условностью. для нас вместо засечек циферблата - станции, города. топография вместо хронологии. наш час - Нижний Новгород. тоже разжалованный... прежде индустриальный, автомобильный город имени Горького, где до восхода красного солнца революции пел Шаляпин у стен тюрьмы, куда заточили писателя. и сейчас там есть писатель, которого хорошо бы встретить тоже для сентиментальных нужд, но не с ним главная встреча намечена.
- Думаешь, Миш, успеем Шамазова и Староверова между посадками застать?
- Застанем, созвонился уже. У них там либо конституционные гуляния, либо сидения.
- А что потом?
- Там узнаешь всё необходимое.
в каком-то смысле и мы староверы все - по-советски, по-большевистски считающие, что наша роль в политическом процессе может быть не насекомой, а решающей. способные понять нас ещё есть, потому и надо торопиться - они хоть сами ничего не в силах сделать, могут одной из ста фоновых мыслишек понять, оправдать нас, вспомнить поводы для такого отмщения. вот за это человечье, ментальное время - мы держимся. но оно не совпадает с хронологией, с выпусками новостей - в нашем предыдущие засечки-часы это девяносто третий, девяносто восьмой и потом частят наши нулевые. действительно - ноль, начало отсчёта, самые первые фундаментальные мысли о политике, сросшиеся с действиями. ничего, кроме уличного театра и акций-символов - но именно они начали разъяснять альтернативу...
Нижний Новгород наплыл как-то по-утреннему хмуро сразу после ночей Сиберии. предчувствуя общение с товарищами, Михаил немного повеселел, а то день за днём хлещущий кофе и делающий упражнения на верхних полках, как на брусьях, он стал вовсе неразговорчив. глядит, щурится на свинцовые балконы панельных домин города Горького. дома, напоминающие заплатанные или лоскутные деревенские одеяла - ещё и тем, что на балконах сушат ковры, бельё, куртки. как мы сумеем повернуть все эти громады построенных в СССР домов назад в социализм? с запасных путей вывести аккуратно восьмиэтажки эти, похожие на высоченные вагоны, машины для жилья, полные подростков, способных понять нас и их дедов-отцов... как наш худенький серый состав дальнего следования прицепит и оторвёт их от земли реставрации и регресса? это глаза мои отщёлкивают по окну - Мишку об этом не спросишь, дискуссии и сантименты позади. хотя, он взглядом всё веселее.
- Видел, Макс, там кирпичами на гараже - «Слава КПСС», а сразу ниже - «Строим бани»?
- Четыреста четырнадцать, тридцать три, ноль пять?
- Ага, культурная реклама, с телефоном... Вот в этом промежутке, от Славы КПСС до строимбани мы с тобой и выросли.
судя по краснокирпичности, мы уже в центре и скоро вокзал. его тут тоже вымостили по-московски, якунинская показуха унифицирует места прибытия. Мишка взял нашу минипоклажу в одну руку и пошёл в тамбур - редкая для него сентиментальность, хочет первым выйти и увидеть товарищей. вон они - строгие косые скулы наших евроазиатов, бойцов-последышей Союза. Мишка вышагивает из вагона и с ходу лицедействует, так скрывая радость, парни ему подыгрывают:
- Что за станция такая - Бологое иль какая?
- А с платформы говорят: это город Грозный, билЯт! Здорово, Максуха!
- Салют, Юрка, привет Илья!
пока они крепко поочерёдно обнимаются, будто однополчане девятого мая, мне и остаётся один вербальный план приветствия - а всё потому что они ближе жили, я-то столично-северный. щетинистый Илья глядит с татарским прищуром, весело и боевО:
- Одни доехали?
- Как есть одни, бесхвостые.
до сих пор не могу разгадать всей хитрости такого маршрута. видимо, дело не в одном посещении могил, но Мишка мне сейчас ничего не скажет, понятно. шагаем уже среди городского языка, от которого отвыкли в вагоне: какой-то торговый центр «Шайба» и на нём другая вывеска - то ли Жанто-3, то ли жантОз, как заболевание... это правильно - в шумном месте, в таких магазинах обязательно есть стулья да столики для распития кофе и чая, и там даже если кто и сидит рядом, услышать ничего не сможет. а ребята могут быть под наблюдением, поэтому долгий маршрут по городу исключён. не могу сдержаться и визуально спровоцированную хохму не высказать:
- Опа! У вас уже и банк тут свой...
- Ты о чём, где?
- Да вот же! А, бэ-дэ... НБД Банк! А я увидел знакомое...
- Ну, знаешь - у вас тоже в Москве есть НБР Банк, читай латиницей да смейся!..
Юрий всё время забывает, что я питерский, потому что мы познакомились в Москве, осенью две тысячи второго, на «Антикапитализме». с Маяковки мы вместе рванули тогда к Патриаршим через сладкий воздух центра. я успешно увёл трёх наших фрау и его с уликой-древком (флаг сорвали ветви на повороте с Садового) переулками к Никитским Воротам, вот он и решил, что я москвич. а это был единственно мне известный маршрут на тот момент. сидели, как буржуи, тогда в кафе у Никитских, звонили нашим, собирали. вот и сейчас присели - ничем не отличимые от покупателей, только сумки путевые. Михаил отхлебнув натурального кофе ещё повеселел:
- Отец Евгений-то здесь?
- Нет, отшельником он ныне, в деревне с семьёй, без интернета, дышит, пишет...
- Ну, каждому - чужое, как говорится. Мы-то так, просто повидались бы.
слегка расстроенный невстречей Мишка пьёт американо, хотя я-то знаю, что его любимый каппучино - просто он в компании товарищей никогда себе не позволит подобный понт, дамские удовольствия... остальные пьют чай с лимоном, иных напитков не полагается теперь. работа наших сердечных мышц должна соответствовать сложнейшим условиям, которые мы сами скоро создадим. допинг полагается лишь Мише. но я пьянею от общения, просто от того, что из своих ночных холодных рассуждений попал в тепло дружеского разговора ни о чём. внезапно Илья достаёт из внутреннего кармана билет и, как будто карты раздавая, весело шлёпает его передо мной у толстокерамической белой чашки:
- Этому не дала и этому не дала, а этому... В общем, Михаила нам оставляешь и едешь дальше.
- Вот так так. Миш, а ты мне ничего сказать не должен?
- Я написал. Завтра будешь в интернете, всё прочтёшь.
да, это в его духе и в духе плана, ходы Михаила предсказать невозможно. в шахматы я у него не выиграл ни разу и никто из известных мне не выигрывал. риска того, что мою почту прочтут пока нет - засуетятся они позже, когда я всё уже сотру. что ж, теперь мне понятно, почему мы не ушли далеко от вокзала, а спрятались в Шайбе. теперь мне прямая дорога к ноутбуку. всё строго, как в «Зарнице» - инструкции на каждом этапе. не зря нас пионерлагеря натаскивали - настало время сослужить службу всей стране, мысленно не снимая тех пионерских галстуков, которые нам повязывали. это цвет и нашего знамени, в белом круге которого не Ленин, конечно, и не Сталин, но белый круг был ещё в тридцатых...
тройка меня не провожает, моё дело теперь доехать до Москвы. они же исчезают в дальнейшем, неизвестном мне городе. неиссякшее моё желание гулять по незнакомым улицам (теоретически можно - час до поезда) на этот раз осекается при сопоставлении с той задачей, которая меня ждёт в почте. пересижу здесь и прямиком в вагон. ушли все порознь, разошлись по отделам чтобы осмотреться. нижегородские эстаповцы хуже московских.
только в вагоне посетила мысль: это пока похоже на розыгрыш. а от меня просто избавились, взяв идею. и оставили меня с моими же старыми друзьями - изображениями на домах. проезжаем Дзержинск - вдали, на здании, похожем на театр Советской Армии - предательское знамя. зато рядом, вдоль нашего пути - как рапорт из шестидесятых: на торцах серокирпичных домов, теперь выглядящие как наивные советские графити кранокирпичной кладкой - крейсер «Аврора», потом революционный матрос, рабочий, крестьянин, и на последнем торце триптиха - космос и молот, 1967-й год, юбилей Революции. внятный рецепт прогресса. мы с вами одной крови, товарищи! и это не игры, теперь всерьёз настало время продолжить дело отцов.
дома, в пустой однокомнатной марьинской квартире, снятой с Мишей на двоих год назад, нахожу инструкцию, едва затеплив экран. ничего неожиданного на этот раз: завтра утром взять ноут и двинуться в сторону города Гагарина, в Одинцово переночевать. связь только через Сеть, мобильные отныне забыты. да, безбрежный океан интернета позволяет сделать неслышимым самый мятежный диалог: игла в стоге.
хороший повод повидать Леночку, дочку одинцовского автобонзы и верного зюгановца, «красного директора» автобусного парка: она так любила члена КПРФ, доброго брюнета Влада, что даже свадьба намечалась, но мы сбили её с пути. а папа уже подарил квартиру к свадьбе, она-то и стала теперь нашей. голубоглазая и весёлая Ленка рада мне - многих наших она подружила в себе. и ничего, кроме борьбы после разлада с Владом её не интересует, партийный секс лишь проявление товарищества, супружеские иллюзии растворились.
она ничего не знает, наша Леночка. потому и наша ночь затягивается, я считаю своим долгом отблагодарить Лену за верность делу. мы уже пресытились друг другом, и она, невысокая, упитанная, голенькая пошла на кухню за двухлитровой банкой с напитком-грибком для утоления жажды, как вдруг эта банка, до меня не дотянувшая, бахнулась оп пол вдребезги, там чёрный плиточный пол и тихий телевизор.
- Слышал, Максута?! Ничего себе! Премьер пропал, слышал?!
- Нет. Где пропал?
чёрт, вот этого не надо было спрашивать - хоть и своя, но следить надо за каждым словом. а меня не удивил факт. во всём теле, как при новости об отлично сданном экзамене, вспыхнуло дрожливое тепло, радость, как надстройка над недавним оргазмом - говорят, кстати, и Сталин в момент штурма Зимнего занимался этим с Аллилуевой на одной из питерских конспиративных квартир. Лена, конечно, не запомнит, почему я не удивился новости, а сразу спросил, где. и не хотелось бы, чтоб её вычислили по моему пути и пытали, она входит в комнату, картинно лишившись дара речи, с открытым ртом...
- Да на комбинате каком-то, я не расслышала. Похищение века, уже говорят...
значит, вариант «Магнитка». странно, они не стали играть в молчанку и таким образом сутки форы нам не дали. голубые глаза Лены, и так большие, увеличились до максимума - она глядит на меня, как дети на Деда Мороза, будто зная, что я причастен. выходит, и она ждала подобного события в глубине, мной недавно посещённой.
- Ты прикинь, Макс, это же конец света - среди бела дня, в ходе официального визита!
я прикинул, милая, прикинул всё уже год назад. пока лишь улыбаюсь, торжественно вскакиваю голый и обнимаю даже похолодевшую от ошеломления Лену. жаль, теперь не до ласк. всё хорошо, товарищ, сейчас я пойду с сумкой, где ноут, как бы в магазин (пить-то нечего, а хочется), а на самом деле пущу в ход первый модем на лестнице какого-нибудь не твоего подъезда, под самой крышей.
- Хочешь минералки, Лен? Я дико хочу, пойду куплю.
- Давай, я пока у телека. Вот поворот!
такой тяги к экрану, пожалуй, пересиливающей тягу к женщине в данном случае я не испытывал никогда - вот уж экранная, сетевая, компьюетрная зависимость. само собой, пока никто не взял ответственность, если только Умаров не взбрыкнёт, все СМИ будут буйствовать и фантазировать - надо эту энергию пустить по нашему руслу. никогда не думал, что революционная работа начнётся сразу после трудов сексуальных. соседний подъезд элитного краснокирпичного дома открыт - потому что толком не заселён пока, проветривается. мне сюда.
да, есть письмо от Михаила.
- Тебе, конечно, интересно, каких людей я подобрал для твоих идей, Макс. Нам помог хороший фэсэошник, отец которого, советский ещё генерал милиции, не пошёл на переаттестацию, не стал унижаться до звания полицая, и застрелился. Нам помогли рабочие Магнитки - ветераны производства, её строившие. Это тебе для уверенности. Пока не для релиза, но можешь к этому вести постепенно намёками - преемник-президентик знает об операции. Он будет экранно гневаться, но пока у нас есть несколько дней для исчерпывающего интервью. Всё зависит только от нас и него, младенчика. Ты удивишься, но я в спокойной обстановке это пишу - так как он спрятан сверхнадёжно. Высылаю тебе аудио - скорее расшифруй (текст будут перепечатывать быстрее), загрузи её в трубу вместе с нашим воззванием и его физиономией. Кстати, он пострашнел после операции на лице, до почти монголоидности какой-то, реально Фантомас! Когда машина ворвалась в Стан и его в неё кинули, плотно зажали на заднем сидении - он только смеялся, крепкий орешек. Сам разберёшь по репликам. Ну, и поговорили сперва по душам. Слушай, там всего минут десять.
красота! я на десятом этаже элитного дома, по лестнице гуляет тёплый ветер. кто бы мог подумать из строивших эти стены в годы стабилизации для новых господ, что отсюда понесутся разрушительные сигналы в ноосферу постсоветского социума? нет, обнадёживающие сигналы! вон, все окошки внизу, пятиэтажек, восьмиэтажек - светятся этой новостью. а я внесу конкретику.
что теперь сделают с орденоносным хозяином магнитной горы? куда смотрела охрана, родные фэсбы, помимо чернорубашечников? увы, мне некогда блуждать в чужих заголовках, да и скорость интернета слабовата. надо печатать воззвание, причём быстро - я же как бы за минералкой вышел.
Вторая часть окончания следует, читательские версии Воззвания - учту, как учёл новосибирские пожелания в третьей. Перепечатка повести частями или целиком может осуществляться только при сохранении авторской стилистики и пунктуации, при согласовании с автором, так как на повесть распространяются все авторские права, принятые законодательством СССР, РФ и Вселенной.
|
|
