Повесть
4.
на маленькой кухне нам от рассказов этого неисчерпаемого дяди Сёмы стало тесно как-то. Мишкин отец слушает вполуха, больше на сына глядит. а мы на ус мотаем... Александр Витальевич, батя командира - словно сказать нам что-то хочет всё время, помимо этих разговоров, помимо Магнитки, поверх пустеющей бутылки водки с маслянистым кедровым нутром. глаза его материнскими назвал бы я, но командир не одобрит. вот Михаил зацепился за слова давно ему знакомого друга отца, тянет подробности - он въедлив, как все технари. но Александр Виталич больше похож на лирика, чем на физика, хотя по книгам, что мелькнули в коридоре - видна вся его специализация и жизнь. не желая обидеть друга и перебить разговор его с сыном, он, наконец, выражает идеей свои отцовские чувства:
- Ну, перекусили коли, пойдёмте, я покажу вам наши просторы академические.
- Саша, и я не останусь в долгу, тоже подскажу таки чего-то интересного, если возьмёте.
- Конечно, дружище, конечно. А то сидим тут, как бирюки, а день только начинается, Максим вон толком ничего не увидел, в машине проспал...
- Пойдём отец, нас уговаривать не надо, на подъём легки!
по тому, как оглядывается, сутулится в квартире Мишка, видно, насколько ему и знакомо здешнее, и подзабыто. он как взрослый медведь в берложке младших братьев - осторожен и смущён. время тут медленнее протекало, то что в столицах снесено, здесь осталось: приветливый запах луж и асфальта восьмидесятых, достаточно зелени, чтобы перебить городские тяжёлые атмосферные массы. мы идём вдоль похожих строгих домов, выветриваем спирт дыханием и, кажется, бодрее становимся.
- Вот, молодые люди, улица имени первой женщины, пошедшей на свидание с космосом. И не он её открыл, как на Земле бывает, а таки она его!
нервно-материнскими глазами глянул Александр Виталич на дядю Сёму, но сменил гнев на милость, шутка уместна в мужской компании, - шагаем по улице Терешковой, - и перехватил роль экскурсовода:
- Как вам коттеджи, не вспоминаете фильм «Девять дней одного года?» - тут и на Золотодолинской у нас живут высокопоставленные работники СО РАН, академики, профессора, ректорат НГУ...
- Не пойдём к школе только, ладно, бать? Не хочу там цепляться, общаться.
- Да конечно, уж своей компанией пройдёмся - позволь перед товарищем твоим похвастаться нашими жемчужинами!
это удаётся, и у меня усиливается какой-то параллельный отсчёт времени: будто всё идёт тут медленнее, чем в том мире, откуда мы прибыли и куда вернёмся, который мы решили изменить, резко схватив стрелки часов на Спасской башне. Мишка, конечно, ничего не скажет отцу - но меня удивляет, что он сам на него редко глядит, чаще наоборот. судьба их растащила надолго, и отец ощущает вину, хотя из немногих слов на этот счёт Мишиных следовало, что мать была инициатором их переезда. начало девяностых растащило семью.
мы дошли до проспекта Лаврентьева, тут уже вещает дядя Сёма - располагается, говорит, основное количество новосибирских НИИ, руками, как дирижёр работает... вот и ботанический сад СО РАН, будто повинуясь мановению рук Семёна Иосифовича, распахнул нам объятья по-летнему.
но рукотворная красота и изобилие криво и пряморастущих ветвистых диковин, остриженных шарообразно и под эллипсы лишь прочнее втискивает меня в колею мыслей о задуманном. ведь и мы хотим так же оформить социальное бытие - акцией, вмешательством в природу самотёка, инерции, деградации. Мишка не проговорится отцу, хотя отцом воспитан, и это отец не принял приглашение в Москву, что и стало причиной развода. жену взбесило то, что причиной отказа была чистая идеология: звали демократы, уже победившие, гордые. они единомышленники, отец и сын: хотя, политический пубертат настал у Михаила в материнском гнёздышке. может, потому так молча и весело слушали они дядю Сёму, фактически выступавшего передо мной, как перед неподготовленным зрителем. однако сказанное важно: не так нас греет эмоциональное сочувствие угнетённых, как знания «итирков», как выразился дядя Сёма, образованных заводчан.
прогулка закольцовывается, хмельная в меру наша четвёрка минует череду магазинов, что и возвращает меня из будущего в настоящее: растянувшийся день этот надо как-то разумно дожить. ни отец Михаила, ни он сам не настроены, кажется мне, на личное общение - мужская компания стесняет. и это плохо, но и пропасть нам некуда. впрочем, есть один приём, и мне придётся пустить его в ход - поскольку именно на меня косит всё время выпуклым оком дядя Сёма, и неисчерпаемый его поток весьма ценной информации будет на меня направлен, то, как вернёмся в квартиру, я возьму его на себя
- Молодые люди, вы позволите усталому инженеру вас догнать минут через пять?
- У вас свидание, дядя Сёма?
- Безусловно: с молоденькой продавщицей, которой лишь одной вверяю я фаллический символ...
- Понятно. Ну, ты не заблудишься, смотри надолго не оставляй у неё символ!
- Только не останавливайтесь, я догоню вас ещё по пути!
куда рванул - загадка. впрочем, с лёгкой отгадкой: иначе, откровеннее пойти за подкреплением никто бы и не посмел в такой интеллигентной компании. а он - вроде как по своей инициативе. вот и будет с чем с ним время проводить. Мишка пить дальше не будет, свою норму в две стопочки он выпил, и всё - форма. а мне, как информационному работнику - пока можно, для вхождения в обстановку. Академгородок обошли по таинственному внутреннему кругу, виднеется финиш. единственная ремарка Михаила за всю экскурсию:
- Кстати, Макс, вот дом, в котором гостил Игорь Фёдорович на заре своего творчества. Тут под губную гармошку и акустику записал альбом.
- Прямо здесь?
- Да, в квартире. Видишь, соседями были, но увидеться не привелось. Хотя хипповые группы тут в конце восьмидесятых возникали неоднократно, с флейтами ходили, босые...
Семён Иосифович настиг нас незаметно с утяжелённым карманом серого пиджака - советская привычка не светить этикеткой. с ним по лестнице прохладно-влажного подъезда и зашагали вверх. редкость: по-советски раскрытый настежь подъезд, я даже не заметил, есть ли тут домофон. снова, как бы встречая по-настоящему в холостяцком логове нас, Александр Витальевич засуетился:
- На самом деле, ребята, я почти приготовил вам щавелевый суп. Если ты, Миш, мне поможешь яйца нарубить на кухне, скоро можно будет отведать.
вот и повод, я всё ждал, как батя умыкнёт блудного сына для личной беседы, не при нас же спрашивать о матери. он очень деликатен. что ж, так проще и лучше. дядя Сёма не растерялся:
- Если вы нам отдадите остатки пиршества в комнату, мы таки оставим вас с вашим супом в покое на сколь вам надо времён.
комната физика наполнена солнцем и пылью. пока дядя Сёма пыхтя влезает в тапочки и лезет за бутылкой в повешенный, как пальто, на вешалку пиджак, вхожу в обстановку. рациональный Мишкин отец даже столика детского его не выбросил - у меня такой же был, деревянные ножки и цвета морской волны столешница, на таких столиках нас, советских детишек, учили есть. столик завален книгами, но с расчётом прочности. рядом - раскладушка дяди Сёмы и уже его книги, более современные, Харуки Мураками, Исаак Башевис Зингер, Александр Мейлахс. о, конечно же «Красный Сион»! дядя Сёма меня покорил за несколько часов... вся стена - сплошной книжный шкаф, собранный самостоятельно - грубо струганные доски подгонялись вручную, к ним прилажен светильник-прищепка, и узкая одноместная кровать устроена тоже наподобие книжной полки или секретера. так Александр Витальевич видит своё место в науке, вероятно. полки делались уже после развода, уверен. астрофизика даже есть, БСЭ, старый телевизор неработающий, чёрно-белый, на шестидесятнических ножках - обставлен стопками книг. видимо, чтоб не упал...
- А вы хотели бы увидеть Магнитку, молодой человек?
- Можно на ты, Семён Иосифович. Напоминаю: Макс я.
- Макся, хех-ха: так бы вас моя мама звала, будь она жива, она все имена смягчала этак. Так ты интересуешься индустрией или это только Михаил за вас двоих выступил?..
- Да, интересуюсь, конечно. Но я так понял, что Магнитка для вас больше, чем индустрия.
- Большего быть не может. Я вам... тебе налью, правильно?
- Почему бы и нет.
хрустнув серебряной крышкой новой кедровой, дядя Сёма налил нас в стопки, точно в лузы два шара положил одним ударом. закусывать кедровую маслянистую водку помидором - это что-то сродни подсолнечному маслу «с семечкой» в салате.
- Так я вам вот что скажу: пока есть Магнитка, есть и индустрия, пусть этот паразит ей и руководит, пусть недоплачивает - мне в том числе, хоть я был по контракту там, краткосрочному... Но махина прирастает, это красиво.
- Но ведь важно, кому достанется, и куда направлен будет труд.
- Ты, Макс, хороший парень, я вижу. Миша тебя не привёз бы иначе, так я вам скажу, без обиняков, за революцию. Она дело великолепное, но пока неподъёмное для страны. Уж пусть труд в кандалах эксплуатации шагает, но вперёд, чем хаос...
без вороньего, подначивающего взгляда это была бы стандартная отповедь пессимиста, но я улавливаю у дяди Сёмы иронию. с ней и наливает снова. выдав на-гора, на кухне свой монолог, он теперь проверяет мои познания и устремления. что ж, лишнего не скажу, но и прятаться незачем, тут мы дома.
- Индустрия это не один завод, я так думаю, это сеть, это кооперация, это вектор, наконец. Его нет, вы это сами знаете.
- Ты же договорился на «ты»!
- Пардон. Так посему всё и стоит и не просто стоит, а амортизируется, что завод с заводом не связан, и доит ваш Рашников Магнитку из-за пассивности труда. Трудящихся, то есть.
- Легко вам, питерским, рассуждать. Ты бы поговорил с заводскими, как я. Они и двадцать тысяч терять не захотят из-за лозунгов. Думаешь, они сами решат, на какой прокат переходить, куда его гнать? Это всё решала во все века верхушка.
- Они тоже трудящиеся.
- Только они ближе к Рашникову, дорогой! Они менеджмент, белые воротнички, роскошь - их погоны. Ещё выпьешь?
- Да. Так вот: если освободить фантазию и инициативу даже этих белых воротничков, можно такую производственную цепь собрать, что и нефть продавать не потребуется!
видно, задело дядю Сёму то, что я из Ленинграда, вот он и устроил мне экзамен. что ж, это даже приятно: в комнате, пропитанной академической пылью, сдавать неожиданный курс по индустриализации руин СССР. возможно, он спорит с собой молодым. но только хмельной угол зрения на спор всё сильнее мне приоткрывает ту невидимую даль, куда мы завтра поедем: Омск. нам очень надо туда. мы прорвёмся через все вымершие заводские территории, через ветхие деревни, но увидим, где остановился путь сооснователя партии.
вовремя нас позвали на суп: горячий на водочную загрунтовку, он расслабил нас донельзя, вследствие чего мы дружно перешли в комнату и, прямо на пыльном ковре мы с Мишей, а физики повыше - уснули раньше заката.
Продолжение неизбежно. Перепечатка повести частями или целиком может осуществляться только при сохранении авторской стилистики и пунктуации, при согласовании с автором, так как на повесть распространяются все авторские права, принятые законодательством СССР, РФ и Вселенной.
|
|
