Шел 1983-й год. В книге "Поезд уходит в обратном направлении" Валентин Катаев, не указывая авторства, процитировал строки Пастернака: "А в наши дни и воздух пахнет смертью, открыть окно - что жилы отворить." Могло сложиться впечатление, что стихотворение Пастернака находилось десятилетия под запретом, а тут вдруг цензура сделала послабление. Чем не первый росток гласности?
Дальше ростки полезли с таким проворством, что все антисоветчики руками развели. В журнале "Юность" опубликовали поэму Анны Ахматовой: "Это было, когда улыбался только мертвый, спокойствию рад, и ненужным привеском болтался возле тюрем своих Ленинград..."
Оказалось, что антикоммунизмом по мановению гуманитарной интеллигенции оказались охвачены почти все выдающиеся писатели не только Советской России, но и царской. Особенно, "Бесы" Достоевского и фундаментальная "слезинка невинного младенца" из "Братьев Карамазовых" к месту и не к месту. "Лежит милая в гробу, - писала тогда в "Литгазете" поэтесса Юнна Мориц о русской литературе, - я пристроился - гребу, нравится-не нравится - терпи, моя красавица!"
После того, как смертность превысила рождаемость, слезинку в светском обществе поминать не принято.
Платонов запретным не был, а запрещены были две его книги. Когда стали нагнетать гласность, издали его запрещенный "Котлован", затем и "Чевенгур". Не отставали газеты, в "Правде", верховном органе ЦК КПСС, была напечатана статья Татьяны Самолис "Очищение", где в письмах трудящиеся обвиняли членов КПСС, утративших моральный облик коммунистов. В журнале "Вопросы истории" опубликовали "Портрет тирана" Антонова-Овсеенко, который ранее распространялся лишь в виде пачки фотографий. Автор утверждал, что репрессии унесли ни много, ни мало 110 тыс. человеческих жизней. Где он столько народу набрал в России для репрессий.
Официальные издания принялись публиковать не только антисталинские книги, но и антиленинские. Лидер пермского Демократического Союза Сергей Быченков удивлялся: "Такую чушь пишут про Ленина, что, видно, нам же и придется его защищать..."
Удивительно другое. С чего это стихи Пастернака стали запрещенными? Ведь именно это его стихотворение, которое "тайно" цитировал Катаев, сто раз пропечатано во всех советских сборниках! Обнаружилось, что в "Котловане" Платонова нет ровным счетом ничего антисоветского. Как и в "Докторе Живаго". Как и в стихах убитого в концлагере большевика Владимира Нарбута. Оказалось, что в ранее якобы запрещенных книгах неофрейдиста Эриха Фромма содержалась как раз критика капитализма, да и то невесть какая. Кстати, пара его книжек была издана в СССР. Что Фромм, работы самого Фрейда задолго до перестройки можно было без труда почитать, да и переснять на фотокопию в библиотеке мединститута.
Редакторы солидных газет и журналов вели себя, как старый еврей из "Похождений бравого солдата Швейка", который продал солдатам старую тощую корову за рекордсменку престижных выставок. Больше того. Самые выдающиеся деятели страны Советов, известнейшие актеры, режиссеры, ученые-обществоведы, неожиданно потеряли память. Они совершенно ничего не знали ни про репрессии, ни про концлагеря. Будто не было XX съезда КПСС, осудившего культ личности Сталина.
Тот, кто интересовался историей страны, легко мог найти в областной библиотеке книгу Дьякова "Повесть о пережитом". В ней задолго до "ГУЛАГа" рассказывалось о концлагерях, не говоря уже о книжке Солженицына "Один день Ивана Денисовича", изданную в "оттепель" в "Новом мире". Не было запрета на книгу генерала Горбатова "Годы и войны".
Печать спецхрана не накладывала никаких ограничений, весь спецхран легально выдавался по знакомству. Книга репрессированного большевика Артема Веселого о гражданской войне "Россия, кровью умытая" вообще была переиздана в 1983 году.
Но нет! Ничего не помнили деятели культуры. Когда же они неожиданно узнали о культе личности Сталина, член КПСС Марк Захаров торжественно, перед телекамерами, сжег свой партбилет. На Никиту Михалкова вскрывшиеся ранее опубликованные факты оказали такое воздействие, что он стал монархистом. А ведь до этого снял два прекрасных фильма о положительных большевиках и отрицательных белогвардейцах: Ай-я-яй. Русские поэты, говорил Пушкин, не то, что в Европе. Поэты в Европе - нищие, зависимы от господ. А мы одной крови с царями, голубой. Позднее Пушкин скажет: "Дурь голубой крови." О, теперь-то мы знаем, что такое деятели культуры...
Как Пушкин опередил время! Если непредвзятый свидетель глянул бы со стороны на эти судорожные метания советской элиты, он не мог бы не отметить, что вся сваленная на головы рядовых граждан гласность - будто впопыхах, в спешке. Куда ж спешить? Разве - кого опередить? Кого же?
Материалы, изданные на Западе, могли не вызвать особого доверия, ибо муза в Европе зависима от господ. Так и оказалось. Наш неформальный "Союз коммунистов", получив крамолу из рук московских диссидентов, немедленно переправил ее в трудовые коллективы. Реакция рабочих была, негативна.
Напр., в "Посеве" однажды опубликовали фото пакетиков с хим. веществами, которые находились на вооружении СА. На них надписи: иприт, синильная кислота, фосген... Каждый, кто в школе проходил ГО, знает, что эти пакетики - лишь индикаторы этих веществ...
Однако в среде партийных идеологов и сотрудников КГБ царило экзальтированное отношение к неформалам и диссидентам. Они были значительнее шпионов! Страшнее коррумпированных чиновников! Главное - на виду, так легко заработать "звездочку"... Так, господин Вяткин?
"Реально действительность диссидентов, - на полном серьезе пишет Кара-Мурза, - постоянно присутствовала в сознании практически всей интеллигенции, в особенности партийно-государственной элиты. Тот факт, что она непосредственно не достигала крестьян и в малой степени достигала рабочих, дела не меняет - идеи диссидентов до этих массивных групп населения доводили агрономы и учителя, врачи и инженеры." Не представляю, как в колхозах агрономы трактовали трактористам политику Буковского или Щаранского...
Нет, не сыграл диссидентский самиздат хоть мало-мальской роли в жизни СССР. Весь он был подконтролен. Ведь книги, доставляемые из-за рубежа, тиражировались на ксероксах, которые находились во вполне определенных местах: библиотеках, вузах, различных предприятиях, обнаружить место тиражирования не составляло труда. Чуть не забыл, самое важное: госпожа Самолис позднее стала руководителем пресс-службы Службы внешней разведки.
Кого хотели опередить
Свобода слова начиналась не с диссидентов. А с АЦПУ ЭВМ Новосибирского университета, на которых распечатывались речи трезвенников: Углова, Жданова, Мерзлякова. Трезвенники (Всесоюзное добровольное общество борьбы за трезвость) в своих материалах использовали исключительно советские источники. Действовало неотразимо. Жданова слушали на заводах, стоя после смены и затаив дыхание. Перепуганные власти бросили на дело подавления трезвеннического движения официальные профсоюзы, ВЦСПС. Трезвенническое движение было дискредитировано и надолго затихло.
Независимо от трезвенников и чуть раньше, свою подрывную деятельность начали неформальные марксистские группы. Как и трезвенники, марксисты-подпольщики просто анализировали советские источники и результаты, смачно оснащенные цитатами из работ Маркса, Энгельса и Ленина, докладывали населению. Из подполья. Эффект был еще сильнее: иногда одна-единственная листовка обходила целый завод.
Кстати, задолго до перестройки брат ленинградского физика Мигдала, философ, начитавшись опять же Маркса, Энгельса и Ленина, принялся ходить по улицам, хватать людей за руки и объяснять им, в какой стране с точки зрения марксизма-ленинизма они живут. Когда к нему пришли с обыском, кроме дозволенной литературы ничего не обнаружили. Мигдала выслали из страны, и он стал одним из наиболее почитаемых студентами преподавателей Калифорнийского университета.
Марксисты-подпольщики ворошили классическую литературу сызнова. Никакая западная пропаганда не могла сравниться по степени воздействия с реальным марксизмом-ленинизмом. Статьи неформального Союза коммунистов о печати, об отсутствии Советской власти в СССР, по алкогольному вопросу, о нелепой системе выборов и привилегиях депутатов и т.д. автор этих строк в 1986 году отправил в Добрянку своей ученице Любе Марфиной. Люба показала материалы папе. Отец оказался одним из руководителей Добрянской ГРЭС. Вероятно, материалы изначально глядели и в парткоме, и в 1-м отделе (структура КГБ на предприятии). Обсудили на собрании трудового коллектива. Люба прислала письмо: "Одобрили."
Те же крамольные материалы в 1987 году попали в руки рабочих КАМАЗа. Работяги развесили их на информационном стенде, читал весь завод. Эти же материалы стали первым изданным не за рубежом самиздатом в Перми.
Но главным носителем гласности оставались листовки, это ноу-хау неформалов-марксистов. Ни анархо-синдикалистская "Община" со своим бюллетенем, ни троцкисты, патронируемые из-за рубежа, ни тем более либерально-демократические группы листовками еще долго не грешили, а у заводских проходных и показываться не считали нужным. Могут сказать: с вашими-то тиражами против миллионных тиражей официальной прессы? Как посмотреть: тот, первый Союз коммунистов, возникший еще при Марксе и руководимый Вейтлингом, издавал всего лишь 400 экземпляров своего бюллетеня. В мечтах активистам нашего, современного Союза коммунистов грезились десятки, сотни отважных борцов, сидящих за прекрасными югославскими пишущими машинками "Унис" и печатающих правду жизни. Увы. "Унис" был дороговат, а на одной машинке тысячные тиражи не сделать. Мини-ЭВМ только входили в моду и тоже были не по карману. Тогда я по знакомству достал восковку, с помощью которой печатали на ротапринте.
Первые листовки в Перми были созданы с ее помощью... стиральнаой машины с валиком для отжимки. Позднее одним только нашим Союзом коммунистов было издано свыше двух тысяч разных типов листовок. С переменным успехом. Листовка о том, как обустроить с помощью новых КТУ фонд оплаты труда на заводе им. Ленина не вызвала отклика. Позвонил лишь один рабочий. Информация с предложением помочь отстоять права рабочих при совмещении работ, розданная у центральных проходных "Пермских моторов" не привлекала вообще никакого внимания. Зато листовки с призывом к забастовке и советом не подписывать заявления об увольнении по собственному желанию на короткий строк сохранили рабочим "Велты" и "Инкара" свыше 2000 мест. Та же самая листовка остановила увольнение 3500 рабочих свердловского "Уралтрансмаша". Еще одна листовка подвигнула рабочих пермского "Машиностроителя" которым задерживали зарплату, впервые на Урале перекрыть транспортную магистраль.
Гласность против свободы слова
Таких организаций, как Союз коммунистов, по стране оказалось свыше сорока. У многих были печатные издания. В Магнитогорске издавался "Набат" в Ярославле "Информационный листок" в Волгограде "Рабочий вестник". В 1990-м году Союз коммунистов вошел соучредителем в Российское политическое объединение "Рабочий" Объединение, в свою очередь, учредило журнал Взгляд" с редакцией в Перми (было издано 44 номера) и газету "Евразия" с редакцией в Свердловске (издано менее десятка номеров). Многие ячейки объединения имели собственные издания. Магнитогорск вместо "Набата" издавал "Рабочую газету" и бюллетень "ИРА" ("Информационное рабочее агентство"). Пермский "Рабочий вестник" впервые в стране опубликовал дневник Петра Сиуды, репрессированного участника Новочеркасской трагедии.
Конечно, в стране издавались и анархистские "Община", "Черная звезда", "Новый Нестор", и журнал "Слово" (в Свердловске), и либеральная "Экспресс-хроника", и диссидентский "Хронограф", и кузбасская "Наша газета", и брошюры Народных Фронтов и даже Народно-трудового Союза, чью деятельность разоблачили в фильме "Судьба резидента". Брошюры христианских социал-демократов, "Памяти", Радикальной партии, конституционных демократов, Свободной международной организации трудящихся (СМОТ, в противовес "официальной" МОТ, прибыли с миссией из-за рубежа), разнообразных социалистов и даже членов нового Учредительного собрания гуляли по стране. Но Пермь эти издания почти не достигали. Их добывали проездом в Москве. Все они были продаваемы.
Не то в Перми. Если в нашем "Рабочем вестнике" были статьи о ситуации на конкретном заводе, рабочие, бесплатно получив газету у проходных, читали ее уже в транспорте. Если же там не было ничего конкретного об их заводе - мы попытались продавать "Рабочий вестник" в центре. Что только не предпринимали для рекламы. Кричали: "В Красновишерске 1-й секретарь горкома расстрелял из установки "Град" мирную демонстрацию феминисток!... " Ничего не помогало. Один респектабельный рабочий, проходя мимо, взял экземпляр, полистал, спросил, за кого агитируем. "За рабочее движение", - ответили ему честно. "Ну, оно еще когда будет", - сказал рабочий, зевнул и вернул газету.
С перепугу аппарат принялся было сам создавать неформальные структуры и неформальные издания на подмену, например, Объединенный Фронт трудящихся (ОФТ). Некоторые работяги на митингах путали и подозрительно спрашивали неформалов-марксистов: "То, что вы говорите, попахивает ОФТ." Скоро ОФТ за малым исключением исчез, будто его и не было. Подольше прожил астраханский ОФТ. Его лидер Олег Шеин ныне депутат Гос. Думы по спискам "Справедливой России".
Не остался конфетами не охваченным и издатель примитивного "неформального" единственного в глянцевой обложке, журнальчика формата А6 "Век XX и мир" Глеб Павловский, он вошел в команду президента Путина, и ему было присвоено гордое звание политтехнолога.
Так что особенно против распространителей инакомыслия не боролись. Поступили по-другому. Свобода слова существует только для тех, у кого на нее есть средства. Правда, они имеются и у крупных левых организаций. Для борьбы с ними был использован другой метод: плюрализм мнений. Масштабно впервые использован в США в 60-е прошлого столетия. Если на одну левую газету приходится до сотни правых, ультралевых, центристских, левоцентристских, порнографических, феминистских, баптистских, экологических, вообще никаких и т.д., и т.д., и т.п., голос борца за справедливость потонет в белом шуме армады борцов за справедливость как левых, как центристских, так и правых.
Из неформальных изданий сохранились единицы, как правило, либерального толка, такие, как "Хронограф". Из многочисленных "Рабочий вестников" сохранился только пермский.
Ноги современной полностью ангажированной журналистики, разумеется, растут из журналистики советской. Как возглавлял Ясен Засурский факультет журналистики в МГУ, так и возглавляет. Ничего не изменилось. Просто скрытое стало явным.
За что боролись?
В 1990 году в неформальном леволиберальном бюллетене "Сибинфо" (Тюмень) напечатали карикатуру: перед залом со слушателями мужик повторяет слова лидера ВКПб Нины Андреевой: "Не могу поступиться принципами!" Трибуна скрывает от зала, что мужик стоит без штанов с голым задом.
Когда же грянула гиперинфляция, тележурналисты задали вопрос любимому всеми нами актеру Юрию Яковлеву, что важнее - демократические принципы или кусок хлеба, Яковлев ответил: "А... разве говорить о куске хлеба - это интеллигентно?.." А ведь был удостоен орденов Ленина и Трудового Красного Знамени, победитель конкурса-смотра "Золотые маска" награждён знаком "Серебряная маска" за лучшее исполнение мужской роли, и не кого-нибудь, а социалиста Сальвадора Альенде в фильме "Неоконченный диалог". Ах, голубая кровь, ах, независимая муза... Ай-я-яй.
В телепередаче "Суд времени" Леонид Млечин много раз повторял: "Да, плохо люди живут, зато мы можем это свободно обсуждать!" Сергей Кургинян спросил, что для него дороже: низкая смертность или свобода слова? На вопрос отвечает Ромен Роллан в диалоге Вивекананды и представителя общества матери-коровы:
"В Индии дети гибнут от голода, что ваше общество сделало для того, чтобы они были сыты?
- Наша задача - охрана священной матери-коровы.
- Вам не жаль тех, кто умирает от голода?
- Такова их карма.
- Коровы, которые идут на бойню, тоже следуют своей карме!
- Как Вы можете так говорить, корова - мать наша!
- По Вам я это явственно вижу!"
Сегодняшние журналисты на полном серьезе утверждают, что заказные статьи - норма, а нормы морали в цивилизованном мире - чистая условность. А тот, кто не утверждает, просто тихо пишет "заказуху". В России свободная пресса, она способна написать, что угодно. Если заплатят. Не платят - свободна. Но свободная пресса свободна и НЕ написать. Разумеется, за деньги. А если откажутся платить, обязательно напишет!
Что касается телеканалов, здесь царит полная подконтрольность. Пермские телекомпании, прежде чем выдать сюжет в эфир, звонят в администрацию края и запрашивают: "Можно?" Если сюжет касается коррупции тех, кто спонсирует телеканалы, он легко снимается с эфира по телефонному звонку коррупционера.
Причем СМИ совсем не обязательно доносить правду. Вернее, даже обязательно доносить неправду! Иначе материал не продашь. Кто бы смотрел "Военную тайну" Игоря Прокопенко, если б он не врал про инопланетян и параллельные миры. Любопытно, что у Прокопенко "тарелки" как правило, массированно прилетают в кризис. И после всего этого вся демократическая общественность поднимает вой, когда посягают на священную корову - свободу слова! Вопрос только один: чью именно? Ведь плюрализм мнений коснулся не только СМИ. Он перекочевал на заводы. Вместо одного собственника - прорва, и неизвестно, где, не знаешь, против кого бастовать.
Если раньше у рядового рабочего была возможность высказаться на собрании трудового коллектива, то ныне у трудового коллектива нет даже возможности стать миноритарием, последние акции у него вытянули, задерживая зарплату. Рабочий в демократической России лишен свободы слова. Помнится, Валерия Новодворская обещала отдать жизнь за то, чтобы ее оппонент имел возможность высказаться. Что-то она не спешит...
Даже Андрей Караулов в "Моменте истины" передвинул на три десятка лет вперед "открытие" стихотворения Мандельштама: "Мы живем, под собою не чуя страны, наши речи за десять шагов не слышны". Можно продолжить: "А в наши дни и воздух пахнет смертью." Как умеют предвидеть поэты!
И еще. Когда Цветаева в эмиграции написала о родине, это было изгнание немногих. Сегодня бездомная и без всякой эмиграции - вся страна, кроме ее хозяев.
"Мне совершенно всё равно,
где совершенно одинокой
быть, по каким камням домой
брести с кошелкою базарной
в дом, и не знающий, что мой,
как госпиталь или казарма..."
Примечание: Вяткин в 80-е возглавлял 5-й отдел пермского КГБ. Был повышен в должности: стал главой тюменской ФСБ.
|
|
