Исполнилось 90 лет со дней Кронштадтского мятежа 1921 года. Это событие отмечается в официозной печати, хотя, конечно, и несравненно тише, чем юбилей т. н. "великой реформы" Александра II. Основной тон оценок: сдержанно-одобрительный, хотя кронштадтцев и мягко журят за "наивность": ведь они провозглашали своё восстание "третьей революцией", то есть продолжением Февраля и Октября.
Впрочем, такой тон в официозе установился уже давно: ещё с начала 90-х, а окончательно - с январского указа 1994-го года Бориса Ельцина, которым он полностью реабилитировал участников мятежа. (Время подписания указа, конечно, весьма "говорящее" - спустя сто дней после успеха собственного мятежа автора указа).
Что ж, попробуем разобраться: был ли Кронштадт и впрямь продолжением Февраля и Октября, или движением совершенно в обратном направлении? И если первое предположение верно, то чем объяснить тот странный факт, что теперь, когда обе "первых" революции 1917 года давно и прочно преданы официальной анафеме, "третья революция" (гм...) 1921 года, в общем-то, остаётся в официальных святцах?
Одно из подтверждений тому - появившаяся на днях в официозных "Известиях" статья Андрея Фурсова. Что же пишет этот автор, который безо всякого осуждения приводит, например, лозунг, выдвинутый, по его словам, сторонниками Кронштадта в Красной армии - "бить евреев!"?
Цитата: "В самом общем историческом плане в среднесрочной перспективе поворот к крестьянству, прежде всего к середняку, то есть нэп как выход из кризиса 1920-1921 гг., кульминацией которого стал Кронштадтский мятеж, стал поворотом к сталинскому "социализму в одной, отдельно взятой стране" и победе российски ("национально") ориентированных большевиков над "земшарниками" - интернационал-социалистами. Причем произошло это вопреки долгосрочным стратегическим замыслам "кардиналов" мировой революции и их "гвардейцев", планировавших нэп как передышку - передышку до следующей вспышки мировой революции, на время которой можно было и замириться с русским крестьянством. Но вспышка (Германия, 1923 г.) оказалась несостоятельной, а процесс укрепления режима с опорой на основную массу местного населения, а не на западный пролетариат уже пошёл. Линия от 1921 года прочертилась к 1927 году (провал попытки путча Троцкого 7 ноября), к 1929 году (высылка Троцкого, начало коллективизации) и к 1937-1938 годам (ликвидация интернационал-социалистов - как левых, так и правых; окончательная победа российского коммунизма над земшарным и его адептами). В этом плане Кронштадтский мятеж - трагическая, но эффективная фиксация начала поворота, ухода с того пути, на котором России была уготована роль либо хвороста мировой революции, задворок Коминтерна, либо сырьевого придатка Запада, объекта эксплуатации Фининтерна. Кронштадтцы марта 1921 года, которые тоже могли бы сказать о себе "мы из Кронштадта", внесли в этот поворот посильный вклад. Склоним головы".
Изумительная статья, особенно если учесть, что "Известия" денно и нощно позиционируют себя не просто как официоз, а как нечто "антисталинское". А тут "склонить голову" перед кронштадтцами предлагается именно за то, что они проложили дорогу к разгрому левой оппозиции, совершили "эффективный поворот" к расстрелам 1937-38 годов! Вот так "заслуга"!
Якобы реакция, начатая Кронштадтом, спасла нас от роли "сырьевого придатка Запада" (а чем же мы тогда являемся сейчас, хотелось бы знать?).
Между прочим, Льву Троцкому в последние годы жизни приходилось отбиваться от обвинений бывших соратников-троцкистов в том, что подавление Кронштадта было той роковой ошибкой, с которой началось перерождение революции. Вновь и вновь в 1937-38 годах ему приходилось возвращаться к этой теме, и писать одну за другой статьи: "Шумиха вокруг Кронштадта", "Ещё об усмирении Кронштадта"...
"Можно подумать, - замечал он с иронией, - что кронштадтский мятеж случился не 17 лет назад, а только вчера".
По существу же Троцкий считал, что подавление мятежа было правильным и неизбежным, поскольку уступить ему - означало распахнуть настежь все двери контрреволюции.
Здесь не мешает вспомнить довольно парадоксальную оценку, которую давал Кронштадту Владимир Ульянов. В беседе с французским социалистом Жаком Садулем он сказал: "Это Термидор. Но мы не дадим себя гильотинировать. Мы совершим Термидор сами!"
В других мемуарах эти слова переданы так: "Рабочие-якобинцы более проницательны, более тверды, чем буржуазные якобинцы, и имели мужество и мудрость сами себя термидоризировать".
"Термидор"? - записывал Ульянов в 1921 году. - Трезво, может быть, да? Будет? Увидим".
Любопытно также, что в 1921 году по вопросу о Кронштадте существовали разногласия между Троцким и Сталиным. В письме к сыну в ноябре 1937 года Троцкий вспоминал, что он высказывался за наступление на Кронштадт, а Сталин возражал, указывая, что если мятежников предоставить самим себе, то они добровольно сложат оружие в две-три недели. (Однако тут следует заметить, что ещё две-три недели - и лёд вокруг крепости стал бы окончательно непроходимым для пехоты, а сама крепость сделалась бы совершенно неприступной).
С учётом сказанного выше, вкратце итоги Кронштадта можно подвести так: революционеры в Кремле - неохотно, стиснув зубы, под давлением непреодолимых обстоятельств, - сделали первый шаг по пути реакции. Они надеялись, что дальнейшие события позволят им продолжить революцию. Но революция в Германии в 1923 году провалилась, революция в Китае - была утоплена в крови, во всём мире пошла крутая реакция, приведшая к власти нацистов и фашистов почти по всей Европе.
И (бывшим) революционерам в России приходилось всё дальше отступать по пути реакции, шажочек за шажком - сначала начать борьбу с левой оппозицией, потом (в 1928 году) - отправить её по ссылкам, затем в лагеря, потом (года с 1936-го) - начать отстреливать. "Коготок увяз - всей птичке пропасть", - как гласит пословица.
И всё-таки инерция революции была столь велика, что позволила за это время заложить основы собственной промышленности, науки, образования... Главное - позволила наголову разбить откровенную, коричневую реакцию и водрузить красный революционный флаг над рейхстагом...
В неграмотной прежде России возник огромный слой технически и научно образованных людей (по иронии истории, именно этот слой в 1988-93 годах взял на себя самоубийственную роль таранного бревна реакции). И окончательно выдохлась эта инерция революции только к началу 90-х годов. С этого момента - когда победившая реакция торжественно отреклась от "первых" двух революций 1917 года, и оставила только "третью" 1921 года, и когда началось общее угасание промышленности, науки, образования... когда вовсю пошло свёртывание социальных прав, наступление клерикалов, когда одна за другой стали вспыхивать войны на собственной территории, и прочая, и прочая... - вполне можно сказать, что мы живём в стране победившего Кронштадта. В этом смысле г-н Фурсов, безусловно, прав.
Ну, и как?..
|
|
