Кризис Гуттенберга?
Напомним, что немецкий ювелир, мастер по камню, и, изобретатель книгопечатания XV века, Иоганн Гуттенберг, догадавшийся изготавливать буквы из металла, по аналогии с именными кольцами- печатками, произвел революцию в словесности. С этого момента «книги для избранных» перестали быть таковыми, ибо получили возможность тиражироваться, и, следовательно, стали массовыми и доступными для народа. На месте абстрактной эсхатологической «словесности» рождается «литература»: появляется жанровая структура, с реалистичными сюжетными перипетиями и драматургией персонажей, востребованной в народе. Это при том, что первое произведение, набранное типографским шрифтом, «Библия» (кстати, наши Кирилл с Мефодием в качестве первого опытного типографского образца изготовят «Апостол»).
Техническое открытие сделало свое дело. Теперь оказалось возможным «достучаться до небес». Недоступная доселе «каста священников», переходит из категории, отчужденной от общества- «приближенной к Богу», в категорию «касты, являющейся связующим звеном между Богом и обществом». (Напомним, что вплоть до XVII века церковная власть ставилась выше власти главы государства. В России, например, уравнивание этих двух ветвей власти произошло при реформах Петра I ). Простая буква, отлитая из металла, чудесным образом сократила разрыв между «элитой» и «народом».
Выходит, еще в XV веке был найден ответ на вопрос, над которым бесплодно бьются нынешние политологи (или делают вид?), а именно: «как сократить дифференциацию общества и преодолеть «эффект социальной центрифуги», разбивающей молоко на сливки и воду»? Ответ достаточно прост: благодаря власти слова. Но что это означает на практике, и что может представлять собой «Революция Гуттенберга» (или, кому больше нравится славянский аналог, «революция Кирилла и Мефодия») сегодня?
Человек, как известно, отличается от животных «второй сигнальной системой». Справедливости ради, скажем, что марксистское определение «сознание есть реальность, данная человеку в ощущениях», применимо скорее к животным, чем к человеку. Это животные выработали язык знаков и символов для передачи друг другу сигнала опасности, конкурента, врага, итп. Но этим сигнальная система животных и исчерпывается - у животных есть язык, но нет речи. Иными словами, у животных есть знаки, но нет слов, как инструмента мышления, есть генетическая память в виде неосознанных инстинктов, но само мышление, как способность к переработке и хранению новой информации, у братьев наших меньших (за редким исключением, вроде приматов), отсутствует, что блестяще проанализировал в своей фундаментальной монографии «Мышление и речь» психолог и языковед Лев Выгодский.
Это означает, что никаких «революций Гуттенберга» в животном мире происходить не может, и социал- дарвинисты уже в своих аксиомах не правы, поскольку простой факт наличия у человека речи - в противовес животному языку знаков, делает абсурдными любые аналоги между человеческим обществом и звериной стаей с ее естественным отбором и принципом «выживает- сильнейший». Человеческое общество способно к многообразию социальных связей и к перестройке их и изменению, и в основе этого - его величество Слово. Именно это произошло при Гуттенберге, когда священные тексты избранной касты, исполнителей божественной воли на земле, вдруг стали массовыми и доступными даже в провинциальном захолустье.
Русь приветствовала технический прогресс...
Кризис отношения общества к власти церковной и государственной, был и на нашей земле, в XVI веке, когда при Иване Грозном и митрополите Макарии свершается невероятное: благодаря станку Кирилла и Мефодия, (митрополит благоволил к ним!), Новый Завет расходится сотнями и тысячами экземпляров по всей России!
Но мудрый митрополит Макарий, поощрявший славянских книгопечатников, еще не осознал, какого джина он вместе с Иваном Грозным выпускает из бутылки. Сам факт возможности тиражировать священные книги столь вдохновила его Святейшество, что под его чутким руководством, (и, пером протопопа Сильвестра), была создана «Степенная книга царского родословия», по сути, первый памятник древнерусской словесности, рассчитанный на чтение «простыми смертными», а не только монахами. Это была первая в русской истории книга, имеющая структуру коротких биографических (точнее, агиографических) рассказов, так что, (в отличие от той же «Никоновской первоначальной хроники» и «Повести временных лет» Нестора) ее читать можно было с любого места, в зависимости от того, какой именно князь или император читателя интересовал. Впрочем, ни Макарий, ни Сильвестр, ни Иван Грозный, также поощрявший этот, как сказали бы сегодня, «проект», не просчитали простой момент. Типографский станок позволял печатать не только Библию, или «адаптированную для массового читателя историю династии Рюриков у истоков государства Российского» (имеется ввиду «Степенная книга»), но и все, что угодно. А народу, как вскоре выяснилось, куда интереснее были переводные повести, скажем, о походных приключениях Александра Македонского, или о мудром царе Соломоне и его зловредной жене, которые с каких только языков (включая болгарский и сербский) не переводились! Именно «Александрия», отпечатанная аж с пяти независимых рукописных версий (все они есть в литературных архивах) а не «Степенная книга» и расходилась в народе тысячными тиражами! Живой сюжет и приключения героев (даже иностранных!) оказались русскому обществу куда ближе декларируемой «святости» княгинь и князей (даже своих!). К слову, не только русскому обществу. В то время Европа (где открытие Геттенберга проявило себя раньше), уже переживала эпоху Возрождения, с ее гротескными символами Боккаччо, Вольтера и Франсуа Рабле. Так в Древней Руси появился литературный «рынок». Уловив настроение и потребности народа, появились и отечественные создатели жанровых произведений, так появилась русская житийная повесть, известным примером которой, стала «Повесть о Петре и Февронии Муромских» за авторством священника- писателя- журналиста (!) Еремея- Еразма. Обмирщение (секуляризация словесности) шла оглушительными темпами, и в итоге произошло то, что чего меньше всего ждали венценосные покровители Кирилла и Мефедия. Появились газеты, а вместе с ними и оппозиционная пресса, ядовито и едко ругающая царскую и церковную власть.
И тучи сгустились над троном!
Сколь ни перепечатывалась «Степенная книга царского родословия», ее тиражи в народе не расходились, а оседали в монастырских кельях. «Хлеба и зрелищ!», требовал народ, и нес с базара лубочные картинки- древнерусские «комиксы», ядовитые выпуски газет, в которых борзописцы поносили Ивана IV на чем свет стоит, а также новые житийные повести о приключениях героев, которых священная политическая элита со главе с митрополитом Макарием и Сильвестром с радостью обвинила бы в «сделке с дьяволом».
Цензурный контроль над словом (до сих пор его осуществляла церковь) был утрачен. Слово стало массовым, народным, общедоступным. Появился доступ к достоверной информации, к правде! Ментальные установки общества оказались перевернуты. Впервые в русской истории церковная и имперская власть стали подвергаться открытой, оформленной в типографскую форму, критике. Джин был выпущен из бутылки.
Революция печатного слова - свершилась.
Что было дальше, мы знаем. Иван Грозный стал последним в династии Рюриков, а загадка его трагической смерти остается для историков загадкой. Митрополит Макарий скоропостижно удалился на остаток жизни в келью, создавая «вечную литературу» в стилистике агиографичных Великих Четьи- Миней. (Именно так! Определение «Великие» принадлежит самому Макарию).
Тучи сгустились над царским троном. Наступили Сумерки Богов. Царская власть рухнула. В 1547 году ( как раз в 400 летний юбилей Москвы) Московское княжество перестало существовать. Центробежные силы начали набирать обороты. За Российский трон началась крысиная возня множества родовитых претендентов. Боярские отпрыски, алчущие власти, готовы были перегрызть друг другу горло. Шуйские, Годуновы, Юрьевы, Голицыны... всех не перечислить. В России наступило смутное время. Время потери управления государством.
Время безвластия. Но - время свободы слова.
Интернет- пресса. Любители вытесняют профи?
Сегодня мы переживаем нечто подобное. Кризис власти, сумерки Богов. И, одновременно, время - свободы слова. Участники социального Российского Стратегического Форума, что прошел 18 декабря 2010г в конференц-зале гостиничного комплекса «Измайлово» говорили как раз об этом.
«Журналистика перестала быть клановой», - отметил модератор секции «социальная значимость современной информационной политики», главный редактор портала ФОРУМ.мск Анатолий Баранов, - Сегодня мы переживаем революцию, сравнимую с той, что свершилась при появлении печатного станка Гуттенберга. Появилась «сетевая» журналистика, которая сделала информацию общедоступной и не цензурируемой».
По словам Анатолия Юрьевича, развитие сетевой журналистики (или интернет-журналистики) трансформировало саму профессию журналиста. У многих дилетантов возник соблазн публиковать свои жизненные наблюдения в Интернете, то есть, иллюзия простоты журналисткой профессии.
Так, довольно быстро внутри еще не развившейся в полной мере сети интернет-газет, появилась сеть «индимедиа», которые исповедуют принципы, противоположные профессиональным принципам журналистики. Напомним, что «индимедиа», или indy-media, от independent - «независимый», появились в 1999 году вместе с движением антиглобалистов в Сиэтле и пропагандируют так называемую «авторскую журналистику», когда контент сайтов создается не профессиональными журналистами, в первую очередь, публицистами, а самими посетителями этих сайтов. До сих пор ведется широкая дискуссия на тему «а не убьет ли индимедиа традиционную журналистку»?
Для профессионалов масс-медиа, убежден Анатолий Баранов, такого вопроса не стоит. Точно так же, как при выступлении большого количества боксеров-любителей, все равно выигрывать будут боксеры-профессионалы, и именно на них будет «ставить» зрительская аудитория, так же, сколь бы ни развивались индимедиа, читательская аудитория все равно будет делать ставку на профи медийного рынка.
Интернет-мадиа - всего лишь одна из форм журналистики, но от выбора формы не меняется ее содержание. Лозунгом Интернета стало «сформируй мир, который тебе интересен, и притяни в свой мир других». Но без профессионального видения материала, многие создатели интернет- миров обречены на одиночество, мы хорошо это видели на примере моды на персональные сайты, свого рода «семейные интернет- альбомы», интересные лишь родственникам.
Профессиональная журналистика предполагает не только «умение писать без ошибок», но и определенное видение факторологического материала, умение собирать и анализировать информацию под определенным углом. А эти навыки вырабатываются годами. Чтобы подготовить хорошего аналитика в прессе, надо десять лет. Посетители сайтов способны создавать лишь видимость журналистики, а правильно подготовить материал, отвечающий всем профессиональным критериям, они не могут. В лучшем случае, они «тянут» на роль новостников- репортеров, и «бэкграунда» для аналитики не хватает из них никому, поскольку о специфике читательского мышления не задумывались в принципе, а тексты свои для индимедиа пишут по принципу «что вижу- то пою» или «размышлизмы о времени и о себе, любимом». Но это - атрибутика «социальных сетей» вроде facebook, и тому подобной коммуникационной самопрезентации, а не электронных газет.
В тот же время, как прозвучало на секции, посвященной информационной политике, сегодня наблюдается устойчивая тенденция сокращения рынка бумажных СМИ, и идет перераспределение внимание читательской аудитории явно в сторону Интернет- изданий. При выборе читателя «платить» или «не платить», потребитель выбирает «не платить», то есть, идет в интернет. Сегодня Интернет- газеты уступают по качеству профессиональным, но это продукт, все же сопоставимый по качеству с печатной продукцией, к тому же легко доступный и бесплатный, и читатель охотно идет в сферу электронных СМИ.
Ощутимая революция ускользающей реальности.
О том, как будет развиваться сетевая журналистика, следует судить на основе main-stream, а им является сегодня фильтр поисковых программ. По мнению Анатолия Баранова, поисковики уровня goоgle, yandex и rambler сегодня являются "хозяевами дискурса". Именно они выступают в роли медиаконцентраторов, распределяя контент на "значимый" и "бросовый". Именно поисковые системы задают новые правила игры, в которых в первую десятку порой попадает довольно странная, с социальной точки зрения, информация. Так, например, вместо социальных митингов протеста, охвативших Москву, в первую десятку «важных новостей» медиа-концентраторы могут определять секс-скандалы звезд эстрады. Однако, именно включенность в этот main-stream и определяет ликвидность товара, в том числе, информационного.
Идет дифференциация журналисткой среды. В среде электронных СМИ, намечается два лагеря. Профессионалы заняты добыванием денег и развитием портала, а любители думают над тем, как встроиться в профессиональную среду, и как влиться тонким ручейком в общий информационный поток. И, что уже бесспорно, так это революционная ситуация в прессе. Иногда ее называют «вторым кризисом Гуттенберга». Наверно, не очень удачно, ведь по отношении к подлинной революции не применим термин «второй». (Как не бывает ничего «пост - ». Например, мы говорим не «пост-феодализм», а «капитализм», итп). Впрочем, если шаблон «второй кризис Гуттенберга» все же адекватен реальности, то это не революция, а эволюция развития СМИ. Налицо факт, что технический прогресс сделал электронную прессу фактически неконтролируемой и бесцензурной. Российское законодательство не обладает понятиями «домен», «сайт», «портал», итп, и потому все его юридические статьи в отношении Интернета не работают. Электронная медиа-пресса превратилась в «ускользающую реальность», которую невозможно контролировать законодательно и физически, и которая все более востребована обществом.
Ростки нового общества?
Именно эти характеристики подчас и делают медиа-порталы более смелыми в своих публикациях, а потому и более эффективными, чем обычные СМИ. И не случайно в этом году электронное издание «Правда-инфо» получило сразу две награды, Диплом Союза Журналистов России (за подписью В.Богданова) и премию «Серебряный Стриж» Ассоциации Журналистов-Экологов, как следует из диплома, «За бесстрашную защиту экологических интересов Российского общества».
Эпоха интернета развернула «кризис печатного слова», подобного кризису эпохи Гуттенберга, когда простой печатный станок вывернул наизнанку установки общества. Технический прогрессом сократил глобальный разрыв между «элитой» и «народом», и создал новые социальные связи. Нынешний медиа-кризис подобен и новаторству Кирилла и Мефодия, когда задуманная церковью пропаганда неожиданно обернулась уничтожением церковной цензуры, и когда были нивелированы основы привычного государства, и в стране, потерявшей управление, наступала смута.
И сегодня, технический прогресс опережает реальность, и старые мировоззренческие установки. Но наступает время, когда сознание человека формирует именно эта, виртуальная реальность и ее ценности. Человек тем и отличается от животных, что его «вторая сигнальная система», это не прямое отражение «реальности, данной нам в ощущениях», а отражение параллельного мира, созданного словом, (что продемонстрировано у Л.С.Выгодского в монографии «Мышление и Речь»).
Как это ни жестоко, но чтобы влиться в новый мир, с его виртуальными технологиями, прежней ментальности общества, построенной на индустриальных принципах, придется умереть. Такова специфика всех революций. Такова специфика кризиса. И тут, словами А.С.Экзюпери, «чтобы выросло дерево, должно погибнуть зерно».
Сумерки умирающих богов еще скрывают ростки уже пробивающегося на свет нового общества.
|
|
