ДЕЛЯГИН: - По сравнению с 2001-м годом - нет. Это одна эпоха. А вот по сравнению с 70-ми годами он изменился довольно сильно. «Терроризм в прямом эфире» практически вытеснил традиционный террор против представителей элиты. Теперь он ведется против мирного населения, чтобы запугать народ, разрушить его психику, чтобы люди из-за своего страха влияли на представителей элиты в нужном террористам направлении либо чтобы САмо общество оказалось фрустрированным.
Что такое терроризм? У него три основных квалификационных признака. Первое - принуждение управляющей системы или общества в целом к тем или иным действиям. Второе - осуществляемое при помощи насилия или реальной угрозы насилия. И третье - в нарушение действующих правовых норм или распространенных обычаев. Это важно: без этой оговорки актом террора может быть представлено любое требование соблюдения закона, обращенное к руководителю. Наподобие того, что у нас сейчас многие называют «экстремизмом» и даже оформляют по Уголовному кодексу.
Телефонный звонок о якобы заложенной в школе бомбе является актом терроризма: это воздействие на управляющую систему (как минимум на директора школы) угрозой насилия в нарушение действующих правовых норм. А, скажем, американская (формально интернациональная) интервенция в Корею в 50-м году или удар по Ираку в 91-м году, осуществленный на основе решений ООН, террором не является, хотя жертв у них было неисчислимо больше.
Орудийный расстрел религиозной секты вместе с женщинами и детьми, произведенный в США в рамках действующего законодательства, пусть даже и искаженных, не может быть признан актом террора. А выстрел из пневматической винтовки в окно чиновника или бизнесмена, принявшего неправильное, с точки зрения стрелка, решение - таким актом является.
Фраза «кошелек или жизнь» - не акт терроризма, ибо в ней отсутствует ключевой элемент - воздействие на управляющую систему или общество в целом. А вот взятие в заложники неудачливым грабителем с требованием выпустить его из кольца полицейских - является.
Теперь очень неприятные, но важные вещи. Даже геноцид - не террор, если не направлен на принуждение управляющей системы или общества в целом к тому или иному действию. Если кто-то поставил свое желание уничтожить целый народ или целую социальную группу, не принудить его к чему-нибудь, а просто уничтожить - это не террор. Это геноцид, это хуже, но не террор.
А вот локальный превентивный удар по объектам на территории чужого государства или даже простая угроза их нанесения, если они проводятся в нарушение международных правил, не могут быть квалифицированны иначе, чем как терроризм. То, что американцы сделали с Ираком в нарушении международных правил - юридически терроризм. Вбамбливание Югославии в каменный век в 99-м году - юридически терроризм. Это принуждение общества, управляющую систему к определенным действиям в нарушении международного права.
Очень существенна разница, которая не всегда учитывается, между угрозой якобы уже подготовленным актом насилия и угрозой, из которой следует необходимость подготовки этого акта. Например, анонимный телефонный звонок о том, что тот или иной объект уже заминирован - это терроризм. А то, что в случае чего он будет заминирован - это шантаж. Угроза терроризмом, но не террор сам по себе.
Это нужно проговорить, потому что у нас террористом могут обозвать просто человека, который не так посмотрел, не так двинулся и повернулся.
И, конечно же, нужно вспомнить историю: многовековую историю этого явления. Самых больших успехов добивались террористы раннего Средневековья: их успехи просто недостижимы для современных последователей. Например, в 929-м году нашей эры исмаилитская община Бахрейна разорила Мекку, перебила паломников и похитила главную святыню ислама - черный камень Каабы. И только через 23 года она вернула его обратно. Даже 11 сентября не может сравниться с этим деянием.
Первый же «старец горы» в сельджукском султанате, знаменитый Хасан Сабах в конце одиннадцатого века и вовсе нашел способ разрушить не социальную, но более того, этническую систему. Он направил своих убийц на самых талантливых и самых энергичных эмиров, место которых занимали потом, естественно, менее способные, а то и вовсе бездарные, сластолюбцы, себялюбцы, тупицы. И эти последние, занимая низшие должности, способствовали действиям исмаилитов, потому что знали, что кинжал убийцы будет открывать им путь на вершину власти. А им самим, в силу их тупости и ничтожества, ничего не грозит. В результате за 50 лет такого целенаправленного геноцида сельджукский султанат превратился в бессистемное скопление небольших хищных княжеств, которые жрали друг друга, как пауки в банке. Это достижение, о котором современные террористы не могут даже мечтать.
И если продолжать эту историю, то следующий этап величайших достижений террора, если можно так говорить - это послевоенная Италия, где при помощи террористов впервые была широко применена стратегия поддержания напряженности в обществе. Запугивая общество применением этой стратегии, удалось не допустить к власти левых, удержать их на подступах к власти.
Ведь итальянские коммунисты активно воевали с фашизмом и пользовались огромной поддержкой в обществе. Они наиболее гибко адаптировали коммунистические идеи к реалиям итальянского капиталистического общества. Еврокоммунизм - итальянское изобретение. И они имели реальные шансы прорваться к власти. Удержать их на подступах к власти демократическими мерами не получалось, в отличие от соседней Франции, где сыграл исключительную роль фактор де Голля.
Однако поддержанием высокого уровня напряженности, в том числе и террористическими актами со стороны формально левых (хотя доказано, что под их маркой действовали многие правые организации), удалось не допустить коммунистов к власти. Они входили в коалиционные правительства, но не более того.
Следующий этап. Развитие СМИ породило «терроризм в прямом эфире» или информационный терроризм. Он опирается на полномасштабное использование возможностей современных СМИ, за счет которых его воздействие на общественное сознание усиливается качественно. При этом происходит переход от террора против элиты к террору против беззащитного населения.
Это феномен информационного общества. В нашей стране, например, в начале ХХ века революционный террор достиг такого масштаба, что террор в литературе называли «русским способом решения проблем». Убивали тысячами - чиновников, великих князей, простых полицейских... Но этот террор был направлен на представителей элиты. Если вы не шли в городовые, вы могли чувствовать себя в относительной безопасности.
А вот феномен «терроризма в прямом эфире» направлен на всех. Его цель - сломать волю общества. И здесь террористам раздолье, потому что представитель элиты худо-бедно как-то защищен. Даже последний городовой уж револьвер-то имеет и обращаться с ним обучен. А вот обычные граждане беззащитны. Их никто не охраняет.
ЧЕЛЫШЕВ: - Вы ни слова не сказали о терроризма межнациональном и межконфессиональном.
ДЕЛЯГИН: - Это частный случай, хотя и болезненный - для нас, в частности.
Это способ сломать врага, который воспринимается, как представитель чужой конфессии, чужого народа и чужой цивилизации. С другой - террористы часто сознательно провоцируют ответный удар по представителям своей этнической или религиозной группы, чтобы увеличить количество обиженных и количество мстителей, создав себе таким образом социальную базу.
Это тактика, опробованная еще в рамках партизанской борьбы, герильи против армии Наполеона в Испании.
Есть еще одна вещь, о которой принято тактично молчать, но о которой нужно говорить, потому что в феномене 11-го сентября она проявилась ярко и убедительно. Это - участие спецслужб в развитии терроризма.
Прежде всего, часть террористических структур создавалось спецслужбами во времена холодной войны для дестабилизации противника без угрозы войны ядерной. Это делали американцы, - вероятно, и наши. В Италии точно работали западные спецслужбы. Смысл в том, что террористы - это спецназ, который осуществляет диверсии без угрозы возмездия для организаторов диверсий, потому что они формально ни при чем.
Когда холодная война закончилась, произошел естественный выход этих структур, ставших ненужными, из-под контроля «материнских» спецслужб. Борьба с международным терроризмом силами этих спецслужб мало эффективна, потому что создает угрозу разоблачения создававших их спецслужб. Например, Талибан вместе с героиновыми лабораториями, обеспечивающими ему финансирование, создавался совместными усилиями представителей спецслужб США и Пакистана. Они не могут поймать руководителя Талибана и представить его гражданскому независимому суду, потому что тот просто расскажет, что не один этим занимался.
ЧЕЛЫШЕВ: - А нельзя ли провести параллель с группировками повстанцев, которые сейчас бегают у нас по лесам Чечни и Ингушетии?
ДЕЛЯГИН: - Не стал бы говорить о них, как о повстанцах. Все-таки в русском языке слова имеют значение. Повстанец - тот, кто борется за правду. А я не думаю, что они борются за правое дело.
ЧЕЛЫШЕВ: - Члены незаконных вооруженных формирований.
ДЕЛЯГИН: - Можно и официозный термин, если не хочется более жесткий употреблять. Думаю, ни для кого не секрет, что первая война в Чечне была провалена не только потому, что демократы не умели ничего и не хотели. Одна из причин - потребность коррумпированных сил в нашем руководстве именно вот в такой Чечне, которая, как молох, пожирала бы русские судьбы, но была бы превращена в территорию, через которую можно чем-то незаконно торговать - может быть, оружием и наркотиками. В территорию, на восстановление которой можно списывать любые деньги и раскладывать их по карманам. Список таких желаний можно продолжать бесконечно.
По одной из версий, которая существует, чудовищно неграмотная, безумная подготовка танковых колонн, которые входили в Чечню, а потом в Грозный, была таковой просто потому, что нужно было сжечь старые танки под видом новых и потом их списать. Был такой журналист Холодов, который взорвался специфическим образом, - он писал, что наши доблестные генералы продали налево чуть ли не 16 тысяч танков. Понятно, что к числу просто приписали лишний нолик, а то и два, но, похоже, на какие-то операции такого рода он случайно наскочил.
На Северном Кавказе на чудовищный уровень местной коррупции, который всегда был очень высок, наложилась еще и федеральная коррупция. В результате людям не стало хватать вообще ничего. Общеизвестно, что в Дагестане платят взятки за то, чтобы сына взяли в армию, - там это единственный способ вырваться из абсолютной безысходности.
Помимо коррупции, причина бед Северного Кавказа - аграрное перенаселение. Много детей, а работы нет. И чем хуже обстоят дела со стабильностью, тем меньше работы. Потому что никто не хочет туда ехать: страшно. Инфраструктура приходит в негодность, потому что нужны квалифицированные люди, чтобы обслуживать и ее восстанавливать, - а они туда не поедут. Разрушается система подготовки кадров, убегают учителя, врачи. И никакие туристы туда не поедут даже в кошмарном сне. Чем выше нестабильность, тем меньше денег. Это спираль, которая закручивает эту территорию в социальную катастрофу.
Происходит стремительная архаизация общества. Уже, насколько можно судить, суды шариата появились.
На это накладывается внятная работа по дестабилизации при помощи терактов, разжигания религиозной и этнической вражды. Общая ненависть, понимающаяся к России, направлена на нее как на управляющую систему, не способную разрулить ситуацию.
Результат - безысходность. И в этом безысходности действительно экстремистские идеи находят широкий отклик и порождают разгул терроризма. Мы видим, сейчас новая волна поднялась. И горько сознавать, что неправильные административные решения способствовали поднятию этой волны.
В свое время федеральные округа были созданы, чтобы вывести из-под контроля губернаторов на более высокий уровень юридическую и правоохранительную системы. Естественно, такой контроль неформален, - но он существует. И округа были введены для того, чтобы он неформально осуществлялся не губернаторами, а на более высоком уровне. На основной части территории России это так и произошло: вывод из-под руководителя регионов перевел указанные структуры под федеральный контроль.
Но, когда создали отдельный Северо-Кавказский округ, в который вошли республики Северного Кавказа, получили шокирующую вещь. Насколько можно судить, в силу определенной однородности этих республик, везде прошла или быстро идет дерусификация, то есть вытеснение, изгнание русского населения. В результате, насколько можно понять, вывод юридической и правоохранительной систем на уровень округа привел возникновению некоей общекавказской и внефедеральной системы. Это не тот Кавказ, о котором грезили чеченские бандиты, но что-то напоминающее начало 90-х годов. Это производить очень тревожное впечатление. Мне кажется, это была административная ошибка, которую нужно исправить: надо восстановить Северный Кавказ в прежнем виде, чтобы ослабить давление социальной катастрофы.
ЧЕЛЫШЕВ: - Михаил Геннадьевич, мы обещали рассказать о спецслужбах, вы сказали, что там много всего интересного.
ДЕЛЯГИН: - Любое общество сталкивается с угрозами, когда оно еще не успевает их осмыслить. Очень часто есть угроза и на нее нужно реагировать, а закон, который позволяет реагировать на эту угрозу, еще не создан. Что делать в этой ситуации? Для обеспечения безопасности общества нужно реагировать, нарушая поневоле старые законы. И спецслужба - это структура, которая имеет право в чрезвычайной ситуации нарушать закон. Поэтому она и называется специальной.
Угрозы, на которые она реагирует, либо слишком стыдны и пугающи, чтобы говорить о них публично, либо просто новые и под них законы написать еще не успели. В этом заключается так называемый «парадокс спецслужб»: он заключается в том, что спецслужба сама определяет степень чрезвычайности той или иной угрозы. Кроме нее, больше некому ее определять. И мы получаем чудовищную ситуацию, когда она стремится любого пролетающего мимо воробья рисовать как стратегический бомбардировщик. Резко увеличивать угрозы, запугивать этими угрозами руководство страны и выбивать себе неограниченные полномочия.
К сожалению, ситуация, когда спецслужбы находятся под полным гражданским контролем или под полным контролем гражданских властей, приводят к их неэффективности и заканчиваются, как в нашей стране, когда в условиях, по сути дела, государственного переворота КГБ объявило нейтралитет. Мол, только здание наше не штурмуйте - и все будет хорошо. Вот такая замечательная спецслужба, которая обязана обеспечивать безопасность государства.
Если же спецслужба полностью выходит из-под контроля, мы получаем государство, террористическое по отношению к собственному народу: нечто вроде гаитянских тонтон-макутов.
Есть золотая середина, все мучительно пытаются ее достигнуть, но она не формализуема, и потому достичь ее сложно. Это трагедия не только обществ, но и самих спецслужб, потому что долго жить, имея право нарушать закон, может спокойно только киношный Джеймс Бонд.
Применительно к терроризму мы получаем в результате этого такое явление, как самофинансирование спецопераций. Чтобы обеспечить оперативную независимость от гражданских властей, многие спецслужбы мира тупо занялись бизнесом. Времена ГУЛАГа, который официально занимался масштабной хозяйственной деятельностью, канули в Лету, а описанные в голливудском фильме «Люди в черном» буколические порядки, при которых спецслужбы получают доходы от патентов на изобретения, так и не наступали.
И пандемия наркомании, которая захлестывает все относительно демократические страны, вероятно, не в последнюю очередь связана с тем, что отдельные спецслужбы, как можно предположить, использовали для самофинансирования, в первую очередь, наркобизнес. Хотя скандал Иран-контрас свидетельствовал и о наличии иных механизмов, ну и не только спецслужбы этим балуются, достаточно посмотреть на военную транспортную авиацию Соединенных Штатов Америки: где она появляется, там волшебным образом развивается наркомафия. Может быть, конечно, это случайно совпадение, но как-то уж больно пугает. И, может быть, спецслужбы сознательно развивают наркомафию в качестве контролируемого источника финансирования, скажем мягко, деликатных операций.
Чем демократичнее страна, тем труднее спецслужбам получать официальное финансирование спецопераций. При тоталитарном режиме все просто - приходит глава спецслужбы к своему диктатору и говорит - давай нагадим нашим врагам, чего-то у них демократии слишком много! Тот - конечно, сколько тебе денег надо? Тут не нужно делать никакие левые операции.
Когда же есть гражданский контроль, как ни парадоксально, спецслужбам сложно получать официальное финансирование спецопераций, там реальна угроза огласки, там существуют какие-то механизмы общественного контроля, пусть даже из отставных офицеров спецслужб, но все равно существуют. И это стимулирует финансирование спецопераций.
В авторитарных же странах спецслужбы толкают на самофинансирование более слабые мотивы - бедность или жадность. Но спецслужбы бедных стран, как правило, не достигают необходимого уровня развития и остаются своего рода филиалами спецслужб развитых демократических стран.
Соответственно, связь спецслужб с наркомафией, а, значит, с террористами и зависимость от них, в общем-то, имеет место, скорее всего. Это тоже очень опасное и очень неприятное явление. Классический пример - Афганистан. Производство опия-сырца в 2001 году, в последнем году правления Талибана, составило всего лишь 185 тонн. Это неважно, почему Талибан давил производство наркотиков: может, он хотел улучшить свой имидж в мире, может, не хотел, чтобы дехкане были экономически самостоятельны и, следовательно, независимы от него. Может быть, играли роль религиозные соображения, но есть факт - Талибан в последние годы своего существования очень жестко придавил выращивание опия. К 2004 году урожай вырос, по оценкам, до 12 тысяч тонн, и эта тенденция продолжилась. А недавно американцы официально отказались от борьбы с посевами опия. Их можно понять, этот опий идет не в Америку, он идет в Европу и в Россию, так что им непосредственно он не вредит.
Связываясь с наркомафией, спецслужбы связываются и с террористами: они борются с террором, но не могут от него отделиться. 11 сентября - классический пример этого.
Это, безусловно, трагедия, ужасный день, в который погибло, по-моему, более трех тысяч человек. Официальное описание теракта все состоит из нестыковок и неувязок, потому что действительно те, кому это приписывается, физически, технически и психологически не могли это сделать. Но давайте не будем углубляться в дебри конспирологии, ограничимся простым рассмотрением последствией 11 сентября для Соединенных Штатов Америки.
Знаете - эти последствия очень позитивны. В 2000 году американское общество было разорвано, что показали президентские выборы, по этническому принципу почти пополам. И когда Буш, придя к власти, пообещал объединить Америку, впервые после Никсона, который это делал во времена вьетнамской войны, это были не пустые слова - Америка была разорвана. Террористические акты заставили американцев вновь почувствовать себя одной нацией, единым обществом и сплотиться, пусть даже в результате шока.
ЧЕЛЫШЕВ: - Почему же нам тогда не помогает это сплотиться, Михаил Геннадьевич? Теракты есть, а мы по-прежнему себя единым народом не ощущаем, мы друг о друге не знаем, друг друга не понимаем.
ДЕЛЯГИН: - Это другое общество и другие теракты. Совсем другие. 11 сентября был ударом извне, а не изнутри, со стороны чужих, а не своих.
И якобы нанесший его внешний враг был назначен врагом без каких бы то ни было доказательств. Судя по всему, бен Ладен действительно ни при чем: уже появились признания высокопоставленных офицеров ЦРУ, ныне отставников, которые рассказывали, как, где и с какими актерами они снимали его видеообращения. Его первая реакция - он категорически отрицал все и вся. Вероятно, потом он погиб.
С другой стороны, на 11 сентября была очень четкая, очень правильная реакция государства. И американское государство - обратите внимание! - никакой своей частью не пыталось организовать совместный бизнес с Усамой бин Ладеном. Ему не выделяли кусочка американской территории, чтобы он там создавал свое государство и торговал, например, оружием через эту территорию. Эту территорию никто не пытался восстанавливать, списывая деньги. Это был совершенно другой теракт и совершенно другая реакция.
В сфере экономики Соединенные Штаты Америки тогда как раз вползали в рецессию, потому что не имели возможностей для дальнейшего развития. Теракт 11 сентября создал внешнюю угрозу, оправдал резкое увеличение военных расходов, оправдал усиление финансирования развития технологий и этим, в общем-то, подстегнул США и обеспечил им развитие, по крайней мере, до лета 2006 года. Теракт почти пять лет выиграл для Америки. Хотя, подчеркну, не сам по себе теракт, а именно правильная реакция американского государственного организма.
Из мелких последствий можно вспомнить, что он помог Израилю, потому что ним всерьез обсуждался вопрос о том, чтобы прекратить поддержку Израиля со стороны США - дороговато обходилось. А после теракта уже стало ясно, что ценности, как было сказано Коэном Пауэлом, «иудео-протестантской цивилизации» должны защищаться вне зависимости от расходов.
Так что теракт, как ни кощунственно и чудовищно это звучит, Америке помог, подстегнул ее развитие и способствовал укреплению.
ЧЕЛЫШЕВ: - Проще говоря, это тот случай, когда жизнь 2 или 3 тысяч человек приносится в жертву ну, скажем, укреплению и без того достаточно сильного государства, которое вдруг начало давать...
ДЕЛЯГИН: - Мы не имеем юридических доказательств того, что их принесли в жертву сознательно. По моему мнению, это сделала не верхушка американских спецслужб, а уровень управления чуть ниже. Многое на это указывает. Но юридических доказательств нет, и поэтому мы можем об этом говорить только в предположительном ключе.
Что касается мощного государства - да, конечно, но оно столкнулось с такими проблемами, что не видело нормального выхода из ситуации. Может, другого выхода и не существовало.
Существенно и то, что в 2001 году была уже полностью исчерпана инерция «холодной войны», и у всего Запада не было объединяющего его образа врага. Глобальное изменение климата еще не заняло это место, попытки посадить на него слишком слабую Россию провалились, а Китай в качестве общего врага слишком серьезен - его испугались.
И возник вопрос - а для чего остальные развитые страны предоставляли США коммерческие преференции?
Ведь сверхдержава - страна, которая обеспечивает военно-политическую поддержку своих союзников, а те за это предоставляют ей коммерческие преференции. Это лучший бизнес в мире - быть сверхдержавой. Американцы оставались сверхдержавой по инерции 10 лет после распада Советского Союза, и им стали впрямую задавать вопрос - а кто вы такие? А ответить-то нечего, потому что нет угроз, от которых только они могут защищать всех остальных. И вот, пожалуйста, угроза для всех появилась - международный терроризм.
В значительной степени сконструированный, потому что даже сами американцы говорят, что Аль Каида - это сеть, объединенная ценностями и общим характером деятельности. И ячейки Аль Каиды могут быть не связаны друг с другом и даже не подозревать о существовании друг друга, но это все равно будут части одного целого, соединенные не организационно, но террористическим характером действий и ненавистью к Западу. Такая формулировка позволяет кого угодно не любящего Запад записывать в Аль Каиду. Это очень удобная конструкция, позволяющая создавать врага «по себе» - и опять защищать всех от этого врага.
И это, в общем, сработало.
ЧЕЛЫШЕВ: - Ну, конечно, если какой-то чиновник, скажем, какой бы достаточно сильный и способный сказать слово поперек Вашингтону и Германии, заявит очень громко о том, что вот политика англосаксов не соответствует интересам его германской родины, вряд ли, конечно, Вашингтон причислит его к членам Аль Каиды.
ДЕЛЯГИН: - Он защищен известностью, он защищен статусом. А вот если какой-нибудь студент-мусульманин кинет камнем в стекло американского посольства, он легко может оказаться членом Аль Каиды, сам того не подозревая.
ЧЕЛЫШЕВ: - И на следующий день уже быть пытаемым в Гуантанамо.
ДЕЛЯГИН: - Зачем? Литва, Польша, Румыния значительно ближе.
ЧЕЛЫШЕВ: - Такой тогда вопрос. Терроризм, с которым приходится сталкиваться нам - и вот эта сконструированная американцами модель врага по себе - они насколько друг от друга происходят, друг от друга зависят?
ДЕЛЯГИН: - Это разные вещи. Да, действительно, и там, и там экстремальные формы ислама, и там, и там ненависть с инородцам, к людям иной религии, иной культуры, но то, что у нас происходит на Северном Кавказе - это социальная катастрофа, отгородиться от которой, к сожалению, не удастся. Или на Северном Кавказе будет обеспечено социальное развитие, пусть даже очень жесткими мерами, и тенденция к его варваризации будет сломана и возобновится прогресс, как технологический, так и социальный, - или эта тенденция варваризации захлестнет всю Россию.
Выбора здесь нет. Надеюсь, что удастся ограничиться мерами цивилизованными, но я не знаю как. Простая вещь - если сейчас кто-нибудь в Минфине, например, вздумает обеспечить финансовую прозрачность использования средств, которые федеральный центр направляет на Северный Кавказ, это может реально создать угрозу войны. И не террористической войны, а настоящей. Уже сегодня. А ситуация ухудшается буквально с каждой неделей.
И что делать - это лишь один вопрос, а главное, нет ответа на вопрос - кому это делать. Потому что в нашем государстве я не вижу людей, которые способны защищать интересы России против угрозы терроризма.
ЧЕЛЫШЕВ: - Спасибо. Увы, печально, но что ж, давайте тогда хотя бы надеяться, что эти силы появятся.
ДЕЛЯГИН: - Давайте поможем им сложиться.
ЧЕЛЫШЕВ: - А, может, как добровольцы на пожарах, - сами, а?
ДЕЛЯГИН: - Добровольцев на «Норд-Осте» хорошо помните?
Сами добровольцы не могут даже потушить большой пожар. И точно так же нельзя гражданским людям воевать с терроризмом: у них просто оружия нет.
|
|
