Бывшие и действующие сотрудники органов государственной безопасности давно стали героями и антигероями политической жизни страны: буквально в течение недели Россия и мир обсуждают то «шпионский скандал», то новый закон, расширяющий полномочия ФСБ РФ, то события с похищением в Либерии русского летчика, где, опять же, явно не обошлось без спецслужб... А уж про полковника Владимира Путина и его сослуживцев из КГБ СССР слагают и озвучивают чуть ли не легенды и мифы, демонизируя их образы от простых чиновников до членов некоего тайного общества с неограниченной властью и возможностями.
Лет тридцать тому назад, когда сам я был «юношей, обдумывающим житие, решая делать жизнь с кого», был актуальным совет Маяковского «делать ее с товарища Дзержинского». В те времена сотрудники КГБ считались элитой — таинственные, сильные, уверенные и хладнокровные, каменно стоявшие на самых передовых рубежах, оберегая от опасностей социалистическое Отечество.
Состояние «холодной войны» чередовалось с «разрядкой», но уже началась война в Афганистане, и мои друзья, кто на год-два постарше, уже нюхали там порох. А я живого офицера госбезопасности впервые увидел на собеседовании в военкомате — он, похожий на учителя, в обычном штатском сером костюме, сидел за столом, за которым возвышался бравый майор в армейской форме. У этого «учителя» была в руках обычная общая тетрадь и столь же незатейливая шариковая ручка. Но беседу вел он, тихим голосом задавал несколько странные вопросы, что-то временами черкая в своей тетрадке, и при этом не сводил с меня глаз.
Вследствие этого собеседования я оказался приписан к погранвойскам КГБ СССР, а когда пришло время являться в военкомат «с вещами», служить был направлен в морские части погранвойск, на три года, вместо обычных двух. В учебном центре распределили в школу связи, и с тех пор офицеры спецслужбы стали моими близкими знакомцами — так как я получил допуск в их «святая святых», допуск к сведениям под грифом «совершенно секретно», и даже «особой важности».
Доложу я вам, те офицеры по праву считались элитой: более образованных, сильных и хорошо воспитанных людей мне редко доводилось встречать. Обращение на «ты» с их стороны было редким знаком доверия, а отнюдь не пренебрежительным: обычно они обращались к нам на «вы», «товарищ курсант».
Мне довелось видеть их на полигоне за боевой подготовкой, и если кто-то думает, что стрелять из автомата со сложенным прикладом, держа его в одной вытянутой руке за рукоятку, дело простое, тот сильно ошибается — сам АКМ весит 4 кило да плюс его отдача при стрельбе очередями, а ведь надо еще и в мишень попасть! Они попадали: с ростовых мишеней на дистанции 50 метров летели щепки. И штык-ножи метали на 10 метров и тоже попадали. И стихи Омара Хайяма цитировали. И Гёте — на немецком. И водку жрали вечером в казарме, остужая ее под краном в умывальнике, так как на дворе стояла жара — под проживание этих офицеров было отдано целое крыло на этаже нашей роты, где мы могли их наблюдать во всей красе.
Они были лихими парнями, но в их глазах — тридцатилетних в среднем, здоровых мужиков — уже таилась усталость, ибо во многом знании всегда многие печали.
Моя срочная служба давным-давно окончена и остается лишь воспоминанием, как школа и прочие моменты биографии. Но с офицерами госбезопасности, как бы их службу ни реформировали и ни меняли ей названия, мне и в дальнейшем приходилось сталкиваться не раз и не два. До сих пор. Хотя все мои допуски к гостайнам давно истекли, секреты забыты, но журналистская работа порой приводит к контактам с чекистами...
Одного из них, по возрасту годящегося мне в отцы отставника, я глубоко почитаю — элита! С другими — контактирую на равных. К третьим порой попадаю на «беседы» уже отнюдь не дружеского содержания. С четвертыми порой встречаюсь вне их службы, по старой памяти, за рюмкой-другой чаю. Иных откровенно презираю — за отсутствие в них не только профессионализма былых чекистов, но и стержня, который делает мужика Офицером — с большой буквы.
А на днях один из моих приятелей, бывших чекистов (которые не бывают бывшими), — старший офицер запаса контрразведки ТОФ Серёга Путиенко, — скончался. Вот так просто, умер своей смертью. Ему лишь в апреле исполнилось 40 лет, и еще недавно он звал меня на новоселье. И Сергей, увы, отнюдь не первый в этом ряду безвременно ушедших моих друзей-чекистов. И, боюсь, не последний.
Они стали настоящим потерянным поколением. Страна, которая их учила, муштровала и воспитывала, страна, которой они присягали и слуили верой и правдой, сперва предала их, — отдав их на глум псевдодемократических кликуш как «наследников сталинских Палачей», — а потом развалилась и сама. Народом нашей страны стали править деньги и стаи индивидуумов, у которых денег было очень-очень много.
Те, кто тогда еще только начинал службу, оказались в растерянности: их старшие товарищи либо уходили, снимая погоны, либо продолжали служить вопреки формирующейся новой системе отношений, а затем либо вливались в эту самую систему, либо опять-таки уходили, порой матерясь от бессилия. Элита теряла свою элитарность, переходя на службу к нуворишам, офицеры за деньги продавали свои понятия о чести и долге, приобретая взамен понятия другого мира — подохни ты сегодня, а я завтра! И всё меньше в спецслужбе оставалось офицеров, дружбой с которыми можно было гордиться.
А те, кому сейчас прибавили полномочий новым законом, кто годами может «не замечать» творимого вокруг криминального беспредела, но зорко следит за полнотой собственного кармана — это не чекисты уже, а чиновники при погонах, что далеко не одно и то же. Или того хуже — «подпольные» коммерсанты, подобные тем «цеховикам», которых в былые времена настоящие чекисты привлекали за расхищение социалистической собственности.
Как их уважать, какими бы ни были их полномочия? Если офицер ФСБ опрашивает меня — официально! — про обстоятельства, при которых я «ущемил права» осужденного на 25 лет наркоторговца, какое к такому типа чекисту уважение? Если офицер ФСБ пеняет мне, что я способствую «разглашению гостайны» о коррупции в таможне, а мне доподлинно известно, что этот офицер ранее совершил ДТП в нетрезвом состоянии и трусливо «отмазывался» от ответственности — какой закон заставит меня его уважать? Если офицер ФСБ разъезжает на автомобиле, принадлежащем известному «криминальному авторитету», держит машину в гараже, принадлежащем тому же «авторитету» и тесно дружит с ранее судимыми участниками известных ОПГ — ну, арестуйте меня административно на 15 суток, я отсижу, но всё равно не буду считать такого гражданина чекистом, а только продажной сволочью и бандитским прихвостнем!
Ведь полномочия данные законом, — это одно дело, причем несложное: на то у нас есть Госдума с зажравшимися депутатами - прогульщиками и «карманным» большинством, не говоря о лобби «силовиков». Но никакой закон не в силах прибавить УВАЖЕНИЯ и подлинного АВТОРИТЕТА. Никому. Ни каких обстоятельствах. Ибо такое уважение можно только ЗАСЛУЖИТЬ. Долгими годами верной службы — стране, роду и закону. Иначе — никак. И чтобы дружба с чекистами была предметом гордости, а не корыстным «стукачеством», надо чтобы чекисты были стоящие. А таких, к сожалению, всё меньше.
|
|
