За неделю до окончания избирательной кампании наш кандидат устроил по традиции свою пресс-конференцию, после нее – фуршет. Верней, устраивала все наша наемная команда, называемая штабом. Один боец оплачивал фрахт помещения, другой – журналистов из газет, чтобы пришли; наш идеолог Иван Спиридонович писал тезисы программы, я – вопросы для задавания и ответы на них самого героя представления. Платил он нам, как водится, с лихвой, поэтому мероприятие готовили мы тщательно – и удалось оно вполне.
Заказанная, как пицца на дом, пресса сыпала моими острыми вопросами, кандидат крыл моими же ответами, видеокамеры снимали – и в сумме эта виртуальность выглядела даже убедительней самой реальности. С чем всех нас и поздравил наш начальник штаба, когда уже перешли из зала за столы, ломящиеся от фуршета. Туда же ненадолго заглянул и сам герой – румяный молодец, такой тридцатилетний пончик с исполненным своей могучей платежеспособности лицом, бронированным от всего людского словно инкассаторский автомобиль.
Как и на чем он эту непомерную способность сколотил, я, честно говоря, даже не знал. Лишь мне при найме было сказано, что мой труд над светлым образом заказчика предстоит в так называемом бесконтактном режиме. То есть его, президента благотворительного фонда по официальной справке, ни под какими видами не тревожить и не отрывать от неких за семью печатями сокрытых дел. А все интервью с ним и статьи о нем лепить на чистом профессионализме; единственный возможный сырьевой источник для той лепки – его мама. Но лучше не вступать в контакт и с ней, попавшей прямиком из грязи в князи и сдуревшей на сквалыжности – когда на нее пал свой президент-дворец и черный, типа катафалка, «мерседес».
В кампании она взяла на себя роль завхозши и потребовала, чтобы все купленные нам ластики и степлеры были потом сданы по описи. Это при том, что ее мясистый пончик, всей своей статью очень походивший на нее, отвалил на благотворительность по округу аж 6 миллионов долларов. И эта широко раскрученная цифра – очевидно, малая лишь часть всего чулка – била по мозгам нищего округа, конечно, наповал. Хотя поделенная на число голодных ртов она электорат, этот, как выразился наш психолог, одноразовый народ, из нищеты не вызволяла – но верную победу в выборах для самого чулка народа гарантировала.
Отчего он к нашей команде, и нанятой больше как дань проформе, комильфо, типа нагрудного платка – не чтоб сморкаться, а чтоб был – питал еще и дополнительный элемент презрения. Однако, соблюдая эту правящую дань, что заставляет у нас даже головного президента-атеиста неловко осеняться крестом в храме, наш пончик все же подошел к фуршету. И все пятнадцать человек фуршетчиков притихли дружно – пока он с квелым видом что-то обсуждал с нашим начштаба.
А наш начштаба – тоже палец в рот, как говорится, не клади! Профессор академии, по убеждениям – верный ходок и в баньку, и помимо баньки; когда надо, бархатный весь – но жальце есть! При мне, когда в другой кампании два пончика пообещали ему за перерасход лаве вставить паяльник в зад, показал им такую отпальцовку, что это урло ему потом еще и приплатило.
Но я из-за бутерброда с дармовой икрой все вглядывался в самого героя, с которым так и не сказал двух слов, хотя наделал с ним этих виртуальных интервью немало. С его мамашей, заслужившей ненависть всей команды ее контрольным носом во все наши щели, я не стал общаться тоже. После того, как она мне придирчиво заметила, что бумагу надо экономить – а на работу ходить в галстуке, – я понял, что ее подсказки не облегчат, а только затруднят мое ваяние светлого образа ее сынули.
Но какова, мне интересно было, его личная радость в той тайной битве за несметное лаве, в этой дорогостоящей, но не в охоту ему явно, политической игре? Понятно, те 6 лимонов долларов, затраченные на прикормку округа, он с лихвой вернет – поскольку нынче каждый доллар, вложенный в политику и власть, отбивается вдесятерне. Но будет у него этих лимонов за щекой не счесть – а радость? Дворец у него уже есть, тех катафалков – задавись; но он сам сознает, что все эти добавочные почести, пресс-конференции, улыбки холуев – одно фуфло? А не фуфлыжна только органическая неприязнь всех к его скряге-маме – хоть, слава богу, не пришедшей омрачать своей контрольной манией этот фуршет.
Как ему чувствуется в этом виртуальном мире, где каждая улыбка, каждая печатная строка о нем, публичное рукопожатие известного артиста – обходятся по своему, цинично устоявшемуся тарифу? Что вообще за власть над всеми, вплоть до пасующего перед каким-то ритуальным рукоблудством президента, имеет этот надувной обряд? Которому однако платится живой плотью и кровью – и не только тех, обобранных бедняг, чьей кровью заправляется у нас этот ритуальный «мерседес». Но и ездец на нем, если не грохнут киллеры из-за угла, пройдет огонь, воду, все медные трубы и паяльники по пути к той кровожадной золотой горе – и сам на ее нервном гребне навсегда утратит сладкий сон и аппетит.
И словно в подтвержденье этому один наш златогор даже не глянул в сторону столовых благ, на которые тихо напали остальные участники спектакля. Он наконец договорил с нашим начальником, ему налили для блезира сок в фужер – и он встал сказать обязанный все той же круговой проформе тост:
– Позвольте поблагодарить всех единомышленников, кампания пока идет неплохо – в чем и конкретная заслуга всей команды. Чтоб победить – и, как говорится, еще больше сделать для людей, всех земляков! В общем добавить больше нечего, должен сейчас уйти – а вы спокойно оставайтесь, продолжайте.
Он чокнулся своим блезирным соком с парой соседей по столу – и с тем в сопровождении охраны удалился. После его ухода, сразу раскрепостившего прижавшийся в себе народ, рюмку поднял наш, по иерархии, начштаба:
– Давайте выпьем все-таки за кандидата – с такой неординарной, яркой личностью! Ну и за наш надежный коллектив: дистанцию в целом прошли достойно, кандидат, самое главное, доволен – надеюсь, это и для нас с вами не последняя кампания!
Все всласть хлебнули и заели; встал начальник полевого штаба, зам главного по работе с населением: распространение листовок, сладких подкупов, вербовка активистов и так далее:
– Хочу честно сказать: никогда еще не работалось так легко с людьми. И агитировать не надо, идут сами: голосуем только за него! Действительно святой мужик: сколько больниц, школ в округе смогли буквально выжить с его помощью! За нашего подлинно народного избранника!
За ним поднялся зам по аналитике, армейский спецполковник, которого смертельное для нашей армии желанье кушать досыта перевело со службы Родине на службу ее львиному чулку:
– За присутствующих дам – украшение нашей команды! А где такие женщины – там и победа! За кандидата, настоящего орла, который смог собрать вокруг себя такой букет!
От сладкой водки и деликатесов глаза у всех приятно заблестели; всех охватила та естественная эйфория, ради которой и наполняется в венце всяких трудов тарелка и стакан.
Порывисто вскочила, как бы на алаверды, уже весьма подержанная дама из состава той, согласно прейскуранта приглашенной прессы:
– Спасибо за слова в наш адрес, но и я хочу сказать: какое счастье иметь дело с таким человеком! Истинный рыцарь, меценат нашего времени, о ком хочется писать действительно живые, человеческие материалы! Так выпьем за него до дна!
И до дна выпили – и дальше похвалы, присталые разве покойнику, посыпались в адрес брезгливо бросившего нашу труппу пончика как из какого-то прорвавшегося рога изобилия. Никто никого за язык не тянул, контрольной мамы не было – но по какому-то, знать, глубоко подкожному велению хмельные люди и по отработке своей службы продолжали на глазах друг дружки выгибаться перед удалившимся чмырем.
Встал с рюмкой и наш идеолог Иван Спиридонович – старый партийный жох, уже за 60, с его кондовой шуткой: «Как надел я портупею, так тупею и тупею!» Но в нашем виртуальном жанре оказался хоть куда, заткнет за пояс и трех молодых. Никто не умел так, как он, из пальца высосать для кандидата то, что на профессиональном языке зовется «креативом»: «Сильным – работа, слабым – забота! Рынок – но с человеческим лицом! Поддержка детства – инвестиция в завтрашний день», – и так, без запинки, далее. Причем по старой парттрадиции он и сам по ходу сочинения своей брехни начинал в нее верить самым трогательным образом.
Когда я, ответственный за редактуру исходящих от нас текстов, брался его подсокращать, он, с дрожью своих стариковских жилок, напрягался искренне: «Ну ладно, это вычеркни, но этот пункт, по одиноким матерям, я не отдам!» В итоге ж он и схватил самый обидный для его седин плевок со стороны ушедшего в свой бесконтакт заказчика. Его сделали еще и доверенным лицом кандидата – такой казистый, выступать на сходках ветеранов, старец – самое оно!
И как-то он рассказывает на курительном порожке штаба: «Пришел на сходку, кандидат опаздывает, я перед народом вышел: мой доверитель сейчас будет, увидите, какой прекрасный человек! А он приехал, на меня даже не глянул, я хотел хоть поздороваться – а эти его охранники, хамье, меня чуть не в пинки со сцены! Да я лучше уйду, не надо ничего, буду на грядке лук сажать!»
И вот теперь, когда и до него дошла очередь тоста, он встал и произнес:
– От имени всех ветеранов – что могу сказать? Конечно, такой деятель, из молодых, а думает о старшем поколении, бальзам на сердце! Не только в лучшем смысле демократ – и настоящий патриот!
От этих слов Ивана Спиридоновича, про чью обиду знала вся команда, за столом, уже слегка и обожравшимся халявой, все же запахло неким пересолом.
Тогда взял слово наш психолог – тоже из армейских, этих «солдат у дачи», только мы бились не у дачи, а у целого дворца. Ему вменялось и создать так называемый «слоган» – крылатый посул кандидата, чтобы все, задрав штаны, помчались за него голосовать. Работал он дней десять, набил на компьютере этих слоганов около двухсот – и обвесил ими все стены штаба. От самого простого: «Моя забота – благо земляков!» – до более витиеватой зауми насчет каких-то дел под православный звон колоколов.
Принялось в итоге первое, про благо земляков – но тут вмешалась эта вездесущая, как муха, мама со своим твореньем: «Служить землякам не словами, а делами!»
Поскольку земляки готовы были лечь под ее чадо и без всякого слогана, наш дипломат-начштаба утвердил сейчас же мамин перл. И наш психолог на том курительном, служившим для отвода штабных душ порожке изматерился весь: «В гробу я видел этих мам! Им делать нечего – но на хрена тогда мы все здесь, профессионалы!»
И тут этот попухший на нечестной конкуренции боец явил всю стойкость грамотного оловянного солдатика:
– Действительно у нас сложилась крепкая команда – надо отдать должное руководителю кампании. Но главное, что заряжало всех – это, конечно, сама личность кандидата. Его лидерский дар, энергетика – вот он покинул нас для своих неотложных дел, а его аура, как видно из речей людей, мистически все пребывает с нами!
После того, как выпили и за мистическую ауру щекастого чулка, настала моя очередь – и я, деваться некуда, встал тоже.
– Едрена мать! Если бы все, включая офицеров, сражались так же, как за это обожравшееся чмо, за Родину – она б давно цвела не хуже паразита! – хотелось мне сказать.
Но я уже раньше имел неосторожность ляпнуть что-то вроде – после чего, лишившись тотчас регулярной службы, вынужден был пробавляться исключительно литературным заработком, которому сегодня шиш цена. Конечно, можно еще героически, при обанкроченной прямой профессии, собирать пустую тару из-под пива у подъезда – но в чем тогда, опять же, эта радость? Коль личная жизнь коротка – а в остальном, со сменой у нас культа личности на культ наличности, царит всеобщее равнение на эту впрямь мистически накрывшую всех золотую гору. И я сказал:
– Ну что вы все заладили: за кандидата да за кандидата, – как на поминках в самом деле! Пора этот порочный круг сломать – и выпить за того, кто здесь совсем забыт, хотя заслуживает самой главной благодарности!..
– Не понял! – бдительно воскликнул наш психолог, опустив на всякий случай уже поднятую рюмку.
– Ну и осел! – ответил я ему и остальным, стихийно повторившим его жест.
– За его маму!
Я думал, кто-нибудь сейчас сблюет или хотя бы поперхнется – но недооценил сноровки наших профессионалов. Все тут же дружно вмазали и за указанную его мать – не покривясь при этом ни единой жилкой даже.
А назавтра она уже с утра оборвала все телефоны в штабе: что по ее подсчетам не могли вчера съесть столько колбасы, сколько ушло. Где, значит, эти вызвавшие бешенство золотой матки лишние полпалки?
|
|
