Фрол Фомич Патрикеев ехал через ночной зимний лес, по месту нового назначения. Снег слегка поскрипывал под полозьями снегохода, что немного беспокоило Фрола Фомича – если мороз усилится, то двигатель запросто может заглохнуть, а ночевать в лесу совсем не хотелось. «Да и неспокойно здесь», подумалось Фролу Фомичу, и он машинально прикоснулся к кобуре «Стечкина» рукой, одетой в толстую варежку.
Двигатель снегохода был аккумуляторный, на настоящий дизель Компания жалась. Тратить топливо на персону ниже управляющего районной электросетью считалось нецелесообразно, и Фрол Фомич сознавал собственную малость в масштабах Компании, и покорно смирялся перед необходимостью путешествовать по заснеженной России на стареньком и ненадежном снегоходе корейского производства, аккумуляторы которого, при понижении температуры воздуха ниже 30 градусов по Цельсию, выдавали на дисплей Battery discharged и тихо умирали.
«Оно ведь и понятно, в Южной Корее полагают, наверно, что жизнь при температуре ниже тридцати градусов невозможна», прикинул Фрол Фомич и задумался про обезьян, которых, наверно, в Корее великое множество, и которые, хоть и были предками человечества, но живут по преимуществу в местах с более теплым климатом, чем те, по которым приходится ехать Фролу Фомичу.
«Черт, ведь ни огонька от самой Москвы», - вслух произнес Фрол Фомич, поскольку мысль его вернулась от обезьян к более насущным вопросам. Снег уже даже не скрипел, а повизгивал, и лицо щипало от мороза и мелких снежных крупинок, летевших навстречу. Все вокруг было безжизненно, хоть и очень красиво – громадные елки вдоль дороги были покрыты снегом, свет луны придавал им серебристый оттенок, а тени были нежными и синеватыми.
В Москве все было не так, конечно. Фрол Фомич любил Москву, в которой родился и прожил почти всю свою жизнь, за исключением двух лет, проведенных на четвертой Чеченской войне. Рота ОМОНа, которой он командовал после гибели ее первого командира майора Петрухина, отравившегося денатуратом под Таганрогом, всю войну простояла в степи под Батайском, прикрывая Ростов на Дону с юга, от наступавших чеченцев. А когда Батайск наконец сдали, роту отправили на переформирование. У Фрола Фомича окончилась выслуга, и его, как заслуженного ветерана, должны были назначить на непыльную и прилично оплачиваемую должность.
А назначили три месяца назад представителем Мосэнерго в подмосковную деревню. Фрол Фомич, в общем, понимал, чьи это козни, но поделать все равно ничего не мог – не отказываться же. На майорскую пенсию прожить мог бы только йог, а йогом Фрол Фомич не был, любил и покушать, и выпить с товарищами. Опять же был женат.
Собственно, служба в Компании, как запросто называли и Мосэнерго, и всю огромную РАО «Пятая империя», была солидной и денежной. Конечно, нефтяники зарабатывали еще больше, но каждый месяц случались у них нападения на трубопроводы с целью незаконного отбора нефти, и регулярно летучие отряды Роснефти несли потери. Некрологи печатали в газетах, погибших хоронили на настоящем кладбище, а не как простых обывателей, которых утилизовывали в крематориях. А Фрол Фомич был хоть и неробкого десятка, но в некролог не торопился. Конечно, сейчас ехал бы на настоящем дизеле – Роснефть не скупилась на горючее для своих, но за все приходится платить, и чем дальше, тем чаще к оплате принимают только жизнь… Вот какие мысли посещали Фрола Фомича.
На дисплее загорелась предупреждающая надпись. Это значило, что двигатель проедет еще чуток и сдохнет. До деревни Поповки, бывшего Ленино, оставалось километра четыре. Не бог весть, конечно, но топать среди ночи в мороз четыре версты никак не улыбалось.
Поповка целиком принадлежала Компании. Как и все деревни вокруг. Дома, огороды, поля и даже сами мужики – все это было собственностью Мосэнерго. После того, как пять лет назад Дума за долги по электроэнергии разрешила оформлять купчую крепость, мужики все как один кинулись записываться в крепостные. Оно и понятно, личную свободу ни на хлеб не намажешь, ни в кабаке не пропьешь, а без электричества в деревне никуда.
В общем, разом образовалось множество крепостных, но не оказалось к ним барина. Руководство Компании, конечно, и было полным хозяином-барином, но когда хозяин далеко, враз начинаются различные безобразия – перво-наперво воруют электроэнергию. Конечно, после этого едет комиссия, омоновцы секут всех подряд так, что вся деревня потом неделю спит только на брюхе, но проблемы это не решает. Мужики, едва перестанут саднить поротые задницы, снова всем миром кидаются воровать. Такой народ.
Вот исполнять обязанности то ли барина, то ли надсмотрщика и стала направлять Компания таких вот, как Фрол Фомич, заслуженных ветеранов ОМОНа.
Одна беда – народец уже подраспустился, и уполномоченные от Компании стали больно часто меняться «за выбытием». За пять лет после разрешения купчей крепости в Поповке сменилось четыре управляющих – все четверо похоронены в церковной ограде церкви святого великомученика Николая Второго Чудотворца, возведенной стараниями Компании на месте, где прежде стоял богопротивный идол. И надо сказать, что «выбытие» предшественников Фрола Фомича вызывало в нем очень явственные подозрения. Хотя серьезных доказательств причастности к происшествиям, в результате которых выбывали прежние уполномоченные, на местных мужиков у него не было.
Первый уполномоченный Попов утонул, купаясь в пруду. Странность состояла в том, что до этого случая Попов никогда не купался, и, как предполагают, не умел плавать. Второй скончался в интересном положении, как раз на Пасху, забавляясь с солдатской вдовой. Третьего, как полагают, загрызли волки, а четвертый упал в колодец, будучи нетрезв. И все эти несчастные случаи случались аккурат перед очередным замером расхода электроэнергии. Странно все же.
Снегоход остановился. Свет фары сделался совсем тусклым, как настроение Фрола Фомича, уже предвкушавшего долгую прогулку по лесной дороге в полной темноте – луна вот-вот должна была скрыться за верхушки елок. Выматерив про себя скаредность руководства, Фрол Фомич слез на землю и пошел прямо, не оглядываясь. Вокруг по-прежнему не было ни огонька, да и взяться им было неоткуда, что как никто понимал Фрол Фомич. Именно он и перекрыл подачу энергии в Поповку перед выездом, зафиксировав очередную покражу.
Снег скрипел теперь уже под ногами Фрола Фомича, обутыми в теплые унты. «Надо будет распорядиться, чтобы назавтра подводу прислали, за снегоходом», - напомнил он сам себе.
Дорога была относительно неплохо укатана, снегопадов сильных давно не было, иначе бы топать Фролу Фомичу по сугробам, и не известно, добрался бы до утра или нет. А так через час можно оказаться у околицы, пройти так, чтобы особо не обращать на себя внимания, к офису Компании и завалиться спать. Очень уважал Фрол Фомич здоровый сон, особенно после хорошего ужина… Впрочем, об ужине не стоило и мечтать, и думать об этом даже не стоило.
Как только Фрол Фомич задумался об ужине, как сзади явственно скрипнул снег, метрах в двадцати, так что это никак не мог быть он сам. Фрол Фомич зубами стянул правую варежку и, разворачиваясь, вытащил «Стечкина». Сзади метрах в двадцати стоял человек. Разглядеть его было не очень легко, ясно было, что мужик, а вот на лицо падала тень и руки были в карманах.
- Стой, не двигайся! – приказал Фрол Фомич, принимая позицию для стрельбы стоя, ноги на ширине плеч, левая рука за спиной, правая, с пистолетом, вытянута.
- Погоди, барин, - произнес мужик неожиданно спокойным голосом, как-будто в него каждый день целились из пистолета. – Это ж твой транспорт там брошенный, а я следом шел.
- Как звать? – Строго спросил Фрол Фомич, понимая, что мужик, скорее всего, заговаривает ему зубы и тем временем потихоньку приближается. – Стой, кому сказал! Еще шаг и стреляю, блянах!
- Я Володька, - тем временем отвечал мужик, - я в Поповку иду, к родне. Убери ствол, барин, я ж ничо…
И при этом сделал еще шаг навстречу. Между мужиком и ним оставалось примерно метров не больше пяти, когда Фрол Фомич сплоховал. Он кашлянул, неожиданно кашлянул, отчего на долю секунды моргнул, а потом на глаза навернулись слезинки, и он потерял на мгновение контроль за ситуацией.
Мужику этого оказалось достаточно, чтобы преодолеть расстояние между ними и выбить пистолет у Фрола Фомича, да так ловко, как не обучали его на занятиях по спецподготовке и даже не показывали. Фрол Фомич попытался что-то сделать уже обезоруженный, но получил очень сильный удар в лицо и потерял сознание…
В голове у Фрола Фомича гудели мухи, много мух. «Откуда зимой мухи», - подумал Фрол Фомич. Это к нему возвращалось сознание.
Фрол Фомич попытался открыть глаза, но слабый ночной свет увидел только одним правым глазом. Левый, по которому пришелся удар, похоже, заплыл. Времени, наверно, прошло совсем немного, он не успел даже озябнуть, хотя лежал на снегу.
Фрол Фомич приподнялся и увидал неподалеку все того же мужика, который сидел на поваленном дереве и смотрел, как Фрол Фомич оживает. Мужик смутно напоминал ему кого-то, но сейчас было не вспомнить. Мысли в ушибленной голове плохо ворочались, и слегка тошнило.
- Ну и что теперь, - проговорил Фрол Фомич каким-то не своим голосом.
Мужик пожал плечами:
- Ничего. Лежи, отдыхай.
- И долго лежать?
- Твое дело. Не хочешь – не лежи.
Фрол Фомич растерялся:
- Так ты меня отпустишь?
- Отпущу? – удивился мужик. – А я тебя держу, что ли? Вот только ствол я у тебя конфискую, извини. А так – на кой ты мне сдался? Был бы наш уполномоченный – кончил бы тебя. Мне бы мужики наши потом спасибо сказали. А так – пусть тебя поповские кончают, если попадешься.
Фрол Фомич встал тем временем, подумал было попытаться отбить «Стечкина», но потом решил, что благоразумней не рисковать. Просто побрел по дороге в сторону Поповки.
«Эй, - крикнул ему в след мужик. – А знаешь, почему Поповку раньше Ленино звали? Это потому что я – Ленин!»
Фрол Фомич не стал ничего отвечать. Просто подумал – сумасшедший. Правда, обратил внимание на бородку клинышком, мужики не так носят. Но бороденку подстричь – дело недолгое.
Как шел до самой Поповки Фрол Фомич почти не запомнил. Только рука правая мерзла сильно, варежка там и осталась, на дороге. Голова потихоньку перестала гудеть, только глаз заплыл совсем и промежду веками начала скапливаться сукровица, намерзая на ресницы. Это было неприятно, но Фролу Фомичу приходилось в жизни получать по физиономии, и он хорошо знал, как потом бывает.
Добравшись до Поповки, Фрол Фомич обратил внимание, что в некоторых окнах есть свет. «Свечи жгут», - решил он, потому как электричества быть не могло, да и свет даже самой слабой лампочки все равно не такой, как у свечки. В деревне пахло можжевеловыми дровами. Собаки не лаяли – всех собак перестрелял еще предшественник Фрола Фомича, напившись пьяный.
Отворив калитку в офисной ограде, Фрол Фомич подошел к металлической двери дома, повернулся к ней спиной и принялся долбить подошвой по ней. Получалось гулко и очень громко. За шиворот сразу насыпалось снега сверху, но внутри зашевелились и раздался голос сторожа Васьки: «Хто ето? Хто там?»
- Я это, Фрол Фомич! Открывай!
Васька отпер и обомлел – вид у управляющего был, похоже, впечатляющий.
- Фрол Фомич, мать твою, то есть что ж это деется, барин, что ж случилось… - Затрендел он скороговоркой, на что Фрол Фомич, у которого опять загудело в башке, отрезал: «Заткнись!»
Заткнувшийся Васька помог барину скинуть верхнюю одежду, стянул с него унты и, подставив плечо свое, худое, но крепкое, помог дойти до дивана в гостиной. Фрол Фомич плюхнулся на диван и стал вбирать в себя тепло от камина, где было еще много горячих углей. Васька положил несколько сухих поленьев, и они тотчас же запылали, распространяя по комнате тепло и легкий запах гари.
Его, конечно, подмывало расспросить хозяина о происшествии, но видя, в каком тот находится настроении, задавать вопросы не решался.
- За снегоходом завтра подводу пошлешь, - нарушил Фрол Фомич молчание, давая понять, что команда заткнуться кончилась. – Он тут неподалеку, версты четыре, на дороге…
И добавил не вполне уверенно: «Должен быть».
От тепла Фрол Фомич малость размяк, тело и диван постепенно приняли взаимно дополняющую друг друга форму. Над каминной полкой висел большой портрет Верховного главы Компании Анатолий Борисовича Чубайса, который правой рукой слегка приобнимал молодого Президента, как бы давая ему путевку в жизнь. Фрол Фомич никогда не приглядывался к этому официальному портрету, висевшему во всех офисах Компании, а тут рассмотрел внимательно. Портрет ему понравился.
- Так что стряслось, Фрол Фомич, - не выдержал уже Васька, на всякий случай отодвигаясь от правой ноги барина ближе к камину.
- Да я и сам не пойму, - ответил Фрол Фомич. – У снегохода аккумулятор сдох на морозе. Не надо было ехать, конечно, но думал проскочу. Собрался пешком идти, а тут мужик какой-то. Напал на меня неожиданно в темноте, оглушил, физиономию вот попортил, а также овладел табельным оружием. Кстати, не пойму, чего он меня там и не кончил?
- Побоялся, может… - Вставил Васька.
- Напасть не побоялся, а свидетеля убрать побоялся? Да и не похож он был на боязливого. Давно такого наглого мужика не встречал, - ответил Фрол Фомич. И добавил: «Да, он сказал, что его Лениным зовут. Шутник, бля».
В комнате было не очень светло, да и видел Фрол Фомич временно только одним глазом, но сразу заметил, как переменилось васькино лицо и как-будто побледнело даже.
- Василий, ты как-будто бабу-ягу увидал, ей богу, - усмехнулся Фрол Фомич. – Видать ты про этого Ленина что-то знаешь. Давай, колись!
В голосе Фрола Фомича промелькнула суровость, с которой он в прежнее время командовал ротой ОМОНа. Однажды им случилось взять пленного, и Фрол Фомич допрашивал его именно таким голосом. Пленный делал вид, что совсем не понимает по-русски, но когда ему штык-ножом отрезали палец, заговорил вполне сносно. Это был первый и последний допрос, который проводил Фрол Фомич, поэтому он ему запомнился очень хорошо, особенно его собственный голос, звучавший как бы отдельно от Фрола Фомича. Потом, после допроса, его вырвало.
Васька сжался, и на его остром лице промелькнула целая гамма чувств: испуг, страх и потом ужас…
- Я ничего не знаю про Ленина этого, - пробормотал он. Было видно, что врет, боится врать, но еще сильней боится сказать правду.
- Да я не скажу никому, - попытался Фрол Фомич сменить интонацию, - мне просто интересно, кто это меня так отделал. Опять же надо ведь и меры будет принимать какие-то, «Стечкин» вот пропал. Искать придется. Так что не темни ты, давай, выкладывай. А я никому не скажу, ты ж меня знаешь.
- Никакого Ленина нет, Фрол Фомич, - ответил наконец Васька после некоторого раздумья.
- Я так тоже думаю, - ответил управляющий. – Но при этом кто-то, вполне реальный, навешал мне звиздюлей и назвался при этом Лениным. Вася, я знаю, кто такой был Ленин, и знаю, что за одно это имя, сказанное не по делу, тебя могут запороть до усрачки в отделении. Но я хочу знать, кто такой борзый, что фигачит по ночам управляющих Компании и при этом еще называет себя этим именем.
- Фрол Фомич, я не знаю, но есть поверье у нас в Поповке. Вы скажете, бабьи рассказки, и правильно скажете, потому бабьи рассказки и есть. Но вы знаете, что было на месте этого офиса, еще до того, как к нам пришла Компания и все здесь под себя взяла?
Управляющему не понравилась интонация, с которой Васька сказал про Компанию, но он промолчал, поскольку хотел услышать всю историю.
- Так вот, - продолжил Васька, - здесь стоял памятник Ленину, и Поповка называлась Ленино. Ленин был тут вроде как бог или что-то в этом роде, я не знаю точно. И вот его памятник снесли, а на ево месте поставили офис. Я так думаю, мы сейчас сидим как раз где он стоял, точней фундамент у него был бетонный, ево разбирать не стали, и на евонном месте этот камин и соорудили.
- Ну и что, что камин? – Фролу Фомичу показалось вдруг, что Васька дурит ему голову.
- Камин ни при чем, это к слову, - ответил Васька. – Но только время от времени в какого-нибудь мужика вселяется бес. Живет себе спокойно мужик, никого не трогает – и вдруг ево как подменяют. Делается наглый, злой, начальству грубит, бороду стрижет клинышком при том. И начинает говорить, что он – Ленин.
- И много у вас таких ленинов получилось? – Поинтересовался Фрол Фомич.
- Четыре. Сколько и управляющих, - ответил Васька. – Появляется новый Ленин, и с управляющим что-то случается. И тут же и мужик, который себя Лениным объявил, тоже пропадет. Без следа. А вот это Ленин – пятый, Фрол Фомич…
Настроение у Фрола Фомича, и без того далеко не приподнятое, сделалось совсем пакостное. Мужики воры, кругом неспокойно, а тут еще призраки, которые бьют по мордам, отбирают табельное оружие и грозят совсем извести со свету. Конечно, бывший командир роты омоновцев, не был суеверен, но в церковь ходил регулярно, на исповедь и к кресту, и так захаживал. Всегда ставил свечку святому Николаю Второму Чудотворцу и архангелу Михаилу, небесному покровителю ОМОНа. И наличия темных сил тоже не исключал.
Фрол Фомич угрелся и не заметил, как уснул, так и не меняя своей диванной диспозиции. Он все пялился на портрет над камином, а когда глянул вниз, то увидал вдруг, что возле него хлопочет и не Васька вовсе, а тот мужик с бородкой клинышком, который лишил его табельного пистолета и зрения на левый глаз.
«От, сука!» - Хотел было произнести Фрол Фомич, но голосовые связки его уж не слушались, и он только мог наблюдать, что делает этот странный мужик. А тот вдруг снял портрет Чубайса с Президентом и бросил его в камин, после чего вскарабкался на каминную полку, встал на ней в полный рост и застыл там, вытянув правую руку на 10.30.
Утром Фрола Фомича разбудил дознаватель из энергетической прокуратуры, приехавший в Поповку вместе с нарядом ОМОНа. Ночью кто-то застрелил уполномоченного в соседнем селе. На месте убийства нашли «Стечкин» Фрола Фомича и варежку. Снегопада ночью не было, и цепь следов сначала привела к брошенному снегоходу, а затем и к офису в Поповке, где спал Фрол Фомич.
Дело показалось дознавателю совершенно ясным, и Фрола Фомича увезли в участок. Согласно Упрощенному толкованию Уголовного кодекса РАО «Пятая империя», следствие освобождалось от необходимости разбираться в мотивах преступления, если дознавателю был очевиден сам факт события. Автоматизированная система вынесения приговоров вынесла безальтернативное решение, которое и было приведено в исполнение в тот же день.
В тот же день пропал и сторож Васька. Исчез как не было.
|
|
