Маслянистый химический дух недавно отлакированных старинных кирпичных стен, казалось, застревает не только в носовых ворсинках, между шерстинками свитеров, поэтических шарфов, но и в волосах, чаще всего – длинных. Клуб «АртЭрия» - часть ЦДРИ, его, как бы, окраина: из ещё по-советски широких окон-витрин виден «Детский мир». В этом доме жил Станиславский… Кирпичная круговая кладка, уходящая спиралью под самый свод высокого зала, свидетельствует о древности помещения, неокрашенность кирпичей – подчёркивает что-то, видимо, юнгианское. Небольшой зал выстроен амфитеатром, сцена – перед большой аркой, за ней кулисы и лесенка на второй этаж, отчасти видный через арку за сценой. Место камерное и колоритное. Здесь 2-3 февраля проходил фестиваль «Еж видит тень».
Действительно тень. Тени… Весь цвет современного московского и приезжего по такому случаю декаданса (по умолчанию). Но без Витухновской, главного «киллера реальности» - ой, упущение. Поскольку друзья мои рок-коммунары принимали участие в фестивале в первый его день, я имел возможность видеть и начало его, и во второй день кульминацию, вплоть до выступления «Кооператива Ништяка», который выполнял роль хэдлайнера. Надо сказать, что именно после второго «ударного» дня мне отчётливо представилось высочайшим взлётом реализма выступление «Разнузданных Волей», хоть и с лажеватым аккомпанементом - но настолько живым на фоне прочей агрессивной мертвечины, что простишь любую несыгранность.
Но нужно пояснить, откуда взялось тут противопоставление реализма и декаданса, да и вообще – о чем и каким порядком пойдёт речь. Фестиваль был литературно-музыкальным. Выступали поэты поющие, играющие, подыгрывающие, переигрывающие и прочие. Среди откровенной гопоты, для смелости заметно нажравшейся перед выступлением и обмотавшейся для «стильности» шарфами, встречались и хорошие поэты. Но все – и гопники, и хорошие – одинаковые безнадёжные декаденты. Что в том плохого? Попробую объяснить.
Но начну не издалека, не из теории – а как раз из реальности одного из выступлений, ставшего «моментом истины» для моего на тот момент вялого осознания нарастающего ощущения интеллектуального и эмоционального дискомфорта. Это был «Прокурорский надзор». Именно как развитие сейшновой атмосферы фестиваля он не был чем-то неожиданным – без ритм-секции два гитариста демонстрировали возможности ревербераций, дилэев и прочих неновых чудес процессоров, точно только сегодня их открыли. На всё это и накладывалось медленное стихочтение «главного прокурора», а затем и не только чтение. «Надзор» всего лишь продолжил, подхватил траурную атмосферу, сформированную еще в первый день Сантимом: «Умираем - и ладно».
«Главный прокурор» перед выступлением заметил: «Ничего не будет в стиле «тили-тили тесто песенки протеста», будет – лирика…». Лирика сия завершалась бессловесными хрипами и рычанием в духе тибетских лам, прорывавшими полумрак укумаренного зала. Доводя рык до кульминации, «главпрокурор» срывался на хохот. Вызывающий, громкий, переходящий в визг, в чём-то радостный. И чему тут не радоваться: столько придурков сидят, и внимательно слушают твои простейшие животные опыты кишечного-черепного звукоизвлечения. «Прокурору» нравилось так коммуницировать с залом. Вот тут-то я и сообразил, куда попал.
Это уже стало телевизионным клише, но впервые такой видеоряд мелькнул у Оливера Стоуна в «TheDoors» - шаманские пляски переходили в нюрнбергские факельные хороводы. Шаманизм, переходящий в фашизм. Фашизм – как политическое выражение победы всех этих утробных бессловесных песнопений над разумными песнями-манифестами, над песнями бытия (а значит – борьбы), над «песенками протеста». В этой фразе «прокурора» отчётливо прозвучал вызов не столько сегодняшнему дню и его политической повестке – Всероссийской акции протеста против реформы ЖКХ – но и жанру как таковому. Зачем протест? Против чего? Какая реальность? Какая борьба? Какое будущее?
Поиграем-ка лучше в современный декаданс. Так с чего же он начинается (в данном конкретном случае)? Сперва – отчаяние, поспешное ритмичное стихочтение под импровизации гитар и басов с несложной драм-партией… Так выступал, начинал в первый день проект «Окраина», в котором на придрайвлёном басу играл сам Джеф (Жевтун), экс-гитарист Гражданской Обороны. Эта несогласованность, непрофессионализм только добавляет отчаяния – обилие слов не складывается в целое. Несогласованность как выражение взаимонепонимания уже на уровне трансляции произведения. Зритель в итоге становится соучастником то ли акта эксгибиционизма, то ли самобичевания. Кстати, без метафор, именно такую «антропологическую» акцию устроил поэт Н.В.Винник на заре миллениума. Посадил в качестве звукового оформления фриджазовый коллектив Кости Аджера (басил в коем, к сожалению, я) и высек себя сперва охотничьим хлыстом, а кода хлыст не выдержал бойкой работы – верёвкой. Вот такой был декаданс без метафор (таким образом Коля отмечал свой день рождения). Это хоть и не было суицидом, но очень напоминало его – по сути. Декаданс чистой (или уже с примесью крови) воды.
Может ли быть искусство другим в смутное время? Да и что мы вообще сказали уже такого внятного о времени нынешнем, чтобы требовать от искусства чего-то иного, кроме как самобичевания, рыкоизрыгания и более утонченных «произведений» декадентов из «Фронта Радикального Искусства»? Тут уже не обойтись без категорий внешних по отношению к нынешнему арт-дискурсу. Тут начинается политика. Которая занимается тобой, если ты ей не занимаешься.
Всё в Москве находится рядом. Утром – митинг против реформы ЖКХ на площади Революции, у закрытого музея Ленина, вечером в двадцати минутах ходьбы оттуда – второй «акт» фестиваля «Еж видит тень». Кто был на митинге? Пенсионеры, по которым и вдарила в первую очередь эта реформа, а еще была радикальная молодежь, часть из которой (нацболы, в основном) несомненно, слушает и те группы, что выступали в «АртЭрии»: «Ожог», «Кооператив Ништяк», воспетые газетой "Завтра" как волевые и праивльные, подходящие для борца… Не так уж всё далеко оказалось и здесь. Нужен ли был на этом митинге внятный призыв от молодых людей искусства? Безусловно. Песня, стих. Всё, что бьёт реализмом, фактом и его политическим осмыслением с видом на будущее. Ибо деды несли откровенную чушь, поминая недобрым словом почему-то Ксюху Собчак, морализаторы немощные (которые при этом в качестве предмитингового саундтрека использовали песню Маши Распутиной про золотые купола)… А нужен был стих на трибуне и трибун сам по себе. Пусть даже верлибр – но цепляющий реальность, реальные эмоции современников сплетающий в симфонию, в которой первой скрипкой звучит голос поэта.
Что ответят на такое озадачивание господа декаденты? Естественно, своё великосветское «фи». Для них такой митинг - не своя территория. Там себя не попозиционируешь. Клубная атмосфера куда уютнее. Реставрация капитализма вернула поэтов в их дореволюционные убежища-убожища, сделала камерными. При том – предельно фрагментированными и элитарными по мере раскрутки. И эта элитарность бедных, неэлитных по классовому положению поэтов – смешна. Хуже – она гибельна как для поэтов, так и для общества, ибо чревата фашизмом.
Нет, фашизм родится не на их вечерах. Он может оформиться «сверху» как разновидность «государственничества», как политика той элиты, что реально управляет страной, силовиколигархической элиты. Но, услышав чёткую поступь террора, декаденты поддержат элитарность более радикальную, элитарность высшего порядка. Ведь после отчаяния так хочется "триумфа воли". Сантим («Банда четырёх») любит цитировать следующее изречение: «Всякий романтизм, доведённый до логического завершения, переходит в фашизм». Вот только как тут свяжешь романтизм с декадансом? Здесь скорее «бывший, сгнивший романтизм» - романтизм отчаянных и окаянных становится фашизмом, диктатурой воли одного безумца назло ненавистному миру - да-да, принцип фюрерства и прочие прелести подлинного, а не «советологического» тоталитаризма, о котором и писал в 1930-х Шварц «Убить дракона»…
Вернёмся же к генезису фашизма в утробе декаданса. Да, в Италии было именно так, не будем заниматься повторением домашнего задания. Д’Аннунцио, культ личности, индивидуальной воли. В России – иначе. Здесь декадентство было менее склонно политизироваться, вспомним того же Брюсова. А футуризм в лице не только Маяковского, но и таких, казалось бы, затворников, как Крученых и Хлебников - перешёл на сторону масс, а не царя-индивидуума или военно-патриотического Корнилова какого-нибудь. А массы-то свергли капитализм и элиту (включая православную церковь): "Церкви и тюрьмы сравняем с землёй". Но, думаю, композитор Свиридов, который некогда вдохновенно гнал коммунистическое «время вперёд», на старости лет в мемуарах 1970-х, проклиная не только коммунистов вообще, но и Маяковского как ярчайшего из них – называл его фашистом, видимо, не случайно. Старикан определённо усматривал то, чего мы не усматриваем. И это обвинение не Маяковского – а Свиридова. Он как раз хотел стереть ту грань, которую чётко провела пролетарская революция 1917-го между декадентами и поэтами-революционерами.
Да, и в «ежовом» вечере были слышны в стихах «поэтов-фронтовиков» (ФРИ) чёткие ноты атеизма – всё верно, это как раз то, что и демонстрирует чёткий генезис атеизма в поэзии уже советской, как ни странно. Да, родом он оттуда, из предреволюционного декадентского отрицания высшей воли, божественной – в пользу признания воли человечьей. Но что это за отрицание, близко ли оно к соцреалистическому, например? Это звучит как шутка. Конечно, нет. Атеизм декадентов – это атеизм отчаявшихся, проклинающих и ничего кроме своей смертности не воспевающих. Стёбный рефрен яркого поэта Багдасарова из «Метели в Пильняке» мне тут вспоминается «Господи, дай!». Как тут не вспомнить «Мария, дай!» у Маяковского? Этот издевательский вызов верующим – как раз понятен и сам по себе занятен.
Мне бы не хотелось тут что-то критически и высокомерно говорить, словно с амвона. Я был не чужой на этом «празднике смерти». Реалист как раз никогда не ставит себя вне среды – в том числе и поэтической, и декадентской. Критиковать извне – это не по-пролетарски, не по-коммунистически. Писать о писателях – это нормально, это приятно. И это нужно, так как вымирание поэзии, в том числе и под флагами такого рода кулуарно-радикального искусства – не есть отрадный факт для мыслящего о революции. Не ставлю себя вне страшащего меня мрака декаданса ФРИ еще и потому, что «все не без греха» - и этот период был как в творчестве «Отхода» в 90-х, так и кое-где в стихах его басиста-вокалиста, моих то есть. Но любая переоценка ценностей должна приводить к чему-то созидательному, к деятельному, к строительству на месте руин прежних идеалов – нового мира. В программе же ФРИ была непролазная безысходность. Звучали проклятия не революционеров, а паразитов, сосуществующих с ненавистным им миропорядком. «Умираем – и ладно» - афоризм прошедшего мероприятия. И не удивительно, что оно забилось в душный полумрачный зал. О таком не споёшь при свете солнца, и уж тем более на площади – это откровения вымирающей, но озлобленной нации, и они не предназначены для широкой аудитории. Да-да, всё та же самая элитарность, индивидуализм – мостик в капитализм и фашизм.
Один за другим выходили в многоцветном полумраке поэты совершенно разного уровня – и единственное, что рисовалось из их отрывистых образных потуг, это некий лирический герой на грани самоубийства. Фрагментарность, рубленность повествования – как частный случай декадентской импотенции, фатализма (хоть и безверного) и сартровской тошноты… «Но и жить, конечно, не новей». Бывший лирический герой романтизма, гордый, влюблённый, мечтающий, нынче как из сто лет назад - типичная кукла для декадентского биться. Но когда на сцену вышел по-домашнему в какую-то фуфайку одетый бородач и рассказал, как этот недотёпа ещё и жену бьёт от безысходности своей жизни – стало в зале не просто мрачно, а совсем муторно. Глянешь на сцену, где топчется такой вот «ниспровергатель» - нет, не в духе Энгельса, а в духе бытовухи – и поймёшь, как же просто на самом деле быть декадентом. Именно просто – ничего тут нет изысканного. «И скажи себе за чаем – бог мертвец, а мы крепчаем» («Прокурорский надзор»).
А когда в довершение саморазвенчания элитарности такого искусства выбрался на сцену вышеупомянутый уже пьяный малый в жёлтом шарфе – стало ясно окончательно, как легко сплясать своего грустного гопака на этом общем декадансинге. Потоптался, поругался на жизнь и ушёл со сцены. Вслед за домашним бородачом шарфатый малый обобщил некую «мятость» исполниетелй – но я вовсе тут не к одежде придираюсь, а к текстам, к позам, вообще к направлению. Именно что мятое, вектора не имеющее оно. Одна такая скомканная личность из "фронтовиков", держа в руках мою книгу стихов "Поэма-инструкция бойцам революции + манифест и методы радикального реализма", смело призналась мне, что "я просто фашист".
Конечно же, на таком общем фоне имиджАтые главари ФРИ Красавин и Багдасаров выглядели выгодно. Но при этом же – неуютно. Ибо экзотический саз Багдасарова, кем-то в декадентском порыве нетрезвом уроненный ирасстроенный, равно как и весь его обдуманный, стильный облик – от высоченных ботинок-краг до берета на затылке с длинной кисточкой (как раз выстроенный весьма в духе костюмов итальянских футуристов, о которых писал Лимонов в своей «Политбиографии» в главке о первом съезде партии Муссолини, будущей правящей) – явно не придавали общей комковатости выступления благородства. Сейшн оставался сейшном, звуковой минус звучал где не надо и т.д. Ну да это – скорее технические придирки, я-то об общем.
Неудивительно, что итог, который гитарист и вокалист «Ожога» подвёл всему нагромождению отчаяний, которое воздвигли «фрики» выразился в хоть и грубом, но заслуженном словосочетании «литературные гопники». Видимо, из сострадания «Ожог» посвятил свое выступление им. Впрочем, и песни «Ожога», с очень хорошей, добавившей воздуха в зале музыкой в духе «нью-вэйв» - не отличались оптимизмом. Всё тот же декаданс, поскромнее, под музыку. Декаданс ведь – ныне мейнстрим. Тем более на таком мероприятии. И даже следующий, более ожоговского гитариста жизнерадостный крепыш, которому всё те же музыканты подыгрывали, поменявшись гитарой и басом – не сказал ничего нового. Хотя пел хорошо. Но всё какие-то вспоротые вены лезли из текстов песен…
А когда уж вышел «Кооператив Ништяк» после «прокуроров», нагнетших своим тибетским «аум-заум» в зале определенную напряженность близкую к агрессии, то условный знак рук вокалиста, что как робот стоя спиной к залу в чёрной рубахе сделал «крестик» (правую согнув вверх, а левую вниз) – все гоповатые фанаты именно этого коллектива поняли мгновенно, заперешёптывались счастливо, облегчённо: «фашизм!»… Визг электроскрипки перекрывал вокал – но всё что нужно, зал услышал: «Кровь стынет в жилах... ты будешь моей!». Вот он, долгожданный триумф индивидуальной воли! А массы пусть там кудахчут на митингах, ругают реформы – нам хорошо в нашем закутке… Яростно-весёлый лик пожилого уже, лысеющего но длиннохАйрого вокалиста-Ништяка после заупокойных «прокуроров» смотрелся как-то уж слишком вычурно, почти кинематографически. Вспомнились фильмы времён перестройки, в которых рокерами пугали молодое поколение, пытались пугать – «Чудом-Юдом» – ан поколение-то не испугалось… Вероятно, хлысты всякие так же колбасятся и глядят прямо ехидными очами на сестёр своих, как «Ништяк».
В интеллигнетствующем зале запахло агрессией, хоть никакой политики и призывов в песнях этой декадирующей панкухи не было. Разве что «поделом старых кляч ведут на бойню», что-то в этом роде. Пьяные фанаты стали приплясывать, вдруг не просто появился, а сел среди прочих зрителей «человек с бревном» - какой-то берёзовой дубиной, элементом декорации, кажется. Это дополнило сумбурный колорит мероприятия, равно как и вылезший на сцену из-за кулис и всё пытавшийся перехватить гитару у гитариста, а когда «Ништяк» его попросил со сцены – бухой малый вышел как фронтмен и сделал говорящий жест рук и таза «имел я вас всех». Замелькали бутылки водки в рядах – народ оттягивался на хэдлайнере…
Следующий же театрально-музыкальный коллектив «Навь» уже трудно было воспринимать, хотя он и реализовал тоталитарные призраки в костюмчиках девочек и мальчиков с галстучками, в коком-то закованном в цепи живом объекте садомазохизма, превращающемся в клавишника... Отстраивать звук никто не пытался – гитара жарила уши безжалостно, и я понял, что достаточно уже мне декаданса.
Восприятие искусства, точнее ожидание, поиск искусства среди всего этого перегноя – это всё же работа, работа ума, некоторого сочувствия и т.д. И когда зритель награждается всеми вышеупомянутыми перлами – ничего кроме опустошения не уносит с собой. За это же время, вместо бесцельной мозаики, можно было огромное полотно развернуть повествовательное. О много м рассказать. А ребята декаденты рассказали о старом и очень скучном – о своём, о декадентском. И немного о фашизме – тем, кто уловил тенденции. Кстати, там были люди и из «Завтра». Которая славит Путина и Медведева едва ли не громче государственного ТВ, рекомендует читать статьи Медведева в «Эксперте». Такой вот «государственнический» компот.
Я, конечно, не считаю поэтов из ФРИ безнадёжными. Более того – надеюсь, что жизнеустремлённые тенденции у некоторых авторов возобладают. Не в плане коллаборационизма, а в плане как раз революционности. «Сделать жизнь…» - вместо «Умираем - и ладно» (хотя, это Сантим, а не ФРИ). Название ФРИ, правда – как-то не ладится с последним шоу. Камерный радикализм, гламурный фашизм, скучно. Да и сантимовская истина насчёт ладного умирания – стремится к раширению уже в политическом смысле. После "умираем - и ладно" вполне логично приходит истина "убивают - и пусть": "низшие" ли расы, крамольников ли... Фашизм здорово прорастает из перегноя декаданса, из возведённого в добродетель созерцательного недеяния и самокопательного человеконенавистничества.
В день митингов, проходивших по всей стране, поэты уединились в центре буржуазной империи, над которой жирными задами взгромоздились олигархи и суетятся пониже «силовики». «Обворовывают недра – и ладно», «капитализм – и ладно»… Вот, увы, какова мораль подобного арт-изоляционизма. Трудно представить себе «фриков» на площади. Тогда в чём же радикальность такого искусства? Да, сейчас самое время вытащить декадентов, пригревшихся в паразитических позах в закоулках буржуазно переродившейся родины – вытащить на свет, на дискуссию. Да хоть с ними же вместе читать стихи, устроить поединок. Реализм в сегодняшних условиях обязан победить декаданс. Взгляд поэта нужен не вымышленным сугробам и волкам и такому же вымышленному (хоть и не декадентами) богу – а реальным замёрзшим батареям, реальным волнениям масс. Чтобы волну эту зрить изнутри, из каждой судьбы – на которой отразилась и контрреволюция и нынешняя «социализация». Метафизикой нас не напугаешь – это убежище. А вот точным выстрелом взгляда в болевую точку современности – можно. За что и ратую.
P.S.
Во мне ведь говорит и здоровая зависть. Всё же декаданс собрал аудиторию, нашёл хороший зал. Хотел бы там, в "АртЭрии", а не только в "Зверев-центре" я как реалист-радикал читать свои тексты, выступить с «Отходом»? Безусловно. Вместе с вышеупомянутыми? А почему бы и нет? Пусть познаётся всё в сравнении. Радикальный реализм – против радикального искусства ухода от радикального действия. Это укол заключителный и шутливый. До встречи, коллеги поэты! Только вот где она произойдёт? Ведь «площади - наши палитры», на пуговице клуба много не нарисуешь, об этом и писал…
|
|
