Невиданный сегодняшний взлёт иммерсивной документалистики - конструирования киноконтента методом глубокого погружения, когда сложно почувствовать грань между «реальной реальностью» и «моделируемой реальностью» - оказывает сильное влияние на формирование программ ДОКера. Удачный пример такого иммерсивного дока - «Ранчо» аргентинского режиссёра Педро Сперони, тот случай, когда история и предыстория создания фильма, пожалуй, будут поинтереснее самой картины. Родной дядя режиссёра, банкир Педро Ниньо, разыскивался Интерполом, и всё время, пока тот находился в международном розыске, маленький Педро прожил с ним в одной комнате под ежедневные телевизионные сводки о ходе поисков «самого разыскиваемого преступника Аргентины». Дядю, вестимо, нашли и посадили, а племянник с тех пор испытывал вполне объяснимый интерес к исправительным учреждениям. Так появился докфильм «Ранчо» - кинонаблюдение за обитателями тюрьмы особо строгого режима в Буэнос-Айресе.
«Ранчо» в латиноамериканском уголовном сленге - слово на редкость многозначное, его можно перевести как «сообщник», «сокамерник», «братан», «место преступления», «тюремная баланда» и ещё Бог весть как. Это словечко мы услышим от персонажей кинозарисовки неоднократно - фильм выстроен как наблюдение за заключенными, некоторым из которых, самым, на взгляд Сперони, ярким уделено особое внимание. В местах лишения свободы не особо-то понаблюдаешь - какая уж тут иммерсивность! - и единственный выход это самому стать «добровольным заключённым»: режиссер фактически прожил в этой тюряге около двух лет. Иммерсивность требует одержимости.
Первое, что поразит воображение российского зрителя - аргентинская «тюрьма особо строго режима» больше похожа на наш летний лагерь со свободным передвижением - нехило шагнула вперёд гуманизация латиноамериканской уголовно-исполнительной системы! В каждой камере телевизор, игровые приставки, у каждого - мобильник (!!!) и прочие «окна в мир». В одной из сцен заключённый звонит прокурору - ситуация, в российской действительности немыслимая. Невольно сравниваешь с Карандиру, воплощением Ада на Земле, в изображении другого аргентинца, точнее, аргентино-бразильца, - великого Эктора Бабенко, а ведь разница между двумя кинопроизведениями - каких-то 17-18 лет. Да и в России тюрьмы строгого режима выглядят совсем по-другому, не то что «санаторий» в Буэнос-Айресе.
Камера Сперони бродит между нарами и коридорами, скученность пространства обуславливает обилие крупных планов - особенно не развернёшься. Заключённые с видимым удовольствием вспоминают минувшие дни, смакуют собственные криминальные подвиги, бывалые сравнивают зоны, где приходилось чалиться. Герои - разные, но есть и объединяющие признаки: обильные татухи, говорливость, подвижность, поистине итальянская жестикуляция и экспансивность, абсолютное игнорирование «личного пространства» - бесконечные поцелуи и объятия, что для российского зрителя, имеющего совсем иные представления о зоне, непривычно и дико. Демонстрация маскулинности причудливо сочетается с акцентуированной, гипертрофированной нежностью по отношению друг к другу. Много внимания уделяют своей внешности - один постоянно пинцетиком выщипывает брови перед зеркалом - можете представить, как бы это было расценено в российской зоне. Самые колоритные персонажи - боксёр с богатой уголовной историей Иван Бильбао, парень, получивший 14 лет за убийство отчима (прокурор настаивал на пожизненном, но удалось переквалифицировать на непреднамеренное убийство), а также старый Артаса, «крёстный отец тюрьмы», зек «в авторитете», учащий салаг жизни и, пожалуй, единственный кому на свободу не особо и надо - он сменил полтора десятка тюрем и, фактически, никогда на воле и не жил. Именно он распределяет зеков на работу - работать позволено не всем, это привилегия, которую нужно заслужить. Именно благодаря ему фильм состоялся - изначально, поняв, что перед ним не засланный казачок от полиции, он вызвался быть «крышей» для режиссёра Сперони: вопрос личной безопасности в подобных местах отнюдь не праздный. В момент одной из массовых драк Артаса и боксёр Бильбао укрыли режиссёра в безопасном месте - таковы бывают издержки кинопроизводства. На наш вопрос, оказывали ли на него какое-либо давление, режиссёр Сперони ответил, что некоторые просили у него телефоны и адреса его состоятельных друзей, не особо скрывая цель просьбы - чтобы, выйдя на свободу, ограбить их.
Режиссёру удаётся главное - избежать отстранённости, самому влиться в ткань фильма и «переселить» на экран зрителя. Сперони разбавляет тесные тюремные камеры другими локациями: отдельные сюжеты - встречи зеков с психологом (одна на тысячу арестантов), исповеди из серии «Я хочу наворовать столько, чтобы хватило на всю жизнь и можно было завязать с воровством», а также трогательные свидания с семьями, на которых закоренелые уголовники моментально перевоплощаются в почтенных, нежнейших отцов семейств.
«Ранчо» - фильм, который смотришь в состоянии перманентного когнитивного диссонанса. Поражает сцена выхода из тюрьмы одного из оттрубивших срок счастливчиков - после трогательного прощания с сокамерниками начинаются такие же поцелуи с охранниками, вертухаями, начальником тюрьмы, которые напутствуют боксёра Бильбао: «Скоро увидим тебя по телевизору!»
Вообще отношение к собственной публичности у аргентинских уголовников весьма своеобразное: подавляющее большинство из них гордится съёмками в фильме Сперони и мечтает показать его детям и внукам - примерно с таким настроением житель российской глубинки едет в Останкино, к Якубовичу на «Поле чудес».
|
Рейтинг: 4.33, Голосов: 6
|
|
|