В контексте нынешней злободневной ситуации есть мнение доложить: грубеем мы порой коллективно, чаще коллегиально, а в персоналиях – прям каюк. Я обо всех говорить, право, не буду. Я о себе скажу. Плохой стал.
Нет, супротив романтических чувств, благородства и прочих культурных признаков, чем наш организм должен быть преисполнен, не возражаю. Очень даже приветствую сию божию благодать, в ком она еще имеет честь присутствовать, а за собой в этой области прямо-таки патологический регресс замечаю.
Взять день получки – праздник же, притом капитальный, хоть в прямом, хоть в каком смысле бери.
Настроение, как полтинник, на солнышке сияет. Звенит! И к ларьку невмоготу тянет. Освежиться, значит. Я бодрячком к ближайшему. Витрина – радугой! Выбирай, умом тронешься. А че там теперя новое поколение заместо лимонадов выбирает? Ага, пепси!
– Давай, – говорю, – дорогуша, цельную бутылку.
– Эт мы завсегда, сколько втиснешь, – верещит из нутра палатки страсть как размалеванная кандидатура во второсортное стриптиз-шоу.
Ключиком, значит, пробочку отчекрыживаю, а тут – черт его принес на «Мерседесе» – подваливает за пачкой «Кэмэла» коммерцмен. Я их брата научился вычислять фигурально: сам себя шире, живот глобусом, голова на нем шишкой. Гусь, в общем. И шут с ним, если б конфузия с бутылочкой не вышла. Пробочка как жахнет, брызги фонтаном фонтанируют, и этому деятелю прям на штанину одна капнула. А штанина не просто так. От «Левис Страус», понятно. Вторая, кажись, тоже. Он – в гнев, багровеет заревом. Ручонками машет, пингвин. Орет:
– Я ж тебе щас... натурально морду бить начинаю!
Короче, бульдозером прет. Смекаю, зафотографирует в глаз, бугаина, вспышка в башке сработает. А потом еще пилотировать метра два придется. А потом недели три финишировать. Я в полной контузии. Логику ему пытаюсь втолковать: мол, пардон, пардон – это у них там, киваю на ларек, покупателя не уважают и всякий прокисший товар подсовывают. Девица из бойницы помидорные губы выставила и визжит:
– Сам дурак!
Толстяк, чуя классовую солидарность, еще актуальнее в агрессию впадает. Глобусом в меня тычет, кулачками шевелит, а до моей физиономии ну никак не достает – низкий поклон жирной ресторанной кухне. Физиологическая, значит, дистанция меж нами получилась. По техническим причинам бой, вижу, отменяется. Очухался и сам двинул в контратаку. Ты, дескать, мил господин, не тревожься. Ты, дескать, даже рад должен быть. Почитай, одной ногой в мировом истеблишменте. Небось, знаешь, как на Западе чемпионов разных шампанским насквозь поливают. Во Франции вон самого Жака Ширака как президентом оформили, так сразу на радостях и окатили. Он, помните, от процедуры в восторгах пребывал. А одна дамочка, говорят, когда кофе в «Макдональдсе» обожглась, такой иск фирмачам вкатила, что они ей обалденно кругленькую сумму отстегнули – по гроб валять дурака можно.
Уж, пожалуйста, если не очень больно, угомонитесь, скидайте драгоценные порты и дуйте, пока не высохли, на экспертизу. Оттуда адвоката под мышку, да в суд. Пусть там сэтисфэкшен и устраивают. Вы ж правовое государство строите?..
Ничего толком не поняв, но, унюхав, что дармовщинкой попахивает, почесал дурила хомячковую щеку, вклинился в крякнувший рессорами «мерс» и дал газу. Я вдогонку успел-таки на багажник плюнуть – на тебе, кэмэл. Говорю ж, зверею. Нервы нервируют. Хотя держусь, не дебоширю, в метро двигаюсь. А самого так и подмывает еще пакость откаблучить.
Эт что ж, кумекаю, получается? Мне тут всего две остановки, а пятнадцать рублёв слупили. Накося, выкуси! Пущай электричку пропущу, но по кольцевой свои кровные откатаю. Час под Москвой вращался, пока умиротворения ждал. Раз пять или восемь дамочкам и старичкам место нарочно уступал. Пассажиропоток в смятении – феноменом интересуется. Особливо совестливые хамом обзывают. Думают, новый жанр бизнеса обкатываю. Почем, спрашивают, за место берешь? Я чересчур настойчивым в ухо:
– Много! У вас не хватит, – и вышел.
На вокзал подался. Билет до бабули родной приобретать. Здесь у касс нервничать, кажись, нечего. Даешь стольник, просишь, чтоб оформили. Мелочь вертать должны. Какие тебе сдачи? Кассирши давно и поголовно перешли на оперативное обслуживание. Спорить с ними – это ж гольным дурнем быть – на валерьянке разоришься. Словом, клинический случай. Не рыпайся.
Я и не рыпаюсь. Подаю в окошечко по привычке. А оттуда вещают:
– Вы че суете? Не в курсе, поди, что мы очень весело подорожали? Экспресс-электричку взад-вперед гоняем. Так что гоните, и без экспрессий, за то, что нонче все остановки проскакиваем, еще...
Дальше не разобрал. Затмение в сознании приключилось. Реагирую на ситуацию неадекватно. Лично, будьте любезны, хотел сдачи дать. Но в конвульсивный анабиоз впал. Трясет, как в розетке. А сам, знай, себе на уме: ладно, грабьте в последний раз. Пусть уши вырастут, я зайцем теперича ездить стану и контролеров легкоатлетически игнорировать. Говорю ж, зверею. Хотя лучше достану с чердака велосипед и назло мировому империализму педалировать начну, как во Вьетнаме и Китае.
А приспичит с устатку, куплю международный конверт и в ООН «телегу» заправлю, чтоб экономическими санкциями прищучили, пока новой выводки хищник «Росжелдор» шкуры драть с ездоков не прекратит. Еще отпишу, чтоб всему демрежиму хвоста накрутили. Он со своими инфляциями, стагнациями, приватизациями, криминализациями и прочими презентациями так прищемил за селезенку, что я от злости свои права лицезреть затеял. Говорят, что их наш барвихинский посиделец в личной Конституции тоже обеспечил. А еще всякими там конвенциями, конференциями, актами и пактами проштамповал. Для ознакомления с Основным законом зашмыгнул в районную библиотеку, что в ста верстах от столицы. При таком радиусе, понимаешь, самой затрапезной конституции просто срам не регулировать ситуацию.
Захожу в книжную обитель, чинно так, пиететно даже. И, знаете, здесь все так положительно оказалось. Мыши благородно хрустят, похоже, трескают какой-нибудь волкогоновский фолиант. У них нюх на тухлое чтиво. За столиком барышня с тургеневскою бледностью ланит. Фигура! – с зарплатой впритирку.
– Мне, мамзель, – говорю, – основной, значит, документ подайте. Ознакомляться стану.
– Помилуйте, любезный, да нетути, – отвечает.
– Что, весь в читке, небось, или под конторкой прячете?
– Окститесь, голубчик, сами отроду не видели.
– Это как прикажете понимать, самая родная Конституция и не в наличии, что ли?
– Точно так-с, вовсе не поступала. А вы, если где на экземплярчик вдруг нападете, так уж, сударь, поосторожней, пожалуйста. Болячка там разная приклеиться может.
– Хватит, прелесть моя, драматургироватъ сюжет. А то, ишь, абрикос какая...
– И ничего я, сударь, вам не хамлю, если насчет Конституции. На нее же сегодня все чихать хотели. Потому Верхняя палата давно в коматозном состоянии, а в «медвежьем углу» Нижней – групповые припадки под ноги хозяина начались. Да так нервически активно, что даже вся хакамадная немцовщина трухнула и быстренько накрылась, кто шахматной доской Каспарова, кто тухлой лампочкой Чубайса, пока её, кудрявую, не пришлепнуло каким-нибудь обломком федерализма при строительстве вертикали. Смекаете, куда эта столбовая дубина косит?
– Ясный дятел! По народу и долбанет.
– Вот и я говорю, что бедненьким эспээсовцам теперь за нас по телевизору переживать придётся. А гонорары там, упаси и сохрани, какие вредно «зелёные». Так что, пардон-оревуар, и не забывайте учить падежные окончания!..
…Ну и денек, скажу вам, выдался. Репертуарный очень. Как ни крути – клинический случай, да еще и заразный.
Поплелся к дому злой, как таракан. Захожу, любимая кошка о ноги ластится, мурлычет. Короче, жрать хочет... Ведь предупреждал, зверею. За хвост ее дерг. А она, собака, как зубами цап и брысь под диван. Я цоп швабру, шлеп на четвереньки – ее, халяву, значит, из-под дивана выковыривать. На четвереньках только и опомнился, что зверею конкретно, почти официально. Тормозить пора.
Поднялся, сел. Жуть стыдно стало. Зачем, если не в духе, зверушу обижать? Она ж не со зла кусаться полезла. Полосатая, может, всю эпоху ельципутии мясо только с голубого экрана нюхает. Оттого и вгрызлась в натуральный объект. Мурка, в принципе, ни при чем, что в стране с демрежимом неприличная затяжка вышла. Клинический случай. Она ж, глупышка, все понимает. Инстинкты только срабатывают. Усатой такая роскошь по природе дозволена. А нам? Вопрос, ни дать, ни взять, философический. С кондачка не возьмешь.
Пойду, для начала побреюсь.
|
|
