Уходят мастера советского киноэкрана. Вот не стало и режиссёра Георгия Данелии (1930—2019)... И напрашивается вопрос: а почему никто не идёт им на смену, и более того, почему сами эти художники, снимавшие «под нестерпимым гнётом советской цензуры» прекрасные фильмы, настоящие шедевры, после крушения социализма и СССР не сняли почти ничего, достойного внимания? Ответ тут может быть только один: видимо, наше привычное представление о том, что шедевры создаются талантами и «гениями» в одиночку, исключительно благодаря их личным качествам, в корне неверно. Для рождения выдающихся произведений нужно и определённое состояние общества, которое самому лучшему мастеру требуется как материал для его творчества. Если такого материала нет, или он гнилой, неподходящий — никакой самый блестящий мастер, будь он хоть семи пядей во лбу, ничего не сможет вылепить. Это и комплимент всем нам — тем, кто жил ещё в СССР, или, скорее, старшим поколениям, но и весьма нелестная оценка всем нам сегодняшним.
Но поговорим о творчестве ушедшего от нас мастера. Наверное, оно не нуждается в подробном представлении. Упомяну только картину «Джентльмены удачи» (1971), где Данелия выступил сценаристом, и которая собрала 65 миллионов зрителей, и была вся разобрана народом на отдельные цитаты. И комедию «Афоня» (1977), которая получила в прокате 62 миллиона зрителей.
Но особенно хотелось бы остановиться на фильме Данелии, который оказался поистине пророческим. Это, разумеется, «Кин-дза-дза» (1986). И он тоже весь разошёлся на мемы, в том числе и тот, который стоит в заголовке настоящей статьи. Когда я посмотрел этот фильм впервые ещё в Советском Союзе, когда он только что вышел на киноэкраны, то, честно скажу, что он мне не понравился. То есть я оценил прекрасную игру Евгения Леонова и Юрия Яковлева, как и других артистов, но из кинозала после просмотра выходил почти возмущённым. Я понимал, что режиссёр показал будущее, и мне очень не понравилось это его видение.
Конечно, рассуждал я тогда, художник вправе изображать будущее как угодно: хоть деспотическим, как планета Торманс Ефремова, хоть идиллическим, как «Мир Полудня» Стругацких. Но чтобы будущее было серым и унылым, как песок планеты Плюк? Ржавым, как все эти скрипучие пепелацы? Чтобы люди будущего были одеты в некрашеную грязную одежду, сшитую чуть ли не из мешковины? Нет, такое будущее понять и принять тогда было категорически невозможно. Но увы, оно оказалось именно таким, пусть и не в деталях. И этот фильм, в котором было немало острой социальной критики и сатиры, вдруг стал едва ли не самым просоветским фильмом эпохи перестройки. Почему? Потому что он без прикрас показал советскому зрителю грядущий буржуазный мир, и выглядел тот на редкость неприглядно и непрезентабельно. Просто отвратительно!
Что ещё поражает в этом фильме сейчас — так это контраст между пришельцами из социализма и коренными обитателями планеты Плюк. Тогда, в 1986-м, советские герои фильма казались обыкновенными, самыми типичными людьми, взятыми с улицы, из толпы. Такими же, как и все вокруг, и отнюдь не самыми лучшими. Студент Гедеван, страдающий клептоманией, и прораб со стройки дядя Вова — отнюдь не образцовые и далеко не выигрышные посланцы из страны 1986 года! Но свалившись на планету Плюк, среди местных «жуликов» вроде Би и господина Уэфа эти два вполне заурядных советских человека приобретают черты едва ли не полубогов и героев, почти святых. В чём тут дело? Это не так-то просто понять... Хотя объяснение простое: в обществе, из которого они прибыли, резко снижен градус конкуренции между отдельными людьми. Моих однокурсников в 1986 году, помню, ужасно веселили диалоги из фильма, вроде таких:
«― Ну вот у вас на Земле, как вы определяете, кто перед кем сколько должен присесть?
― Ну, это на глаз.
― Дикари!»
Или фраза плюканина Би: «Когда у общества нет цветовой дифференциации штанов, то нет цели». Почему эти шутки веселили? Потому что по правилам «советского хорошего тона» дяде Вове на такой вопрос следовало бы ответить: «У нас никто ни перед кем приседать не должен, у нас все равны». А он вместо этого неожиданно признаётся, что «на глаз». То есть эти шуточки разоблачали конкуренцию между людьми, которая, конечно, существовала и в СССР 1986 года. Но каков был её градус? Он был несравненно ниже, чем на Плюке и чем стал позднее. Правило «человек человеку волк», которое является незыблемым законом и основой жизни на Плюке, для пришельцев из СССР выглядело давно отжившей дикостью, варварством и анахронизмом.
Если бы тогдашним советским зрителям сказали, что «мораль» планеты Плюк, убогая и смешная ― «Если у меня немножко КЦ есть, я имею право носить жёлтые штаны и передо мной пацак должен не один, а два раза приседать. Если у меня много КЦ есть, я имею право носить малиновые штаны, и передо мной и пацак должен два раза приседать, и чатланин ку делать, и эцилопп меня не имеет права бить по ночам. Никогда!» ― что эта «мораль» станет их собственной моралью через каких-нибудь пять лет, то они бы не поверили... (Кстати, эцилопп ― это просто-напросто «полицейский», прочитанный наоборот). А малиновые штаны из фантазии режиссёра спустя несколько лет перевоплотились в малиновые пиджаки «новых русских»...
Довольно символично, что сам Данелия в фильме сыграл эпизодическую роль Абрадокса с коммунистической (не социалистической) планеты Альфа. Которая тоже по-своему жестока. Гедеван и дядя Вова, пришельцы из социализма, могут находиться на этой планете, хоть и должны надеть респираторы, чтобы не портить её чистый воздух. А вот Би и господину Уэфу на Альфе существовать нельзя, их немедленно превращают в кактусы и отправляют в оранжерею... Тогда, в 1986-м, это казалось ужасно жестоким (и возмутило Гедевана и дядю Вову до глубины души).
Подытоживая сказанное. За последние 35 лет советское общество 1986 года скатилось с того уровня отношений между людьми, на котором оно находилось, вниз, под горку регресса и деградации. На нижестоящий уровень, и катится дальше. Одним из наказаний за это стало и его творческое бесплодие. Если мы хотим, чтобы всё это закончилось, нам надо не катиться дальше к дальнейшему торжеству «цветовой дифференциации штанов», а подниматься вверх, пусть это и несравненно труднее.
А с Георгием Данилией, который ушёл от нас, мы, возможно, ещё и встретимся в том отдалённом будущем. Если только не превратимся в кактусы. Где-нибудь на планете Альфа...
|
|