Картину «Бред пьяного демократа» (1989 года, что слева) в конце 80-х - начале 90-х большинство зрителей воспринимало как клевету на демократию. Но…
На берегах Западной Двины (в Латвии – Даугавы) я видел, чем оборачивается для населения крушение «империи» и раздел её наследства. Всё под эгидой защиты демократических ценностей.
Сепаратистский взрыв в республиках Советского Союза готовится планомерно. Сначала переписывается история: раздуваются местные амбиции, Россия представляется врагом и душителем. Снуют эмиссары, советники, доброжелатели и спонсоры из-за бугра, наши спецслужбы равнодушно взирают на эти вояжи. Деятели региона во множестве приглашаются на Запад, западные фонды оплачивают поездки, командировки, премии, гонорары и т. д. Я видел таких ездунов, они взахлеб хвалили своих спонсоров и чуть что – бежали советоваться с ними, на них они надеялись в случае неприятностей с нашими органами безопасности. Над своими головами ездуны уже видели нимбы «борцов с игом коммунизма», «героев» войны с «империей зла», они мечтали о загранице и о праве политического убежища в Англии или США (взахлеб они пересказывали, сколько платят в год получившему «политическое убежище – 200 000 и 400 000 долларов). Эти ездуны на Западе «просеивались», из них отбирались подходящие кандидатуры, и эти агенты влияния, опираясь на финансовую помощь Запада, работали у нас уже как пятая колонна.
После такого «взрыхления почвы» на местах по команде из Москвы (!) начиналась повальная демократия, то есть всплеск национализма «титульной нации». Всё это выливалось в трупы, разбитые детские сады, сгоревшие дома, одиночные и массовые грабежи и убийства.
В Латвии взрыв начался после приезда Яковлева и его встреч с руководством республики и разными лидерами сепаратистских организаций.
На берегах Балтики
В 89 году в Прибалтике после поездки туда члена Политбюро А. Яковлева, которого газеты тогда называли прорабом перестройки, взметнулась волна русофобии. Она захлестывала даже вполне нормальных людей. "Народный фронт" развернул травлю русских. За ним стоял Запад. Против «Народного фронта» встал «Интерфронт». За ним стоял только здравый смысл и, как надеялись местные жители, Москва. Но! Москва предала, а здравый смысл не устоял.
Я приглашал выступать у меня на выставках в Юрмале и в Риге известных публицистов патриотического направления из Москвы и Ленинграда, оплачивал их командировки в Латвию, вечерами писал их портреты. Так появились портреты Свининникова, тогда заместителя главного редактора «Нашего современника» и известного экономиста Михаила Антонова, впервые употребившего понятие «нравственность экономики». Его публикации во многом открыли мне глаза на вранье не слезающих с телеэкрана экономистов-демократов. Особенно он издевался над внедряемым понятием «застой».
– Если это экономический застой, – и он перечислял статистику прироста промышленности, роста производства товаров и сферы услуг к периоду перестройки, – так что же тогда расцвет экономики?
Для него, матерого экономиста, было ясно, что творят демократы в экономике, но некоторыми затруднениями он все же делился:
– Как обозначать «их» в тексте?
Я сказал кратко, одним словом. Он ухмыльнулся и не ответил.
Встречался я и с некоторыми руководителями «Интерфронта». Один вздыхал:
- Самое страшное у нас полукровки. Евреи – так те честные, друг - так друг, враг - так враг, а полукровки - туда-сюда, туда-сюда. Бегают, разрушают.
В Интерфронте царила сложная обстановка. Там оглядывались на Москву и ждали её поддержки, а Москва колебалась и предавала. Шатания и разброд ослабляли ряды патриотов. Да и патриоты были самые разные.
***
Но большинство народа не понимало, чем грозит ему приход демократов к власти и расчленение СССР. Люди не понимали, что идет война на уничтожение русских и России, а после уничтожения русского ядра страны придет черед всех остальных. Идеализация Запада, внедряемая СМИ, многим застилала глаза. А парниковый эффект могучей державы СССР напрочь убивал чувство страха перед будущим. Отчаяние безысходности придет потом, когда уже будет поздно.
– Будет у нас заграница. Будете ездить к нам заграницу, – добродушно говорил мне один юрмальчанин, не веривший нашим пророчествам. Ныне он, за бесценок продав юрмальскую квартиру, обретается в Новосибирске.
– Отделимся от вас, у нас курорт мирового уровня будет, – высокомерно говорил другой. – Вся Европа к нам будет ездить.
Теперь у него две мечты («теперь» – это в девяностые годы. – А.Н.). Одна – устроиться в ресторан официантом, подделавшись под латыша, умеющего отлично говорить на русском, вторая – чтобы русские приезжали в Юрмалу.
Одна милая латышка горячо переживала, что латыши пьют.
– Это русские нас научили, мы никогда в рот вина не брали! – горячилась она. (Откуда такая убежденность?) – Не будет русских, латвийская культура воссияет на весь мир.
Ныне она с ужасом видит, что западная масскультура поглотила взлелеянную в парниковых условиях СССР латышскую самобытность. Теперь Рига – глухая провинция. Какой уж там светоч культуры!
Латышей убеждали, впрочем, как и все народы СССР, что из них империя высасывает все соки, забирает в Москву все деньги. На самом деле республиками-донорами бюджета СССР были только РСФСР и Украинская ССР. А в пересчете на мировые цены – только РСФСР. Рост инфраструктуры Латвии, от шоссейных дорог до телефонизации отдаленных хуторов происходил за счет корневых русских регионов. СССР вкладывал в Прибалтику средства, отнимая их от мучающейся от бездорожья Вологодчины, Архангелогородчины и т. д. Особенно больно осознавать это, находясь на моей обнищавшей и обезлюдевшей Онеге.
Империя наоборот. Концептуальное устройство СССР разъедало его корни (да-да, как и было сказано, угадано в предисловии - проклятые большевики и конкретно Ленин, как крылато выразился Путин, "заложили атомную бомбу" под СССР в виде права наций на самоопределение вплоть до отделения - вот коли б не эти большевики с их демократизмом, так и стоял бы СССР, аки при царе, таки и при патриотах. У поэта Юрия Кузнецова эта же самая мысль изложена в одном патриотическом антисоветском стихотворении о Кремлёвской стене и покоящихся там: "Ячейки с прахом прогрызают стену – Она на них едва ли устоит". 1988 год - прим. ред. Д.Ч.)
Дух Петра. 1990 г.
Мы сидели в юрмальском ресторане с одним рижским знакомым, якобы специалистом по технике гражданского строительства. Говорили о наглости и безнаказанности латышских нацистов.
– Куда же смотрит КГБ? – расстроился я.
– А что мы можем сделать? У нас жесткое подчинение приказам! – отчаянно выпалил он.
Приднестровье
Чем дальше, тем хуже. Кошмарные новости тех лет. Они доходили до нас не через телевидение, а через беженцев, через крохотные тиражи немногочисленных патриотических газет. К сожалению, патриотические «толстые» журналы давали информацию запоздало, через три месяца после события (издательский цикл у них был такой). Боролись, но не могли успеть за событиями «Наш современник», «Молодая гвардия», «Москва», «Слово», «Ленинградская панорама».
А вал демократической прессы был огромен. Запад усиливал натиск. Поэтому удивительно, что одна эмигрантская газета (формата А4) из Америки набралась смелости и отчаянно выдала документальную информацию о правой руке Горбачева – Яковлеве, втором человеке в СССР: он работает на ЦРУ! Мы передавали потрепанный номер этой газеты из рук в руки.
Но вскоре до нас дошло известие, что редактора газеты сменили, и эта эмигрантская газета стала тоже демократической. А наши издания держались: «Пульс Тушино», «Литературная Россия», еще несколько по регионам.
До сих пор помню свой ужас, даже неверие в происходящее и растущую ненависть к демократам, сеющим зло по всей нашей земле. Чудом уцелевшие беженцы со слезами рассказывали: несколько тысяч русских женщин в Душанбе, раздев донага, таджикские демократы под автоматные очереди гоняли кругом по вокзальной площади, пока не расстреляли почти всех. Мужчин убили сразу. Детей мучили на глазах у матерей. А эти несчастные русские люди просто хотели бежать из Душанбе . Тогда же русские беженцы из Армении, потомки староверов, жившие на границе с Турцией, плакались, что армяне заставляли их под угрозой жизни детей продавать свои дома и уезжать из Армении. Ужасающие вести приходили отовсюду.
Я не мог усидеть в Питере. Я начал ездить по стране: и с выставкой своих картин, и без оных, иногда с группой товарищей, иногда один. Туда, откуда приходили устрашающие вести. На моих глазах разворачивалась трагедия крушения сверхдержавы, преданной теми, кто по присяге и по долгу должен был защищать её.
В Кишинев в первый раз я вылетел летом 1990 года после того как в патриотической газете «Литературная Россия» прочитал об убийстве там среди бела дня Димы Матюшина, русского парня, убитого только за то, что он говорил на русском языке. Я и знать не знал этого Диму. Уже из Кишинева поехал в Тирасполь. Так я много раз мотался в Приднестровье еще до войны 92 года.
В те молодые годы я любил таскать с собой в поездки совершенно ненужные вещи, ненужные до абсурдности, например, на потасовку с демократами я иногда брал с собой большие бухгалтерские счеты, которые привешивал к ремню в качестве «личного оружия бухгалтера». Иногда эти счеты были, действительно, ужасающим по своей нелепости оружием! А как они щелкали! А в сочетании с бушлатом!
В самолет до Кишинева я как-то взял метроном. Поставил на столик, отвёл стрелку и глубокомысленно воззрился на её качание. Одна стюардесса не выдержала и поинтересовалась:
– А вы Митёк?
– Нет, я Толёк!
Спустя годы понимаю – тот метроном отбивал последние ритмы великой страны.
Для придания себе большего веса (в сущности, мальчишкой еще был) я обзавелся удостоверением внештатного корреспондента газеты-многотиражки Ленинградского Адмиралтейского объединения (ЛАО). Но мои публикации там были не нужны. Повторяюсь – коммунисты не освещали происходящее в стране. Да и, вообще, руководство комсомольских и партийных органов было настроено оптимистично. Почему-то им казалось, что, как бы карта ни легла, и страна, и они уцелеют. На чем зиждилась их уверенность??
После расчленения СССР и образования суверенной Молдовы вместо союзной солнечной Молдавии внезапно для её жителей выяснилось, что Румыния хочет присоединить к себе новоиспеченную Молдову. Приднестровцы возражали резко. Гагаузы тоже. Молдаване возражали вяло, скорее апатично, не вникая в происходящее. Демократам, конечно, на реакцию народа было наплевать, но без промышленно развитого Приднестровья и сама Молдавия Румынии была не нужна. Эдакий балласт на нищую румынскую экономику. Румынам были нужны русские заводы, сосредоточенные в Тирасполе.
Началась эскалация конфликта.
Румыния наглела, подзуживала Кишинев, и тот вооружался.
Тирасполь готовился к защите. Смутное время, неясная атмосфера. То ли власть есть, то ли её нет. Люди сами подталкивали местные исполкомы, райсоветы, милицию и своего избранного приднестровского президента к активным действия. Те поначалу робели, пока толком не осознали, что они и есть настоящая власть, что больше не на кого надеяться, бесполезно оглядываться и искать помощи у Москвы. Надо сопротивляться самим.
Я патрулировал улицы Тирасполя вместе с рабочими заводов. Эти люди были такими советскими. Им казалось, что еще немного и кошмар кончится. Иначе и быть не может. Скоро все снова заживут одной страной, одной семьей. Снова будут радостные гости из Ленинграда, Мурманска, со всей страны.
Большую часть вооружений кишиневским фашистам дали не румыны: это Ельцин подарил Кишиневу огромную часть военной техники, снаряжения и боеприпасов 14 армии. А Тирасполю, считающему себя частью России, не дали ничего. Но приднестровцы держались стойко, их стойкость помогала нам, патриотам в центре, и мы, чем могли, помогали им. И если бы не чуткая реакция США на события в Приднестровье и не пьяный хрыч у власти в Кремле, то все могло бы сложиться иначе… Расчлененные части единого организма великого государства неудержимо притягивало друг к другу. Законы экономики и единого этнокультурного пространства действовали центростремительно. Но и враг не дремал, он усиливал натиск, закрепляя успех.
К Приднестровью с весны 1992 года стягивались румынские войска. Не доверяя апатичным и мирным молдаванам, Кишинев укомплектовывал свои войска профессиональными румынскими военными. В мирную жизнь приднестровцев исподволь вписывались артобстрелы, подлые выстрелы снайперов в мирных жителей, вылазки румынских фашистов на БТРах и танках через линию границы.
Как-то весной 92 года я в Дубоссарах, в местном исполкоме разговаривал с заместителем председателя горисполкома. Все вокруг было такое милое доброе русское советское. Вдруг гулко грохнул взрыв, потом еще и еще. Мы пулей вылетели на крыльцо. Что такое? На улицах никого. Проезжающий колхозный грузовик остановился, водитель свесился из кабины, весело прокричал нам, что румыны обстреляли окраину Дубоссар, и поехал дальше, а мы спокойно вернулись в кабинет и продолжали разговор.
Обстрел уже входил в привычку.
Война властно вмешивалась в быт, но гражданская жизнь продолжалась. Люди в автобусе, едущие из Дубоссар в Тирасполь, возбужденно говорили о своих делах и между делом сообщали друг другу об убитых и раненых. Неужто Коляна? Какой молодой, ах-ты. Настю ранило? Всю семью взрывом? Пассажиры шумно обсуждали вместе с водителем - ехать или не ехать по такой-то дороге – вчера там обстреляли казаков. Одна хохлушка оживленно тараторила о своей поездке в Турцию, даже не понимая, слушают её или нет: «Какая культурная страна!». Кто-то готовился к свадьбе. Как бы между делом чей-то голос сообщил, что румынские БТРы пытались проскочить вчера по мосту у Дубоссар. В ответ промолчали.
Страха не было. Происходящее воспринималось жителями как временное кошмарное недоразумение. Еще немного и все кончится, снова будет Союз. Все верили, что Москва не оставит их румынам, ведь понимают же в Москве, что защита Приднестровья - в интересах России.
Бедные, они не понимали, что наша древняя столица уже давно не наша. Отступать некуда, позади уже и Москвы нет.
Приднестровцы по всей линии обороны укрепляли позиции. Посты, командные пункты, окопы… Ополченцы, гвардейцы, не только русские, но и других национальностей: все понимали, что защищают свои семьи и себя. Казаки… Добровольцы приезжали со всей России.
– Я слышал, что Макашов к нам приезжал? – спросил я местного особиста.
– А что Макашов? – отвечал он мне. – Что может генерал без армии? Ну, поездил по позициям, ну советы давал. Да мы и так все знаем. Оружие нам нужно.
Приднестровцев изумляло, прочему Москва вооружает румын, а им, считающим себя частью России, ничего не дает. Они (да и все мы тоже) еще не знали, как лихо в течение нескольких месяцев Ельцин со своим министром обороны Грачевым (кличка Паша-Мерседес, после расстрела парламента назван Ельциным «лучшим министром обороны всех времен и народов».) вооружил Чечню, где Дудаев развернул геноцид русских и взял курс на войну с Москвой.
Румынами подпитывалась пятая колонна в Приднестровье. Этих называли "бурундуками". Румынские агенты обещали "бурундукам" после истребления русских в Приднестровье освободившиеся квартиры, все их имущество и… начальственные посты.
Бурундуками очень скоро стали называть и снайперов. Снайперы в Тирасполе и в Бендерах цели особенно и не выбирали, они стреляли по неповоротливым бабулям и тетулям. Их задача была посеять панику среди приднестровцев.
После разгрома СССР в 1991 году я чувствовал – от дел на Днестре зависят дела в Москве. Так оно и было.
В Приднестровье укрылись многие патриоты из тех, кого бросила Москва в отрезанных регионах СССР. Одного из бывших руководителей МВД Латвии, ставшего министром Приднестровья, я пихал пальцем в уважительный живот на праздничном Тираспольском мероприятии:
- Хорошего человека должно быть много.
А дальше была война.
Она начиналась с весны, исподволь, росла и ширилась в перестрелках и стычках вдоль всей границы, в Бендерах и Дубоссарах, а яростно грянула 19 июня 1992 года. В России её демонстративно не заметили. «Приднестровский конфликт» – так обозначила её демократическая пресса.
Но мы были вместе с приднестровцами.
А потом был 93 год. Путч Ельцина и наша отчаянная попытка спасти страну. Армия, как обычно, предала, и Запад утопил в крови наше сопротивление руками ельцинских вооруженных подонков и своих спецслужб.
Сражаясь за Родину 3-4 октября 93 года погибло от 10 до 15 тысяч граждан России, которых при нынешнем режиме никогда не назовут героями, и которые сами на знали, что они – герои!
Я был с ними. Мы сражались за Родину.
Материал по теме:
Страну сдавали, но мы сражались (ч.1)
|
|
