Не люблю и не умею смотреть кино «на хайпе». Причём, чем громче и дольше стоят хайп и хай (а негативный пиар – тоже пиар), тем потом дольше не могу смотреть – словно жду, когда пелена спадёт. Не поверите, сколько ждал, чтоб посмотреть «Титаник» - уже и ВХСки вышли из употребления… С «Матильдой» всё же лучше: минул год, и смог.
Главное, чего вообще никто не заметил – в силу уровня громкости выражения мнений, общего фона, то есть шума. Фильм для Учителя нетипичен. То есть если б я был кинокритиком, профессионалом – я бы начал именно с этого. Это ведь главное – стиль режиссёра, контекст его собственных работ, наконец, те самые собственные творческие правила и законы, о которых говорил Пушкин, - единственные законы, по которым можно судить любого автора. И вот здесь я просто не могу выискать аналогов «Матильде», чтобы как-то примериться.
Есть у Учителя фильмы просто завораживающие, не позволяющие оторваться от экрана – снятые совсем «другой рукой», как «Прогулка» 2003-го года, например. Это порой лучше Годара – и не потому что цвет, и не потому что нет детективного допинга, как в «На последнем дыхании», а потому что незаметные, случайные события влекут сильнее любого детектива. Ленинград нулевых, как его пытались снять и в другой мелодраме «Питер-ФМ» - предстаёт во всех измерениях, без ретуши, и во влекущем, повторюсь, темпе.
Ну, а в «Матильде» с первых же кадров закрадывается подозрение, что руку мастера поменяли. Или, может, поставили протез?
Весь этот сценический блеск, театральная аура, предстающая в цветном кино явно не германовской стилизацией-реконструкцией, а свежестью, именно свежестью позолоты – есть ни что иное, как умышленное заимствование. Цитата, если угодно. Краденый объектив и антураж. На кого же замахнулся Алексей Учитель, как вы полагаете?
На Никиту нашего Сергеевича, на Михалкова – причём двадцатилетней давности. Стиль вот этого самого преувеличенного царского великолепия, в «Сибирском цирюльнике», в 1998-м ещё резавший глаз пошловатым низкопоклонством перед интуристом, настолько вошёл в моду и стал мейнстримом (вспоминаем тотчас и «Азазель», и «Статского советника», и «Турецкий гамбит»), что высказать нечто новое о канонизированном царе, о монархии вообще и о «России, которую потеряли», в частности, - можно было только используя язык, «глаз» прокремлёвского официоза. И ещё большой вопрос, какая тут курица была раньше какого яйца: Мигалков столь резво бежал впереди паровоза, что ельцинский царедворец Павел-то Бородин ещё не выкорчевал до конца дубового советского убранства из Георгиевского зала Кремля, а в умах интеллигенции реставрация монархии уже была эстетически оформлена «в лучшем виде». Вот в этом самом, каком-то подчищенном, округлённом, по правилам ретуши – сильно расходящемся с кадрами хроники, в «богатом» стиле, изобилующем не просто цветом, но и аксессуарами, несессерами (в общем – барахлом) и снята «Матильда».
Сразу возникает вопрос: нет ли за таким заимствованием михалковской оптики изначальной иронии, а, может, даже и стёба?
Нет, всё серьёзно, как и полагается в мелодраме.
Более того, исторический материал проработан именно в целях точности реконструкции-«цветизации», а не для буффонады. Вот, кстати, если уж тут и находится пример-контрапункт, где вроде бы тоже много и цвета и экшна – так это «Есенин». Вездесущий Безруков, так и не стряхнувший с себя навязчивого обаяния массовика-затейника и студенческих капустников, с такой широченной улыбкой и аппетитом «жрёт» весьма шероховатый, «нелинейный» сюжет-судьбу поэта, что не у него, а у зрителя может случиться заворот кишок. В «Матильде» нет и тени подобного моветона, хотя клиповые рывки и дешёвочка «богатого стиля», конечно же, встречаются. Но именно там, где и должны быть – сюжет-то изначально вполне как раз карикатурный и похабный, – прямого воплощения чего в фильме так и опасалась малообразованная монархистка Поклонская с её откровенным психоаналитическим «переносом». Но об этом чуть позже.
Итак, удачно ли начат фильм? Матильда в день коронации несётся на «хоры» чтобы крикнуть «Ники!» и Николай Второй упал от оклика в обморок… Как бы спешит сказать то, что изменит ход истории. Да, по законам этой самой опостылевшей и адаптированной под популяризацию царизма голливудчины – всё сделано верно. И заявлена главная мысль фильма: не лезь на престол, не твоё это.
Но зачем эпизод полностью продублирован ближе к финалу? Вот это – как раз по законам заимствованного жанра, - такая неудача, такой «незачёт», что даже и странно. Ну, если должен эпизод, вынесенный «анонсом» срастаться с ходом событий, которые мы и наблюдаем весь фильм – так дай ты пунктиром те же кадры, или как бы с другого ракурса, в другом темпе, хотя бы. А тут прям – словно забыли вырезать то, что уже «переклеили» в начало.
Эпизод с выпавшей во время танца грудью мил и обещает в дальнейшем богатую эротику. Но её нет, практически нет. Грудь в балете – не новость, помню у Мориса Бежара на музыку Queen была прелестная зимняя зарисовочка, на свежий глаз (1998, опять же, ещё работал в 91-й школе психологом)… Отчего бы не пойти тут дальше, как-то не мельком, а что ли «глазами августейшего вожделения» показать Матильдину грудь, раскрыть, так сказать, тему? Нет, ничего затмевающего это кратковременное действо далее нет. Вот тут, пожалуй, Учитель и попытался показать «скорость реакции» мужского населения того времени, которое мгновенно ринулось с цветами и предложениями, едва их поманили вкусненьким. А что это выпадение было конкуренткой спровоцировано – даже странно, ведь в этом неофициальном публичном доме шла конкуренция за августейших жеребцов…
В общем, ажиотаж вокруг Кшесинской возникает как бы из ничего, и сама она кажется слишком молоденькой и неопытной балериной, чтобы стяжать такое внимание. Но уж если тема пошла – куда деться... Точно так же, пытаясь навести тень на плетень Безруковы в «Есенине» едва ли кулаком по лбу зрителя не стучат с настойчивой, высосанной из пальца версией убийства поэта. Вот говорит патологоанатом, что есть на лице явные следы попадания верёвки в губы, даже Безруков пасть разевает для наглядности, потом показывают фотографию трупа Есенина – да нет там никаких следов! Даже намёка нет – глаза-то не обманешь? Но тема взята «за яйца», притянута за уши – иначе какого бы чёрта зритель терпел этот капустник столько серий? Впрочем, уж когда снимают непрофессионалы, лажают антуражники, то с первых кадров ясно: показывают Успенский переулок образца 1985-го года. На первой же секунде – неправда. Никогда не стоял серобокий ларёк «Союзпечати» на углу Успенского и заканчивающейся на нём Петровки. Афиши Москонцерта на углу ограды 24-й больницы и далее по Петровке были, но ларька – никогда, ни до 1985-го, ни после (я там ежедневно в школу ходил с 1982 по 1992)! Неправда… Как и типичная для времён «демократии» усиленная ограда Петровки-38, и расширенного окаменевшего КПП, и «восьмёрки» жигулей на заднем плане Петровки вдоль ограды - ещё НЕ БЫЛО! Но семейка прохиндеев втюхивает наскоро напиханный антураж, в случайном месте коридора воткнутый бюстик Ленина (просто потому что камера тут проехала, а пора штришок эпохи дать) – сериалу простительно. Но для «сенсационного фильма по роману…» - нет. На том и обломались: разорались на рубль, разоблачили «кровавую ЧеКу» на копейку.
Учитель, конечно же, другого уровня режиссёр. Взяв на главные роли актёров, которые не просто именем зашли «посветить», а сыграть серьёзно, то есть хотят раскрыть исторические образы (на роль Кшесинской из трёх сотен претенденток выбрал полячку Михалину Ольшанскую, аутентичнее чтобы - кстати, она и писательница, оказывается) – он всё же сделал фильм, по которому можно пытаться показывать и объяснять закат монархии в России. И сама актриса работает отменно и наверняка ещё бы лучше работала в сценах откровенных. Понятно, что до «Агонии» тут ещё дальше, чем «Есенину» до сенсации, но аполитичному зрителю такое показывать полезно. Слишком чувственный, конечно, Николай – должен бы хоть чем-то вне бедного текста оправдать свою «правду характера» - я опять же об отсутствии эротического контента… Но, увы, он, а не его будущая супруга – больше выглядит иностранцем, причём чем дальше, тем больше.
Ему бы предстать «немцем» (а актёру самим собой в основном амплуа) тогда уж – в духе того же «Фаринелли, кастрата», где бурное театральное оперное бытие имеет столь же бурное эротическое закулисье… Но самого главного – работающей над изящной Матильдой задницы царя, - Учитель то ли не хотел показать, то ли в итоге цареПоклонского «инспектирования» съёмочной площадки – просто побоялся. Его же упрекали «государственными ассигнованиями», которые могут быть пущены во зло расейской государственности. И вот - пришлось одной Матильде, и то в полупрозрачном пенюаре, разок лишь явить смутную наготу, но не в соитии с наследником престола. А зачем тогда раздеваться, господа буржуазные вы наши классики? Зачем радетели приличиеф врезАлись на личных авто в кинотеатры?
Показать будущего царя чужаком в своей стране – идея прекрасная. Более того, проработанная так глубоко Троцким в «Истории русской революции» - что, как говорится, только бери и воплощай. Действительно увлечённый лишь личной, обывательской, бедной историческим содержанием жизнью Николай – вот какой реальный, не позолоченный и канонизированный, царь проигрывал войны и в итоге проиграл Россию России же. Ну, так где в фильме эта «красная нить», кроме робких намёков на царёво аутсайдерство – в эпизодах стрельбы по воронам и в откровенных беседах с матерью (Допкунайте хорошо сыграла малоизвестный и в кино вообще не явленный персонаж)?
Такое ощущение, что Учитель хотел визуально достоверно рассказать о Николае-2 доселе неизвестное не взрослым современникам, не детям своего поколения, даже не подросткам (детям детей), а ученикам класса 5-го… Ни контраста внешних исторических событий с бурной личной жизнью Ники (а тут эротизм и роскошь могли бы прекрасно выпирать на «контровОм» свете нищеты, стачек, наконец, первых терактов), ни монологов его, связанных с грядущим возложением на себя царства… За всех тут отдувается батюшка Гармаш – чрезвычайно не подходящий к назначенной роли. «Россию надо держать – вот так!!!» Грузный, рослый Александр-3, не человек, а статуя – и тщедушный какой-то портовый забулдыга, хоть и при бороде, это примерно, как у Безруковых изображён полулысенький к моменту знакомства с Есениным «голубой старец» Николай Клюев – каким-то вихрасто-усатым конторщиком, едва не в нарукавниках серых… Увы, моветоны киносовременности в изображении «которую потеряли» тут прослеживаются. Вот так «украдёшь оптику» - и украдёшь «опаньки».
Однако эпизод с крушением царского поезда, то как Александр держит рухнувший вагон, пока из него эвакуируют его семью – это да, это образ, знамение, и то, как раз, чему наверняка позавидовал Мигалков, но постеснялся в этом признаться. При этом почему-то начисто из сюжетной линии исчезает причина гибели батюшки Николая-2, столь, наоборот, пророчески «ввёрнутая» в «Цареубийцу», например. А тут – опять недомолвки. Купюры Поклонской – дабы не пропагандировалась ненависть к монархам?
Ну, держал Россию Александр-3, а вот как опустил, так и пала она. Правда, прямо перед этим самодержец (сам вагон-то после крушения поднял и держал – крышу, так сказать, державу) советовал Ники присмотреться к Кшесинской, ибо глаз на баб и особенно на княгинь имел намётанный. Да уж и предки его были в этом плане — не промахи!
Чего уж тут стесняться Учителю в наши дни, когда аж в 1993-м, когда всякие приличия пали и голытьба спокойно шагала в прямом телеэфире (в каком-нибудь клипе бит-квартета «Секрет») был снят сериал «Роман императора», где в новейшем очаровании постсоветской интеллигенции дворцовым великолепием, Александр Второй творил с любовницей своею Катей (прекрасно сыгранной Верой Сотниковой - слева на фото) на пляжу такое, чего нынче и Голливуд постеснялся бы — какая, знаете ли, неспешная курортная нега (ещё коктейль один так называется), какие ракурсы времён сексуальной контрреволюции!.. Эдак и впрямь взгрустнёшь по «островку 90-х», ведь первый «Мастер и Маргарита» Кары (без купюр, то есть до переиздания на ДВД) являла нам попочку и передние прелести Маргариты (Анастасии Вертинской) во всём многократном великолепии. А теперь — что, уже нельзя или просто приелось? Так где же хотя бы попытка побить рекорды режиссёров-современников (снимала сериал «Роман императора» малоизвестная Диамара Нижниковская — но даже она не боялась явить женскую брюнеточью красу возле государя достойно)? Уж там-то «любовь по-царски» явлена на пляже с первобытным стремлением к раскрепощению десоветизирующегося кино…
Нет, у Учителя всё как-то загадочно сдержанно. Реабилитации чисто плотской а ля страстный «изменщик» Колчак или тот же «двухстаночник» Доктор Жеваго – не планировалось. Учитель пытается высмотреть в Николае не слабого человека, а какого-то задумчивого и отстранённого красавца, который даже к избранной им возлюбленной не проявляет «хищничества». Между «солнцем», своей будущей супругой, не блещущей красотой даже в лучшие годы, и балериной, он выбирает некрасивую супругу – потому что вспоминает некое знамение, сказанные мамой или кем-то из близким слова о том как она осветит его судьбу (так ему или ей потом больше понадобился Распутин?)… Где тут хотя бы внутрифильмовая логика, где логика страсти?
Наследник не выбирает между служением престолу и женщиной, нет! Так тоже вопрос не ставится – он просто едет по колее, которую для него проложили предки, а они тоже женились не по любви… Грустная, но банальная, не стоящая антуража история. На месте Поклонской надо было высчитывать, сколько в фильме идей, а не ассигнований – и по ним уже судить о целевых расходах.
Кстати, та самая «роковая печать», о которой ещё Пугачёва пела в известном шлягере «Не могут короли…» – одна и прошивает психологически этот идейно и событийно пустоватый фильм. Андрей, отбивающий Матильду у Николая в московском особнячке, им для неё выстроенном, – тоже горит желанием жить с ней подальше от царств и родины вообще, что и отражено в её дневниках «эмансипэ», подлинность которых слёзно оспаривают монархисты. Между тем именно этот дневник, письма – материал более богатый, чем фильм, на самом деле. И тот же «треугольник семьи-товарищества», ставший каркасом в семье Бриков-Маяковских (ставший возможным при мощнейшем раскрепощении не просто женщины, а всего общества, с падением и монархии, и капитализма, и буржуазной морали) – немного виднеется в её записях, брезжит, так сказать. Но этот «тлетворный» материал словно Поклонская и вычеркнула из сценария. А зря тема не прорабатывалась, ведь моральное разложение любых царствующих династий предшествовало их падению, и тут точно можно было сделать ряд открытий для зрителя.
Навязчиво кажется, что в фильме полно купюр. Но не те же времена, господа офисеры!
И почему всё же брезжущую за недомолвками основную идею фильма Учитель не может вбивать с настойчивостью Безруковых (умучили русскаго национальнаго поэта пуроклятыя ашпиды-большевики) мысль надёжным молотком эротики— что настоящая жизнь, страсть и призвание Николая лежали за пределами исполнения функций императора? Ведь бессилие на троне должно было как-то, где-то, чем-то компенсироваться. Не может быть человек пустышкой по всем фронтам. И ответ вроде бы найден: слабый, безвольный человек, последыш династии, такой красивый в семейном окружении — наверное, был создан для любви... Но эту любовь проклятая судьба ему разрешала иметь только в официальном порядке, то есть на троне. Так мы получаем всё известное дальнейшее, а заодно и нынешних маньяков-монархистов, для которых (среди прочих погибших в огне Гражданской тысяч семей, например, крестьянских и пролетарских) убийство одной этой, уже не царской, а просто республиканско-гражданской семьи — стало своего рода политическим фетишем.
Полюбуйтесь, кстати, что я увидел, проходя давеча по Татарским улицам-краям, в одном из балконных мирОв, так сказать, почти напротив въезда на территорию телестудии ТВЦ. Фото слабое, телефонное, на разглядеть можно: это же наглядная агитация. И никакие власти она не беспокоит. Прости нас не царь (гражданин Романов, отрекшийся от царства), а именно Семья — акцент проставлен чётко.
Конечно, в такой реакционной общественной обстановке снять что-то смелое, показывающее вовсе не царскую жизнь с неизбежными «семейными ценностями», а изнанку её (хотя бы и эротическую) - было бы отвагой неслыханной. И потому горели машины на стоянке у телестудии Учителя и в саму студию захаживали какие-то приставы... Но это было по сути лишь искажённое эхо возможного, ожидавшегося обличения того мифа, на который успешно опирается власть «питерских» - не просто опирается, а активно пропагандирует, ставит царям памятники — вот и тому самому Александру-3 в Крыму, например...
Очевидно, что замысел «Матильды» за тот период что фильм снимался, то есть пока его ждали — как бы корректировался обществом. Реклама фильму была сделана такая, какой и на десять кинофильмов хватило бы, и на любой, пусть и тягомотный, но идейно стройный сериал... А вышло-то — ничего интересного. И любопытна, предсказательна лишь финальная сцена с явлением Николая на вечереющую Ходынку, откуда тянутся подводы с погибшими, и щедрый царь даёт приказ похоронить всех не в братской могиле, а в отдельных за счёт казны, а потом и даёт салют (зачем-то), заготовленный заранее (не было в те времена таких китайских фейерверков — ну да простим, это почти послесловие). Финал с фейерверком над Ходынкой и стоящим перед ней в непроглядной ночи на коленях Николаем — намеренно затянут, хотя даже после него остаётся ощущение недосказанности. Выплывают титры, нам, наконец, пророчески сообщают, что семья анператора будет расстреляна в 1918-м — и почему-то эти буквицы смотрятся гораздо красноречивее самого кино — как будто фильм порубали сперва, а на этом эпизоде Учителю и вовсе предложили остановиться (ведь могла как-то прорисоваться и тема адюльтера-а-труа уже после коронации).
Та же самая Ходынка показана живее и «документальнее» издали, отголосками — в «Жизни Клима Самгина», например. Но в «Матильде» — опять какая-то неуместная статичность, а мгновения начала давки показаны опять на фоне триколоров (падающих вместе с тумбами-мачтами, вряд ли присутствовавшими в те времена) с той «свежестью кадра», которая не способна передать дух времени, замызганность, бедность собравшегося народа. В общем всё то, что не получилось показать и в сериале «Есенин». Тут, увы, сравнение по итогам, а не по самой «плоти» картин — выравнивает фильмы, хотя «Есенин» имеет много серий, а «Матильда» коротковата.
Ни Матильду саму, ни Николая - Учитель не раскрыл и даже не приоткрыл как исторические персонажи. Есенин, заигранный Безруковыми, как домашний хомячок дворовыми мальчишками — уже под конец фильма открытым текстом орёт, что его зарежут, как зарезали Фрунзе, и везде орёт «я Есенин!!!» неуместно-сиплым голосом - так, словно Безруков и впрямь снимается не в кино, а вышел за пределы съёмочной площадки к ларьку прикупить выпивки, и продавщица гадает, на кого же он похож, под кого гримировали... А стихи читает — ну, именно так, как читать нельзя. Перед проводником в мир питерских поэтов на заре восхождения на Парнас — орёт свои строки словно школьник у доски, с фингалом, громко и навытяжку, а перед анператорской семьёй в Царском селе (Есенин нигде этим не гордился — наоборот, монархию ненавидел с анархистским уклоном) почему-то читает стихи, стоя спиной к августейшим и лирически глядя в окно. Ну, тут-то ясно что режиссёр-постановщик великой обличительной книги — просто идиот, марионетка... Я даже не знаю, какой там был у Безруковых режиссёр или консультант — но потому и не запомнился. В целом же если этот сериал отвратен просто по нескольким кадрам (единственные актёрские удачи — Айседора и Дзержинский, тоже немного нервически переигранный, не лучше чем в исполнении Михаила Казакова, но всё же для сериального кинца уже неплохо), но «Матильду» всё же хочется смотреть и даже досмотреть — но тотчас хочется переснять, чего «Есенин», само собой, не требует, тема гнилая изначально.
Разгадывать Есенина Безруковым через призму архивных поисков некоего оправославившегося МУРовца (вот уж позорнейшая роль для Александра Михайлова, нашего «мужика») - не удаётся, но это предсказуемо. (Видите ли, вскрыв вены на правой руке, он не мог написать своё «До свиданья, друг мой»! А что — кровь не стекала с руки, нет? На перо никак попасть не могла и он обязан был писать левой, тыкая пером в правую?!! Этих бы придурков — в нынешние полит-следаки, нам бы жилось спокойнее) Пытаясь найти заранее себе же подсказанную отгадку, почему же поэт пошёл на «грех великий», на самоубийство — семейка-буфф пляшет точно такую присядочку, которую заказывает правящий класс, как раз тот класс, который и Есенин люто ненавидел, желая быть «жёлтым парусом» революции, а вовсе не какой-либо контрреволюции или реставрации монархии.
Учитель никакой присядочки изначально-то не планировал — и от него ждали, наоброт, пощёчину правящему классу, видящему себя в отражениях монархических зеркал. Однако результат одинаков, увы. Дух времени упущен напрочь. Как «голубоглазый телёнок» (по определению Мариенгофа) Есенин и его слабохарактерность, его мелькания между сценическим, поэтическим, новоЯзным авангардом Эпохи и его кабачной изнанкой, так и слабохарактерность дворцового шармёра Ники — не раскрыты в деталях нисколько. Но если сидящих на коленях парней-работяг, почти как кабацкие нэпманши, комсомолок во время чтения Есениным стихов на большой сцене — мы лохотронщикам Безруковым прощаем легко, то вот простить Учителю качания в сторону жалельщиков «семьи» мы не можем. Тема не позволяет. Ленинградский модерновый особняк Кшесинской (без участия Романовых там не вырос бы который), глядящий на Зимний дворец, и балкон особняка (реквизированного у царской профурсетки, штаба революции), с которого не раз выступал Ильич — не позволяют... А вот что пьяные нэпманы, которым пьяный Есенин вышел читать «Сорокауста», вдруг недовольны предложением пососать у мерина - это они-то, как раз в кабачном фольклоре легко могущие и Баркова затмить! - вдруг выказывают высокую нравственность и выражают недовольство похабщиной - ну, это конечно Безруковы очень верно воссоздали историцкую атмосфэру, дасс. И драка вышла по причине высокой нравственности нэпманов и извозчиков, которых оскорбил миляга Есенин.
Сипатый горлопан Безруков, конечно, затоптал лирического, женственного Есенина — но это не так страшно, если учесть, что его батюшка «демократического поколения» направлял сына по руслу настроений, восторжествовавших после 1991-го. А тогда всех великих советских поэтов разом «убили» (удивительно, что Маяковский ещё так не экранизирован, подстреленный в окошко чекистом) - и зря старался академик Зелинский в 1955-м году в своём предисловии к двухтомнику Есенина (в одном томе, казахского издательства) как-то выгоднее показать биографию поэта, его шокированность событиями 1905-го года, его ненависть к царизму, его участие в кружках «крамольников», показать что «пусть в советскую литературу Есенина был непрост»... Понятно, что теперь-то вышел гулять «иной Есенин», как раз тот, который и прикончил Есенина красного, тянувшегося с самого начала к революции, в маяковское будущее. А уж если гостиница Англетер (Интернационал - после Революции) числилась за ОГПУ - так уж точно чекисты и прикончили всю будущую ельцинско-путинскую Русь в её поэте-попадАнце, застрявшем у треклятых большевиков.
Но с Николаем-2 вышло ещё проще: упорно канонизируемый, начиная с «Романовых, венценосной семьи» перевёртыша Панфилова, пожалуй, лучше всего сыгранный Янковским в «Цареубийце», с фанатстическим «подбоем», - этот бесхребетный «флюгер Истории» не раскрыт, а лишь намечен, намётан в мелодраме «Матильда», которая тоже, как в стихотворении Леонида Губанова «эта женщина недописана, эта женщина недолатана». И, видимо, теперь уже голливудским умельцам захочется снять что-то посерьёзнее, поэкшновее и идейно посильнее — как о том же Есенине была снята «Айседора» с Ванессой Рэдгрейв в главной роли (хотя там он и эпизодический герой, но уж гораздо более натуральный, чем у безруко-ходульных Безруковых).
Материал по теме:
С приветом к вам, Сергей Безруков
|
|
