Ну не приемлет сама наша почва эту демократию, хоть ты тресни! Последний ее не выкошенный островок – выборы глав малых городов и поселков – и тот утоп в пучине лихоимства. Выборы губернаторов и в Думу у нас выкосили еще раньше: первые, выродившиеся в неуправляемые воровские войны – напрямую; вторые – через управляемые с кремлевской вышки партии. И в общем поделом: шуму от тех же независимых законодателей было много, а толку – ноль. Ибо какой толк принимать законы, даже золотые, в стране, где высшей доблестью считается их нарушать?
Но на муниципальном уровне какая-то реальная борьба за власть еще была, а лишь она и есть демократия. Все остальное – блеф в порядке анекдота, что в Америке и через месяц после выборов не знают победителя, а у нас знают еще до их начала. И все придворные сказанья о хотя бы номинальной возможности выбора на прошлых и будущих президентских выборах – тот же блеф. И даже не в силу неравной агитации и того, что в соперники кронпринцу подбираются заведомо неконкурентные фигуры. А потому что конкуренты гасятся еще на стадии их зарождения – что нынешняя власть слизала прямо у советской.
Я помню такую информацию в «Правде» эпохи уже поздней перестройки: «Секретарем ЦК КПСС избран Бакланов О.Д.». И все. А кто он, этот ясный сокол, поднятый к рулю целой страны? Кроме того, что он «О.Д.» – стране знать не положено!
И сегодня нашим рулевым, из которых можно было б выбирать – светиться не положено. Например известно, что Степашин со Счетной палатой выдал эпохальный труд – книгу «Итоги приватизации 1993–2003 годов», что и могло бы стать основой для сознательного его выбора. Но эта книга вышла тиражом всего в 1 000 экземпляров и в продажу не ушла – дабы исключить саму возможность освещения возможного лица. Точно так же и весь наш высший резерв заткнут с глаз долой в рукав Кремля: кого оттуда вытащат за пару месяцев до выборов – тот в них и победит.
Но муниципальные выборы были до поры, хоть и с изрядной долей всяких искривлений, хоть сколько-то прямыми. В поселке или городке, где все всех знают, трудно протащить невесть кого – как на выборах более высоких уровней, где ничего уже не разглядеть за кривыми стеклами «прямых эфиров» и газетного вранья. Но только не бывает, чтобы, как в еврейском анекдоте, у всех была суббота, а у одного – среда. И судя по последним муниципальным выборам, и они выродились в чисто коммерческое предприятие – вроде вложения в валюту, недвижимость и землю. Когда те депозиты перестали обеспечивать не только рост, но и сохранность капитала, люди с не пристроенной кубышкой и открыли этот новый вклад: «выборный». То есть не новый – у нас и раньше все вложения во власть окупались сторицей. Новость – что эта правящая у нас всем кубышка съела и последний наш огрызок демократии.
А выглядит на деле это так. Путем благотворительности, до безумия любимой нашей беднотой, вкладчик создает себе имидж местного Христа-спасителя, способного накормить тремя хлебами «дорогих земляков». А там уже и принимает «нелегкое для себя решение идти на выборы». Обычно это же нелегкое решение принимает и еще один-другой игрок этой фортунки: последняя дыра в законодательстве, которую хотели бы заткнуть собой единороссы, это позволяет. И земляки давай гадать, кто же их больше осчастливит своим выигрышем? Вроде вот и реальная борьба – и она впрямь доходит до таких драк, что хоть святых вон выноси!
В этом году только с выборов в Подмосковье вынесли вперед ногами сразу нескольких причастных к ним – далеко, правда, не святых. Но земляки не смыслят или не желают смыслить, что всякий много обещающий им вкладчик бьется не за них, а за свой лот в этом своеобразном инвестиционном конкурсе. И выиграв, начнет прежде всего с возврата вложенного – через взятки, поборы с коммерсантов и продажу муниципальной собственности.
Да и откуда он на ту же раздачу предвыборной халявы взял? Ну не с луны ж – а с тех же ранее обобранных им земляков! Но почему-то простодушным землякам сдается, что с луны! И своей простотой, что подчас хуже воровства, они служат тому, чтобы эти выборы стали неприступными для честных, не помешанных на воровстве людей.
Непроходимым ситом для таких стал и весь комплект законов, принятых под видом очистки выборов от всякой скверны. Нельзя, например, сказать: «Построю детский сад», – это подкуп избирателей. Но можно: «Приложу усилия для изыскания возможности его построить». Нельзя вести там-то и так-то агитацию, фотографироваться на фоне любых зданий, но тем же обходным манером – можно. Масса таких закавык, ведущих за малейшую оплошность к снятию кандидата, уже не позволяет участвовать в выборах без основательного юридического сопровождения. А юристы, ставшие чуть не главными фигурами на них, стоят – овес-то нынче дорог! – кучу денег.
Вся пресса – полностью кривая, поэтому надо издавать свои спецвыпуски руками тоже недешевых виртуозов. Нанять так называемого «дублера», без которого при твоем перевесе соперники снимутся с выборов и их отменят – и еще куча всяких вынужденных той очисткой трат. И они выливаются в такой бюджет, что сразу заставляет позабыть о всякой честной, некоммерческой борьбе.
Выход на выборы в любом местечке стал стоить минимум от нескольких миллионов рублей, не считая «имиджевых» – до много большего. Чем больше внесено – тем вероятней выигрыш и тем больше, значит, победитель должен будет выжать из местечка, потерпевшего его победу, на возврат своих затрат.
Но только кто на этом остановится? Единожды укравший будет красть и дальше, такова природа человека. И все те законы приняты не против этого порока, а в его пользу – так как принимали их прочные же люди, и закольцевавшие этот порочный круг. Перед этой данностью подняли лапки даже самые демократичные с виду лица – как красноярский губернатор Хлопонин, выступивший за отмену местных выборов. Ну в самом деле, кой в них прок, если они заточены на то, чтобы победил вор из воров? Хлопонин как «эффективный менеджер» это усек – но не усек, что сход с трудной выборной дорожки ведет к возврату в ту же точку невозврата, на которой расшиблась тоже эффективная некогда соввласть. Любое древо должно обновляться – или ему каюк.
Единственный путь к общественному обновлению – демократия и выборы. И то, что они служат у нас негодяям – не порок самой идеи, это наш порок. Выборы – это свободное волеизъявление народа, а не болеизъявление замордованного до потери пульса стада. А свобода – категория экономическая. Поэтому порядочные реформаторы еще в СССР начали с проработки экономики, с чего в начале перестройки у нас возник бум производственной публицистики. Были придуманы новые формы организации труда: на заводе – бригадный подряд, в сельском хозяйстве – безнарядные звенья и фермеры. Их целью было повышение производительности труда с освобождением его от задушивших нас проформ еще советского порядка. С ними надо было еще работать и работать, но уже в финале перестройки из печати и умов все вышибла убогая антисоветчина, которой наши Яковлевы, Примаковы, Горбачевы боялись меньше, чем свободы. Поскольку после смены советской власти на любую – фашистскую, демократическую, монархическую – они уж как-нибудь к ней прихлебались бы – и прихлебались! А вот свобода точно б их не пощадила!
И в мозги народа была вбита другая, идиотская идея: что делать с производством ничего не надо, надо лишь убить соввласть и поделить на всех ее кубышку. Что-то вроде идеи Раскольникова: убить старуху – и подняться на ее пенензах, – правда, у того идея была шире шкурной; у нас же – шкурной исключительно. И тот народ, который сбил с толку Горбачев, следом, как подпоенную бабу, поимел Чубайс через его косые ваучеры – с этой аферы и зашла вся наша демократия.
У всякой порядочной идеи есть отец: все знают Кромвеля, Руссо, Марата, Адамса – родителей далеко пошедших в их отчизнах теорий и практик. И только наш нынешний строй, просто записанный демократическим – сирота казанская. Его никто не строил, он возник, как Смердяков, еще один бес Достоевского, «из банной сырости». Оттуда же – и наша экономика, которую тоже никто не строил и не связывал с политикой. Даже пытались одно время так и записать ее – без отчества: «За экономику без измов!» Но это все равно что запустить самолет «без математизмов и физизмов» – а просто, чтоб летал.
У нашего советского этапа тоже есть отец с фамилией Ульянов-Ленин, и все сказки о том, что его нам «просто» подогнали в своих целях немцы в пломбированном вагоне – детский лепет. Он стал властителем, создав в своих трудах, что пообъемней труда нашего единственного сейчас властного писателя Степашина, могучую теорию, внедренную им в жизнь.
«Он управлял теченьем мыслей, и только потому страной» (Пастернак).
А основоположник нашей демократии Ельцин не выдал ни одной теоретической строки, служа марионеткой тех, кто, позволяя ему спьяну дирижировать оркестром, дирижировали им. И наша демократия действительно была к нам заслана в чужом вагоне с целью развалить СССР, который и развалился; промышленность, которая и развалилась; правопреемницу Россию, которая уже пошла в развал. Сегодня мы единственная страна в мире, где официально строят планы сокращения числа наших не нужных больше, при убитых производствах, городов.
Впрочем, некая кормчая книга издания Мирового банка у нас была, и я ее читал в Нижегородской области в пору губернаторства Немцова. В ней было писано буквально следующее: надлежит сократить столько-то молокозаводов, объектов сельхозтехники, посевных площадей… Расформировать колхозы и совхозы… Закупать продукты в Новой Зеландии, Германии, Швейцарии… Ну и так далее – с детальной росписью всего намеченного под топор. Я тогда спросил председателя областного Совета аграриев Владимира Белозерова: «Плохо Немцов справляется с делами?» – «Наоборот! Все, что в той книге Мирового банка было, претворил!»
И когда пахать под картоху там стали уже даже не конем, а бабами, Немцова за такое претворение подняли в Москву, наметив на премьера. Его вагон благодаря дефолту отцепился – но все стоит на запасных путях, откуда еще раздается всякий бред, вроде выехать из сельского упадка на голых фермерах, которых он толкал взамен колхозов. Но любой практик знал, что фермеры не могут без колхоза: тот же зерноток на части на распилишь, а без него нет производственного цикла. Но это знание, как и другие, вышибалось из голов, когда велели всем делиться на паи, рубя колхозы и совхозы. Кто в этой рубке больше преуспел, и получил больше всего демократических регалий – вот собственно и вся «теория и практика» нашей «вагонной» демократии. Плюс ее профиль обернулся танком для разгрома оппонентов – что отлилось в таком народном словоизъявлении, веками заменявшем у нас волеизъявление: «У кого танки, тот и демократ!»
Так все и покатилось, катится и по сей день, как на затянувшейся попойке, где все мозгами понимают: надо закругляться, пропили уже все, что можно и можно, – но воли бросить это дело нет. Чтобы сойти с этой накатанной дорожки, надо сперва раскаяться – но не в грехах уже сошедшего в могилу сталинизма, а в своих. Только я ни разу не слыхал, чтобы те, кто вопит сейчас о покаянии, о чьих преступлениях подробно рассказал Степашин, хоть как-то б повинились в них. Вся нынешняя святость, той же церкви, не гнушавшейся торговлей табаком и водкой под гуманитарным видом, – стоит на осуждении чужих, но не своих никак грехов.
Де демократы и попы при демократии освобождаются от всяких долгов совести и прочего акциза. Но это не триумф заявленной у нас декларативно демократии, а профанация ее. Чтобы она служила всем, а не одним рукоположенным ворам, много чего нужно: это довольно непростой и требовательный в обращении механизм. Как самолет не полетит без всего аэродромного обеспечения, так и демократия не пашет без соблюдения всех норм закона, что у нас сейчас как дышло. И главное – без конкуренции, которая почти убита и в производстве, и совсем – в политике. Один клан, победивший не путем постройки самолетов и аэродромов, а путем убийства конкурентов, лезет во все щели власти, до муниципальной, где с ним еще тягаются – но уже только те же воры.
На такой почве у нас выросла, как небывалый гриб-урод, какая-то невиданная феодально-династическая демократия. Демократия без выборов, с презрением к законам: кто правит, не должны их соблюдать. И скрытый девиз этих профанов, прущих цугом через все сплошные: «На наш век хватит, а за нами – хоть потоп!» Но свои кубышки они на всякий случай держат за бугром – отчего у нас такая дерганная внешняя политика: зависит от того, где, сколько и чьего на стороне лежит.
Но страна с таким ископаемым устройством обречена на деградацию, которая у нас и чешет семимильными шагами. У нас самая многочисленная в мире милиция – на тот же всякий случай, и самая низкая производительность труда. Не только кофемолки, корабли и самолеты разучились делать – но и заготовки для дверных ключей, отвертки, гвозди, зубочистки возим из Китая! Для демократии, которая не вводится простым нажатием на кнопку «Enter», общество должно само отказаться от уже вошедших в кровь вранья и воровства. Но оно, западая то и дело на любимую халяву, этого не хочет – скорей готово терпеть и воровскую власть, и воровских ментов. И говорить при этом: ну и что дала нам эта демократия? Как чеховский купец, которому врач прописал для похудания диету из цыпленка, сжирал полный обед, потом цыпленка – и смеялся над врачом: я от его диеты как толстел, так и толстею!
И в таком случае, конечно, лучше, чтобы наш безвыборно переходящий трон сам назначал сатрапов – чем они своими псевдо-выборами грабили зазря народ. Но следом тогда – та же точка невозврата, потоп под массами других народов, рвущихся на нашу территорию. Зачем я все это пишу и главное – кому? Власть не читает, у нее нет совести – и не предвидится, а у совестливых – власти. Куда ни ткнись – менты свирепствуют, суды кривят, «красные грабят, белые грабят, куда пойти бедному крестьянину?»
Но я смотрю на гастарбайтеров, обитающих у нас вообще на птичьих правах – но и размножающихся при этом, и подвозящих свои семьи, даже нанимающих своим гуртом правозащитников. Этим подкидышам куда нелегче нашего, но не загасив какой-то личный огонек, они превозмогают все. Наши скинхеды их за это ненавидят, убивают – но у этого армяно-китайского, с вьетнамской примесью азербайджано-грузинского дракона сразу вырастают вместо срубленной три головы. И пока мы в ожидании какой-то окончательной халявы клянем нашу демократию, они исподволь строят путем труда какую-то свою систему и идею. И помогая друг дружке выжить на враждебной к ним чужбине, ставят наших дочек на обслугу их лотков, все больше занимающих пустые площади наших былых авиакосмических и прочих производств.
Так вот зачем пишу: пока в умах хотя бы существует образ должного, еще возврат к нему, пусть чудом, но возможен. Но стоит перестать совсем писать и думать, став и в душе безмозглым стадом – тогда пиши пропало и гаси в библиотеке свет.
|
|
