Оживлённые дискуссии в печати вызвало нововведение: с 1 сентября слово "кофе" стало возможно употреблять как в мужском, так и в среднем роде. Многие журналисты выражают опасение, что это новшество поведёт к расшатыванию норм литературного русского языка.
Пожалуй, можно было бы ввести определение предреволюционного состояния языка: "Когда верхи не могут, а низы не хотят разговаривать по-старому". Когда президент публично употребляет выражения, позаимствованные из воровского жаргона (типа "замочить в сортире"), а молодые поколения на чатах и форумах и вовсе общаются на малознакомом наречии. И на этом фоне "верхи" обсуждают столь "глобальные" реформы, как "смена пола" у кофе!
А ведь за последнее столетие русский язык переживал не только отдельные реформы, но и настоящую революцию. Разумеется, речь идёт о декабре 1917 года, когда был выведен из обращения целый ряд устаревших букв ("i", "ять", "фита", "ижица"), отменён твёрдый знак в конце слов. Эти преобразования разработали ещё при царе, но только у большевиков хватило смелости провести их в жизнь.
Если выражать суть тех преобразований одной фразой, то можно сказать так: это был огромный шаг образованной части общества навстречу народной массе, по пути упрощения языка. Однако парадокс состоял в том, что "образованное общество", исключая крайних революционеров, вовсе не хотело делать этот шаг. Приветствовали перемены тогда, кажется, одни только школьники, сложившие пословицу: "Фита да ижица - розга к телу ближится". (Впрочем, школьные розги, как и лишние буквы, большевики тоже отменили).
А, например, Иван Бунин с негодованием писал: "По приказу самого Архангела Михаила никогда не приму большевицкого правописания". Поэт Константин Бальмонт иронически заявил: "Cлово без твёрдого знака на конце похоже на собаку с отрубленным хвостом".
Поэт Остроглаз в 1918 году посвятил твёрдому знаку целую ностальгическую оду:
Прощаюсь, ангел мой, с тобою,
О, твёрдый знак, о, твёрдый знак!
На смерть ты обречён судьбою,
Исчезнуть - как исчез пятак.
Мне жаль тебя, мне жаль до боли,
Хотя ты не имел лица,
И не играл заметной роли,
И жался скромно у конца.
............................
Теперь, в всеобщем кавардаке,
В крушеньи всех кругов и сфер, -
Мы только, только в твёрдом знаке
Имели твёрдости пример!
Журналист Осип Слицан в конце 1917 года горевал: "Девушка без "ять", победа - через "е"!.. Кто полюбит бедную девушку через "е", кому нужна бесславная, худосочная победа... А этот несчастный контръ-адмиралъ, сразу лишившийся своих обоих твёрдых знаков... Старый закалённый в бурях морской волк втайне не одну слезу уронит над необдуманным циркуляром... - Исключить букву "i" с заменой её через "и" (Россия). Быть может, через "и" и крепче будет, и экономнее, а всё ж как-то милее, уютнее и теплее наша прежняя Россiя, не экономившая на лишней букве..."
Однако большевиков все эти сетования и возражения нисколько не смущали. "Реакционные тупицы утверждают, - отвечал на подобные суждения Лев Троцкий, - что революция если не погубила, то губит русский язык... Реакционные тупицы ошибаются, однако, насчёт судеб русского языка так же, как и насчёт всего остального. Из революционных потрясений язык выйдет окрепшим, омоложенным, с повышенной гибкостью и чуткостью".
Позднее шутили, что старое правописание наступало на Красную Россию вместе с белыми армиями, отступало вместе с ними, и, наконец, после их разгрома окончательно покинуло Россию и поселилось в эмиграции. Но и там оно стало постепенно вымирать: крупнейшие русские газеты за рубежом, вроде парижской "Русской мысли", начиная с середины XX века, выходили уже "по-новому".
А в России в 1940-е годы безо всяких возражений была проведена ещё одна, хотя и гораздо более скромная, реформа. Между прочим, в ходе этой реформы нечистого духа из "чорта" переименовали в "чёрта". Чтобы запомнить новое написание, школьники учили стишок:
Чёрт с трещёткою в трущёбе
Сыпал в жёлоб жёлтый жёлудь...
Однако консерватизм в обществе постепенно нарастал, и следующую реформу правописания, затеянную в 60-е годы, встретили в штыки. Тогда предлагалось, в частности, переименовать зайца в "заеца", парашют - в "парашут", огурцы - в "огурци" и т. д. Правительство в 1964 году вынесло эту реформу на всенародное обсуждение. Зря, между прочим, говорят, что эта форма демократии при советской власти носила чисто декоративный характер.
По крайней мере, реформу 1964 года всенародное обсуждение с треском провалило! Правда, это совпало с ещё одним крупным событием - отставкой Н. С. Хрущева. А у нового правительства не оказалось никакого желания идти против победивших в "образованном обществе" консервативных настроений.
Это же "образованное общество" во главе с самой первой леди Людмилой Путиной уже в 2000-е годы торжественно похоронило исправление правописания, стократ более скромное, чем даже несостоявшаяся хрущёвская реформа.
"Реформаторы" предлагали совершенно ничтожные поправки, вроде того, чтобы унифицировать написание слов "пол-апельсина" и "полмандарина". Но и это не прошло... Какой отсюда можно сделать вывод? Как видно, для того, чтобы "верхи" могли сделать очередные назревшие шаги по пути упрощения языка (какие именно - это отдельный вопрос), навстречу языку, на котором говорит народ, необходима новая революция. Ни больше, ни меньше.
А пока что - пропасть между рафинированным "литературным" языком и языком разговорным, народным, будет расти. Кстати, её неплохо отражает анекдот 90-х годов (это в тему к "смене пола" кофе):
"Интеллигентная пожилая дама (видимо, жертва рыночных реформ) продаёт на улице хот-доги и напитки. Прохожие делают ей заказы: "Одно кофе... Мне тоже одно кофе..." Наконец, подходит какой-то мужчина и говорит: - Мнэ один кофэ. - Наконец-то я слышу грамотную русскую речь! - возликовала дама. - ...И один булочка."
|
|
