Консенсус Юргенса-Белковского
В России существуют два подхода к оценке положения дел в экономике и обществе. Пропагандистские группы, ориентированные на Кремль, цинично настаивают, что потребности мировой экономики в углеводородах на долгое время гарантирует нынешний режим от недостатка нефтедолларов. Следовательно, можно и дальше существовать за счет природной ренты, вставая с колен, с медвежьей грацией балансируя между мировыми центрами силы, коррумпируя зарубежных политиков и лоббистов, заявляя претензии на собственную сферу влияния, требуя, чтобы в мире Россию и ее «элиту» уважали и прикрываясь от «врагов» бывшим советским ядерным зонтиком, точнее его остатками. Пропагандисты Кремля избегают говорить о будущем. Сегодня у режима все хорошо. Завтра тоже должно быть хорошо. А послезавтра наступит не скоро. - Когда наступит, тогда и будем думать, - рассуждают околокремлевские оптимисты, клеймя тех, кто критикует режим: дескать, «назло этим гадам все будет у нас хорошо». Не будет у них хорошо! Поэтому мне с интеллектуальной точки зрения эта категория малоинтересна, а я малоинтересен ей, разве что как объект демонизации.
Наряду с оптимистами существует еще одна категория - пессимисты и даже, в какой-то степени, алармисты, к которым, наоборот, интерес у меня есть. Эта категория справедливо, с моей точки зрения, настаивает, что Россия регрессирует, что регресс сколь угодно долго не может продолжаться в существующем формате государства и общества, что в условиях деградации государство и общество рано или поздно сгниют изнутри и распадутся. Поэтому, утверждают пессимисты-алармисты, надо что-то менять, причем существенно. Но как менять и кто будет менять? Здесь мнения расходятся.
В интеллектуальной среде весьма заметны так называемые патриоты, сторонники мобилизационной модели. Они апеллируют к фракции силовиков внутри правящей группы, призывая ее приступить к авторитарной модернизации России, идеальным прообразом которой они считают мифологизированную сталинскую мобилизационную модель индустриализации.
Однако здесь сразу же возникают два принципиальных вопроса. Первый: возможно ли создать экономику XXI века с упором на знания и инновации мобилизационным путем. Ведь экономика XXI века - это не Беломорканал копать и даже не выполнять пятилетний план по выплавке чугуна, а нечто другое. Но поборники мобилизационной модели об этом не задумываются. Гуманитарии, они вообще не понимают, что такое инновации. Они не понимают даже, что такое индустриальная экономика XX века, например, советская экономика 1970-1980-х годов. Поэтому у них не было, нет и не будет сколько-нибудь вменяемой и реалистичной программы в сферах экономики, демографии, оборонной политики и ВПК. Они не в состоянии ничего предложить обществу кроме лозунгов. Между тем, в условиях современной России, в том числе с учетом ее скверной демографии, любая попытка всерьез реализовать мобилизационную модель приведет даже не к Северной Корее, а к немедленному краху, гораздо раньше, чем нынешняя модель ничегонеделания, коррупции и проедания нефтедолларов.
Второй вопрос о субъекте модернизации на принципах мобилизационной модели. Есть ли он. Силовики ли это? Загвоздка в том, что в России нет фракции силовиков и якобы противостоящей ей фракции либералов, а есть большое количество неустойчивых, постоянно возникающих и распадающихся «элитных» групп, в составе каждой из которых есть свои силовики и свои либералы, которые внутри соответствующей группы прекрасно между собой уживаются, друг друга дополняя. Эти группы более или менее вписаны в нынешнюю систему и никакая мобилизация им не нужна. Поэтому все апелляции подобного рода к силовикам - это крик в пустоту. Субъекта модернизации по версии патриотов-мобилизаторов в России нет. А что есть? Есть Сурков, который использует означенную категорию интеллектуалов, вне зависимости понимают они это или нет, для заполнения соответствующих ниш на манипулируемом им политическом поле.
Есть еще одна категория интеллектуалов - оппозиционные либералы как внутри Кремля, так и вне его стен. Они апеллируют к части нынешней власти, призывая ее избавиться от Путина и путинизма и, если быть совсем кратким, вернуться в «славные девяностые», естественно, избавившись при этом от их наиболее вопиющих пороков. Однако это декларация. А что на практике? Как они оценивают перспективы либерализма в нынешней России? Любой вменяемый человек перспективы русского либерализма оценивает невысоко. Между тем, в рассматриваемой интеллектуальной среде вменяемые люди, выступающие с позиций реализма, есть. Есть такие люди и в некоторых смежных оппозиционных средах, формально не либеральных. И у них есть вполне реальный план, о котором они не говорят публично, который они даже сами себе боятся сформулировать в законченном виде, но которому они интуитивно привержены. Что же это за план такой, точнее даже не план, а вектор, задающий направление движения?
В ходе интеллектуальных дискуссий в последнее время введено в оборот такое понятие, на первый взгляд абсурдное, но если задуматься - вполне логичное и емкое, как «консенсус Юргенса-Белковского». Именно о нем я поведу разговор, имея в виду не столько граждан РФ Игоря Юргенса и Станислава Белковского, сколько сложившиеся в определенной среде не без их участия их виртуальные образы. В чем же состоит, в моем понимании, «консенсус Юргенса-Белковского»?
Основная идея в том, что после удаления Путина и путинизма, в рамках процесса глобализации субъект, который будет заниматься Российской Федерацией или новым русским государственным образованием, которое предстоит учредить на территории РФ (без цивилизационно чуждого, являющегося обузой Северного Кавказа), будет не чисто российским, а смешанным. Смешанным в том смысле, что «правильные» российские «элитные группы» будут приняты и интегрированы в западную элиту, а внешний по отношению к нынешней РФ элемент с Запада, перемешавшись с местным элементом, станет ядром правящей в будущей России власти.
Если последовательно развивать данную идею, необходимо отметить, что нынешнюю Россию можно условно разделить на две части. Если мы на глобусе соединим по дуге большого круга Сыктывкар и Иркутск, то пусть территории к югу и западу от линии соединения будут «Россией № 1», а к северу и востоку - «Россией № 2». Можно провести еще одну линию - между Курском и Саратовом, и территории к югу от нее назвать «Россией № 3». Чем же отличаются друг от друга эти условные части?
В «России № 3» живет 15% населения РФ, там нет природных ресурсов, но есть черноземы и высока доля сельского населения. При любом развитии событий «Россия № 3» способна просуществовать за счет собственного труда.
В «России № 2», которая наиболее интересна для внешнего элемента, живет всего 10 миллионов человек. При этом она занимает огромную пустеющую территорию, на которой сосредоточены основные минеральные и сырьевые ресурсы РФ. Концессионное управление этой территорией со стороны западного менеджмента при ее формальном нахождении в составе русского государства и должно стать той платой, которую вместе с головой Путина заплатят российские «элитные» группы, стоящие за «консенсусом Юргенса-Белковского», за свой входной билет в западную элиту.
Наконец, «Россия № 1», где живет 110 миллионов человек, где затруднительно эффективное сельское хозяйство, где нет дисциплинированной дешевой рабочей силы, как в Китае и Индонезии, где за 20 лет деиндустриализации не осталось квалифицированных индустриальных кадров молодого и среднего возраста, где очаги инноваций ничтожны, откуда образованные перспективные молодые люди уезжают в Лондон, Калифорнию и Израиль, где отвратительная демография, особенно среди этнических русских. С экономической точки зрения вкладывать в «Россию № 1» триллионы, как ФРГ вкладывает в бывшую ГДР, брать на себя ответственность за управление данной территорией, для внешнего элемента сущее безумие. Проще ограничиться гуманитарной помощью, как это практикуется по отношению к африканским странам к югу от Сахары.
Я далек от мысли, что Игорь Юргенс и Станислав Белковский видят в описанной схеме свой идеал. Наоборот, субъективно они желают совсем другого, но объективно «консенсус Юргенса-Белковского» ведет именно к этому. Впрочем, как и другие рассмотренные интеллектуальные конструкции: пожелание нынешней власти ничего не делая плыть по волнам регресса к «Ниагарскому водопаду неизбежного краха» и химеры патриотов-мобилизаторов с их апелляциями в бессубъектную пустоту.
Что же остается? Остаемся мы, находящиеся вне российской «элитной» системы сторонники бескомпромиссных радикальных революционных решений. Нас немало и в РФ, и на всем постсоветском пространстве. Мы настроены на длительную борьбу за освобождение, на войну за наше будущее. Войну, в которой мы, конечно, победим.
|
|
