Спектакль «Одноклассники» (изначально «Одноклассницы») в постановке Южно-казахстанского русского театра драмы (режиссёр-постановщик С.Н.Абдиев) - шёл под конец фестиваля «Смотрины» и собрал полный, переполненный зал. Я хотел попасть и на молодёжную постановку пьесы в Жаворонки (в постановке "Крыльев" под руководством О.Кобецкой) – но, увы, временными ресурсами располагаю лишь отчасти, а тут всё же Подмосковье, хоть и ближнее...
Второй раз в театре «Модерн», причём, и в первый раз, по приглашению дружественной семьи Купреяновых, смотрел что-то далёкое от древности, современное… Но из всего спектакля запомнил лишь вступительное слово Зельдина.
Здесь же, не смотря на вступительное занудство приезжих чинуш (впрочем, это, увы, советская ещё традиция – а, может, и с дягилевско-парижских времён, «слово барину») и сильно затянувшееся начало – ожидания были оправданы. Мне, как человеку, некогда огорчённому – нет, не нарзаном, а парой шуток из «Халам-бунду» на потребу переходного периода, - уж точно нельзя вменить подозрение в лояльности и некритичности. Тем не менее, с первых же реплик, с первых разрезаний огурца (идёт подготовка праздничного стола к сбору одноклассников), как говорится, цепануло – диалоги подогнаны впору и нулевым, и, может, концу девяностых. Рефрен «письмо в Правду напишу» - звучит не только шуточно, но и трагично. Ведь коллективный орган под зюгановско-шурчановской опекой стал стенгазетой и ни на что не способен – этот некогда заметка в «Правде» вершила судьбы, а нынче…
Впрочем, действие после артподготовки понеслось вперёд – на обсуждении актуальной политики и того, кем можно свергнуть правящий класс (их же охраной), не задержались. В доме инвалида Афганской кампании собираются его немногие одноклассники, бомж-поэт является заранее и подготавливает публику стихами и гэгами, и выход на сцену чаще прочих упоминаемого Чермета (Виктора Черметова, приватизировавшего чугуннолитейный завод, который строили две пятилетки – тут и ирония имени) уже выглядит как «встреча с избирателями». Стоило ли потом удивляться, что сыграл его художественный руководитель театра? Авторитетный, с барской улыбкой и повадками – вот он, герой нашего времени, Буржуй с самой большой буквы. Правда, много ли тут значит внешность? Мой вот одноклассник и тёзка – нежнейшее создание в старших классах, писавший наизусть строки Гумилёва, точно молитву, - стал именно в эту же «строку» общества, и ничего, вполне органичен, на последней свадьбе пели «Би-2», вот такой рокынролл, угаданный пьесой задолго до «сбытия»…
Да, Чермет, на котором сошлись клином судьбы одноклассниц, пригласил Филю Киркорова (вся музыкальная часть – выбор театра) выступить во дворе дома по случаю такой встречи. Но встреча – это даже не общение, это «букет возможностей» - расходящиеся в разные стороны по постсоветскому глобусу судьбы. Уж мой-то выпуск 1992-го года, хоть и школа не провинциальная, как в исходнике у Полякова, а московско-центральная – но точно так же. Израиль, США, Канада, Германия… И это только те, кого помню – были ведь и не доучившиеся до 1992-го.
Здесь же колоритный австралиец еврейского происхождения да его прежде закадычный друг, поп (А.Петриченко, воспитанник питерской драмшколы), лихо напевающий песни неформалов – под хохот и ритмические аплодисменты зала, ну, и королева красоты районного масштаба… Кстати, так смело и комично выставить на сцене священнослужителя - его весьма правдопободное происхождение из маргиналов конца 1980-х, - не всякий бы отважился сегодня в первопрестольной. Явные антикапиталистические и антиклерикальные ноты - недвусмысленно зависающие на сцене, почти как на митинге.
Озорной театр не в моде. Уж не сочли бы святотатством, покушением на скрепы! Но в зале-то, в первом ряду восседал прототип (правда, весьма поупитанней молодого актёра), и сатирой на себя был весьма доволен, что делает ему честь - в период реакции к юмору да и вообще к искусству зачастую относятся как к крамоле. Молотобойцы Энтео - не дадут соврать.
Попы, к хипповским волосам добавившие лишь бороды и момоны, выросшие из школьных хулиганов владельцы заводов, профурсетки после заграниц вернувшиеся в родные отчизны искать нового богатого папика - это вам не голливудские "Одноклассники" под командованием Адама Сэндлера. Были пионерами и отличницами - а стали вот кем. Сюрпризы времени, пошедшего в 1991-м куда-то не туда. Все они – судьбы совсем недавно могучей и единой в устремлении к коммунизму страны, которая разбежалась республиками в разные стороны, как эти вот детки перестройки. И вот особенно ценно, что не вблизи, а вдали, на юге подтачиваемого неофеодализмом Казахстана делают такие постановки.
Явление на сцене инвалида Афгана (которого сперва – и это тоже искусство сценария, - припрятали, словно и вовсе убит) озадачивает. Всё, конечно, условно – и даже грим грубоват. Но в том ли дело? Нет – и он свидетель разброда и шатаний, немой свидетель...
Во втором акте начинается форменная достоевщина – если в «Халам-бунду», любви посвящённой пьесе, действие которой происходит тоже в квартире (любит Юрий Поляков залезть в душу именно через семейный очаг), шутили около, но не прямо, то тут на грани раздевания балансирует весь зал. А Светлана (в прекрасном, со слезами и точнейшими движениями исполнении Галины Петриченко), раздеваясь до чёрной кружевной комбинации, - повергает в смятение даже видавший виды «Модернъ», - лишь следует императиву обнажения души. Достоевский любил потоптаться возле недозволенности и проклятости, и сладострастий (как критик, но всё же – не коснувшись и не обсудишь), Поляков же здесь заставил понервничать не по законам шоу.
Линии судеб, уже чётко прочерченных от школьного звонка, где есть два «афганца» - Чермет и инвалид Ваня, и есть загадочная дочь, то ли от первого, то ли от второго, - линии судеб в руках автора легко меняются, играют, переливаются. И любой постановщик тут не удержится от подогрева гадательных настроений в зале. Дочка-оторва, расставшайся с то ли байкером, то ли брокером, и явившаяся к матери за ключами от родной квартиры – может быть из неё и похищена, так как отец (не родной) заложил всё имущество и, получается, семью, за якобы бизнес, который… Вовсе не бизнес - тут Поляков продолжает играть с доверчивостью зрителя, пластилин сюжета, уже разогревшись в нервных ладонях зала, поддаётся в другую сторону, - а лишь прикрытие второй семьи, где растёт новорожденный. Все не только с двойным дном – но и тройным лукавством.
Концерт на улице заканчивается фейерверком, а достоевщина на сцене (Чермет склоняет Светлану публично, то есть при инвалиде, прелюбодействовать) переходит в катарсис. Ведь Иван, оказывается, и дрался с Черметом, и даже в Афган уехал в свой последний бой, только от отчаяния, что Светлана побывала в страстных лапах Чермета (на фото - самый правый, роль исполняет заслуженный деятель Казахстана И.Вербицкий). Но ждёт его награда - и вовсе не очередной протез, по ошибке доставленный из военкомата.
Реминисценции сцен из «Маленькой Веры», «Аварии, дочери мента» - и ещё ряда киношедевров перестройки, тут неизбежны. Но на сцене после душещипательных выворотов сюжета – хэппи-энд. И это целиком трактовка братьев-казахов, среди которых добрая половина этнически русских, а точнее, конечно же, советских. Дочь-оторва, после того, как Светлана объявляет, что отец её Иван, долго вглядывается в папу-инвалида, и увозит его, как своего, на кресле каталке за авансцену, увозит то ли в нулевые, то ли уже в наши десятые.
Знаю, что снимается уже и киноверсия, но запомню именно эту. Редко с таким КПД удавалось провести время в театре, который искони недолюбливал (не "Модернъ", а саму драмсцену, за условность жанра и прочие, с детства раздражавшие шероховатости лицедейств).
|
|
