Чем слабее в государстве институты, тем сильнее должна быть общесплачивающая мифология. Создавая в обществе современного типа государственную мифологию, прежде всего, через образование и пропаганду, её стараются «исторически укоренить», вписать в некую уже существующую традицию. Это – совершенно нормально и по-другому не может быть в принципе. Совсем недавно мы видели, как такое стремление было даже закреплено юридически. Я имею в виду украинский закон о борцах за независимость Украины, в котором скрупулезно перечислены государственные образования, политические и общественные движения (последнее – диссиденты-правозащитники), которые как бы являются предшественниками нынешней «Третьей республики».
Особое значение государственное мифотворчество обрело в рамках путинизма, поскольку первые его идеологи школы ныне оппозиционного Г.О. Павловского, широко развитой Сурковым, исходили из такой версии субъективного идеализма, согласно которой пропагандистская картина мира и есть единственная реальность для населения. А группа посвященных PR-жрецов, тщательно дозируя и регулируя поток пропаганды, формирует все необходимые условия для болезненных реформ сверху. И до определенной степени всё шло блестяще, пока речь не зашла об укоренение путинизма в русской истории. Наскоро выхватили очень разные фигуры государя Александра Павловича и графа Петра Аркадьевича и официально «канонизировали» установкой памятников. Но традиция оказалась довольно «пунктирной» и негибкой. Как, например, можно славить «эпоху Великих реформ» – и одновременно ликвидировать суд присяжных и выхолащивать местное самоуправление (легендарное земство)? Или чествовать Столыпина, напустив «опричнину» на независимый бизнес?
Внезапно вспомнили Минина и Пожарского и события Смутного времени. Но уже вознеся до небес привод к царской власти боярского рода Романовых – верных приспешников Тушинского двора Лжедмитрия II, постепенно осознали, что великий преобразователь Пётр I почти дотла уничтожил всё, созданное первыми тремя царствующими Романовыми (включая царевну Софью), оставив и развив только крепостное право и «национализацию» церкви.
Тогда вспомнили беспроигрышный ход Брежнева и в основу легитимации государства поставили День Победы. Чем импровизированние был этот обновленный культ (в советское время можно было говорить об историческом превосходстве социализма и решающей роли коммунистической партии, но теперь все остатки социализма тщательно искоренялись, а компартия – была главной парламентской оппозицией), тем строже боролись с «защитой истории от искажений и фальсификаций». Сперва придумали мертворождённую президентскую комиссию, а затем ввели наказание за разоблачение советских военных преступлений. И в этом опять проявили чудесную парадоксальность. Есть масса стран, и последние в их череде Украина и Российская Федерация, введших наказание за отрицание преступлений против человечности – геноцида и политического террора, Но очень немногие страны, формально относящие себя к разряду правовых и демократических, криминализуют разоблачение исторических преступлений.
В итоге единственным юридически «защищенным» периодом отечественной истории оказалась Вторая мировая война. Мало кто обращает внимание на то, что речь идёт о периоде в жизни ДРУГОГО государства, причём, государства целенаправленно разрушенного именно созданием нынешнего российского государства. Это также странно, как если бы лангобардские рексы ввели наказание за «клевету» на политику римских цезарей.
И тут, в этой истерической борьбе с фальсификацией, началась уже полнейшая шизофрения. Краеугольным камнем Старого Мифа о Главном – культа 9 Мая 1945 года является ныне не превосходство советского строя и коммунистической идеи, но решающий вклад Красной Армии во главе с генералиссимусом Сталиным в избавлении мира от нацизма. Именно на основании этого тезиса нынешние правители России, точно также как и их советские предшественники, требуют себе эксклюзивной роли в мировой политике и признанной зоны влияния. Только зона эта резко сократилась – от Восточной Европы и Восточной Азии – до СНГ.
Одновременно весь авторитет российского государства оказался брошен (и порядком истрачен) на защиту без малого двухлетнего стратегического союза Сталина с Гитлером, деликатно именуемого «Пактом Молотов-Риббентроп». Это тоже понятно, потому что сей пакт впервые легализовал создание зоны советской влияния, выходящей за пределы СССР, и основанной на преемстве владений Российской империи.
Но здесь началась настоящая шизофрения, ибо нельзя называть себя главным победителем гитлеризма, гордясь союзом с этим самым гитлеризмом, причём союзом, заключённым в самый ответственный момент – когда Третий рейх начал борьбу за захват Европы. Есть логика в стремлении и по сей день позиционировать себя как члена (дам официальное название) Антигитлеровской коалиции демократических стран, как главного в мире борца с реваншизмом и неонацизмом. Есть логика, идя за консерваторами-националистами, а точнее, новыми русскими «консервативными революционерами», приветствовать антилиберальный альянс с Великогерманией, позволивший расправиться с таким «историческим врагом», как Польша. Но совместить обе эти логики, основываясь на цивилизационных ценностях, а не на голом имперском цинизме – невозможно. Потому что быть одновременно антифашистом, антикоммунистом и антилибералом в современном понимании идеологического спектра – невозможно. Если только ты свой фашизм – конкурирующий с иностранным - не называешь «Русским миром».
Нет, разумеется, семь с лишним десятилетий назад были движения, сторонники которого отмежевывались от германского нацизма, «иудеобольшевизма» и «плутократической* демократии» - это власовское движение и те самые бандеровцы. Но ментально «возобновивший» Великую Отечественную войну Путин почему-то запретил не только бандеровскую, но и власовскую символику (хотя оставил триколор, под которым воевала РОА). Хотя нынешняя фаза путинизма очень приблизилась к тогдашнему солидаризму**.
Мы видим, что чем более спекулятивной – тут непревзойденная вершина – объявление византийского Херсонеса – русским Сионом – становится «официальная» история, тем яростней борются с её искажениями.
Прежде чем углубиться в тему принципиальной невозможности для путинизма встроиться в целостную историческую традицию, хочу обратить внимание на некоторый парадокс.
Он заключается в том, что чем строже, т.е. чем ближе подход к историческим изысканиям к естественно-научному, тем сильнее проявляется эффект зависимости наблюдаемых закономерностей от избранной точки отсчёта, от временного масштаба. Еще 40 лет назад на это важнейшее свойство исторических процессов обратил внимание Григорий Померанц.
Смена ракурса настолько меняет картину, что неспециалисту история начинает казаться «сплошной ложью», как это сейчас с присущим ему публицистическим блеском не устаёт повторять А.Г. Невзоров. Это как старательно объясняемый школьникам парадокс двойной природы света – волновой и корпускулярной, где наблюдаемые качества зависят от положения наблюдателя. И, между прочим, волновая теория света как бы подтверждает существование «эфира», а корпускулярная – исчерпывающе доказывает его отсутствие. Теперь представим, что ссылаясь на «славные ломоносовские традиции отечественной физики», у нас начнут преследование сторонников существования фотонов!
Так что гладкость и непротиворечивость исторического повествования скорее указывает на его мифологизированность. Ведь и пересказ обеих Библий, особенно для учащихся, значительно стройнее и логичнее оригинала. Но что детская адаптация – пример литературной стройности евангельских событий у Булгакова или в опере «Иисус Христос – Суперстар» посрамит любой катехизис.
Но вот мы плавно подобрались к теме закономерности идеологической шизофрении путинизма. Когда государственная идеология выстраивается практически исключительно на пропагандистских мифах и апелляциях к подсознанию, что как раз очень характерно для нынешней фазы путинизма, и коренным образом отличает его от советских претензий на научность, то основой выбирается либо общее будущее (Американская мечта и, отчасти, сионизм), либо общее (великое) прошлое. В последнем, российском случае, в истории выбирается «золотая эпоха», на которую велено равняться, либо череда деятелей и движения, историческим преемником которых назначается, иногда просто законом, как только что в Украине, нынешняя государственность.
Проблема в том, что русско-российская история состоит из последовательности достаточно герметичных периодов, главным пафосом которых является старательное отрицание предыдущей. На это обратил особое внимание философ Александр Ахиезер.
Легко прослеживается чередование языческой, православно-монархической, петербургско-западнической, московско-коммунистической и «демократической» эпох. Поскольку эти эпохи идеологически отрицают друг друга, для стабильного государственного мифа необходимо выбрать какую-то одну. Положение осложняется тем, что внутри каждой исторической эпохи идёт яростная борьба двух соперничающих направлений, каждое из которых предлагает взаимоисключающие подходы к преодолению внутренних кризисов. Опять же необходимо выбрать одно из них в качестве доктринального предшественника. Обычно так и поступают. Современная Франция, например, считает себя идейным преемником умеренного крыла французских революционеров XVIII века, республиканцев XIX века, «дрейфусаров» и Сопротивления. Бонапартисты и «петэновцы» сегодня – маргиналы.
Немного уточню своё понимание советского периода. Его начал Ленин – в качестве создателя (пророка) мировой квазирелигии – большевизма. Сталин же – создатель особой цивилизационной матрицы, на основе которой была восстановлена, точнее, создана идиократическая империя. Идейная смерть коммунизма привела к почти полному исчезновению ещё совсем недавно тотального культа Ленина. Но всё что в российском обществе является имперским и деспотическим – это наследие сталинизма. Все игры в обращение к наследию Петра и Екатерины Великих, трёх Александров, «байки из склепов» Рюриковичей… - детский набор «Раскрась сам».
Логика истории – беспощадна. Лишь только Кремль стал разыгрывать борьбу с «мировой демократической революцией», подражая антилиберальной мобилизации Николая Павловича, и заявил права на раздел «больного человека Европы», он сразу «въехал» в Крымскую войну и конфронтацию с Западом. А также провалился в совершенно уже карикатурное мракобесие. Только вместо «Утёса» Тютчева – причитания Зорькина о «защите права» от всемирного Майдана.
Трудность путинизма началась, когда он перестал быть просто «бархатным пиночетизмом», режимом авторитарной модернизации и стал превращаться в «опричнину», в рыночный сталинизм. Даже сам сталинизм был доктринально внутренне нестабилен из-за попыток синтеза большевизма и двух форм самодержавия – мессианско-опричного и реформаторского. Попытки соединить послевоенный сталинизм с «монетизацией» Витте и «духовными скрепами» в стиле Победоносцева – это сооружение феерической «ублюдокаракатицы»***.
«Логика мифа», совсем по Якову Голосовкеру, требует последовательности. Если ты делаешь шаги в сторону реставрации сталинизма, то от тебя требуют чисток ненавистной народу номенклатуры и непрерывных побед. Но даже попытки посадить под домашний арест одного-двух миллиардеров вызывают настоящие бунты элит, пусть и на коленях. А так торжественно провозглашенный год назад поход за «Новороссию» и «Русский мир» завершились бесславными боями за руины Дебальцево и Широкино.
Двигаться дальше в этом направлении, не позволив Следственному комитету возбудить дела на каждого предпринимателя и не бросив армию на Киев – невозможно. Последовательная фашизация внутренней риторики и политических практик входит в очевидный контраст с казённой антифашистской риторикой.
Изоляционизм и антизападничество требуют опоры на собственную мессианскую легенду. Но православный фундаментализм остаётся слишком большой экзотикой. Кроме того, в нём потенциально спрятан очень сильный антигосударственный настрой. «Русский мир», после того, как прошла эйфория от трофейной «массандры», стремительно обернулся пшиком. Как и хваленая евразийская экономическая интеграция, завершившаяся торговыми войнами с Беларусью и Казахстаном.
Вся беда путинизма, что такая психологически комфортная для закрытого деспотизма доктрина, как «Москва - Третий Рим», отрицает развитие и превращает жизнь в непрерывное ожидание конца света.
Рыночное развитие неминуемо приводит ко всё новым и новым попыткам среднего класса «выбить» демократию – хотя бы для себя.
А сталинообразная мобилизационная политика отторгается правящей номенклатурой, которая справедливо предполагает, что следом за либеральной оппозицией «пятой колонной» - в лучших традициях эскалации террора - будут объявлены именно они.
В итоге в стратегическом резерве остается только месяц шаманских заклинаний о Великой Победе, при грустном осознании того, что обосновать, будто над рейхстагом был поднят триколор с двуглавым орлом никак невозможно.
Но если отбросить ёрничество, то единственная традиция, которая ещё не была реализована в последние 160 лет отечественной истории, эта традиция, абортированная большевизмом – развитиерусского правого фашизма****.
Это традиция – самая маломощная и «надуманная». Но если отойти от дежурных оппозиционных проклятий в адрес фашистского режима, то последний век отечественной истории можно рассматривать как движение по тоталитарной дуге: от радикально-левых форм в виде большевизма и далее, с постепенным отходом от предельных утопических псевдомарксистских версий - в сторону правового тоталитаризма, признающего и культивирующего обскурантизм, шовинизм и мелкую частную собственность.
Такая эволюция включила в себя периоды: черносотенного послевоенного сталинизма, антирыночного «левого фашизма» застоя и вплоть до нынешней зари русской консервативной революции, первые плацдармы которой уже проявились в Крыму и «Новороссии».
Эволюция тоталитаризма от коммунизма к фашизму была прервана лишь трижды – «пятилеткой» НЭПа, десятилеткой оттепели и бесславно завершающимся перестроечно-либеральным тридцатилетием.
* Сейчас неправильно сказали бы «олигархической».
** Доктрина «русской консервативной революции» периода 30-40-х.
*** Раньше – машина (мотоцикл), собранный из фрагментов разных моделей; теперь – аналогично сделанный компьютер.
**** Левым (антирыночным) русским фашизмом я считаю так называемый период застоя.
От редакции: Честно говоря, уже несколько надоело писать о несостоятельности отождествления "эпохи Брежнева" с каким-либо фашизмом, тем более "русским". Сам Брежнев, лично бросавший фашистские знамена к мавзолею на том самом Параде Победы, просто обалдел бы, наверно, и потерял дар речи. Особенно касаемо фашизма "русского" - ведь Леонид Ильич в одних анкетах в графе "национальность" писал "русский", а в других "украинец". Для него это было совершенно несущественно и практически одно и тоже.
Русский фашизм был - это как раз движение Власова, а также многочисленные дериваты "Белого движения", потерпевшего полный не только военный, но и идеологический разгром от большевиков, о чем позже вожди Белого движения сами писали в мемуарах. Вот Белое движение было как раз предтечей европейского фашизма и нацизма, но какое отношение к нему имел Брежнев и его политбюро?
И дело тут не только во внешних признаках фашизма и его исторического антагониста - коммунизма. Это базисно абсолютно разные системы. Первая базируется на частной собственности и националистической диктатуре крупной буржуазии - вторая на общественной собственности и диктатуре пролетариата, причем диктатура это является не самоцелью, а средством, причем временным.
Причем сама КПСС, по составу еще совершенно "брежневская" добросовестно попыталась перейти к альтернативным выборам, отказалась от доминирующей роли и даже допустила полиморфизм собственности. Что в конечном итоге и привело к фашистскому перевороту октября 1993 года. Так что в основе установления буржуазной диктатуры стоял вовсе не Брежнев, а гораздо более поздние Ельцин, Чубайс и Гайдар.
Кстати, "вечный" аргумент Е.Ихлова о том, что-де какой фашизм, если у Ельцина не было большинства в парламенте очень точно откомментировал А.Майсурян: "...для кого-то это будет сюрпризом, но в фашистской Италии 1924 года, спустя два года после прихода к власти фашистов, ещё существовал парламент с легальной оппозицией, проводились альтернативные выборы, и легально действовали социалисты. Это, кстати, ответ тем, кто сейчас говорит: ну, позвольте, какой же в Украине фашизм, когда есть легальная оппозиция и парламент?"
Все-таки фашизм - это крайняя форма буржуазной диктатуры, а социализм, пусть и "брежневского" типа фашизмом быть не мог хотя бы за отсуствием той самой буржуазии, которая при фашизме становится правящим классом.
Я понимаю, что либералам очень трудно признать, что именно они, а не "тоталитарные коммунисты" привели в нашу страну за ручку самый настоящий фашизм. Это, кстати, говорит в пользу либеральной общественности, говорит о наличии совести, с которой надо что-то делать. Это Путин избавил часть либералов от "химеры совести", рассадив по кабинетам правительства и центробанка. Но не Брежнев, совсем не Брежнев. И современный российский фашизм - он не русский, отнюдь. Он вполне интернационален (третий пост в нашей табели о рангах занимает украинка) и даже мультикультурен, вполне позволяет быть мусульманином или иудеем, католиком или буддистом. Он прекрасно втягивает в свою орбиту европейских "братьев по разуму", и не только бритоголовых, а и вполне респектабельных политиков и бизнесменов. И он втянет в себя и несистемную либеральную оппозицию - не через Прохорова, так через Навального.
А.Б.
(окончание следует)
|
|
