30 лет назад, 13 марта 1985 года, страна провожала в последний путь Константина Устиновича Черненко. Эти похороны завершали "пятилетку пышных похорон", как тогда шутили. Могила Константина Устиновича стала последней в ряду могил у Кремлёвской стены. Вообще же тема здоровья и возможной скорой смерти генсеков оказалась в центре общественного внимания ещё в начале 80-х (если не раньше), в эпоху Л. И. Брежнева.
В декабре 1981 года страна торжественно отмечала последний прижизненный день рождения Леонида Ильича. Совершенно неожиданным образом на это событие откликнулся ленинградский журнал "Аврора". Декабрьский номер "Авроры" открывался крупным заголовком "К семидесятипятилетию Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР Леонида Ильича Брежнева". Ниже помещалась цветная репродукция картины Дмитрия Налбандяна "Выступление Л. И. Брежнева на конференции в Хельсинки". Генсек в очках, белой рубашке, нарядном красном галстуке выступал с трибуны. В этом, конечно, не было ничего особенного. А на семьдесят пятой странице журнала (!) целиком разместился небольшой сатирический рассказ детского писателя Виктора Голявкина "Юбилейная речь" (!). В нём высмеивается некий неназванный "писатель". Здесь важно отметить, что самого Брежнева в то время часто иронически называли "летописцем" или "писателем". В любом важном кабинете стояли восемь, а потом и девять томов его сочинений в бело-зелёных суперобложках. В 1980 году за мемуары ему вручили Ленинскую премию по литературе.
Рассказ Голявкина начинался так: "Трудно представить себе, что этот чудесный писатель жив. Не верится, что он ходит по улицам вместе с нами. Кажется, будто он умер. Ведь он написал столько книг! Любой человек, написав столько книг, давно бы лежал в могиле. Но этот — поистине нечеловек! Он живёт и не думает умирать, к всеобщему удивлению. Большинство считает, он давно умер — так велико восхищение этим талантом. Ведь Бальзак, Достоевский, Толстой давно на том свете, как и другие великие классики. Его место там, рядом с ними. Он заслужил эту честь! Вот он сидит передо мной, краснощёкий и толстый, и трудно поверить, что он умрёт. И он сам, наверное, в это не верит. Но он безусловно умрёт, как пить дать. Ему поставят огромный памятник, а его именем назовут ипподром — он так любил лошадей. Могилу его обнесут решёткой. Так что он может не волноваться. Мы увидим его барельеф на решётке". На рисунке к рассказу и вправду изображалась кладбищенская решётка. Над ней — деревья с гнёздами, похожими на вороньи. В одном из гнёзд сидел Пегас... Рассказ завершался так: "Позавчера я услышал, что он скончался. Сообщение сделала моя дочка, любившая пошутить. Я, не скрою, почувствовал радость и гордость за нашего друга-товарища.
— Наконец-то, — воскликнул я, — он займёт своё место в литературе!
Радость была преждевременна. Но я думаю, долго нам не придётся ждать. Он нас не разочарует. Мы все верим в него. Мы пожелаем ему закончить труды, которые он ещё не закончил, и поскорее обрадовать нас. (Аплодисменты)".
"Юбилейная речь" немедленно приковала всеобщее внимание. Номер журнала, стоивший 30 копеек, продавался с рук за 25 рублей. В самиздате ходили машинописные копии рассказа. Его зачитывали по западным радиостанциям... На Западе многие считали, что всё это небывалое осмеяние генсека могло произойти только с согласия главного чекиста — Андропова...
На обложке журнала "Ньюсуик" в апреле 1982 года появилось изображение гипсового бюста Брежнева, всего покрытого трещинами.
(Замечу, что этот очерк я пишу не как историк, а скорее как современник тех событий — историк мог бы добавить ещё много интересного об обстоятельствах смерти Леонида Ильича. Но широкой публике в то время они были неизвестны, если не считать официального медицинского заключения в газетах).
Однако Андропову история отомстила самым беспощадным образом. Не успел он занять кресло генсека, как телезрители невооружённым глазом стали замечать у него признаки нездоровья.
Помню, по телевидению в прямом эфире показывали его встречу с главой Венгрии Яношем Кадаром. Юрий Владимирович стал читать приветственную речь, но чем дольше он читал, тем больше листы бумаги дрожали в его руках. Под конец шелест бумаги перед микрофоном стал почти заглушать его слова. Тогда он был принуждён положить бумагу на стол и так продолжать чтение... Ну, а потом Юрий Владимирович просто исчез с экранов. Время от времени по ТВ зачитывали его обращения, письма и т.д. Но его самого в кадре не было. Между тем приближалось 7 ноября, годовщина Октябрьской революции. В этот день появление генсека на трибуне Мавзолея было нерушимой традицией. Незадолго до этого Андропов в очередном из официальных писем как бы мимоходом сообщил о своём "простудном заболевании". А спустя ещё три месяца генсека не стало...
После избрания генсеком К. У. Черненко жанр "чёрного юмора" о генсеках в фольклоре окончательно расцвел. Причём его не особенно-то и скрывали. Например, одна из шуток гласила: "Лозунг очередной пятилетки — "пятилетку в три гроба!" И эту шутку я услышал в школе от учительницы географии, прямо на уроке. (Правда, это было уже в 1985 году, когда Черненко не стало). Тут стоит отметить, что учительница эта была по взглядам убеждённой идейной коммунисткой, но "чехарда" наверху ей явно не нравилась.
Другие шутки того же рода:
«По телевизору начинается программа «Время». На экране появляется диктор Игорь Кириллов в чёрном костюме: «Товарищи! Вы, наверное, будете очень смеяться, но нас снова постигла тяжёлая утрата».
«Сообщение ТАСС: «Сегодня, в 9:00, после тяжелой и продолжительной болезни Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР К. У. Черненко, не приходя в сознание, приступил к исполнению своих обязанностей».
«— Почему Андропов, а потом Черненко на заседаниях Политбюро были выбраны единогласно?
— Потому что у Андропова был самый плохой анализ почек, а у Черненко самая плохая кардиограмма.»
«— У вас есть пропуск на похороны Генерального секретаря?
— А у меня абонемент.»
«— Алло, это Кремль? Вам генсеки не нужны?
— Вы что, гражданин, идиот?
— Да, и старый, и больной!»
«— Что из себя представляли похороны Андропова?
— Генеральную репетицию похорон Черненко.»
«Врач сообщает Черненко диагноз.
— К сожалению, у Вас эмфизема.
— Слава богу! А то я думал, что простудился.»
«Мы все видели по телевизору, как Черненко на похоронах Андропова несколько раз опускал руку, которой отдавал честь. Неужто он так слаб?
— Нет, это он показывал: "Глубже, глубже!"»
«После Олимпиады-80 в СССР появился новый вид спорта — гонки на лафетах».
«— Чем монархия отличается от социализма?
— При монархии власть передаётся от отца к сыну, а при социализме — от деда к деду».
«На внеочередном пленуме ЦК КПСС было принято два решения:
1. Избрать товарища К. У. Черненко Генеральным секретарём.
2. Похоронить его на Красной площади.»
Был ещё стишок о Черненко поэта-фронтовика Михаила Дудина:
Извозчик выбился в цари, —
И умер с перепугу.
Стишок намекал на инициалы и начало фамилии генсека, которые образовывали слово "кучер". Но это было не совсем справедливо — в действительности у Черненко была своя вполне определённая политическая линия, которую он и стал проводить, пока хватало сил и здоровья. Одной из черт этой политики была, между прочим, аккуратная реабилитация Сталина. Такую же реабилитацию — не вдруг и разом, а маленькими постепенными шажками — проводил и Брежнев, но Черненко кое в чём пошёл дальше Леонида Ильича. Именно при Черненко, в ноябре 1984 года, в СССР вернулась дочь Сталина Светлана Аллилуева, провела пресс-конференцию, о чём написали советские газеты. Забавно, что имя и фамилия Сталина в тех газетных отчётах не упоминались — Светлана Иосифовна называла его "мой отец".
Ещё более явным шагом в этом направлении было восстановление в партии соратника Сталина Вячеслава Молотова в июне 1984 года. Мало того, что ЦК удовлетворил просьбу Вячеслава Михайловича о восстановлении, в которой ему неизменно отказывали все брежневские и андроповские годы, но Черненко лично принял бывшего главу правительства СССР и вручил ему партийный билет. Об этом сообщили и в советских газетах. Иностранные "радиоголоса" оживлённо комментировали это событие. Помню, они описали весьма язвительную карикатуру на этот счёт в западной печати, на которой изображались 72-летний Черненко, вручающий партбилет 94-летнему Молотову, с подписью: "Черненко готовит себе преемника"...
Можно, конечно, возмущаться безжалостностью всех этих шуток, начатых ещё публикацией в "Авроре". Но они были характерной чертой той эпохи, и уже хотя бы поэтому умалчивать о них не стоит.
Никаких слёз от окружающих в те дни я не наблюдал — по поводу смерти Ю. В. Андропова годом раньше учительница физики искренне расчувствовалась и чуть не прослезилась, сказав на уроке: "Сгорел на работе...". Тут же было только лишь вежливое соблюдение траурного ритуала.
Зато на нового генсека возлагались многочисленные надежды. Во-первых, он был молод. 55 лет — самый молодой член брежневского Политбюро! В тот момент это считалось неслыханной юностью, почти младенчеством. Как-то забывали, что основатель Советского государства Ленин к этому возрасту уже умер. Во-вторых... Каждый вкладывал в образ нового молодого генсека то, что хотел. В газетах, как и в предыдущих случаях, печатались статьи под заголовком "Преемственность". В одной из подобных статей даже прямо было сказано, что будет продолжен курс, взятый Октябрьским (1964 года) Пленумом ЦК КПСС. Пленум тот, как известно, отправил в отставку Хрущёва и избрал Первым секретарём Брежнева, провозгласил "бережное отношение к кадрам". Стало быть, всем консервативно настроенным людям предлагали видеть в молодом генсеке нового Леонида Ильича, заботящегося о "стабильности кадров".
С другой стороны, буквально неделю спустя после избрания, бросилось в глаза неожиданное изменение телепрограммы — в неё вдруг вставили внеплановую передачу "Крепить трудовую дисциплину!". Такие передачи и лозунги были обычным делом при Андропове — стало быть, генсек позиционировал себя и как "нового Андропова", сторонника "наведения порядка и дисциплины". Это нравилось многим простым людям.
А прозападно настроенные интеллигенты обнадёженно толковали о том, что ещё до своего избрания генсеком, в качестве "претендента на престол", Михаил Сергеевич побывал в 1984 году в Англии, встречался с Маргарет Тэтчер, и произвёл на неё самое благоприятное впечатление. Она тогда сказала знаменитую фразу, что "с Горбачёвым можно иметь дело". Значит — западник и потенциальный реформатор. (Забывали, что ровно такие же надежды за пару лет до того возлагали на Андропова — тогда "радиоголоса" говорили о том, что новый генсек любит западную музыку, джаз, и вообще настроен на перемены).
В общем, каждый увидел в новом генсеке своё, воплощение собственной мечты, и все ждали от будущего только хорошего. Перемен к худшему не ожидал, кажется, никто... Пожалуй, в этом и заключался главный парадокс — пока у власти в Московском Кремле находились не очень здоровые и пожилые люди, над которыми народ добродушно посмеивался, над крепостью и страной прочно развевался красный флаг, более того, происходили просоветские революции в далёких странах, вроде Никарагуа или Буркина-Фасо. А стоило в 1985 году место стариков занять сравнительно молодому, здоровому и полному кипучей энергии человеку, как всё посыпалось, — и в стране, и в мире... И если бы людям в те мартовские дни 1985-го сказали, что через несколько лет Союз развалится, КПСС разгонят, на окраинах страны начнутся гражданские войны, в Москве тоже малость постреляют, произойдёт реставрация самого грабительского капитализма, все сбережения населения "сгорят", а править Россией будет "семибанкирщина", то все, наверное, покрутили бы пальцем у виска...
|
|
