Рыночные человечки знают, что у всего есть цена. Наиболее чистопородные, племенные особи всему могут поставить в соответствие сумму денег, за которую можно купить или продать предмет оценки. Но речь не о них, А о тех, кто чуть подпортил себе рыночные гены учеными, поэтическими и прочими культурными упражнениями.
Они в денежную суть так зорко порой не глядят, но за понятие цены тоже держатся крепко. Среди них есть как оценщики, так и уценщики. Оценщики до отрицания самой Победы еще не поднялись.
Однако, великодушно соглашаясь с самим ее фактом – да, мол, победили, - тут же начинают с упорством подвыпившего извозчика понукать – но какой ценой, но какими жертвами, но какими лишениями, но... но... но... Тут же, как положено, начинается торг. Двадцать миллионов... тридцать... а сорок не хотите?..
Входят в роль так, словно сбывают нам залежалую Победу, и слупить хотят не меньше ста миллионов. Или не сбывают, а только укорить хотят – что ж вы, братцы, отдали не то пятьдесят, не то шестьдесят миллионов за товар, которому красная цена...
Интересно было бы с ними потолкаться на историческом базаре – а почем Куликово поле? А не дадите ли скидку на Бородино? А можно ли Измаил в кредит? А если, к примеру, оптом все сражения с сентября 1944-го по май 1945-го? Каковы скидки для дилеров?
Однако при внимательном взгляде заметно, что для этой публики всего важнее даже не оценить Победу, а показать свой «глубокий внутренний мир» и «высокую духовность» путем издавания ахов, охов и вздохов по «жертвам». Причем ключевым моментом этой «одухотворенной» подлости является то, что речь идет не о жертвах войны, а о «жертвах Победы».
Как говорят виднейшие деятели важнейшего из искусств нынешней РФ – рекламы, - почувствуйте разницу. Впрочем, некрофильская тяга к жертвоприношениям у этой публики застарелая, многие из них – профессиональные жертвы «сталинских репрессий», и под иным углом они смотреть на историю не способны.
Противоположной страстью томятся уценщики. Их уценка идет не по пути занижения количества погибших, а по пути снижения качества, сортности самого столкновения СССР и Германии, сортности войны и Победы. Об их рекламной кампании насчет эквивалентности – как там у них – «тоталитарной», «диктаторской» сути обеих воюющих сторон - все премного наслышаны.
Есть, правда, и относительный свежачок эдакого товароведческого свойства. Это зачисление чистого патриотизма на роль того единственного и неповторимого, что придает товарный вид всей Победе. Чистого в том смысле, что эта категория не замутняется и не отягощается никакими определениями исторического, социального, политического характера.
Такой патриотизм – как дух святой. Не сеет, не пашет. У станка не стоит - само собой. Летает, где хочет. Опять же - всякому подданому должно быть ясно, что этот, ни в чем более, кроме себя, не нуждающийся, ни во что не воплощающийся и не материализующийся патриотизм вполне может осенять собой, на манер рейтинга, и нынешнюю ЭрЭфию. А значит ничего не утрачено, и все путём. «И много нас еще живых, и нам причины нет печалиться». Коли той Победой мы обязаны одной лишь любви наших воинов к отчему дому и родной земле, то любовь к своей недвижимости и земельным участкам - ясное дело, - приведет нас к новым победам...
|
|
