Идея равенства, несмотря на свою многовековую историю, является, пожалуй, самым беззащитным, самым шельмуемым, самым атакуемым со всех сторон принципом построения общественных отношений. И пусть нигде и никогда этот принцип не был реализован практически, его непримиримая критика в классово разделенном обществе существовала всегда. Критика – сказано очень мягко и очень условно, поскольку в своих крайних проявлениях эта «критика» воплощалась в плахах, в кострах инквизиции, в тюремных камерах и бараках концлагерей. Разбор персонального дела на партсобрании за «левый уклон» или несогласие с «Генеральной линией» также мог закончиться для вольнодумца более чем печально - отнюдь не только «постановкой на вид» или выговором «с занесением».
Наличие столь агрессивной «критики» дает повод усомниться в добросовестности намерений «ученых», «философов», «идеологов» и прочих «обществоведов» в желании служить истине. Предлагаемая ими «аргументация» свидетельствует больше о наличии своего частного «интереса» в наукообразном обосновании тех или иных форм неравенства в угоду господствующим классам, мало чем отличаясь в этом от источаемой придворными мудрецами угодливой хвалы достоинствам своего сюзерена.
Некогда модный «философ» Н. А. Бердяев прямо заявлял: «Свобода есть право на неравенство», исходя из бесспорного на его ретроградский взгляд положения, что каждый индивидуум в обществе действует на свой страх и риск, преследуя свой эгоистичный интерес. «Философ»-идеалист оставляет без внимания тот непреложный факт, что люди соединяют свои усилия в процессе производства, координируют свою деятельность ко всеобщей выгоде, что исключает всякое произвольное понимание «свободы», иначе, нежели как осознанную необходимость. Более того, именно равенство людей обеспечивает им свободу максимально полного раскрытия всех своих талантов и способностей на благо всего общества, следовательно, и к своему тоже. Это даже можно назвать «эгоизмом» разумного человека, понимающего, что его труд, отданный в одной форме, возвращается к нему в виде множества материальных и культурных благ в другой форме.
Из этических соображений недопустимо не только рассматривать, но даже и приводить доводы в пользу неравенства по расовым, национальным, гендерным, конфессиональным и тому подобным признакам. Изучение подобного рода социальных прожектов - дело более подходящее для психиатров и прокуратуры. Отвергнем и притязания всяких добуржуазных «их благородиев» и «превосходительств» на неравенство, на врожденную привилегированность своего положения и социального статуса. Вряд ли можно признать убедительным и соображения насчет наследования материального богатства, де, папочка олигарх «заработал» - сынок имеет «право» на паразитизм и праздность.
У классиков марксизма-ленинизма есть немало критических высказываний по отношению к буржуазному пониманию равенства, как «равных возможностей», равноправия при сохранении «священного и неприкосновенного права частной собственности». Необязательно предаваться глубокомысленным теоретическим изыскам, чтобы согласиться с тем, что не может быть никакого равенства между шахтером и владельцем шахты, между собственником, капиталистом и наемным работником, между финансовым воротилой и сельской учительницей, несмотря на все пышные декларации либеральных «прав» и «свобод».
Так что, отбросив явно ложные, исторически отжившие, «консервативные», либеральные, правые и ультраправые нападки на равенство, ограничимся противопоставлением, условно говоря, «левых» марксистско-ленинских позиций с «правым» оппортунизмом номенклатурных «идеологов» советской модели общественного устройства.
Как известно, принципом социализма, как низшей фазы коммунизма является равенство в труде и равенство в плате. Справедливо ли это? Обратимся к Ленину:
«Учет и контроль — вот главное, что требуется для «налажения», для правильного функционирования первой фазы коммунистического общества. Все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства, каковым являются вооруженные рабочие. Все граждане становятся служащими и рабочими одного всенародного, государственного «синдиката». Все дело в том, чтобы они работали поровну, правильно соблюдая меру работы, и получали поровну. Учет этого, контроль за этим упрощен капитализмом до чрезвычайности, до необыкновенно простых, всякому грамотному человеку доступных операций наблюдения и записи, знания четырех действий арифметики и выдачи соответственных расписок.
Когда большинство народа начнет производить самостоятельно и повсеместно такой учет, такой контроль за капиталистами (превращенными теперь в служащих) и за господами интеллигентиками, сохранившими капиталистические замашки, тогда этот контроль станет действительно универсальным, всеобщим, всенародным, тогда от него нельзя будет никак уклониться, «некуда будет деться».
Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы.
Но эта «фабричная» дисциплина, которую победивший капиталистов, свергнувший эксплуататоров пролетариат распространит на все общество, никоим образом не является ни идеалом нашим, ни нашей конечной целью, а только ступенькой, необходимой для радикальной чистки общества от гнусности и мерзостей капиталистической эксплуатации и для дальнейшего движения вперед».
Итак, несмотря на принципиальную необходимость грубого, «фабричного» равенства в первой фазе коммунизма – социализме, В. И. Ленин далек от идеализации такого положения дел. Потому что как физические возможности и потребности людей разные и механическое уравнивание с одной стороны будет препятствовать полному раскрытию созидательного потенциала работников, а с другой стороны в неравной степени удовлетворять их потребности. Об этом писал и Маркс:
«...один рабочий женат, другой нет, у одного больше детей, у другого меньше, и так далее. При равном труде и, следовательно, при равном участии в общественном потребительном фонде один получит на самом деле больше, чем другой, окажется богаче другого и тому подобное. Чтобы избежать всего этого, право, вместо того чтобы быть равным, должно бы быть неравным.
Но эти недостатки неизбежны в первой фазе коммунистического общества, в том его виде, как оно выходит после долгих мук родов из капиталистического общества».
Таким образом, и Маркс, и Ленин видели устранение этих недостатков путем исторического дрейфа от принципа «равенство в труде – равенство в плате» к утверждению в обществе коммунистического принципа «от каждого по способностям, каждому по потребностям». В этом вся суть критики социалистического равенства «слева», как равенства формального, недостаточного и несправедливого.
Намного более замысловаты нападки на равенство «справа», со стороны номенклатурных догматиков, обильно цитировавших основоположников, извращая даже самые простые и очевидные их мысли. Вот как наукообразно и убедительно может выглядеть правооппортунистическая демагогия:
«При социализме труд не только определяет место, положение трудящегося в производстве, в обществе, но и его долю, его «индивидуальный трудовой пай» при распределении предметов потребления. Распределение по труду - экономический закон социализма.
Распределение по труду предполагает строжайший контроль со стороны общества, государства за мерой труда и мерой потребления. Без этого нельзя обеспечить равную оплату за равный труд. Осуществляя контроль за мерой труда и мерой потребления, общество ставит количество продуктов, получаемых каждым работником, в прямую зависимость от его участия в общественном производстве, от уровня производительности его труда. Оплата в зависимости от количества и качества труда создает материальную заинтересованность каждого труженика в том, чтобы более полно и эффективно использовать рабочее время, оборудование, не допускать простоев и прогулов, повышать свою квалификацию, осуществлять рационализацию производственного процесса и т. д. Тем самым распределение по труду оказывает большое воздействие на развитие социалистического производства».
И далее, ещё откровеннее:
«Распределение по труду предполагает решительную борьбу с уравниловкой в оплате труда. При уравнительном распределении не проводится разли¬чий между квалифицированным и неквалифицированным трудом, между добросовестным работником и лодырем. И тот и другой при оплате труда получают одинаково, поровну, что выгодно только лодырям. Все это подры¬вает личную материальную заинтересованность каждого работника в том, чтобы лучше работать, постоянно по¬вышать свою квалификацию, производительность своего труда. Уравниловка в оплате труда ничего общего не имеет с социалистическим принципом распределения, противоречит потребностям развития социалистического производства».
Этот текст характерен для советских учебников «политэкономии социализма», в которых хитроумно сочетались отдельные лексические обороты из трудов основоположников марксизма-ленинизма - «мера труда», «индивидуальный трудовой пай», «равная оплата», «равный труд» и т. п. с их вульгарно извращенным содержанием.
Вот, к примеру, невинный предлог «за», вставленный между словами «оплата» и «труд», полностью меняет смысл ленинского определения социалистических отношений - «равенство в труде и равенство в плате». Этот предлог вводит чисто капиталистическое отношение трудового найма – заработную плату, с той разницей, что в отличие от подверженной рыночным колебаниям цены рабочей силы, её размер устанавливается достаточно произвольно велением соответствующих инстанций, по своему разумению «оценивающих» труд с «точностью» до копеек. Нелепость этих копеек, еще в «застойные» времена, вызывала у меня смутное подозрение в объективности такого известного «закона социализма» как «оплата по труду», поскольку технократическому рассудку автора было очевидно несоответствие заявленной погрешности «измерения» сложному и многогранному процессу созидательного труда человека. Ведь еще в XIX веке Маркс доказал, что труд не имеет и не может иметь стоимости, следовательно, невозможны и утопичны были любые попытки найти его «социалистический» денежный эквивалент.
Забавен «аргумент» про «лодырей», которым выгодна «уравниловка». Обогащение политэкономического словаря словечками такого рода, вроде бы как «из народа» показывает чудовищную отдаленность авторов таких «теорий» от реальной жизни. Предположим, «лодырь» и добросовестный труженик получают одинаково. Кого здесь следует «стимулировать»? Добросовестный работник лучше работать не станет, он и так работает как надо. Следовательно, следует стимулировать «лодыря», чтобы он взялся за работу? Если «лодырь» получит больше и даже если он действительно станет лучше работать (что сомнительно), как отнесется к подобной несправедливости добросовестный работник? Если же он получит меньше, то как можно предположить, что он вдруг воспылает рвением к работе?
Кстати, при капитализме никому и в голову не придет вдаваться во всякие мотивационные тонкости и ублажать трудящегося оплатой сверх рыночной стоимости его рабочей силы. За порогом стоит масса безработных и на любой каприз работника у нанимателя есть очень убедительный аргумент – не нравится? – Свободен.
Если на производстве есть места, где можно бить баклуши, то не надо винить в этом «лодырей». Это некомпетентность и невежество руководства, начиная с самого верха, не способного рационально организовать производственный процесс, равномерно распределить труд на всех работников. Социалистическая экономика это один огромный «конвейер», на котором равно заняты все трудоспособные граждане страны, начиная от совхозной доярки и нянечки в детском саду и заканчивая ученым, писателем, генеральным конструктором, министром и президентом. Работа каждого является неразрывной частью общего процесса создания средств жизнеобеспечения в интересах всего общества. Какое-либо «материальное стимулирование» отдельных составляющих технологической цепочки произведет только обратный эффект, породит отчуждение, эгоизм, рост потребительских настроений, что никогда еще не способствовало общей пользе.
Весьма активно «идеологами» правого оппортунизма использовались любые слова основоположников, дающие предлог для критического отношения к равенству, наподобие этих:
«Энгельс был тысячу раз прав, когда писал: понятие равенства есть глупейший и вздорный предрассудок помимо уничтожения классов. Буржуазные профессора за понятие равенства пытались нас изобличить в том, будто мы хотим одного человека сделать равным другим. В этой бессмыслице, которую они сами придумали, они пытались обвинить социалистов. Но они не знали по своему невежеству, что социалисты — и именно основатели современного научного социализма, Маркс и Энгельс — говорили: равенство есть пустая фраза, если под равенством не понимать уничтожения классов. Классы мы хотим уничтожить, в этом отношении мы стоим за равенство. Но претендовать на то, что мы сделаем всех людей равными друг другу, это пустейшая фраза и глупая выдумка интеллигента, который иногда добросовестно кривляется, вывертывает слова, а содержания нет, — пусть он называет себя писателем, иногда ученым и еще кем бы то ни было».
Если бы В. И. Ленин мог предположить, кто и с какими целями станет его цитировать! Ленин отрицает механическое, формальное равенство, не учитывающее индивидуальности людей, их физических и творческих возможностей, интересов, способностей, т. е. не отвечающее фактическому равенству - коммунистическому труду по способности и распределению по потребности. Но партийные казуисты воскликнули – Ага! Ильич был против «уравниловки»! Истинное равенство возможно лишь в бесклассовом, коммунистическом обществе, а поскольку до полного коммунизма еще далеко, то социальное неравенство совместимо с социализмом!
С торжествующим видом номенклатурные «ученые» цитировали Маркса из его «Критики Готской программы»:
«Соответственно этому каждый отдельный производитель получает обратно от общества за всеми вычетами ровно столько, сколько сам дает ему. ...То же самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме, он получает обратно в другой форме». Готовое «теоретическое» обоснование «закона социализма» - оплаты «по труду», если бы не одна досадная малозаметная неувязка – «за всеми вычетами». Ведь логично предположить равное для всех участие в этих вычетах, направляемых на обеспечение общественных фондов потребления, общегосударственных расходов, поддержку нетрудоспособных членов общества, инвестиции в культуру, науку, развитие, модернизацию, обновление основных фондов, что может составить львиную долю от произведенного общественного продукта. Но если будет равный для всех вычет на эти цели из неравной платы, то не получится ли так, что один работник получит по труду в десятки раз больше другого, а кто-то мало того, что не получит ничего, да еще и останется должен обществу? А если вычет делать неравный, то не явится ли это нарушением новоиспеченного «закона социализма» - «оплаты по труду»?
Никакой «оплаты по труду» быть не может в силу полной политэкономической несостоятельности самой попытки измерить денежной мерой то, что не имеет стоимости – труд человека. Поэтому при социализме иных вариантов дележа произведенного продукта, нежели поровну – не существует. Так же, как и невозможно неравное трудовое участие, измеряемое своей естественной мерой – рабочим временем.
Негативное воздействие нарушения принципа социалистического равенства на советское общество было как экономического, так и этического порядка. В экономике единый народнохозяйственный комплекс разъедался ведомственными, цеховыми, территориальными, частными интересами. Сохранение товарно-денежных отношений в промышленности и сельском хозяйстве, при отсутствии механизма рыночного саморегулирования, вело к произволу в ценообразовании и тарифной политике. Деление плановой номенклатуры изделий и тарифов на «выгодные» и «невыгодные», гонка за «прибыльностью» вели к вымыванию «дешевого» ассортимента. Денег становилось больше, произведенной продукции меньше. Партийная бюрократия пыталась смягчить социальные последствия от своих экономических новаций путем удержания цен на продукты и услуги первой необходимости на стабильно низком уровне, перераспределяя средства через дотации и всё глубже запутываясь в клубке противоречий. В результате неравенство в обществе росло, эффективность производства падала.
Извращения самих основ экономического базиса социализма, сохранение наемного труда, дифференциация платы, социальное неравенство порождали конфликт общего и частного, деформировали общественное сознание, вызывали рецидив мелкобуржуазности взглядов и ценностных ориентиров, при внешней ханжеской правильности и благочинности отправления «коммунистических» ритуалов.
Какие чувства испытывает трудящийся, получая в кассе предприятия больше своего товарища по работе? Пакостное «удовлетворение» своей «успешностью». Мерзкую «сладость» превосходства над другим человеком. Гнусность тихого злорадства.
А что испытывал человек, получивший меньше, но который также добросовестно трудился в течении равного с другими времени? Сознание поруганной справедливости и обиду. Потерю интереса к труду, безразличие, апатию, стремление сделать что-либо «назло».
И вот это постыдство партийными «идеологами» рассматривалось как здоровая мотивация к труду? Как внедрение «передовых методов хозяйствования»? Как марш к коммунизму? Что это, если не невежество, не своекорыстие, не прямая измена делу Великой революции и не предательство интересов советского народа?
|
|
