"Деревья стоят высоченные, только не такие, как в наших лесах, а каменные. Которые мраморные, которые из змеевика- камня. Ну, всякие. Только живы: с сучьями, с листочками. От ветру-то покачиваются. Понизу трава, тоже каменная, лазоревая, красная. Разная. Солнышка не видно, а светло, как перед закатом. Промеж деревьев - змейки золотенькие трепыхаются, как пляшут. От них и свет идет".
Внимательный читатель наверняка спросит, о каком месте Уральского хребта ведется повествование. И будет неправ уже в постановке вопроса. Уральских гор нет ни в цитируемом фрагменте известного сказа, ни в моем дневнике. Продолжу. Угадайте, на какой широте разворачивалось сказовое действо?
"Время осеннее было. Как раз около Змеиного праздника свадьба пришлась. К слову, кто-то и помянул про это, - вот де скоро змеи все в одно место соберутся. Данилушко эти слова на приметку взял. (...) Так его и потянуло, "Не сходить ли последний раз к Змеиной горке? Не узнаю ли там чего?"
На Змеиных горах нет ни снега ни льда. Ни высоки они, ни низки. На них удобно сидеть, и даже лежать, как на пляжных топчанах. Но более всего напоминают они серые ржаные блины, растрескавшиеся от солнца, уложенные ровными стопками один на другой, будто какая сказочная бабища вынула их только что из чудовищной печи, да и поставила поостыть. Между каменными лепешками тянутся к солнцу белые прутики березок со скромно шелестящими листочками, да еще золотые звездочки очитка оживляют суровый камень. Змей здесь много, но те предпочитают тенистые болотистые кочки у подножья каменных плит, самый верный способ случайно не наступить на змею, - избегать сырых зарослей.
Вы все еще, дорогой читатель, не поняли, о какой Змеиной горке идет речь? Вы все еще продолжаете упорствовать, что у Павла Бажова, (которого вы, разумеется, узнали), речь идет об Урале? Позвольте еще фрагмент из "Каменного цветка"! Что такое бажовский "камень-серовик", как не известняковый блин, испеченный в чудо- печи фантастической бабищей?
"Глядит - у одной стены камень серовик, вроде стула. Данилушко тут и сел, и задумался, и в землю глядит, и все цветок тот каменный из головы нейдет. "Вот бы поглядеть!"- Только вдруг тепло стало, ровно лето воротилось. Данилушко поднял голову, а напротив, у другой-то стены, сидит Медной горы Хозяйка. По красоте-то, да по платью малахитову Данилушка ее сразу признал, сидит- молчит. Она тоже молчит, вроде как призадумалась. Потом и спрашивает, "Ну что, Данило- мастер, не вышла твоя дурман-чаша?"- "Не вышла, - отвечает."- "А ты не вешай голову-то! Другое попытай! Камень тебе будет дан по твоим мыслям!".
Родившись 28 января 1879 года в семье мастера одного из уральских заводов, будущий собиратель народных преданий, Павел Петрович Бажов с детства вращался в среде камнерезов, видел изнурительный труд и тяжелый быт горнорабочих. биографы Бажова предполагают, что легенды о Великом Змее-Полозе, Огневушке- Поскакушке, о Хозяйке Медной Горы и о Голубой Змейке, будущий писатель услышал от заводского сторожа- горняка. Но талантливый автор неузнаваемо переработал их и художественно преобразовал в сюжеты- притчи.
Работая школьным учителем в глухой уральской деревушке Шайдурихе, каждым летом, пятнадцать лет подряд, Павел Бажов, в дни школьных каникул путешествовал по России: так далеко, насколько хватало денег. В 1924 году выходит его первый сборник рассказов "Уральские были", но это еще не сказы, а реалистичное повествование о заводских буднях. Просветительская работа развила у Бажова профессиональное мастерство в художественной обработке народных легенд, явившихся миру, как самоцветы "Малахитовой шкатулки" (1939). Но - парадокс! Если малахит, безусловно, камень уральский, то сами "Уральские сказы", если присмотреться к ним повнимательнее, не всегда связаны с Уральским хребтом! Например, знаменитейшие - "Каменный цветок" и "Горных дел мастер". Не верите?
Образ Змеиной горы - это не поэтическая метафора, а указание на точное место сказового действия! Но, почти никто из нас, захваченный динамичной интригой сказа, не обратит внимание на очень точное географическое понятие, приведенное в "Горных дел мастере" (1938) самим Бажовым.
"Глядят, - и Катя в избе. У печки толкошится, а сама- веселехонька. Давно ее таковой не видали. Тут и вовсе осмелели, в избу вошли, спрашивать стали: "Где это тебя, Данило, носило, давно не видно?"- "В Колывань, - Отвечает, - ходил. Прослышал про тамошнего мастера по каменному делу, будто нет его лучше по работе. Вот и захотел поучиться маленько". Тут братья- сестры приставать к Кате стали, почему не сказала про Колывань-то. Только от Кати тоже немного добились."
Итак, Колывань. Змеиногорский район Алтайского края. Колыванское озеро, то самое, что на границе с Монголией: таинственная природная чаша, заполненная водой, в которой произрастает редчайшее и древнейшее растение из Красной книги, "рогатый орех"- чилим.
Моя версия: встреча Медной горы Хозяйки с Данилой-мастером произошла на Урале, а на Алтае, - уверена, многих шокирует. Как же так! Хозяйка Медной горы- Малахитница, и вдруг Колыванская степь! А я подчеркну: пообещала дать Даниле- мастеру "камень, по его мыслям" Малахитница в очень конкретном географическом месте: у подножья Змеиной горы, возле Колыванского озера! Читатель воскликнет: "Не может быть!" Уж больно узорчато Павел Бажов изобразил "тему уральского камня- малахита", начиная от зеленого платья Медной горы Хозяйки и до тех поделок- бляшек, что носила на продажу невеста Данилы - Катерина. Но откуда на Алтае - малахит, камень уральский?!
Изучая окрестности и недра алтайской Змеиной горы, мы начинаем сомневаться в привычном видении "уральского" бажовского сказа. И, в первую очередь, внимательный читатель усомнится в типичном образе Каменной чаши, задуманной Данилой по форме дурман-цветка. Из малахита ли была эта чаша?
Выходит прелюбопытнейший и парадоксальный сюжет: композиционный "скелет" о Малахитнице - фольклорное поверье о Медной горы Хозяйке, сын уральского камнереза, Павел Бажов, вероятно, действительно услышал на Урале, от рабочих горнообогатительного завода. Но с помощью творческого интеллекта, он этот сценарий, переработал и перенес в алтайский Змеиногорск.
Почему он это сделал?
О, на этот вопрос есть весомая причина! И не одна!
Начнем с жизненного опыта Павла Петровича. Не стоит забывать, что в 1919 году Бажов под псевдонимом "страховой агент Бахеев" прибыл для политической подпольной работы в Усть-Каменогорск на Алтае. Прибыл Бажов- Бахеев в трагично жестокое время. Именно в те дни было подавлено восстание политических узников Усть-Каменогорской тюрьмы. Председателя совдепа Якова Ушанова бросили в топку пароходного котла. В этих условиях прямой угрозы жизни, Павлу Бажову предстояла изнурительная и рискованная политическая работы: требовалось собрать силы единомышленников, восстановить разрушенные связи, восстановить боевые ячейки.
Павел Бажов работает спокойно, настойчиво, энергично, ежедневно рискуя жизнью, преодолевая огромные расстояни: от Горного Алтая до степей Иртыша, от казачьих станиц до казахских степей. В декабре 1915 года Усть-Каменогорск был освобожден от войск Колчака. В этих боях участвовал и сам Бажов. Он проявил себя как талантливый руководитель, создав газету "Советская власть", организовал учительские курсы и школы, наладил обучение неграмотных, причем не только русских, но и казахов. Известный "сказочник" участвует даже в возрождении тяжелой промышленности Алтайского края, в частности, в открытии Риддерского рудника, который был разрушен по приказу английского концессионера Лесли Уркварта. Павел Бажов пробыл в Усть-Каменогорске три года, и записал в дневнике: :"Трудные, но прекрасные дни гражданской войны. Каждый день приносил новые неожиданности, новые события".
Итак, алтайская тема появляется у художника слова Павла Бажова не случайно. Это отражение его личного эмпирического опыта. И здесь важна еще одна, не слишком явная, но довольно значимая причина, по которой, как мы предполагаем, действие двух своих знаменитейших сказов, - "Каменного цветка" и "Горного мастера" Павел Бажов переносит в алтайский Зменогорск. Обратимся к истории города Змеиногорска, и загадочные писательские решения получат четкий и логичный ответ.
Образ уникального "Каменного цветка" внимательному этнографу непременно напомнит и реальную каменную чашу: царицу ваз. Мы привыкли думать, что "дурман- цветочная" чаша задумывалась Данилой из малахита. А почему мы так решили? Да очень просто! Сказы о горном мастере и о Каменном цветке входят в коллекцию "Малахитовая шкатулка"! Но забудьте на миг об издательском названии сборника сказов, и, приглядитесь внимательнее, а где же в "Горном мастере" и в "Каменном цветке" говорится о малахите? Прочтите текст этих сказов медленно. Вы с удивлением обнаружите, что в этих сказах Павел Бажов использует слово "малахит" всего пару-тройку раз, будто сам не до конца уверен, что желанный дурман-цветок должен быть непременно из малахита. Обратим внимание на повсеместное использование слова "камень", да еще с описанием узоров, для малахита нехарактерными. И сам Данила и его невеста- Катерина ищут на горе подходящий "камень", отделывают именно "камень", а не "малахит"!
Могут ли в сборнике уральских сказов сюжеты, созданные на не-уральском материале? Могут! Вот, например, сказ "Золотой волос" (1939) хотя и входит в сборник сказов "Малахитовая шкатулка", а к Уралу отношения никакого не имеет, "Золотой волос" основан на башкирском фольклоре. Значит, и в других сказах способна отображаться не-уральская география?
Любопытная деталь, - хронология написания и публикация сказов. Сказ "Медной горы Хозяйка" - о Малахитинице и о мастерах-камнерезах с Красногорского рудника (Урал), опубликован в 1936 году. Красногорск - богатейшее уральское месторождение различных руд, на котором поднималась отечественная тяжелая промышленность, что нашло отражение и в "Людях из захолустья" (1938) А.Малышкина и в романе-хронике "Время, вперед!" (1932) В.Катаева. Но вглядимся в такую деталь писательской мастерской. Сказ "Малахитовая шкатулка" (рабочее название "Тятино подаренье", о девочке Танюшке - дочке Степана, "жениха" Малахиницы), публикуется в "Уральском современнике" в сентябре-ноябре 1938 года. А "Каменный цветок" (о встрече Малахитницы с камнерезом Данилой) печатается в "Литературной газете" в мае того же 1938 года. Значит, работа над ними идет параллельно! Сказ о "Каменном цветке" обрывается эпизодом как Данила-мастер, разбив неудачную чашу, исчез: люди поговаривали, что Малахитница взяла его в горные мастера. В 1939 году в журнале "На смену!" печатается "Горный мастер", о счастливом восстановлении семьи Катерины и Данилы. В 1940 году, Бажов, вернувшись к сюжету семьи Катерины и Данилы, уже не на фольклорном материале, а на материале социального очерка (ощутима перекличка с Ф.Омулевским, Н.Лазеревым-Темным, Гл.Успенским), пишет "Хрупкую веточку" о сыне Катерины и Данилы - талантливым горбатом ювелире Мите. Этот сказ, наполненный реалистичным социальным трагизмом, лишенный эффектного и подлинно сказового образа Медной Горы Хозяйки, - не получил яркого отклика у критиков и читателей.
"Каменный цветок" нашел отражение и в балете и в экранизации и даже на ВДНХ появился одноименный фонтан. В 1939 году в Свердловске (Екатеринбурге) вышло и первое издание бажовских сказов, под общим названием "Малахитовая шкатулка". Издательское название сборника и создало иллюзию, что местом действия абсолютно всех сказов является Урал.
Так, все-таки, из какого камня была диковинная чаша Данилы мастера? Думаю, этот вопрос остался открытым и для самого Бажова. Очарованный красотой уральского изумрудного камня, Бажов не рискнул до конца разрушить образ "малахитовой" чаши. "Малахитовый" живописный тои и уральская география уже заданы им самим в 1936 году сказом "Медной горы хозяйка", в котором Малахитница одарила уральского мастера Степана шкатулкой самоцветов. В 1938 году П.Бажов работает параллельно над "Каменным цветком" где Данила-мастер знакомится Змеиной горе с Малахитницей, и над сказом "Малахитовая шкатулка" ("Тятино подаренье") о дочке Степана - Танюшке, красавице- невесте на выданье.
Очевидно, что в воображении П.Бажова происходило "раздвоение" художественного образа: на Алтайский Змеиногорск и на Уральский Красногорск. Образ сказочной Каменной чаши получился недосказанным, аморфным, лишенным детализированной конкретики. Вроде бы есть намеки. что чаша задумывалась из зеленого камня, а в то же время, прямого подтверждения что это именно малахит - нет. А ведь как сочно можно описать изумрудный уральский малахит! А этого у художника слова, у П.Бажова - нет! Не удивительно ли? Автор пишет, устами мастера -Данилы о структуре камня, и без указания на его цвет и породу. Например: "Стал оглядывать Данилушка эту находку. Все как ему надо, снизу погуще, прожилки на тех самых местах, где требуется. Обрадовался Данилушка, привез камень домой".
Или, вот еще, снова, без названия породы камня и описания его цветовой гаммы: "Сел Данилушко опять за чашу по барскому чертежу. Работает, а сам посмеивается. "Лента каменная с дырками, каемочка резная" (...) "Тут прожилка прошла, а ты на ней дырки сверлишь да цветочки режешь. На что они тут? Порча ведь камня. А камень-то какой! Первый камень! Первый!".
В эпизоде, где Катя берется за мужское камнерезное дело - автор так отзывается об узоре: "Отпилила Катя досочку - узор и обозначился. Птица с дерева книзу полетела, крылья расправила, а снизу другая летит. Пять раз этот узор на досочке". Не слишком похоже на узор, характерный для малахита, не правда ли? На малахите узор идет либо параллельными светлыми и темными полосами, либо кругами, которые могут напоминать пузыри, зеленую пену, змеиную шкуру, но уж никак не птиц. Бажов описал узор, более всего характерный для пейзажного агата или многоликой яшмы! Это уточнение важно. В Змеиногорске уральский камень- малахит никогда не добывали. Зато добывали лучшую в стране яшму! В том числе, и яшму редкого изумрудного цвета!
Вспомним, что знаменитая царь-ваза из зеленоватой узорчатой яшмы, занимающая целый зал в Государственном музее Эрмитаж, родом из Змеиногорска, с Колыванского рудника! Вот вам и образ каменного цветка!
Мог ли Павел Бажов, несколько лет проработавший на Алтае, не знать истории Колыванской царь-вазы? Не верю! И не случайно драгоценный камень для Дурман-цветка, Данила-мастер отыскивает именно на Змеиной горке! "Поворотил Данила камень, оглядел его, да и говорит: "Нет, не тот!". Только это промолвил, кто-то и говорит: "В другом месте поищи, у Змеиной горки (...) Что думает, за штука? Неужто Сама? А что, если сходить на Змеиную? Змеиную горку Данилушко хорошо знал. Теперь ее нет, давно все срыли, а раньше камень поверху брали. Горка хоть небольшая, а крутенькая. С одной стороны и вовсе, как все срезано. Глядельце тут первосортное. Все пласты видно, лучше некуда." Отметим, что такое "первосортное гляденье" и возможность брать драгоценный минерал с небольшой глубины характерны именно для Алтайского региона, близкого к Казахстану, Монголии, - на Урале ценные породы глубоко запрятаны в недра, лопатой их не достать! Это еще одно подтверждение места действия сказа: алтайский Змеиногорск, а никакой не Урал!
Видение мира глазами Художника, (будь то мастер резьбы по камню, музыкант, или писатель) отличается от видения простого смертного - воображением. Умением тонко чувствовать колорит и пространство окружающей жизни.
"Старый пастух ласковый попался, жалел сироту. Но временем и ругался: "Что из тебя, Данилко, выйдет? Погубишь ты себя... О чем думка-то у тебя?" - "Я и сам, Дедко, не знаю. Так, засмотрелся маленько. Букашка по листочку ползет, сама сизенька, а из-под крылышек у нее желтенько выглядывает, а листочек широконький. По краям зубчики, вроде оборочки выгнуты. Тут потемнее, а середка зеленая-презеленая, ровно ее сейчас выкрасили, а букашка-то и ползет..."- "Ну и не дурак ли ты, Данилко? Твое ли дело, букашек разбирать? Ползет она - и ползи, а твое дело за коровами глядеть!".
Благодаря воображению художника, в каменных глыбах Колыванского озера оживают древние предания. Вот лежит у воды Сфинкс, с львиной мордой, вглядывается в водную гладь, словно в раздумье или в ожидании чего-то, да на людей, пришедших к озеру, взирает величественно, царственно. На рассвете солнце золотым шаром загорается на каменной чаше, которую Сфинкс держит на своей спине, словно священный огонь в жертвенном светильнике. Угадывается аллегория с картиной "Чинтамани" кисти Н.Рериха, только там священный огонь на своей спине в горах нес конь. Подобным жертвенным огнем, говорят, встречали Александра Македонского, достигшего Индии, если верить переводной древнерусско - сербской повести "Александрия". Горел этот огонь у входов в индийский храм, и великого полководца приветствовали говорящие деревья, обернутые шкурами пантеры (ягуара) и пардуса (леопарда). А жрецы спрашивали легендарного завоевателя, какова цель его жизни, куда он держит путь, и предсказывали Александру будущее.
Умение видеть необычное в обычном, способность переосмысливать, картину обыденности, подобрать нестандартное решение, уйти от банальности, стереотипа, от пустой и бессодержательной "красивости", и найти целый веер изобразительных решений для одного "материала", но при этом сделать единственно правильный выбор, чтобы вдохнуть жизнь в природный материал, создать уникальное и неповторимое произведение, - Вот, что такое Творчество, и то, что, пожалуй, отличает подлинного Художника от Мастера-ремесленника.
Что такое мастер? Не обязательно камнерез.Как мы знаем хотя бы по булгаковскому "Мастеру и Маргарите", - это профи, но все же, не гений, работу которого никто не силах превзойти, а подражание найденному сюжету лишь приводит к жалкому эпигонству. Недаром Л.Леонов в эссе "Талант и труд" говорил, что литература - это концентрированная мысль, воплощенная в художественном образе, и писатель это прежде всего мыслитель, а большой писатель может получиться лишь из большого человека. И в запуганном, уставшем от жизни, мечтающем о тишине в подвале, булгаковском Мастере этого не приметно. Потому и полотно его о Пилате вышло "к сожалению, незавершенным", как констатирует Воланд. Ведь мастерство - хоть и вершина творчества, но еще не Эверест и не Джомолунгма. А только та кромка горного ледника, что отделяет вечное от мимолетной пестроты альпийского луга. Мастерство - рубеж, отделяющий массовое искусство как производство стандартизованного товара, от штучного "товара" неповторимых шедевров.
Можно стать блестящим мастером, профессиональным ремесленником, но путь к подлинному искусству, к созданию уникальных и неповторимых работ лежит несколько в ином направлении. И это направление начинается с умения мыслить. И по двум дорогам нельзя пройти одновременно.
Данила в "Каменном цветке", безусловно талантливый мастер. Но подлинным Художником резьбы по камню он стать не может. И дело не только в дилемме, "семья или искусство", и ценность семьи и близость любимой женщины Катерины перевешивает. Дело еще и в творческом потенциале, которым обладает Данила, в его интеллекте. Сила его воображения уступает красоте природной. Он красоту не способен создать силой своей мысли, а умеет ее у природы лишь заимствовать. В этом-то и водораздел между мастерством и искусством: ты учишься у Природы и превосходишь ее игрой своего интеллекта и воображения, или же, напротив, ты заимствуешь у природы готовые образцы, оставляя за ней эстетическое первенство?
Каменная ваза, заказанной Даниле барином, сделана четко, по чертежу, но самому Даниле не нравится: "Гладко да росно, узор чистый, резьба по чертежу, а красота где?" Но и достойной альтернативы этой вазы он в своем воображении создать не может. Так, Данила проигрывает творческий спор Природе, признает, что Природа в вопросе эстетики оказалась сильнее. Без природных образцов Данила не способен создать шедевр в камне. Прощаясь с ним, Медной горы Хозяйка, на его глазах "гасит" полянку с диковинными цветами, а без этих образцов Даниле уникальную дурман-чашу не изваять!
И вот свидетельство проигрыша природе: не дарит мертвый камень радости: "Вон цветок - самый что ни есть плохонький, а глядишь на него- сердце радуется. Ну, а кого эта чаша обрадует? На что она?" Заметим, что показателем подлинного искусства камнереза становится... каменная змейка. Еще одно указание на то, что "уральский сказ" создан на алтайском материале! Кого ж еще Змеиногорскому горному мастеру выточить из камня, как не змейку?! А те, кто способен оживить камень, превратить кусок скалы в живую змейку, это, разумеется, ученики Медной горы Хозяйки.
"Случалось мне один раз видеть. Вот работа! От нашей, от здешней на отличку". Всем любопытно стало. Спрашивают, какую поделку видел. - "Да змейку, - говорит. Ту же, какую вы на зарукавье точите. Любой мастер увидит, сразу отличит, - не здешняя работа. У наших змейка столь чисто ни выточат, - каменная. А тут как ни есть, - живая. Хребетик черненький, глазки... того и гляди- клюнет! Им ведь что! Они цветок каменный видели, красоту поняли!" Данилушко, как услыхал про каменный цветок, давай спрашивай старика. Тот по совести сказал: "Не знаю, милый сын. Слыхал, что есть такой цветок, да видеть его нашему брату нельзя. Кто поглядит, - тому белый свет не мил станет". Фактически, речь идет о выборе: массовое производство, гарантированный достаток, или же искусство как штучный товар, и зона высоких рисков. Дилемма знакомая!
Когда Данила просит у Хозяйки Медной горы показать ему дурман-цветок, она намекает, что подлинный художник не нуждается в подсказках, его воображение богаче реальности. На просьбу ему дать готовый образец для создания каменной вазы, Хозяйка Медной горы замечает, что калькирование шаблонов, - это не путь настоящего Художника.
"Ну что, Данила- мастер! Не вышла твоя дурман-чаша? "- "Не вышла! - отвечает. "А ты не вешай голову-то! Другое попытай. Камень тебе будет дан по твоим мыслям", - "Нет, - отвечает, - Не могу больше. Измаялся весь, не выходит. Покажи каменный цветок. (...) Покажи, сделай милость! " Она еще его уговаривала. "Может, еще попытаешься сам добиться?!
Хозяйка Медной Горы говорит, что хоть дорога в ее каменные чертоги и открыты каждому, но, став настоящим творцом, никто не может уже вернуться в мир обыденности, рутины, примитивного людского быта. Подлинный гений живет в параллельном мире художественных образов больше, чем в реальности. Мысль, ведущая его к новому произведению, всецело захватывает его воображение. Отсюда и анекдоты о рассеянности гениальных ученых, ведь и они - творцы, создающие новые знания.
В этом-то и состоит ключевой конфликт сказов Павла Бажова: противопоставление труда ремесленника искусству художника. Мастерство в этой шкале занимает промежуточную роль, оно тяготеет к искусству и все же остается вершиной ремесленичества. Истинное творчество - новаторство, а не педантичная добросовестность. Талантливый художник мучается от желания реализовать свой творческий замысел, воплотить в реальности образ, распирающий его мозг, просящийся на волю из мира его воображения. Умелый мастер испытывает муки совсем иного рода: азартный поиск сюжета, которым можно было бы заполнить свой мозг. В этом-то и дистанция огромного размера между Учениками Хозяйки Медной Горы и Данилой-Мастером.
Сказочный образ Каменного цветка символизирует рубеж между ремесленничеством и творчеством. Что же это за дурман-цветок? Название растению дано гениальным биологом Карлом Линнеем. Это вид дикого паслена, дальний родственник наших перцев, баклажан, томатов и душистого табака. .
Этот цветок был знаком еще древней культуре ацтеков. К.Линней приводит описание дурман-цветка у ацтеков: "Одурманивает и сводит с ума навсегда. Вредит сердцу, приводит в беспорядок мысли, опьяняет. Тот, кто съедает его много, уже не возникает желания есть аж до самой смерти. А если съесть его немного, то навсегда придёт в беспорядок сердце, и уже никогда не будет человек разумным. Также нельзя его нюхать, потому что он вредит сердцу, приводит к отказу от еды, сводит с ума".
Дурман-цветок нашел объяснение своим пугающим свойствам у фармацевтов и химков. Действие алкалоидов дурмана на нервную систему различно. Одна группа алкалоидов повышает возбудимость, а другая группа, напротив- подавляет нервную систему. Неудивительно, что экзотический салат из дурман-цветка может стать последним обедом в жизни. Таково действие обманчиво манящих своей красотой гигантских колокольчиков!
, Павел Бажов, использовав образ дурман-цветка, вероятно, стремился к метафоре творческого опьянения. Гений, одержимый желанием реализовать свой авторский замысел, горящий стремлением избавиться от творческого бремени, чтобы вздохнуть свободнее, родив свое творческое детище, как ребенка, по выражению Сомерсета Моэма, ("Подводя итоги"), внешне напоминает сумасшедшего. Такой человек работает на пределе психических возможностей, что отметил еще Чезаре Ломброзе в знаменитом труде "Гениальность и помешательство". Глаза блестят, движения хаотичны, забыты сон и покой, потерян интерес к еде, - скорей бы воплотить свой творческий замысел! Изучите дневники гениальных изобретателей- это так! Вспомните "Не хлебом единым" В.Дудинцева и "Искатели", "Иду на грозу" Д.Гранина! Напряжение сильнее, чем у спортсмена на марафонской дистанции! Скорей бы, перевести свои переживания, сводящие с ума, свой личный опыт, распирающий душу, - в художественный образ, в результат, в действие! Чтобы не "снесло крышку у парового котла", добавил бы психолог Лев Выготский ("Психология творчества"),
Мир творчества - это сказочный сад Медной горы Хозяйки, куда разрешен вход людям лишь с особой организацией психики, с эйдетическим мышлением, и умением творить параллельный мир. И в этом саду "Земля тут как простая глина, а по ней кусты черные, как бархат. На этих кустах большие зеленые колокольцы малахитовы, и в каждом - сурьмяная звездочка. Огненные пчелки над теми цветами сверкают, а звездочки тонехонько позванивают, ровно поют..." Любопытства ради посмотрим теперь описание дурман- цветка у Карла Линнея : "кустарник, он даёт бутоны без шипов, у бутонов зелёная кожура, листья широкие, цветы белые, в форме колокольчиков, семя чёрное".
Отметим, что фольклорный образ Малахитницы, хозяйки Медной горы Павел Бажов достаточно сильно изменил и наполнил новым философским содержанием. В уральских сказах Малахитница - всего лишь владелица гор, хранящих драгоценные руды и самоцветные минералы. Она жестоко наказывает тех, кто хочет у нее эти сокровища похитить. Горняки боятся ее, стараются обманом или подарками избежать ее гнева. А у Павла Бажова Малахитница - уже только Хозяйка сокровищ, но и творческая Муза. Малахитница - хранительница тайн мастерства и секретов искусства, она открывает дорогу к подлинным шедеврам. Она заставляет делать выбор между двумя дорогами, новаторство Творца или же калькирование ремесленника. Она подчеркивает: большое количество технически грамотных работ еще не говорит о таланте, а лишь о высокой работоспособности. Графоманство и эпигонство - требуют чудовищной энергетики! Но это количество не переходит в качество, поскольку прекрасная форма без содержания, как пустой глиняный кувшин. Именно Малахитница символизирует вечную внутреннюю неудовлетворенность, - основу для личностного саморазвития, как сказал бы психолог Эриксон. Малахитница открывает неутомимую жажду исканий, попыток создания уникальных произведений, то есть, путь художественного новаторства, неподвластного уму, воображению и руке другого человека.
Все это созвучно мышлению самого Павла Бажова как художника слова: "Слово мы часто берем однолинейно. А ведь в нем все есть: и звук, и краска и образ". Используя просторечия и народные присказки, Павел Бажов сближает язык своих персонажей с реальным стилем рядовых людей. Но там, где необходимо поэтизировать художественный образ, Павел Бажов, идет по пути лаконизма, очищает стилистику от деревенского словесного мусора, подбирая с исключительной точностью лексику, чтобы с помощью минимальных средств создать максимальную экспрессию красок. "Правилу в деле следуй упорно, чтоб словам было тесно, мыслям- просторно". Так, на реалистичной фактуре горняцкого быта, и фольклорных преданий Бажовым создается новый поэтический образ: колоритный, эмоциональный, насыщенный звуками и ощущениями. Подчеркнем. этот художественный образ чувственно завершен в читательском восприятии, что является главным критерием профессионализма художника, как заметил в своей "Эстетике" Гегель.
Выбор "Горного мастера": остаться ли Даниле вместе с Хозяйкой Медной горы, или же вернуться к невесте Катерине? Приглядитесь внимательнее: не такая уж это и дилемма. Данила, искусный камнерез, способный выточить пышную замысловатую вазу по сложному чертежу, лишен способности креативно, нестандартно мыслить, создавать в воображении неожиданные образы. Он не превзошел природу, а идет за ней, ему всегда нужна чужая подсказка, руководство. Ему постоянно нужен Наставник, Проводник, Консультант. Природа не стала для него Учителем, которого подлинно талантливый ученик всегда превосходит, а осталась - вечным Маяком. Малахинтица не стала его Музой, вдохновительницей, - а лишь выступила в роли "завсклада готовых решений". Для тех, кто довольствуется ролью ремесленника, путь к Малахитнице заказан. И не случайно, когда Данила хочет вернуться к невесте Катерине, Хозяйка Медной горы его предупреждает, что теперь образцов для творчества у него не будет.
"Ну, Данилушко- мастер, выбирай, как быть? С ней пойдешь- все мое забудешь, а здесь останешься, - ее и людей забыть надо". - "Не могу, говорит, людей забыть, а ее каждую минуту помню" (...) - Твоя взяла, Катерина! Только вот это пусть накрепко забудет!"- И полянка с диковинными цветами сразу потухла. - "А ты, Катерина, забудь, что я у тебя жениха сманивала. Сам он пришел за тем, что теперь забыл".
Таким образом, Данила не просто возвращается к своей верной невесте, предпочитая семейное счастье творческой изоляции, но и признается в своем бессилии перед ролью Художника! Он станет, конечно же, великолепным Мастером, но... чудесную каменную чашу так и не сможет сотворить. "По работе- то Данилу все горным мастером звали. Против него- никто не мог сделать, и достаток у них появился. Только нет-нет, да и задумается Данило. Катя понимала, конечно, - о чем, да помалкивала".
Образ Катерины в бажовском сказе любопытен. И, прежде всего, своей маскулинностью. Это не просто сильная женщина - волевая, упертая, верная своему возлюбленному, но еще и взявшаяся за тяжелую мужскую работу камнереза. Она идет по этому пути не только из необходимости заработка, но и вдохновленная любовью к Даниле, стараясь через его дело себя почувствовать ближе к любимому человеку.
В неожиданном для фольклора, но закономерном для советской литературы первой половины XX века, образе эмансипированной женщины Катерина соперничает с Медной горы Хозяйкой. Мир реальности, горняцкого быта противостоит миру творческого воображения. "Прокопьич недолго зажился. Тут братья- сестры понуждать Катю начали. "Теперь тебе заневолю надо замуж выходить. Как ты одна жить будешь? " Катя их обрезала - "Не ваша печаль. Никакого мне вашего жениха не надо". Братья -сестры руками машут: "В уме ли ты, Катерина? Давно умер человек, а она его ждет!". Тогда родные-близкие спрашивают: "Чем ты хоть жить-то будешь? "- "Об этом, говорит, - тоже не заботьтесь. Продержусь одна!"- "Да свернут тебе башку, как куренку! Света не увидишь!"- "Сколько - отвечает - на мою долю положено, столько и увижу!". Братья-сестры еще долго шумели. А Катя заколодила свое: "Продержусь одна! "Осердились, конечно, родные. "В таком случае, к нам глаза не показывай!" Осталась Катя одна- одинешенька. Поплакала конечно, а потом и говорит: "Врешь! Не поддамся!" Катерина берется за камнерезный инструмент, чтобы заработать на хлеб насущный. Она обрабатывает обломки той самой вазы, что в гневе разбил Данила-мастер, не сумевший создать Каменный Цветок. Из этих обломков у Катерины получаются замечательные бляшки для брошей, столь красивые, что перекупщик недоверчиво спрашивает: "У кого украла?" Малахитница идет впереди Данилы, подтягивает до своего уровня полета фантазии, манит за собой. Катерина, напротив, - следует за Данилой, по его стопам, повторяет его образцы, словно послушная ученица - задание своего учителя, возвышая его надо собой. Этим- то и берет Катерина: мужское самолюбие предписывает женщину ставить ниже себя, а себя самого, даже не ставшего художником и Гением - помещать в центр Dселенной.
Из осколков вазы, созданной рукой возлюбленного, Катерина создает новую работу, продолжая дело своего Вдохновителя. Она проявляет и смекалку, и творческий вкус, и оказывается, что в камнерезном деле она не уступает многим мужчинам, владеющим резцом, но не обладающим чувством вкуса.
"Братья -сестры прибежали, давай сторожить Катю. Она и слушать не стала. Показала им деньги и говорит "Это, как вы думаете, откуда у меня? У хороших мастеров не берут, а мне за перводелку столько отвалили! Почему так?" Братья прослышали про ее удачу и говорят "Счастливый случай вышел. О чем тут говорить? " - "Таких- Отвечает - случаев не бывало. Это мне Данило сам такой камень подложил, и узор вывел".
Катерина становится продолжательницей дела своего возлюбленного, ее роднит с ним общее дело, и сила характера. Редкое сочетание: воли и настойчивости, способности взяться за мужскую работу прокормить себя без опоры на мужика в доме, а значит, быть независимой, значит, позволить себе невиданную в деревнях роскошь нравственности: хранить верность своему избраннику, - все это порождает закономерные слухи в среде завистливых, непутевых обывателей, готовых пуститься во все тяжкие, и желающих, чтобы и другие люди были ничем не лучше. А дело горного мастера - не сахар! Вряд ли бы Катерина сумела достичь подлинного успеха в камнерезном деле, если бы взялась за резец исключительно ради заработка. Для успеха в этом изнурительном деле нужен эмоциональный подъем, сверхчеловеческие силы, - их она черпает в любви к Даниле. Сама героиня сказа уверена, что лишь благодаря какому-то невидимому общению ее души с душой Данилы, ее каменные поделки выходят удачными. И на Змеиную гору она идет не столько за камнем, сколько в надежде увидеть своего возлюбленного.
"Так до потемок и просидела. Тогда только домой пошла, а сама думает: "Повидала все-таки Данилушку". Тот мастер, который за Катей поглядывал, домой к этому времени выбежал. Видит- идет Катя, и встал у нее посреди дороги. "Ты куда это ходила?"- "На Змеиную"- говорит. - "Ночью--то? Что там делать?"- "Данилу повидать!". Мастер так и шарахнулся, а на другой день по заводу шепотки поползли: "Вовсе рехнулась Мертвякова невеста. По ночам на Змеиную ходит, покойника ждет. Как бы еще завод не подожгла с малого ума. (...) Пилит она камень, да загадывает "Коли такой же узор издастся, не поблазило мне. Видела я Данилушку. Вот она и торопится распилить. Поглядеть-то ей поскорее охота, как по настоящему узор выйдет. Ночь уж давно, а Катя за станком сидит. Отпилила Катя досточку, узор -то и обозначился. Еще лучше прежнего!"
Когда Катерина и Данила вновь обретают друг друга после продолжительного времени (года два либо три прошло, как Данило исчез, словами Бажова) они встречаются уже в новом качестве. Одиночество закалило характер. Они еще больше начинают соответствовать друг другу. И кто знает, быть может, именно чувство вкуса Катерины и помогает Даниле приобрести славу лучшего камнереза в округе? Данила так и не сумел создать каменный дурман-цветок, он не взял высшую планку искусства, обозначенную ему хранительницей секретов творчества, - Малахитницей. Но как бы то ни было, а у Данилы и Катерины - счастливая семья, они соответствуют друг другу и по силе характера и по земным устремлениям, "и достаток у них появился", и, как гласит третья часть сказов о семье Катерины и Данилы, "Хрупкая веточка", родилось у них аж восемь детей, да все - мальчишки.
Колыванское озеро, - словно зеркальное окно в мир ирреальный, сказочный. Взятое в оправу из серых скал причудливой формы, оно заставляет задуматься над превосходством Сил природы, над тем, что в мире людей именуется Творчеством. Стоит присесть на горячую, серую, напитавшуюся солнцем, ржаную лепешку из Колыванского камня, затаить дыхание, и перестать двигаться, - и прибегут ящерки, и с любопытством уставятся на тебя черными глазками-бусинками: серые, бурые, рыжие, зеленые- разные. Все - добрые посланницы Медной Горы Хозяйки.
|
|
