Ипполит Матвеевич потрогал руками гранитную облицовку. Холод камня передался в самое его сердце. И он закричал.
Крик, его, бешеный, страстный и дикий, - крик простреленной навылет волчицы, - вылетел на середину площади, мотнулся под мост и, отталкиваемы отовсюду звуками просыпающегося большого города, стал глохнуть и в минуту зачах. Великолепное осеннее утро скатилось с мокрых крыш на улицы Москвы. Город двинулся в будничный свой поход.
Ильф и Петров, «Двенадцать стульев»
В последний день и на последнем сеансе в нашем городе, я все-таки сделал это – посмотрел «Трудно быть богом» Алексея Германа и вот что я вам скажу по этому поводу.
Вышел я из зала, а смотрело со мной еще четыре человека – четыре парня осталось от первоначальных 15 -20, остальные ушли вскорости после начала и чуть не всплакнул от охватившего меня чувства умиротворения, облегчения и надежды на светлое будущее. Не вышло у Германа ни хрена!!! Не получилось! Ему не удалось оправдаться перед самим собой и другим он тоже не смог помочь! Так и ушел, хлопнув дверью, плюнул нам под ноги – Пропадите вы пропадом все! Ненавижу!!!
Не получилось… А я ведь боялся, до последнего оттягивал, ноги не несли. Хорошо-то как!
Вы думаете, в деньгах дело было, что он так долго снимал? Нет, не в деньгах – он остановиться не мог, он надеялся, что материал, форма, исступление это визуальное, помогут, щёлкнет что-то внутри и все встанет на свои места и как-нибудь так сложится и оправдается и вот еще чуть-чуть добавить мерзости, перешагнуть за пределы допустимого, выблевать из себя остатки брезгливости и полегчает, наступит просветление и спокойствие, отпустит и перестанет кружиться в голове… Не может быть, чтобы не получилось, зачем тогда это все?! Зачем?! Жизнь моя и вера моя и любовь моя к отцу и ко всему, чем я жил и ненависть моя, всосанная с молоком матери и которая вела меня по жизни и все оправдывала и давала надежду и смысл и то, что получилось в итоге, зачем?! И надо уходить и все уходит и уже нет сил и остроты чувства и надо все грубее и нестерпимее, что бы дрогнуло, что бы опять ненависть и ярость проснулись и висок вздулся от желания и веры…Господи, почему все плывет, почему все уходит?! Огня! Огня!!! Я ничего не вижу…
Вы ищите смыслы в этом фильме? А они не там. Они здесь, в нашей жизни сегодняшней и вчерашней. Они на майдане, в Крыму, на Украине, в нашем будущем. А в фильме их нет. Там нет победного прыжка, там нет рекорда, там нет триумфа и оправдания. Там только «заступы» и неудачные подходы. НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ!!!!
Читатель, тебе надо знать, какие скрытые смыслы я лично вижу в этом фильме? Ты хочешь потратить свое время на мою политическую полемику с ВЕЛИКИМ режиссером? Рецензия на фильм «Хроника Арканарской резни» не может быть художественной, она может быть только политической. Только политической. Точно так же, как «Чёрный квадрат» Малевича не может быть оторван от времени и страстей человеческих, его породивших. Сам по себе он – дерьмо унылое, но как символ ярости и ненависти беспредельной ко всему окружающему Малевича, да, это событие. Это манифест. Ты его принимаешь, как манифест или не принимаешь. А стоимость его в долларах на сегодняшний день – это для интеллектуального быдла, для богатых простецов. Для творческих и духовных неудачников. Возомнивших о себе. И, кстати, для них это тоже манифест – если так можно ЕМУ и ТОГДА, то, значит, можно и мне и теперь ?! Закатать холст валиком, или того интересней, закачать в задницу краски цветной да и дунуть нетленку для «Сотбис»… То же ведь, животворящая идея, надежду и оправдание порождающее. Малевич-то, хотел разрушить, а эти хотят нажиться! Он то стебался, в лицо успешным харкал, а эти – всерьез, друг другу, ячмень лечат!
Чего я боялся, идя на этот фильм. Конечно, не сблевнуть попкорн, как мои соседи, которые пытались жрать его вначале, запивая соса-солой. Я так про себя хохотнул, когда запах в темноте почуял, ну думаю, это вы ребята, удачно зашли. Нет, я боялся, что Герман, великий Герман, сможет что-то такое сказать, как в «Проверках на дорогах», как в «Мой друг Иван Лапшин». Такое скажет, что защемит внутри тоскливо и прав он окажется со своим отцом и с моими нынешними товарищами и не надо было держать блокаду, а надо было сдать Ленинград. Не надо было возвращать Крым и самое главное, правильно свалили Советскую власть и Советский союз разрушили. И это правда, что нет никакой разницы между Сталиным и Гитлером, между коммунистами и фашистами и Ленин хотел погубить Россию и желал победы немцам, а нам поражения. И что моя страна, превращенная в ничтожество во всех смыслах и мои дети и мои внуки и я сам, потерявший смысл жизни сейчас и обреченный на тоску и безысходность в будущем - вот это все теперь навсегда и это и было то, ради чего он, Герман и Стругацкие и многие, многие книгочеи жили и ненавидели. Что правы Солженицын и баба Лера и Америка, действительно хочет нам добра и мокрогубый Егорушка великий и добрый и знает, что впереди счастье и радость… Я так боялся, что он, явно перешедший на сторону моих врагов в речах и мыслях, в последние годы нелепый и жалкий, вдруг навалится на меня своим величием и талантом и раздавит мою веру и надежду, своим фильмом по моей любимой в юности книге, раздавит этим нечеловеческим, предсмертным усилием. Пытаясь отпустить грехи себе, разрушит меня.
Десять лет, десять лет он хотел дать ответ на этот вопрос – главный вопрос, может ли из грязи и вони прорасти счастье и надежда. Может ли личная жестокость, равнодушие и скотство породить добро и справедливость для других, для всех. Вы думаете, дело в Боге? Да дело в Коломойском и Порошенко, во всех этих Фирташах , Дерипасках и Прохоровых, Януковичах и Путиных, Навальных и Пономаревых, которые по отдельности бездуховны и безжалостны, а все вместе, соединив свои смрад и вонь – породят розы и лилии.
Этот фильм весь пронизан борьбой с прошлым, весь. Это подведение итогов и проклятие на будущее. Личных, но в то же время, политических итогов, конечно. Целой эпохи, целого сословия. Это не несчастного книгочея топят в нужнике, это Макаревич «смешно дрыгает ногами».
В этом фильме есть фразы, которые многим не будут понятны, но в них суть трагедии Германа и моей радости. Замки, замки, огромные каменные замки, которые привлекли внимание Землян – сытых, благополучных землян, которые так хотели остаться в стороне, быть «над» копошащимся месивом, они же были продолжением вот этой мысли – той мысли, которую так высмеивали Стругацкие в «Понедельнике, начинающемся в Субботу» с опытами по созданию совершенного человека будущего и которые были заложены в идеи «простеца» Хрущева в программе построения коммунизма и которые заложены в идеи Евросоюза и присоединение Крыма и попытках присоединить бывшие республики Союза – если есть замки, значит, должно быть и Возрождение, Ренессанс. Да, можно срать прямо на улицу и по углам Лувра, но это не главное, главное – Энциклопедисты, Рафаель, Микеланджело, Леонардо, Реформация, Коперник…
Накормим Украину и кого еще там – да самих себя к 1980 году досыта, и половину планеты – досыта, чтобы обратно полезло, замки каменные построим и начнется Возрождение, начнется новая жизнь, из грязи появятся ростки нежные… Какой старый и казалось бы, давно решенный спор… Вот о чем фильм, ребята. Вот что хотел сказать себе и нам Герман, над чем мучился, зачем ему была нужна вся эта грязь и вонь. Он хотел дать нам надежду и сказать – не бойтесь, это не главное, это временно, потом будет по-другому. И не смог, даже попытаться не смог!!!! Он все-таки оказался честным, в своем бессилии честным. Талант не дал. Он его десять лет топтал, корежил – меня все время не покидала мысль – как Ярмольник все эти годы жил? – и не смог. Не вышло. Как хорошо, что не вышло.
Дважды я вздрагивал на фильме – когда понял, что это майдан – по сути и по образу, есть там один кусок – но об этом Герман не мог знать, просто логика жизни на это вывела и потом еще раз, перед тем, как Румата пошел убивать, у него с Вагой-колесом разговор состоялся – я аж напрягся – ну вот сейчас, вот сейчас Герман меня погубит, я же понимал, что это сам Герман говорит, а не Дон Румата и не Вага-колесо за ним пришел, а за Германом, за всеми ними, за мной, за его отцом и его друзьями, за Иваном Лапшиным пришли – те, которые Путины, Абрамовичи, Сталины, Власть за нами пришла и зовет и обещает и мы должны ответить и…. Отпустило… Не смог ничего Герман сказать, точнее, оправдать себя не смог. Сказал, как есть – «Ты же снова землю своим раздашь» и просто засадил стрелу из арбалета молодой арканарке, рыжей и немытой, в затылок, так что через зубы вышла и кровь пульсировала черно-белая. Это он может. Так как он – не может никто. И что, эта стрела все оправдала? Все, что потом Румата сделал и с чем остался жить на Арканаре, по Герману? Он же не вернулся на Землю, он стал, таким, как все. Выпил самогону, курнул трубку, заиграл на трубе и поехал по зимней России. В н-и-к-у-д-а. Вы посмотрите, это же наша Родина, это совсем не Арканар.
Да, так, к слову – от Стругацких там нет ничего, точнее, есть, конечно, но так, чисто схематически, даже не знаю, зачем. И фильм по другому Герман хотел назвать и правильно хотел. Да и нет его, фильма – ну что сынок его, у которого мамкины пирожки еще из задницы торчат, может понимать в этих битвах титанов? Это же не рекламные клипы снимать или там «Сволочи». Да и ответ свой они Ваге-колесу уже дали, а их отцы – думали, что еще нет.
Вот и замкнулся круг. В «Проверке на дорогах» человек же тоже предал? Он же стоял на вышке за пулеметом? Стоял. Но мучился? Да, мучился, десять лет волком выл. Но смертью, смертью то своей искупил! Ведь шипел снег на раскаленном стволе MG-42 и пороховой гарью воняло в зале!!! Значит, там была еще у Германа надежда, была правда и вера. Тогда он выиграл спор, надо была взрывать мост над баржой с военнопленными или не надо было… Тогда, но не сейчас.
И еще одну вещь Герман сделал – он своих товарищей по цеху, книгочеев, соль земли русской, интеллигенцию нашу, либералов-белоленточников – заставил убить друг друга. Ни за понюх табаку - из-за теоретического спора, кто, что про другого в книжке сказал. Судя по всему – не любил товарищ Герман своих братьев по цеху, не любил. А за что их любить-то?
Да, и книгочеи, из-за которых весь сыр бор, те, которые надежда и опора человечества и которых спасали Стругацкие – они же сами себя спасали, это они себя солью земли назначили – у Германа – уроды вонючие, доброго слова не стоящие. За них, что ли биться-то?!
Запахи. Это древнее чувство, минеральное, не живое, первое из доступных живой материи. Первый, размножившийся кусочек протоплазмы жил в минеральном растворе и чувствовал минеральными растворами. Чем начиналось, тем и заканчивается. Человек, умирая, последнее, что ощущает и помнит, это запахи. Последнее. Фильм черно-белый. Смерть черно-белая тоже. И запахи – он весь пропитан запахами – весь его визуальный и звуковой ряд пропитан запахами. Он просто смердит, он смердит страхом смерти и бессмысленности жизни и ухода его творца. Я не молодой человек, я видел смерть в разных ее обличиях. Перед последним вздохом человек выпускает из себя все свое скрываемое от других нутро. В младенчестве человек искренен и открыт и перед смертью облегчает свое бренное тело, нутро свое разжимает. И перед боем, кстати, тоже. Как перед смертью. Герман выплеснул на нас все, что накопил за эти годы. Нюхайте. Идите и смотрите.
|
|
