Небо, прозрачное, как акварель, облито на горизонте солнечной позолотой. Червонное золото уходящего дня струится по крышам домов, и светлыми пятнами оживляет суровые каменные стены. В узеньких переулках старой Москвы пахнет ванильными булочками, маслянистыми блинами, туркменскими лепешками с кунжутом, копчеными курами и жирным шашлыком. Возле одноногого белого пластмассового столика в поисках хлебных крошек жадно суетятся голуби.
Морозный ветер, пахнущий оттепелью, позвякивает клавесинными переборами в колокольчиках, щедро увитых стеклянными орхидеями и клубниками, кленовыми листьями и китайскими веерами, орлиными перьями и морскими звездами. Под "музыкой ветра" красуются резные, пахнущие можжевельником, ложки и поварешки, лопаточки для творожного сыра, подставки под горячий чай-кофе, разделочные доски, украшенные "лубочными" сюжетами, и даже миниатюрные ножики, наподобие перочинных, полностью вырезанные из можжевельника, и с креплением к рукояти крошечными деревянными гвоздиками. По-весеннему счастливо чирикают воробьи. Мартовские лужи, апрельское небо. Температурный рекорд за столетие со знаком "плюс".
С лотка крикливо заманивают сверкающие шары, искрящиеся елочные звезды, и шелестящая на ветру изумрудная мишура, напоминающая пихтовые ветви с металлической хвоей. Игрушечные домики и снеговики в серебряной пудре, кремовые столбики горящих свечей оживляют горячими бликами блестящих улыбающихся лисиц и белок, мишек и зайцев.
Народ суетливо раскупает товар, в надежде приобрести Талисман Счастья.
Чуть поодаль от шумного базара надменно зеленеют пирамидальные ели, выстроенные в ряд, броско украшенные червонными и малиновыми шарами. Между ними, по оттаявшей брусчатке оживленно двигаются прохожие, нагруженные праздничными свертками и кульками. И еще пара нарядных елей, в золотых и красных, новогодних шарах, словно часовые на посту, встречают горожан, заходящих на крыльцо под кружевной металлический козырек кафе "Шоколадница", с которого уж как то совсем по-весеннему свисают хрустальные сосульки.
Поднявшись по каменным ступенькам, ныряешь в облако свежемолотого кофе. Под приглушенные звуки джаза, на рогатую деревянную вешалку сбрасываешь шубу. Гирлянды золотой фольги блестят в оконных проемах. С шершавых стен струится застывший серебром, невесомый дождь. На квадратных столиках - красно-белые веера салфеток, и букетики желтых и голубых фрезий в стеклянных вазочках. Подобно морским маякам, мерцают плавучие чайные свечи в миниатюрных "аквариумах" с голубыми и синими камешками.
Посетителей немного. Двое парней в модных английских свитерах с квадратным и ромбическим рисунком, вооруженные нетбуком и наушниками. Блондинка со строгой стрижкой-каре, прямых, выбеленных до платинового свечения, волос, в шелестящей шелковой блузе, на белом фоне которой броско рассыпался черный "горох". Студенты, парень с девушкой, в однотипных джинсах, оживленно разглядывают фотки с недавних поездок в Египет и Турцию.
А напротив, возле оконного проема, и словно прячась от остальных посетителей кофейни за деревянными рогами с меховым ворохом, неторопливо, из больших белоснежных чашек пьют кофе и о чем-то беседуют две женщины. Одна - молодая, черноволосая, со слегка вьющимся "конским хвостом" небрежно перехваченным искрящейся заколкой от "Сваровски" и в броском свитере цвета уральского малахита. Другая - "леди в возрасте", с небрежной стрижкой тонких шатеновых волос, в безразмерной трикотажной кофте в пастельных тонах, с крупными, но неброско прорисованными, бордовыми пионами на кремово-лимонном фоне.
Женщина постарше напоминает знаменитую детективщицу Дарью Донцову, поражающую читательское воображение своими фантастическими тиражами. А девушка напротив похожа на журналистку, решившую взять у нее интервью о секретах писательского успеха. Кто знает, быть может все так и было?! Подробности скрывали деревянные рога, увенчанные мутоном, ондатрой и норкой. Повсюду пахло корицей, жаренным кофейным зерном, успехом и бизнесом.
Улыбчивые тонконогие девушки в бордовых фартуках-юбках суетливо разносят заказы. Я жду официантку, облокотившись на полосатый диванный валик, забавно напоминающий кабачок-цуккини. Подобная обивочная полосатость мне знакома по интерьеру отеля "Аль-Капоне" в Чикаго. Владелец отеля умело щекотал нервы атмосферой больших денег, больших ставок, больших рисков. Легендарный мафиози- Аль Капоне - символ остросюжетного жанра, именуемого "американская мечта". Обои номеров и стены коридора были превращены в бело- серый тюремный матрац. Зато в фойе полосатая расцветка кресел и диванчиков, с декоративными подушками была столь же красочной, как в "Шоколаднице".
Впрочем, Чикаго знаменит не только легендарными мафиози. Это город мечта, город- символ всего самого превосходного, масштабного, современного. От крупнейшего в США аэродрома, по которому проложена специальная железная дорога, продолжая зеркальными небоскребами, грохочущим сабвеем, крупным производством авиадвигателей и автомобилей, и заканчивая первой в Новом Свете торгово-сырьевой биржей.
Модные западные грезы разлиты в обжигающие экспрессо, американо, капуччино. Чувство стремительного пульса планеты и личного участия в глобализации дополняют французская шарлотка и греческий чиз-кейк, ирландский пудинг, чикагские лепешки- брауни и голливудский кекс макфин, берлинское глазированное печенье, итальянский тирамиссу, тирольские пироги, французские круассаны. Многослойная душистая яркость не насытит желудок подобно русским блинам, картошке по-домашнему, мясу в горшочках. И не надо! В "Шоколадницу" идут не за едой - за атмосферой. За подтверждением того, что ты находишься на единственно правильном и надежном пути к Успеху.
Бизнес. Гонка. Некогда остановиться, передохнуть, задуматься.
"Экспрессо" означает "быстрый". Основа кофейных напитков, основа успеха. Кекс "Мафин" вместо кулича, "эппл-пай" вместо пирога с яблоками.
Это и есть - счастье?
Мелькают жестяные подносы, брусничные фартуки, белоснежные чашки, сияющие улыбки. Разливается джаз, трещит касса. Благодарим за заказ, приходите снова! Конвейер мимолетного счастья. Кофе с сахаром, со сливками, черный. Что пожелаете? На задушевную беседу времени нет.
Время- деньги.
А деньги надо экономить. Следовательно, экономить и время. Чем дольше нежишься на полосатом диванчике - тем дороже обойдется глоток счастья с корицей и взбитыми сливками.
Горячий американо обжигает губы.
Блондинка с офисной стрижкой, торопливо расковыривая итальянский тирамиссу, диктует по мобильному сложный график продаж. Крепкий евро- кофе насыщенной евро- жизни. Задушевному общению нет места. Есть пространство лишь для бизнеса. Парни с нетбуком сдержанно обсуждают бизнес- проект. Вежливые улыбки. Ничего задушевного, ничего личного. Кофе и сливки, макфин и брауни. Время- деньги. Рваный, суетливый разговор.
Пара глотков обжигающей американской мечты с молоком. Над головой матовым золотом струится лампа-персик. Из-за скрипнувшей двери долетает свежее дыхание зимы. Русская "Шоколадница" - и кафе в Европе. Похоже? Не похоже!
Чем же? И кофе и пирожные - вполне западные, да и интерьер "на Европу тянет". Темные квадраты столов, устойчивые стулья на разлапистых ножках, прямоугольник потолка с ожерельем маленьких лампочек. С карниза спускаются золотые грецкие орехи- светильники, и зеленые елки-караульные у дверей, усыпанные рубиновыми яблоками и стянутые серебряной сбруей, - все это весьма напоминает Европу.
Но вот гости здесь отнюдь не европейские. В том-то и дело!
В "Шоколаднице" собралось "поколение восьмидесятых", презрительно именующее Россию XX столетия "совком". Заставшие времена Союза - не рвутся раскошеливаться на стандартный экспрессо, для стандартного бизнес- разговора. Чашка кофе, эквивалентная недельному проезду в метро, кажется нонсенсом. Конечно же, сюда приходят не столько за кофе, сколько за разговором. Но страсть к деловым контрактам старшее поколение не испытывает. Вместо чашки кофе на те же деньги приобретается "палеховская" ложка с гроздьями рябины на черно-золотом фоне, либо душистая можжевеловая подставка под чайник в форме кленового листа, или расписной елочный шар с серебряными оленями и пунцовыми снегирями, либо кухонная варежка- прихватка, напоминающая лоскут стеганного одеяла, или полотняный фартук с петухами и подсолнухами. В общем, ценности, так не похожие на нынешние.
Для старшего поколения подлинный праздник - не в кофейне, среди чужих и незнакомых, а дома, когда стар и млад сбегается к густо накрахмаленной льняной скатерти, и принимается вычерпывать мельхиоровыми фамильными ложками из гусь-хрустальной бадьи обрусевший французский "оливье с докторской колбасой". Это - ритуал, сплачивающий в единые ряды рабочего и колхозника, учителя и ученого, школьника и пенсионера, и соизмеримый по своей масштабности разве что с индейской "трубкой мира".
Но пафосные "Шоколадницы" и подобный сетевой бизнес возвел великую и непреодолимую стену между "старым" и "младым", обострив не только философскую проблему отцов и детей, но и политическую - "социалистов" и "либералов"! В Париже и в Вене мне доводилось видеть в сетевых кафе неторопливо беседующих пенсионеров. Но это - в Европе, а у нас - лишь "деловые переговоры" на ходу на бегу, всухомятку. Наши современники, особливо "кому за полтинник", предпочтут модному стилю "кофе плюс кекс" вылавливание зеленого горошка с морковкой из русского оливье. Они помнят время тотального дефицита, но помнят и щедрые застолья, для которых добывались изысканные сервелаты и ветчины, семги и осетры, икра и шампанское. Полуголодный, перенасыщенный сахаром- рафинадом обед "Шоколадниц" их не прельщает.
Мой взор ловит золотистый абажур, - похожий на кофейное зерно. Золотой маслянистый свет струится сквозь раскалившееся матовое стекло. Серебряный дождь колышется в проеме окон.
Блондинка с оффисной стрижкой аристократично снимает длинной мельхиоровой ложечкой сливочную шапку кофе-по-венски. Парни пьют экспрессо, и что-то горячо обсуждают, вперившись в экран нетбука. О чем же спор? Это очевидно! Все это именуется универсальным словом "бизнес".
Дама, похожая на Донцову, продолжает делиться секретами тиражей. Кто сказал что кафе открывают для общения? Британка Джоан Харрис в своем "Шоколаде"? Забудьте. Здесь - Россия. Бизнес, только бизнес, и ничего лишнего.
Парочка влюбленных давно покинула кафе. Резкий, деловой ритм кофейни не располагает к неторопливой романтике. Слишком суетливо. Слишком приторно. Пересахарено.
Не хватает соли и перца. Остроты ума и драматургии страсти. Подлинной жизни, реальных людей. И кофе пьют не личности, а представители русского Нео-Клондайка. Оффисный планктон в свежевыглаженной униформе, топ-менеджеры и "лица" компаний, а также их "руки" и "ноги". Солдаты индустрии капитала. Должности, функции. Где же люди?
Свободных творцов, независимых граждан здесь не приметно. Но приходящие сюда и не стремятся к свободе. На кой она, если зарплата фирмы дает гарантированный набор удовольствий, стандартизованный как меню в "Шоколаднице"?
Это и есть - счастье?
С елки сыплется ворох самоцветных искр. Включили приглушенный джаз. Официант галантно зажигает свечи на столиках.
А бывает ли труд быть другим? И что человеку способна дать работа, кроме прохладных монет и шуршащих дензнаков? Эпоха диктует ценности и "форматы", выставляет приоритеты. Западный "отдых на скорую руку" стал синонимом успеха, а индустрия фаст-фуда - общения.
В Европе не спешат осчастливить домочадцев тазиками оливье, полотенцами с петухами и фартуками с подсолнухами. Но деньги на неторопливую беседу за чашкой кофе в уличном кафе найдут. Неоднократно наблюдала беседу милых старушек в Вене в придорожном кафе. Потому что когда уровня культуры хватает на общение родственных душ, то удивительным образом отыскиваются деньги и на чашку кофе, - символ дружественной беседы, а не пиршества. Когда же еда превращается в самоцель, и на нее тратятся большие деньги, устраивается обед из многих блюд - это сигнал весьма тревожный, очевидно, что поговорить людям не о чем. нередко за "селедкой под шубой" скрывается желание хозяйки дома блеснуть перед гостями- зрителями своими артистическими талантами. Бывает, что карбонатно- сервилатное блюдо выполняет роль миротворческого щита, нивелируя агрессию политического противника - такое нередко видишь на номенклатурных фуршетах и приемах в посольствах.
Новое время- новые ценности. Слова "чаевничание" и "застолье" поменяли значение. Но люди, носители прежних, привычных смыслов, по-прежнему среди нас. У них иные представления о счастье и радости.
Я поняла это несколько дней назад, оказавшись на Охотном ряду в Колонном Зале на торжественном концерте "Трудовой доблести", - собрании героев труда и лауреатов Госпремий.
Широкое застолье. Кофе подают официанты по мановению ваших рук. Бесплатно. Для всех делающих. Несколько рядов длинных столов. Салатики- оливье, картошка с грибами, селедка под шубой, свернутые в рулетики сыр с ветчиной, маринованные огурчики и моченые яблоки.
И все это потихоньку поглощают участники фуршета. Кто эти люди? В деловых костюмах. С уставшими лицами, с замерзшей улыбкой. некогда- знаменитые герои труда. Вкалывали не на хозяина или корпорацию- на государство. Ордена и медали за перевыполнение плана. Трудовые победы как пример для всех и каждого. Время коллективизма, энтузиазма, - время индустриальных побед.
Люди жили чувством личной сопричастности к судьбе страны, чувством рождения индустриальных гигантов, в котором реализовывали свой личностный потенциал.
Труд был религией. Служа общему делу, не жалели сил и здоровья. "Государство" - не синоним "власти", тем паче- "номенклатуры", а синоним страны. Если твое государство станет сильным и богатым, то и ты- тоже. Представление о счастье было стандартизовано, как нынешний экспрессо из кофе-машины.
В чувстве приближения счастливого грядущего дня - люди чувствовали себя счастливыми. Для этого счастья требовалось "всего- навсего", чтобы советская сверхдержава стала сильнейшей в мире, и динамика ее роста поражала бы воображение даже писателей- фантастов.
Но времена переменились. Теперь ощущения радости легко купить - стандартизованная радость в металлической жестянке или на видеодиске. И вовсе не обязательно становиться ударником труда. И современный молодой человек советских героев презрительно именует глупцами.
Но чувствует ли подлинное счастье солдат капитализма, покупающий в "Шоколаднице" глоток радости со сливками? Возможно, он испытывает удовольствие от пышной булочки, ароматного кофе...
Но - не счастье!
Радость - сиюминутное чувство. И чувство удовольствия - проходящее. А счастье- это устойчивое мироощущение, дающее бешеный выброс жизненный энергии. Когда же оно возникает? Ответ непростой. Радость легко спутать со счастьем. Мода на вещизм и "шоппинг" - отсюда. Новый галстук, платье, сережки, - радуют лишь в момент покупки, и еще пару дней после. Новый автомобиль и шуба дают радости чуть побольше - на месяц. Но растущее количество радости не переходит в качество, - счастья не возникает!
Так, самые модные очки компенсируют, но не излечивают близорукость. Радость можно зачерпнуть, как воду из колодца, и выпить, а потом пойти за ней с новым ведром. Был бы колодец! Счастье же рождается только внутри нас. Искать колодец счастья - бессмысленно.
Радость- чувство во многом животное, это инстинкт, существующий и у кошек и у собак. Счастье же - понятие личностное, присущее только людям.
Хочешь быть счастливым - будь им.
Счастье - это не чувство, а устойчивое мироощущение, когда все клеточки твоего тела говорят о том, что ты наилучшим образом реализуешь свой личностный потенциал.
Для этого надо осознать свое предназначение в жизни, свое призвание. Как просто и как сложно! Многие из нас слепы к себе самим. И потому ищут счастья в универсальных рецептах, пытаясь "как все" обзавестись бытовой атрибутикой комфорта, и с удивлением обнаруживая, что как квартиру этим добром не набивай, а кроме вытирания с него пыли, никакого удовольствия.
Мой взор ловит золотистый абажур, напоминающий огромное кофейное зерно, заполненное солнечным маслом. Приглушенное золото струится сквозь горячее стекло лампы, бросая на квадраты столов мозаику светлых монист.
Парни напротив что-то горячо обсуждают, вперившись взглядом в компьютерный экран. Леди "Донцова" продолжает делиться секретами тиражей. Деньги. - Успех. - Деньги. И еще - глоток радости со взбитыми сливками.
Парочка влюбленных давно ушла, растворившись в толпе. Пафосная атмосфера. Торжественность - но не романтика. Слишком суетливо. Слишком приторно. С избытком сахарной пудры.
За столиками сидят не друзья, а работники индустрии капитала. Топ-менеджеры на службе у престижных компаний. Они убеждены, что капитализм- хорошо отлаженная машина. Работать на хозяина - почти то же самое, что и на самого себя, ведь такая работа дает вожделенный "пряник". Шопиинг, пляжный отдых, шуб-туры, рестораны. Четверть часа в пафосной атмосфере сетевого кафе. Что же еще надо для счастья?
Самого счастья. А не подделки.
Золотые шары над головой. Гирлянды на елке. Серебряный дождь.
Но покидаешь кафе - и сказка заканчивается. И вновь - серое небо, мокрый снег, лужи и слякоть.
А бывает ли иначе?! Бывает.
Ударники советского труда, не жалея сил, создавали страну. Творили новый мир. чувствуя себя земными богами. Своими руками лепили образ сверхдержавы. Личная жизнь срослась с историей страны. Так наступал. словами И.Эренбурга "День второй", и каждый простой смертный получил шанс стать земным Богом. Образ счастья разросся и расширился до целой страны, со всеми ее городами и селами. Счастье стало религией труда, образом политической сверхдержавы. Геополитика как часть мировоззрения, как элемент... личного счастья?! Хочешь быть счастливым? Будь гражданином счастливой страны. То есть, политически успешной, иными словами, заставляющей себя уважать геополитических противников. Вот такое - счастье... Ничего личного.
Но все поменялось. Категория "счастья" стала сугубо индивидуальной.. С индустриальными стройками, производством ракет и курсом на нефть в этом чувстве нынче нет ничего общего. И не все ли равно, на каких самолетах летать, "Ил" или "Боинг"?! Главное, комфорт и безопасность, а не страна-производитель. Личное счастье расширилось до космополитических пределов.
Теперь чувство счастья легко купить, с помощью "шоппинга", похода в кино или же в кофейню. Но счастье ли это?! Понятие счастья так же отличается от радости, как любовь от влюбленности. Покупное "счастье" напоминает инъекцию инсулина для диабетика, раз сам организм не способен вырабатывать - приходится брать извне.
В философии "счастья" и "радости", без колдовской химии не обходится. Гормон радости "дофамин" в достатке вырабатывает лишь здоровый, "правильно настроенный" организм. Что же делают те, чей слабый организм синтезирует дофамин в ничтожных дозах? Пьют водку! Сам по себе алкоголь - никакой не эликсир радости, а лишь депрессант, подавляющий обмен веществ и усыпляющий мозг, тем самым, способствующий накоплению уровня дофамина в крови. Как просто стать "счастливым"!
Рюмка коньяка - и уровень дофамина взлетает. Чашечка экспрессо со взбитыми сливками. Американо с сахаром. Глоток дофамина.
Понятия "счастья" и "радости" в "Шоколаднице" гости отождествляют, и не хотят быть земными Богами, творя невозможное, а лишь получая комфорт. Покупая удовольствия. Чем выше твой рейтинг в менеджменте, тем больше денег, тем больше ты можешь накупить себе "пилюль радости". Не важно, где и кем ты работаешь, не важно, как твоя работа связана с судьбой твоей державы, - главное уровень зарплаты. Чем она выше, тем таблеток радости можно купить себе больше. Чашечка счастья за двести рублей- в "Шоколаднице". В других сетевых кафе глоток синтетического дофамна обойдется еще выше.
Чудовищный контраст между сетевыми "Шоколадницами" и фуршетным пиршеством Колонного Зала. Обильный банкет для героев труда за длинными, покрытыми белыми скатертями, столами. Морщинистые лица и потускневшие глаза, седые редкие волосы. Все это невозможно представить рядом с радостью, перспективами и успехом. Но это было!
Болезненные лица и хриплые голоса, некогда красивые и звонкие. С этих людей писали плакаты. О них снимали кинофильмы. Они делали невозможное, и только потому что счастье их было в этом. "Огонь в бою и огонь- в строительстве. Тут- трудно. Грохнула гора, - покрыла человека, как лягушку. Напрягись, стань на карачки, - поставь гору на место. Невозможно? А вот то самое и есть, - героизм в том и есть. что невозможно". Так говорил Глеб Чумалов у Федора Гладкова в программном производственном романе 1924 года, "Цементе", и так, вслед за этим героем повторяла вся страна.
Искусство невозможного - подлинное счастье.
Фонтан хрустальных капель вспыхивает самоцветными искрами. Люстры золотыми бликами расцвечивают белоснежные колонны старинного зала, - его история больше, чем история всей Америки. Соффиты превращают зеркальный паркет в витраж разноцветной мозаики.
Но время героев прошло. Настала эра суперменов.
Помню, в Чикаго, городе бизнеса и успеха, американцы нас пригласили в театр, - это была часть культурной программы для делегации из России. Все стулья из зрительного зала куда-то унесли, и на их место водрузили длинные столы с фуршетными яствами: оливки на зубочистках, тарталетки с безвкусной клубникой в приторном желе, огромные блюда, заваленные китайскими салатными листьями и декоративной капустой сорта "айсберг". Вино из бутылок без этикеток, кофе - экспрессо в одноразовых бумажных стаканчиках. На сцене под чудовищный шум и грохот тяжелого рока извивались красотки в платиновых париках и обтягивающих костюмах из серебряного бифлекса с чешуей перламутровых пайеток, что придавало им сходство то ли с ядовитыми змеями, то ли с морскими муренами. Это и был пафосный американский "прием". Никакой культурной, интеллектуальной программы, никакого театрального действа мы так и не дождались.
Вот такое представление о счастье, как покупной одноминутной радости мы позаимствовали у Запада!
Пытаясь разобраться, что же произошло по сути в нынешней смене эпох и поколений, я мысленно переместила публику "Шоколадницы" в Колонный зал, и сделала обратный ход, переместив в своем воображении героев труда в сетевую кофейню.
Я делаю этот нехитрый маневр в своем воображении. Перемещаю успешных топ- менеджеров и оффисный планктон из "Шоколадницы" в Колонный зал, - к фуршетному столу, - и у меня получается, что теперь винегрет, русский оливье и картошку с селедкой стремительно заглатывают, шумно двигая челюстями, и обильно заливая кулинарные изыски вином - толпа журналистов.
Да, именно так набрасывается вечно голодная пресса на фуршетную халяву, - на пафосных фуршетах, где бизнес- сообщество "осваивает" свои капиталы. Журналист, борзописец, на подобных стоячих застольях действует нервно и торопливо, словно опасаясь, что через минуту начнется пожар или война. Он жадно бросает в свою пасть все без разбора, будто не ел уже неделю, стремясь насытиться сразу на месяц.
Подобные манеры роднят журналиста с мифическим драконом и прожорливой химерой, и все это подчеркивает агрессивность, одиозность, недолговечность его рабочего продукта.
Желтая пресса - на месте героев труда. Странная аналогия! Однако мое воображение рисует именно такую картину. Попробовала я сделать и обратный ход, - переместила во внутреннем взоре героев труда в "Шоколадницу" и модный бизнес- тренд времени.
Не получается! И тут пришло озарение.
Оценить "Шоколадницу" как место, где пьют "чашечиу счастья" эти люди не смогут. Они не из тех, кто выбросит крупную купюру на американский кофе с итальянским чиз-кейком. Не оттого, что дорого или невкусно. Не в этом дело.
Просто другое представление о счастье.
Позволю себе маленький "перелет в прошлое" на машине времени в своем воображении. Советские времена. Эпоха тотального дефицита. Моя бабушка имела привычку варить по воскресеньям кофе. Называла его на старинный манер "кофий", и предпочитала пить с молоком, которое в советские времена продавалось в цветастых треугольных бумажных пакетах без фольги и потому мгновенно скисало. Воскресный "кофий" нередко оказывался испорчен белесыми разводами, напоминающими сигарный дым. Вместо душистой молотой "арабики" часто использовался растворимый кофе из железной банки, запечатанной фольгой, снимая которую, легко было порезаться. Но даже такой "кофий", горький. с кисловатым привкусом, ассоциировался с праздником выходного дня. Он оставался "напитком воскресенья", и к нему подчас покупался тортик!
За тортиками к выходному дню, помню, мы выстаивали немыслимые очереди, и проносили десерт торжественно, как трофейного глухаря с болота, - в картонных коробках через всю Москву, и в переполненном городском транспорте к владельцам тортов относились с уважением и пониманием - уступали место, дабы драгоценный трофей не пострадал в давке.
Так проходили советские выходные. Вареный "кофий" со скислым молоком, телевизор с программой "В гостях у сказки", поход в кино на "Джентльмены удачи", кусок "трофейного" тортика из картонной коробки.
В "Шоколаднице" поят натуральным кофе, безусловно, лучшего качества чем быстрорастворимая желудевая смесь в жестянке. Здесь угощают пирожными не хуже советских, хотя бы потому, что вместо традиционного сливочного масла в "Шоколаднице" используют творожно- сливочные смеси.
Но в тех простых тортах была сверхценность - тяжело доставшегося трофея, выстояв в дождь и снег длиннющую очередь, и даже толком не зная что именно за торты привезут с кондитерской фабрики и в каком количестве. Очередь под снегом и дождем, с номерками на руке была преодолением себя и закалкой воли, - и образ желанного трофея будоражил кровь особым адреналином страны тотального дефицита.
И чувство это, почти охотничье – достанется-не достанется, ухвачу не ухвачу? "Ленинградский" и "Добрынинский" разрастались в воображении до трофейных медведей! Ожидание схватывания торта, засидка на задворках "Универсама", азарт риска, что не достанется, - и вожделенный трофей с кремовыми розочками, гордо уносимый в руках, через толпу завидующих простых граждан! Все это бодрило и воодушевляло как на охоте! И добыча трофейного торта вспоминалась еще целую неделю, после его съедения с домочадцами...
Но осознание того, что всякий торт на любой вкус будет тебе легко доступен - понижает ценность самого десерта - это уже не драгоценный трофей, а простенькая "пилюля радости". Искусственная радость. И - недолговечная. С выходом из "Шоколадницы" радость эта улетучивалась так же быстро, как газ из распечатанной бутылки шампанского.
Азарт побед вытеснен "трендом" сытости и комфорта, и, значит, мэйнстримом безволия. Вместо "Полета"- "Тирольские пироги". Время покорения космоса кануло в прошлое. Настало время общества потребления - иные задачи. Новый престиж, гламур и роскошь. Новая "религия труда" - строительства не государства, а частного бизнеса. Впрочем, до роста ли экономики, когда и Кремль стал фирмой "инкорпорейшн"?
Приносит ли новая религия достатка и комфорта подлинное счастье? Человек так устроен, что запоминает лишь те эпизоды своей жизни, когда ему было трудно, и когда он вырывал победу у обстоятельств. И радость этой победы несоизмерима ни с "тирамиссу" ни с "чиз-кейками". И если бы Олимпийский спорт привлекал лишь медалями, люди в нем долго бы не оставались. И если бы штурм заснеженной вершины не давал чувства превосходства, никто бы не захотел карабкаться на скалу, рискуя своей жизнью.
Достижение невозможного, азарт покорения вершины, и самая главная победа - над собой. Цепь постоянных маленьких побед- как вектор наверх, когда вчерашняя цель становится сегодняшним средством. И организм не прекращает вырабатывать дофамин.
А рутина хождения по кругу - затягивает в тоску и депрессию.
Не только альпийский снег будоражит кровь, высокогорные эдельвейсы, аквилегии и жарки, не только охота на грозную или легко ускользающую добычу, но и достижение иных вершин, в деле для тебя привычном, дает ощущение необычайного счастья. Пока есть вершина, на которую можно карабкаться, пока есть перспективы роста- есть перспективы для твоего счастья.
Когда ты решаешь непосильную для других задачу, когда придумываешь ноу-хау, позволяющее сделать в твоем деле сразу несколько шагов вперед, - ты по настоящему счастлив. Труд для нас столь же значим, как игра для ребенка, профессия - это сфера нашей самореализации. Это чувство и собрало в "Колонном зале" героев труда, не за медалями они приходили в свою профессию а за радостью раскрытия своего личностного потенциала. И не важно, кем они были, рабочими ли, управленцами ли, но в своем деле они чувствовали себя легко, как птица в полете, будучи в нем первыми среди лучших и лучшими среди первых. .
Чувство, что ты делаешь нечто, полезное и нужное людям, которых ты уважаешь и ценишь, которые ценят тебя и готовы к тебе обращаться - нет, не за помощью, - за мудрым советом, - окрылят так, как не способно вдохновить никакое бриллиантовое кольцо, престижный автомобиль, свежеприобретенная модная тряпка или иная вещица. Потому что уже через пару недель и кольцо надоест и новая машина покажется до тоски знакомой. И тогда придется отправляться за чашечкой дофамина в "Шоколадницу". А если ты делаешь сложное и интересное для себя самого дело, причем - полезное для других людей, и делаешь свою работу профессионально, то непременно испытываешь такое же чувство превосходства, как на горной вершине. И эта твоя радость самореализации непременно передастся окружающим, и ты никогда не будешь одинок и допинг-шопинг тебе не понадобится. Твоей чашечкой дофамина становится любимая работа, которая, как говорил М.Пришвин, подобна "счастливому хомуту", потому что такой хомут "хорошо приходится по шее", и потому дает чувство свободы", в отличие от работы нелюбимой, которая "словно чужой хомут - шею натирает".
Золотистые светильники в форме кофейных зерен продолжают околдовывать горячим солнечным светом. Я замечаю на стенах картины русских живописцев, - как странно! Русские художники в европейской "Шоколаднице"! Репродукции знаменитых картин.
Фосфоресцирующая "Лунная ночь" Куинджи. "Девочка с персиком" Серова. "Иван царевич и серый волк" Васнецова. "Портрет неизвестной" Нестерова. И над всем этим- былинный "Витязь на распутье".
Куда ты идешь, русский Витязь в своем походе за счастьем?
|
|
