Накануне 20-летнего юбилея ельцинской конституции всё чаще раздаются предложения о её пересмотре. Одно из предложений, внесённое группой депутатов, включая единоросса Евгения Фёдорова, - исключить из конституции запрет на введение государственной и обязательной для всех идеологии. Другое, от экс-яблочницы, а ныне "эсерки" Елены Мизулиной - написать, что православие является "основой национальной и культурной самобытности России".
Что ж, тут нелишне, наверное, напомнить, КАК принималась эта конституция. Под грохот танковых пушек, стрелявших по горящему зданию Верховного Совета. Вот уж поистине живая иллюстрация вещих слов Козьмы Пруткова: "При виде исправной амуниции - как презренны все конституции!". Не будет большим преувеличением сказать, что написана эта конституция была кровью защитников парламентаризма в России. Утверждена на подтасованном референдуме - причём факт подтасовки голосования за истекшие два десятилетия мало-помалу стал почти общепризнанным (как и более поздняя подтасовка итогов президентских выборов-96). Вот на таком гниленьком фундаменте - кровь пополам с подтасовкой - и выстроено здание этой конституции. Которую вполне можно было назвать конституцией победившей реакции. С её принятием в России закончился недолгий "медовый месяц" буржуазной демократии и началась эпоха открытой (буржуазной же) бонапартистской диктатуры.
Но за минувшее после этого двадцатилетие реакция вовсе не стояла на месте, а победоносно маршировала вперёд. И - вот парадокс! - в настоящее время завоевания реакции-93, закреплённые в конституции, оказались для неё уже вчерашним днём.
А кое-какие положения действующей конституции, если бы их напечатала на своих плакатах оппозиция, вполне могли бы сойти по нынешним временам за чистый "экстремизм" и "разжигание". Нет сомнений, что судебно-следственные "эксперты", которые нашли экстремизм даже в лозунгах "Путин, уйди сам!", "Не хотим жить в фашистском государстве!" и "Миру - мир!", обнаружили бы его и здесь. Например, в статье 14:
"Российская Федерация - светское государство. Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом".
Или в одном из пунктов статьи 13:
"Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной".
Тогда, в 1993-м, этот пункт звучал, как победная фанфара реакции, поставившей сапог на поверженную левую и социалистическую идею. Теперь та же самая фраза выглядит неприятным тормозом на пути дальнейшего движения вправо - введения идеологии "Самодержавия, православия, народности".
Всё это может послужить пищей для размышлений на тему: а что такое вообще право? Вообще-то революционерам давно было известно, что действующее право, включая конституции, законы, кодексы и пр. и пр. - это всего-навсего временное соглашение о перемирии в классовой борьбе. Меняется соотношение сил в этой борьбе - и любая самая "священная хартия" попросту ломается об колено, превращается в "клочок бумаги". Всё равно как межгосударственные границы - государства день-деньской провозглашают их "нерушимость", "незыблемость" и "святость", величественно обещают, что "чужой земли мы не хотим, но и своей врагу не отдадим ни пяди", но стоит соседнему или даже дальнему государству ослабеть - и его "священная граница" вскрывается армейским штыком с лёгкостью необыкновенной, как простая консервная банка, и без малейшего благоговения.
Ровно то же мы видим и во внутренней политике, в отношении разнообразных "священных и неприкосновенных" принципов, прописанных во внутригосударственных законах. Не случайно же Карл Маркс говорил: "Юридически - значит фальшиво", а Бебель замечал: "Юристы - самые реакционные люди на свете" (кстати, юрист В. И. Ульянов считал эту фразу очень удачной).
За века написаны тома и тома, гневно обличающие революции с точки зрения защитников "права". Мол, революция - это беззаконие, произвол, она разрушает право, и потому ужасна. Персонаж Виктора Гюго - маркиз де Лантенак, контрреволюционер образца 1793 года, выражал это отношение так:
"Что это вы твердите о ваших правах? Права человека! права народа! Да всё это яйца выеденного не стоит: всё это и глупости, и выдумка, прямая бессмыслица! Когда я, например, говорю: Авуаза, сестра Конана Второго, принесла в приданое графство Бретонское супругу своему Гоэлю, графу Нантскому и Корнуэльскому, трон коего наследовал Алэн Железная Перчатка, дядя Берты, той, что сочеталась законным браком с Алэном Чёрным, владельцем земель и замка Рош-Сюр-Ион, и являлась матерью Конана Младшего, прадеда Ги, или Говэна де Туар, то есть нашего предка, - я говорю вещи бесспорные, - вот оно - право. Но ваши оборванцы, ваши плуты, ваша голытьба, они-то о каких правах толкуют? О богоубийстве и цареубийстве. Что за мерзость! Ах, негодяи!".
По-своему, маркиз совершенно прав, потому что история вообще, а революция в частности, соотносится с правом очень простым образом: она порождает право, но сама ему не подчиняется. Примерно так же землетрясения и вулканические извержения формируют рельеф Земли. Вот только найдётся ли наивный человек, который примется требовать от землетрясения "уважать существующий рельеф" и станет осуждать его за невыполнение этого условия?
Однако некоторым "извинением" революциям может послужить тот факт, что и реакция ведёт себя точно так же, как только мяч оказывается на её стороне. Да, реакция, пока она слаба, очень любит выступать под лозунгами "законности и порядка" (именно эти слова писали, например, белогвардейцы на своих плакатах) и апеллировать к ним, но способна ли она их соблюдать? Конечно, нет.
Сменовеховец Н. Устрялов (вначале белогвардеец-колчаковец, потом сталинист) писал: "Право - полезный, необходимый элемент в жизни народов... Но в "критические" эпохи истории не оно движет миром. Оно безмолвствует в эти эпохи. Подобно статуе Свободы в дни конвента, оно "задернуто священным покрывалом", и чувство такта должно подсказать его служителям, что этого покрывала до времени нельзя касаться. Великие войны, великие народные движения всегда воодушевляются внеправовым или сверхправовым мотивами. Никогда их нельзя уложить в формальные рамки права. Подлинная сила, добиваясь своего признания, апеллирует прежде всего к самой себе: её стремление не знает чуждых её природе, принципиальных сдержек... Она сама - свой высший суд. Только тогда, когда закончена силовая переоценка ценностей, на историческую сцену возвращается право, чтобы регистрировать свершенные перемены и благотворно "регулировать прогресс"... до следующей капитальной переоценки... Когда в мир входит новая сила, новая большая идея, - она проверяет себя достоинством собственных целей и не знает ничего, кроме них. Путь права - не для неё, она "обрастает правом" лишь в случае победы ("нормативная сила фактического"). Она рождает в муках, разрывая правовые покровы, уничтожая непрерывность правового развития... Таково уже свойство "творцов новых ценностей", вокруг которых, по слову Ницше, "неслышно вращается мир"... Великие эпохи - акты суда Божия на земле. "Всемирная история - всемирный суд" (Гегель). Историческая сила, победившая в борьбе, есть историческая правда. Победителей не судят... Великие эпохи - не суд над фактами перед трибуналом права, а суд над правом перед трибуналом всемирной истории."
Увы, нынешние реакционеры, в отличие от г-на Устрялова, не больно-то часто балуют нас такой искренностью и глубиной суждений.
Тому же учит нас и опыт отечественных событий 25-летней давности. Ведь слом социальных прав и завоеваний революционного времени шёл тогда под лозунгами "прав человека", "вся власть Советам!" и строительства "правового государства". А потом, 20 лет назад, Дом Советов неожиданно оказался в перекрестье прицелов танковых пушек, а по поводу прав человека Валерия Новодворская в те же дни в порыве откровенности написала так: "Гражданские права существуют для людей просвещённых, сытых, благовоспитанных и уравновешенных... Так что апартеид - это правда, а какие-то всеобщие права человека - ложь... Я лично правами человека накушалась досыта. Некогда и мы, и ЦРУ, и США использовали эту идею как таран для уничтожения коммунистического режима и развала СССР. Эта идея отслужила своё и хватит врать про права человека и про правозащитников."
Ну, что к такому честному признанию добавить? А сейчас, следуя той же логике, реакция хочет сломать об колено (или даже - использовать как туалетную бумагу) собственную конституцию 20-летней давности: мол, "хватит врать" про "светское государство", "социальное государство", отсутствие государственных религии, церкви и идеологии.
И вот "взбесившийся принтер" плодит пачками разнообразные законы, которые исподволь отменяют то, что ещё закреплено в конституции де-юре. Что ж, примем это к сведению. Ну, тогда пусть они уж господа реакционеры не возмущаются и не сетуют, если революция, когда настанет час, тоже обойдётся со "священными и неприкосновенными" нормами права, конституциями и пр. и пр., безо всякого почтения.
|
|
