Интеллигенция как явление распад российской империи пережила, несмотря на колоссальное количество потерянных жизней и искореженных судеб, но пожалуй не переживет распада империи советской. Возможно, уже не пережила. Интеллигент par excellence Сергей Юрьевич Юрский сказал в интервью: «Я знаю, что сейчас интеллигенции нет как класса, как прослойки. Я убежден в этом».
Анализ всех причин Götterdämmerung выходит за пределы скромного эссе, однако остановлюсь на той из них, которую считаю наиболее важной, так как есть серьезные основания для опасений, что мертвая рука российской интеллигенции утянет за собой в могилу всю страну, и некому будет спеть реквием по этой героической, трогательной, вконец запутавшейся прослойке нашего населения.
Последние поколения интеллигенции выросли в период противостояния социально-экономических и политических систем, когда наследники «немытой России» во главе своего лагеря противостояли более свободному миру во главе с США. Советская пропаганда была рассчитана не на интеллигенцию, а на совсем наивных людей, и ее полемические доводы на уровне «а у вас негров бьют» воспринимались со здоровым скептицизмом, пока не перестали восприниматься вообще.
Враг моего врага – мой друг. В качестве реакции на пропагандистские потуги властей критическое отношение интеллигенции к советской власти стало постепенно увязываться с безоглядным проамериканизмом, и у продвинутой советской молодежи поколения Валерии Ильиничны Новодворской слово «Америка» стало сакральным символом, подобно «Че Гевара» или «Хо Ши Мин» у их западных сверстников. Любовь к Америке стала наряду с Фолкнером, Померанцем, Гумилевым, Гессе, Мандельштамом... культурным кодом, символизирующим по Воннегуту принадлежность к одному «карассу». Произошедшее в дальнейшем новое «обостренье классовой борьбы» придало этому коду новое значение – части системы опознавания «Свой-чужой» в более широком смысле.
«В сем христианнейшем из миров поэты – жиды!» – писала Цветаева. Остальные интеллигенты — тоже; в США ходит шутка, что евреи зарабатывают как богатые, а голосуют – как бедные. Русские интеллигенты оказались зеркальным отображением этого парадокса, и вне зависимости от религиозной конфессии или этнической принадлежности столкнулись за границей с недоумением местных коллег-интеллектуалов: казалось бы образованные, культурные люди, но с такими пещерными, оголтело маккартистскими взглядами, что на их фоне самый озверелый, потерявший человеческий облик «реднек» выглядит относительно приличным человеком. Русские интеллигенты не остались в долгу, определили для себя западных интеллектуалов как безнадежных левых и перестали их слушать.
Снисходительное с оттенком презрения отношение европейских интеллектуалов к традиционной инфантильно-эгоцентристской политике США и вовсе оказалось за пределами понимания советской интеллигенции. Если российская интеллигенция при царе была интегрирована в европейское культурное пространство и чувствовала, что сотрудничество с «мундирами голубыми» в большинстве случаев несовместимо с рукопожатностью вне зависимости от их цвета и формы эполет, то для долго варившейся в собственном соку интеллигенции советской пыточные тюрьмы ЦРУ стали чуть ли не символами свободы.
В результате краха Советского Союза больше всех пострадала Америка: чтобы оставаться лидером свободного мира необходимо враждебное окружение. В первый момент перед США стояли неотложные задачи: переориентировать сырьевые денежные потоки в американские банки, переварить оборонную промышленность, уничтожить образование и другие конкурентоспособные отрасли, расставить своих людей на ключевые посты и предотвратить дальнейший распад страны. С этими задачами удалось справиться, после чего Россия получила статус партнера в «борьбе с террором», и конвергенция завершилась отходом России назад в США периода «баронов-разбойников», а США продвижением вперед в раздутый СССР, еще не успевший присоединить Китай в качестве «последней республики».
Прошло совсем немного времени, и российскому правительству вновь потребовалось враждебное окружение для поддержания умиротворяющей и умертвляющей страну «стабильности», однако у американцев на кону стоит гораздо больше, и враждебное окружение им необходимо кровь из носу. Выход был один: найти или создать хоть какого-то завалящего противника, раздуть из этой мухи слона и повести за собой на этого слона свободный мир, а если свободный мир не поверит и заартачится — лишить его свободы, начиная с самих США.
Основная проблема состояла в том, что ни один из назначенных противников не представлял реальной стратегической угрозы. Даже в Израиле, партизанскую войну против которого ближние и дальние соседи издавна ведут террористическими методами, и где в отличие от США эта угроза никогда не была мнимой или искусственно созданной, потери от террора никогда не достигали уровня гибели людей, например, в ДТП. Выбрать в качестве противника тот же Китай было бы не самой хорошей идеей, хотя бы в силу колоссальных экономических потерь, к которым привел бы подобный шаг. Северная Корея также отпадает, во-первых потому что они клиенты Китая, а во-вторых, авантюра, которая может привести к применению одной из сторон ядерного оружия, заведомо не будет поддержана теми, на позиции чьего лидера США пытаются удержаться.
Реальная террористическая угроза против США существует, это местные милиции типа арийского братства, но борьба с ними к мировому лидерству не приведет, вот она и не ведется. Чужих, подходящих на роль врага не осталось, поэтому американцы начали бить своих: созданную ЦРУ для борьбы против СССР Аль-Каиду, своего верного поставщика энергоносителей Саддама Хуссейна, перешедшего на их сторону Муаммара Каддафи, вооружаемого американцами Хосни Мубарака, воспитанного во французском лицее и стажировавшегося в Великобритании Башара Асада...
Тем не менее, образы врагов оставались размытыми, неубедительными и не очень подходящими для признания миром лидирующей роли Америки, однако «других врагов у меня для вас нет», поэтому нехватку энтузиазма пришлось компенсировать путем раскрутки пропагандистской машины, которой обзавидовались бы Геббельс со Щербаковым вместе взятые, неотступной слежки за каждым жителем планеты, в сравнении с которой «1984» Орвелла выглядит благостной утопией, жестоких расправ с мыслепреступниками, ритуальных человеческих жертвоприношений при помощи «морских котиков» и ударных беспилотников... США обходились без интеллигенции на протяжении всей своей истории, потому так трудно американцам понять предупреждение Александра Галича: «Граждане, Отечество в опасности! Наши танки на чужой земле!».
В ответ на эти и множество других подобных соображений исчезающая советская интеллигенция отвечает: «Зато у нас негров бьют», то бишь у нас при Сталине было хуже, да и нынешние власти по мере своих скромных сил и способностей пытаются творить нечто подобное. Интеллигенция забывает, что нынешние власти — наследники наших одобренных американцами эффективных менеджеров, вот они и ведут себя соответственно, несмотря на небольшие размолвки, вызванные их нежеланием уходить на пенсию, хотя некоторым работодатели уже намекнули об этом. Ничего страшного, вот убедит интеллигенция народ поддержать новых американских ставленников, сядет на Москве новый фюрер, да с американскими технологиями... и через год-другой интеллигенции уже совсем не останется, и спросить народу будет не с кого.
Один из героев повести Игоря Губермана «Штрихи к портрету» сказал: «Ведь антисемитизм — это бардзо высокая идея, а большевики даже ее испохабили!» — но если говорить серьезно, а большевиков заменить на всевозможных пушковых или леонтьевых, то эта мысль применима и к «антиамериканизму», вот наша интеллигенция и запуталась в трех соснах. Причем и раздел-то вовсе не проходит по линии любви или ненависти к Америке, а связан с противостоянием сторонников Билля о правах и его противников.
Советские диссиденты находили вялую и недостаточную, но хоть какую-то поддержку в США. Теперь же, когда мыслящие американцы нуждаются в нашей поддержке против своего правительства еще больше, чем мы в их поддержке против своего, интеллигенции у нас больше нет, а интеллектуалы как прослойка еще не появились, потому и некому сказать родителям тех же Мэннинга и Сноудена простые слова поддержки: «За вашу и нашу свободу!»
|
|
