2006: Убийство Слезова и Усина (русских) выходцами из Чечни и Дагестана – бунт в Кондопоге.
2010: Убийство Свиридова (русского) выходцем из Кабардино-Балкарии – бунт на Манежной.
2013: Убийство Маржанова (татарина) выходцем из Чечни – бунт в Пугачеве.
Я не буду обсуждать эти события ни с юридической, ни с этической стороны. Для меня сейчас не важно, кто был прав, кто виноват. Важно другое: протесты в г. Пугачев (вкупе с предыдущими) – это магический кристалл, через который ясно видно, куда движется Россия и к чему ее приведет политическая судьба.
Внутренние конфликты как предпосылки революции
Чем значительнее доля населения, получающая выгоду от работы государственного аппарата, тем сильнее уровень поддержки этого аппарата и тем он жизнеспособнее. Соответственно, чем меньше доля населения, интересы которой защищает государство, тем значительней число недовольных, тем мощнее внутренние противоречия в стране и тем выше вероятность внутренних конфиктов, кульминацией которых является революция, т.е., смена режима насильственным путем. Именно в этом тренде и находится путинский режим.
С каждым годом (а после марта 2012 г. – с каждым месяцем) распределение экономических, социальных и политических благ в РФ происходит все более элитарно. В отношении распределения материальных и социальных благ российское общество последовательно поляризуется, разделяясь на две все менее соприкасающиеся группы: (1) чиновники/олигархи и (2) все остальные. Первые – фавориты режимы, вторые – плебс, неинтересный режиму. Отношения между этими группами характеризуются неприязнью, последовательно переходящей в антагонизм.
Недовольство путинизмом может проявлять себя по разным линиям, главными среди которых являются: (1) общероссийские либерально-демократические протесты против действий правительства, (2) региональная оппозиция Центру (т.е., Москве, но не в географическом, а политическом смысле), и (3) межэтнические конфликты. Есть еще и внутренние конфликты, но я на них заострять внимание не буду: на внутридворцовые противостояния власть реагирует достаточно оперативно; в конце концов, это просто – все они происходят, главным образом, в стенах Кремля или в радиусе нескольких километров от него. Но от остальных проявлений недовольства власть принципиально отмахивается. Вместо того чтобы адекватно прореагировать на проблему, являющуюся источником недовольства, решить ее и, кстати, тем самым укрепить свой престиж – вместо того, чтобы предпринять действия, сами собой разумеющиеся при государственной системе, защищающей интересы всех слоев населения, режим Путина отворачивается от этих проблем. Еще полтора года назад он действовал осторожнее – малыми дозами выпускал пар из котла оппозиционности. Но сейчас маска толерантности сброшена.
Отказ режима вести диалог или хотя бы признавать наличие трех перечисленных видов конфликтов – либерализм/авторитарность, регионы/Центр и межэтнические конфликты – грубейшая ошибка Кремля. Впрочем, разумность всегда была редким гостем в его действиях. Кстати, и «пугачевский бунт» – еще одно свидетельство того, как настойчиво игнорируют власти мнение своего народа.
Пятьдесят один процент россиян не возражает против отделения Чечни от РФ. Это важный момент, обязывающий Кремль действовать соответствующе. Но Кремлю не до моментов: ему удобнее отрицать существование серьезных межэтнических конфликтов в стране. Личное отношение Путина к этим конфликтам играет тут не последнее значение. В этой связи уместно вспомнить слова Жиглова (Высоцкий), обращенные к Ручечнику (Евстигнеев): «Закона ты боишься меньше, чем дружков своих, бандитов». И действительно: Рамзана и чеченскую братию в Кремле боятся больше, чем тот самый пятьдесят один процент населения. Процент поворчит, покричит, да и умолкнет, а вот братия – она доказала, на что способна: она может и пострелять, и повзрывать, и попридушить, да и финансовые рычаги управления у них неплохие.
В идеологическом вакууме, где ложь, коррупция, некомпетентность стали тремя китами российской государственности, внутренние конфликты будут неизбежно разрастаться, а число недовольных путинским режимом будет увеличиваться. Замечу тут, чтобы более не возвращаться к этому: под «путинским режимом» я имею в виду не только режим, непосредственно возглавляемый Путиным, но политическую систему, при которой массы отстранены от управления, а управление осуществляется классом чиновников и олигархов, характеризуясь экстремально высоким уровнем коррупции и фаворитизма. Даже если Путин будет смещен в 2013 г., как утверждает Пионтковский, и заменен кем-либо из своего нынешнего окружения, путинский режим сохранится.
Прямая зависимость этого режима от нефтегазовых цен делает его еще более уязвимым. С точки зрения консервативного большинства, каким бы коррупционером ни был Путин, он сделал черную икру, автомобили и поездки в Таиланд более доступными для народа. Падение мировых цен на нефть и газ сделает икру и прочие блага путинизма менее доступными, выступив катализатором массовых социальных потрясений.
В такой ситуации путинский режим не сможет долго продолжать существование. Но и в этом, казалось бы, еще нет ничего страшного: режимы – как и люди, они не вечны, они приходят и уходят; во всем цивилизованном мире правительства меняются – обычно путем выборов. Смена режима происходила даже в советскую эпоху: ленинский уступил место сталинскому, сталинский – хрущевской оттепели, после нее пришел брежневский застой, затем – лихая перестройка.
И вот тут мы подходим к самому главному: путинский режим показал, что отказываться от власти он не будет. Путин почему-то решил, что законы исторической преемственности и смены политических поколений к нему не относятся: он был, есть, и будет, а он и его свита – незаменимы и непреходящи. Мог бы объявить, что земля – плоская и изменить маршруты полетов «Аэрофлота». Мог бы запретить воде замерзать при нуле градусов. Но вместо этого настоял лишь на том, что действие не рождает противодействие, что котел не может взорваться от переизбытка пара, и что с его, Путина, приходом к власти время должно остановиться: никаких перевыборов, никакой смены власти, а только их имитация и симулякры.
Но если перевыборам, может, и не суждено состояться, режим все равно не будет жить вечно. Благодаря упрямству и узколобости властей сменен он будет, скорее всего, немирным путем. Революция – бархатная или рогожная, локальная или всеобщая, быстротечная или затяжная – практически неизбежна. Еще более неизбежна дезинтеграция России на несколько десятков независимых государств.
Как именно будут происходить эти процессы? Теоретически возможна замена путинской застойной автократии на общероссийскую центристскую диктатуру по образцу аргентинской периода «Грязной Войны» (1976-1983). Теоретически возможно превращение страны в подлинную – не номинальную, как ныне – федерацию с либерально-демократической формой правления по образцу, например, Бельгии. Но первый вариант – явление устаревшее, оставшееся в 20 веке, а второй предусматривает слишком высокую степень гражданской сознательности, которой у россиян нет и в ближайшие десятилетия не будет. Поэтому наиболее вероятным представляется сценарий, при котором Российская Федерация будет дезинтегрирована по инициативе региональных элит. Выглядеть это будет приблизительно следующим образом.
Пугачевская модель и авторитарная дефедерализация
Обозначенные выше три вида внутренних конфликтов – демократия/авторитарность, регионы/Центр и межэтнические конфликты – будут набирать обороты. Падение цен на нефть и газ (а это падение есть объективная неизбежность) вызовет финансовый и сразу вслед за ним экономический кризис. Рухнет рубль, страну поглотит инфляция. Сотни тысяч людей потеряют работу; объявят себя банкротами, будучи не в состоянии выплатить потребительские кредиты и ипотеки; потеряют капиталовложения, сделанные в недвижимость. Тогда режиму припомнят – и совершенно справедливо – провал с созданием промышленной экономики, и десятки миллиардов долларов, впустую потраченных на спортивные соревнования, и коррупцию. Особой статьей антиправительственной критики станет хищническая политика Центра в отношении регионов: по сравнению с Центром кризис в подавляющем большинстве регионов будет ощущаться особенно болезненно. Давление в паровом котле общественного настроения будет неуклонно стремиться к критической точке. Катализатором взрыва станет какой-нибудь случайный инцидент, вызванный состоянием массового социального стресса.
И вот тут «пугачевская модель» проявит себя в полном блеске. Именно поэтому античеченский бунт, еще не утихший в Саратовской области, имеет исключительную, хотя и зловещую, знаковую ценность. Именно поэтому события в Пугачеве представляют собой реалистичную и отнюдь не компьютерную симуляцию того, как может начаться будущая революция, тем более что убийство Маржанова стало лишь поводом для протеста, а настоящей причиной было возмущение неспособностью властей создать для жителей адекватные условия существования.
Почему именно Пугачев, а не, например, Болотная образца 6 мая служит моделью будущих событий? Потому что «пугачевский бунт» по своей природе и характеру гораздо ближе к народной революции, чем болотные протесты. В отличие от Болотной он не был подготовлен и возник стихийно. Да, у толпы были лидеры, которых власти уже заклеймили как зачинщиков, но и эти лидеры появились стихийно. В отличие от Болотной «пугачевский бунт» вышел из самых глубин народных масс.
Здесь, в отличие от Болотной, крайне мало аспирантов, научных работников и работников искусства. Ядро протестующих составил низший, а не средний класс. В отличие от болотинцев, пугачевцы гораздо более репрезентативны для населения России в целом: среди протестующих были пропорционально представлены люди всех возрастов – от малолетних детей, которых матери несли на руках – до стариков. Можно сказать, что пугачевцы представляли собой социально-демографический макет всей страны в миниатюре.
И вот так, в неотдаленном будущем в каком-нибудь провинциальном городке (а, может, и в самой Москве) сойдутся две силы: толпа злых граждан, уставших ото лжи, безденежья и произвола властей, и отряд злых омоновцев, уставших от того, что им то понижают, то не платят зарплату и при этом заставляют гонять всякую шваль. Возможно, повод для протеста будет более конкретным: очередное убийство, совершенное выходцами с Кавказа, или обнаружившееся расхищение Резервного Фонда, управление которым было недавно под сурдинку передано в частные руки.
Крики, камни, ругань. Напряжение дойдет до предела. У одной из сторон, в конце концов, сдадут нервы – и раздастся роковой выстрел. Демонстрация обернется кровопролитием. Оно будет заснято и вывешено в интернете. Его увидят по всей стране. И вот тогда в Пугачеве народ опять выйдет на площадь – только уже для того, чтобы требовать не выселения нескольких десятков чеченцев, а изгнания тысяч чиновников. Они возьмут штурмом здание городской администрации. Они перекроют федеральную трассу – и на этот раз никакого ОМОНа на них не хватит, потому что в соседних городах начнутся такие же бунты.
Поскольку «пугачевские бунты» будут происходить стихийно и разрозненно, поскольку у протестующих не будет четко выраженной, общей идеологии, а единственным общим пунктом требований может стать лозунг «долой правительство», региональные различия окажутся естественным направлением, по которым будет развиваться революция. Конечно, конфликт между Центром и регионами – не менее болезнен, чем межэтнические конфликты, но он поддается более зримому и прямолинейному решению, а именно – отделению от Центра. Чтобы увеличить свои привилегии и укрепить свою власть, ситуацией могут воспользоваться региональные элиты – губернаторы, мэры и местные олигархи – в большинстве своем назначенные тем же Центром. Через подконтрольные им законодательные собрания субъектов федерации, элиты объявят о выходе из РФ. Таким образом, революция начнется по сценарию Кровавого Воскресения, а кончится по сценарию послеГКЧП-истского бегства республик из СССР.
Дезинтеграция России представляется более чем реальным исходом революции, тем более что она уже давно началась. Распад Советского Союза был ее первой фазой, ибо за исключением Прибалтики и Закавказья отделились территории или являющиеся частью русской ойкумены (Восточная Украина, Восточная Белоруссия, Северный Казахстан) или исторически близкие ей. Распад – судьба любой империи, даже такой просвещенной и демократизированной, как Британская. Нынешняя Россия же, несмотря на название, была и остается уменьшенным вариантом Советского Союза, т.е., не федерацией, а империей с президентской формой правления (подробнее об этом см. мой пост здесь).
Имперская позиция Центра приведет к отмежеванию регионов, вооруженным столкновениям, кровопролитию, жертвам, этническим чисткам, - все по сценарию Боснии и Герцеговины. Отмежевание не обязательно произойдет во всех регионах одновременно, как это было в случае распада СССР, и может растянуться на несколько лет, как было в случае распада Югославии. Отделившиеся субъекты будут объединяться меж собой группами по двое-трое, но в своих действиях станут, как правило, руководствоваться, не волей электората, а интересами местных элит. Таким образом, на карте вместо Российской Федерации появится несколько десятков новых государств (полагаю, около тридцати), связанных принципом коллективной безопасности; а на политической арене – тридцать новых маленьких путиных вместо одного.
Впрочем, не исключено, что в некоторых регионах здравый смысл все-таки победит, и авторитарные элиты будут смещены либерально-демократическими силами в результате честно проведенных выборов. Как бы то ни было, в свете особенностей российского менталитета – эмоциональности, низкого уровня рациональности – именно дезинтеграция Российской Федерации руками региональных элит представляется мне самым вероятным исходом революции.
Демократическая дезинтеграция
При том что дезинтеграция неминуема, этот процесс довольно неоднозначен. В целом политическое размежевание – явление положительное, могущее, наконец-то, построить государственные институты, действительно защищающие интересы регионов и народа, а не имитирующие эти защиту. Создать эффективную, демократическую, некоррумпированную систему на небольшой территории – гораздо проще, чем на территории, занимающей одну седьмую часть земной суши. В этом плане примеры прибалтийских государств, Польши и Финляндии весьма показательны. Хотя имперская государственность перестанет существовать, культура, экономика и коллективная безопасность на территории русосферы может продолжать развиваться и наконец-то получат возможность стать конкурентоспособными. Как показало отделение Австралии, Новой Зеландии, Сингапура, и Канады (не говоря уже о США) от Британской Империи, а также отделение Аргентины, Уругвая и Чили – от Испании, для процветания регионов, имеющих общую культуру и язык, им совершенно необязательно быть частью одного государственного образования. Государства – как дети: какое-то время они находятся в отчем доме, но приходит пора покинуть его, чтобы начать свою жизнь.
С другой стороны, дезинтеграция Российской Федерации может повлечь за собой вооруженные конфликты, этнические чистки и установление локальных авторитарных режимов. Возникает резонный вопрос – оправдывает ли цель средства? Но на самом деле, вопрос этот автоматически отпадает, ибо дефедерализацию можно осуществить демократическим путем, предотвратив все неблагоприятные последствия и сохранив благоприятные.
Для этого региональные органы власти должны стать адекватным представительством электората. Оно достигается проведением честных выборов на местах, что в условиях путинского режима – вещь весьма непростая. Тем не менее, здесь игра стоит свеч, и за такие выборы следует побороться. Если законодательные собрания или хотя бы губернатор будут представлять интересы электората, вопрос об отделении можно будет решить внутри каждого региона путем референдума. Если большинство населения проголосует за то, чтобы во имя национальной идеи оставаться придатком Центра и во всем зависеть от него, то, значит, так тому и быть. Если – за то, чтобы взять ответственность за свою судьбу в свои руки, то регион объявит о выходе из федерации. Через референдум можно будет решить и вопрос о возможном объединении соседних регионов (например, Кировской области с Вологодской), если электорат предложит такое объединение.
Подведем итоги
В сегодняшней России внутренние конфликты (демократия/авторитарность, регионы/Центр и межэтнические конфликты) обостряются, усиливая антагонизм между двумя неравновеликими социальными группами: чиновники/олигархи и остальная часть населения. Нежелание путинского режима решать эти проблемы и фактическая блокировка юридического механизма для законной смены власти приведут к тому, что режим будет смещен революционным путем. Катализатором революции может стать экономический коллапс, вызванный падением нефтегазовых цен, а проходить она будет по образцу недавнего «пугачевского бунта» – стихийно и по инициативе снизу. Одним из результатов революционных преобразований станет, скорее всего, частичная или полная дефедерализация, вызванная недовольством чрезмерной централизацией и отстранением регионов от участия в управлении. Наиболее вероятно, что дефедерализация, как и распад Советского Союза, будет осуществлена сверху – региональными элитами – без учета мнения электората, что вызовет новые социальные потрясение на всем российском пространстве. Этих потрясений можно будет избежать, если вопрос о выходе из федерации решать через адекватно проведенный референдум.
|
|
