Я репортер. Разобрав аудиозаписи, сделанные 14 мая на площади возле ДК шахты "Распадская", подал на публикацию в своей газете. Но не тут-то было, материал проквасился полмесяца да так и не был принят. Герой рассказа Валерий, живет в Междуреченске, он горный инженер, закончил Московский горный институт, сейчас на пенсии.
Николай
Находясь на площади, я услышал спор двух убеленных сединами шахтеров. То, что это шахтеры, я понял по профессиональным терминам, мелькавшим в беседе (я услышал «управление кровлей, закладка выработанного пространства, заиловка»).
- Ну как они могут заявлять, что шахту можно восстановить, что – Тулеев и Шойгу – специалисты в этой области? - говорил один из мужчин.
- Нет – они просто выразители популистской идеи, успокаивают народ, а слушать надо опытных горняков, давать им слово в первую очередь. И почему предлагается восстанавливать за счет бюджета, т.е. за наши народные деньги и налоги? Шойгу вообще шахты не нюхал, где он там туннели нашел (туннель - горизонтальная горная выработка, имеющая два выхода на поверхность)? Ну откуда ДВА выхода на поверхность у ГОРИЗОНТАЛЬНОЙ выработки, лежащей на глубине, скажем 300 метров? Наши бонзы крутятся на экране самым бесстыжим образом, горазды только языком молоть. Тулеев на втором слове о выплатах за погибших заговорил…
Самих бы этих «управляющих» прикнокнуть кого-нибудь в шахте и тут же объявить – не беспокойтесь, у нас припасен миллион для родственников…
Или что за слова такие: "после первого взрыва столько-то шахтеров удалось вывести на поверхность" – будто они дети малые и их на "гора" выводить надо, сами неспособны? Здесь Шойгу откровенно пиарит свою службу МЧС и создает у людей впечатление, что она не дремлет и сразу после взрыва "выводит" шахтеров, как слепых щенят. Ей-богу, чем на экранах маячить, лучше позвали бы профессионала – обычный работяга дал бы в сто раз больше информации и рассказал бы, как и что там произошло в первые минуты после взрыва, и как шахтеры выбирались из этого подземного ада, кто как умел, и как кому было предначертано судьбой, и кто это их за ручки «выводил»...
Я подошел ближе и представился. Собственно, меня интересовала дальнейшая судьба шахты "Распадская" и я надеялся получить ответ здесь, на бурлящей площади города. Тут у первого шахтера зазвонил телефон, он замолчал и извиняясь, отошел от нас, я оказался один на один со вторым собеседником. Тот назвался Валерием, и, обращаясь ко мне, сказал:
- Мы, собственно о восстановлении шахты и говорили. Думаю, надо честно сказать всему миру, что здесь 50 на 50, как распорядится «гора», можно и насовсем шахту потерять. Давайте вспомним опыт двух междуреченских шахт. Шахта "Томская", горела лет 10, что только не делали, как ни "заперемычивали" и с "гор" глину задавливали и азот закачивали, а шахту пришлось забросить. Глубины там не знаю какие были, но навряд ли глубже 300 метров. Шахта им. Шевякова, после памятного взрыва 1 декабря 1992 года, в результате которого погибли 25 горняков, загорелась и горела не переставая все время, даже когда спустя годы на ее пластах была открыта шахта «Ольжерасская-новая». Сейчас работать в ней приходится с оглядкой и повышенной опасностью, поднырнув под горящие пласты, так что даже вода, поступающая сверху, идет горячая. И сколько проработает такая шахта, если пожар не прекращается и погасить не могут?
- Валерий, как возникают пожары, каковы предпосылки? – спросил я.
- Все дело в хищнической добыче, давно узаконенной в Кузбассе. У нас свободное управление кровлей, другими словами – никакое, то есть после того, как комбайн заберет уголь в лаве, кровля пласта свободно падает за комплексом. Но, например пласт № 6 – очень мощный, в этом его уникальность, а учет ведется по пройденным «стружкам», поэтому часть угля, верхняя пачка, уходит в завал. Комплекс перешагивает по углю и тот навсегда уходит в выработанное пространство и там придавливается обрушившейся кровлей. Кроме того, существуют «целики». Короче – в шахте остается неубранный уголь. Под миллионным давлением, уголь локально сильно разогревается и происходит самовозгорание, горение может идти при очень маленьких остатках воздуха, но беда и в другом – при высоком давлении и температуре даже вода по черт-те каким законам может расщепляться на составляющие – вот вам и кислород, необходимый для поддержания реакции горения. Одним из продуктов горения угля является опасная для здоровья окись углерода и если, говоря о метане, у нас «на слуху» концентрации 1-2 процента (при 9% - самая опасная гремучая смесь), то СО опасна при концентрациях в сотни раз меньших.
Поэтому с этим газом трудно бороться, окись углерода просачивается через любые перемычки и отравляет воздух (рудничную атмосферу) в шахте. Датчики чувствуют этот газ и дают запрет на ведение работ, да и дышать не сможешь – угоришь. В Донбассе не оставляют пустого выработанного пространства, там применяется закладка («заиловка» – один из способов), поэтому там спокойно добывают уголь на глубинах более километра. Ясно, что работы по закладке выработанного пространства породой и глиной сказываются на конечной цене угля, и хозяева наших шахт попросту экономят на этом. А связать пожары в шахтах и последующие огромные убытки, с неправильным способом добычи угля никому в Кузбассе почему-то не приходит в голову.
Временщики и «манагеры» заполонили коридоры управляющих компаний. «После нас хоть потоп, а мы здесь и сейчас денежку срубим». Вы спросили про то, как возникают пожары, но наверное не знаете, что данный способ управления кровлей и отсутствие закладки выработанного пространства самым прямым образом связаны и со взрывами. Прикиньте сами: в пространстве, остающемся за угледобывающим комплексом (это «ангары и стадионы», просто сравнить не с чем – высота 6 м, ширина 300 м, отход от монтажной камеры – километр) имеется уголь, он омывается струей воздуха от общешахтной вентиляции, поэтому на исходящей струе имеем довольно большой процент метана – ведь он собирается с огромной площади, с пустот, образовавшихся после выемки пласта угля.
Далее, если раньше газ был растворен в угле при миллионных давлениях, то теперь, на потревоженном пласту, он имеет контакт с атмосферным давлением, которое в миллион раз меньше – поэтому газ «со свистом» выделяется из угля, а также из трещин бывших почвы и кровли (ведь закладки нет, кровля обрушилась, трещины ушли вверх на сотни метров) и через все эти трещины поступает метан и он сквозь выработанное пространство под собственным напором диффундирует в сторону лавы. Вот почему на исходящей присутствует повышенный (по сравнению с входящей струей воздуха) процент метана. Если трещина, образовавшаяся после извлечения угля, постепенно распространяясь вверх, найдет пузырь, полный газа, то начнется бурное поступление газа в забой, что-то вроде потопа, только не водяного, а газового.
Конечно, многие горняки замахают руками и всячески раскритикуют меня за такое описание процесса добычи, но здесь я упрусь и буду правоту свою доказательно отстаивать. Пласт, который разрабатывается с первого дня, поведение которого известно, это одно дело, а как ведет себя пласт, который находится выше нашего и не имеет промышленного значения, поскольку он, скажем, меньше одного метра в «толщину» (шахтеры говорят – мощность пласта), а теперь он весь испещрен трещинами и газует в нашу лаву? Трещины пронизывают и породы, содержащие уголь, и бывшие отработанные пласты, и тонкие прослойки угля – и со всех этих трещин в лаву прет метан.
Также на «метан» влияет и темп добычи угля. Если уголь высвободить из пласта, то на один объем угля выделяется 10 объемов чистейшего 100%-го метана. Грудь забоя в лаве свистит и шипит от выделяющегося газа (суфлярные выделения), газ выделяется из угля все время, пока он транспортируется по лентам. Газ отжимает уголь, и он сам падает на лавный привод (кливаж). Поэтому после прохода комбайна надо дать лаве устояться, подождать, пока газ уйдет, а потом только начинать новый заход. Но в погоне за метрами и кубометрами, пласту не дают отдохнуть, сразу после зачистки и задвижки секций «гонят план» и режут вторую «стружку». Вот я обрисовал предпосылки для взрыва, а «был бы газ, искра найдется»…
Далее, взяв за основу понимание угля, как губки, вмещающей газ, надо также ясно представлять, что чем глубже мы забираемся под землю, тем больше газа содержит уголь и закономерность имеет кубический характер. На «Распадской» – жирные коксующиеся угли с большим выходом «летучих» – именно это свойство делает довольно проблематичной его добычу с большой глубины – слишком много газа содержит отбитый уголь, слишком большие объемы воздуха нужно закачивать в шахту, чтобы проветривать непрерывно «газующие» участки.
В Германии за 40 лет не было ни единого взрыва, потому что там положено лет 25 собирать и утилизировать метан с шахтного поля, а потом только закладывать шахту. А у нас? Где утилизация попутного газа, где опережающие на годы скважины для дегазации? По западным меркам – наши шахты были бы запрещены для допуска людей. Я работал на глубинах более 500 метров на шахте им. Димитрова в Новокузнецке. Из-за горного давления там даже почву пучило, пути для вагонетной откатки угля горбом вставали. Сам видел пузырь в пласте от внезапного газового выброса – объем, примерно с нашу кухню, стенки блестят, как отполированные. Всю переднюю часть этой камеры выбросило в проходческий забой, штыба хватило метров на 30 штрека, но никто не пострадал, старики заметили поведение «горы» и остановили работу.
Шахта «Распадская» только-только вступила на такие глубины, поэтому даже знакомые пласты (те же пресловутые № 6 и № 7) могут показать иной характер. Неясна также сама природа угля. Я лично склоняюсь к абиогенной. Метан – это главный парниковый газ, его спонтанные выделения в океане считаются причиной таинственных катастроф кораблей и даже самолетов. По этой теории метан, поступающий из недр Земли, непрерывно образует нефть, уголь, а в океанах – водорастворимые формы. То есть наш уголь – это черная углеродная губка, образованная метаном. Нужно менять парадигму: не потому газ, что есть уголь, а потому уголь – что есть образующий его метан. Доокисляя углерод (т.е. сжигая уголь) в топке, мы извлекаем только десятую часть энергии, запасенной для нас природой. Поэтому в центр добычи надо ставить именно метан, а не губку, его вмещающую.
Но продолжим грустную тему о пожарах и взрывах. Бывает, что уголь, оставшийся в выработанном пространстве, загорается сам – о появлении пожара, в первую очередь говорят датчики, тогда такую живую лаву бросают и «заперемычивают» все входы в нее. Но все гораздо хуже, если в шахте произошел взрыв и начались пожары. Все потревоженные пласты, все пласты, которые были отработаны шахтой в предыдущие десятилетия, принимают участие в таком пожаре. Пожар невозможно локализовать, изолировав от воздуха. С вышележащих слоев по трещинам поступает вода, ее пары расщепляются на водород и кислород, поддерживающие горение. И такой пожар очень трудно остановить, потому что пожаром охвачено все шахтное поле на всех горизонтах, и даже пустые породы, содержащие уголь совсем в небольшом количестве, принимают участие в горении.
Таким образом, эндогенный пожар в шахте – следствие хищнической добычи угля. И все наши шахты начинают гореть из-за порока в технологии добычи. Неугасимо горели и горят шахты куда менее глубокие, чем «Распадская». Эти факты приводят меня к мысли о том, что дай-то Бог, чтобы блоки № 3 и 4 удержать и дать людям работу, но есть огромная вероятность, что один раз выпустив свои когти, огонь начнет нескончаемо гулять и гулять в границах нынешнего отработанного шахтного поля, и целиком шахту будет уже невозможно восстановить, даже ведя упорные работы по гашению пожара с поверхности и из под земли.
Вы построили крепкий дом из металла и бетона в лесу, он развалился – кто виноват – природа или люди?
Вы назвали дом «надшахтными сооружениями» и просверлили дырку, глубиной 503 метра, надшахтные сооружения и ваш ствол взорвались, – кто виноват – природа или люди?
Вы соединили ствол со всеми штреками в шахте, положив на это миллионы человеко-часов труда инженеров, маркшейдеров, проходчиков, да всего коллектива, подали в угольную шахту кислород и получили трагедию национального масштаба, – кто виноват – природа или люди?
А что мы слышим от хозяев, директоров, чиновников всех уровней? На «Распадскую» понаехало молодых столичных следователей, они ищут причину. Чайка забрал кабинет на полгода. Да будет ли спрошено? А истина – под ногами. Надо обязательно узнать у шахтового начальства, на всех углах кричащее о техногенных факторах этой катастрофы и чуть ли не вакуумной бомбе, заложенной врагами – а подавалась ли с гор «заиловка» (вода с глиной) в отработанные пласты?
Здесь послышался звук мегафона, толпа потянулась к крыльцу ДК. К нам подошли люди, знавшие моего собеседника, Валерий стал прощаться, уже отходя, он повернулся и сказал: «Когда соберетесь публиковать – обязательно сохраните все термины как есть, надоело видеть разжеванные адаптированные тексты «для домохозяек».
|
|
